.. а я... я...
Хироки со щелчком взвел курок кольта. Мицуко мгновенно прищурилась.
— Я знаю Такако, — проговорил Хироки. — Такако никогда бы не попыталась кого-то убить. Она никогда бы не запаниковала и не принялась стрелять в кого попало. Даже в этой дурацкой игре.
Мицуко поджала губы. Затем посмотрела на Хироки и попыталась улыбнуться. Хотя от этой улыбки и мурашки бежали по спине, с ней Мицуко казалась еще прекраснее.
— А я думала, она сразу загнулась, — с усмешкой процедила девочка.
Хироки молча продолжал целиться в нее из пистолета.
По-прежнему сидя на земле, Мицуко большим и указательным пальцами ухватила край юбки и, медленно ее поднимая, снова открыла соблазнительные ляжки.
Хироки отвел взгляд.
— Ну что, Хироки? Если ты мне поможешь, делай со мной, что захочешь. Сам видишь, я очень даже ничего.
Хироки оставался недвижен. И пистолета не опускал. Теперь он смотрел ей в лицо.
— Похоже, ничего у нас с тобой не получится, — сказала Мицуко. — Конечно же нет. Понятное дело, как только ты потерял бы бдительность, я бы тут же тебя прикончила. Да и как ты смог бы трахаться с девочкой, которая убила твою возлюбленную...
— Такако не была моей возлюбленной...
Мицуко молча на него взглянула.
— Но она была моей лучшей подругой, — продолжил Хироки.
— В самом деле? — Мицуко недоуменно подняла брови. А затем спросила: — Тогда почему ты меня не пристрелишь? Ты что, феминист? Не можешь в женщин стрелять?
Ее самоуверенное лицо по-прежнему было прекрасно. Теперь же перед Хироки стояла девочка-колдунья. Очаровательная, невинная, сущий ангел — но с холодными глазами убийцы. Под лунным светом эти глаза сверкали как лед. Голова у Хироки совсем закружилась.
— Как... — хрипло вымолвил он, — как ты могла так легко кого-то убить?
— Дурак, — отозвалась Мицуко. Похоже, направленный ей в лоб пистолет меньше всего ее заботил. — Таковы правила.
Хироки прищурился и покачал головой.
— Не все по ним играют.
Мицуко снова наклонила голову. А затем, по-прежнему тепло улыбаясь, позвала Хироки по имени. Все прозвучало так просто и дружелюбно, как будто эта девочка (якобы влюбленная в него по уши) подсела к нему до начала занятий, мучительно придумывая, о чем бы заговорить.
— Знаешь, Хироки, — сказала Мицуко, — пожалуй, ты хороший человек.
Хироки непонимающе сдвинул брови. Но рот у него удивленно раскрылся.
— Хорошие люди — они хорошие, — певуче продолжила Мицуко. — В некоторых отношениях. Но даже некоторые хорошие люди могут стать плохими. Или они так и подохнут хорошими. Пожалуй, ты один из таких.
Отвернувшись от Хироки, Мицуко покачала головой.
— Хотя нет, я не о том. Я вот о чем. Я решила брать сама вместо того, чтобы меня брали. Это не имеет отношения к добру или к злу, правде или неправде. Я просто так хочу.
Губы Хироки задрожали. Совершенно неуправляемо.
— ...А почему все-таки?
Мицуко опять улыбнулась:
— Не знаю. Но если бы пришлось придумать какое-то объяснение... скажем, для начала... — Она заглянула Хироки в глаза, а затем продолжила: — В девять лет меня изнасиловали. Три мужика брали меня по очереди, и у каждого вышло по три раза... хотя, нет, кажется, у одного вышло четыре. Такие здоровилы — вроде тебя. Правда, это были взрослые мужики. А я была тощая девочка. Грудей у меня вообще не было, ноги были как спички, но именно этого им и хотелось. А когда я стала кричать, им еще больше понравилось. Возбуждаются они от этого, понимаешь? Так что даже теперь, когда я с такими извращенцами трахаюсь, я всегда прикидываюсь, что кричу.
Хироки стоял столбом, немо глазея на Мицуко, на лице у которой после таких откровений по-прежнему играла милая улыбка. Ужасная история привела его в шок.
Однако Хироки быстро вышел из этого шока и даже собрался что-то такое сказать, но тут из рук Мицуко вырвалось что-то ярко-серебристое. Только тогда Хироки понял, что Мицуко успела сунуть правую руку себе за спину, но к тому времени обоюдоострый нож ныряльщика (прежнее оружие Мэгуми Это) уже вонзился ему в правое плечо. Пистолета Хироки из рук не выпустил, но невольно застонал и покачнулся от боли.
Мицуко мгновенно вскочила, метнулась и скрылась в лесу за спиной у Хироки.
Быстро обернувшись, Хироки успел заметить, как она исчезает во мраке.
Хироки понимал, что если он сейчас не убьет Мицуко Сому, то следующей ее жертвой вполне может стать Каёко Котохики. И все же не мог заставить себя это сделать. Вместо этого он прижимал ладонь к правому плечу. Кровь из ножевой раны уже начала просачиваться сквозь школьный пиджак Хироки, а он смотрел во тьму, где исчезла Мицуко.
Да, конечно... Мицуко могла просто выдумать эту историю, чтобы его ошарашить. Но Хироки так не думал. Гораздо вероятнее, что Мицуко Сома рассказала ему правду. Причем услышал он лишь малую часть этой правды. До сих пор Хироки просто не понимал, как ученица третьего класса младшей средней школы может быть так безжалостна. И теперь оказалось, что эта девочка давным-давно стала взрослой женщиной. Испорченной женщиной... или у нее все же была испорченная детская душа?
Кровь, стекавшая по рукаву Хироки, а затем по стволу кольта, тонкой струйкой беззвучно терялась в кучке прелой листвы у него под ногами.
Осталось 17 учеников
54
В половине четвертого Тосинори Ода (ученик номер 4) покинул дом, где он прятался. Укрывшись в нем, он сверился с картой и выяснил, что этот дом расположен в секторе Д=4. А в полночь Сакамоти объявил, что этот сектор станет запретным в 5 утра.
Прежде чем открыть заднюю дверь, Тосинори взглянул на тело Хироно Симидзу, которое он отволок в угол. Ничего такого — просто взглянул на лежащий ничком труп. Особой жалости к Хироно он не испытывал. В конце концов, здесь шло серьезное соревнование. И каждый получал по заслугам. Хироно Симидзу без малейших колебаний выстрелила в него, как только увидела. Ну и, разумеется, Тосинори затем подкрался к Хироно сзади, стал душить ее.
Понятия не имея, где найдет новое пристанище, Тосинори в конечном итоге решил идти на восток к жилому району. Согласно карте, этот район занимал порядка двухсот квадратных метров. Опять же согласно карте, узкая полоса земли, тянущаяся от жилого района, была занята фермерскими хозяйствами. Как только Тосинори уберется подальше от этой зоны, ему лишь останется спрятаться в одном из фермерских домов. Тосинори был выходцем из очень привилегированной семьи и жил в одном из самых шикарных домов префектуры (дом Кадзуо Кириямы наверняка был самым шикарным, но Тосинори никогда бы этого не признал). Прятаться в каких-то там кустах было просто ниже его достоинства. Конечно, поскольку в любом доме мог уже кто-то прятаться, входить туда было опасно, однако Тосинори не тревожился. Еще бы — ведь у него теперь был не только пуленепробиваемый бронежилет (с сертификатом высшего качества), но и пистолет, изъятый у Хироно. А вдобавок...
...надежный мотоциклетный шлем, который он нашел в доме.
В небе появилось легкое облачко. Своим концом оно уже начало наплывать на низкую полную луну. Поправив свой суперстильный шлем, Тосинори пересек двор и пробрался к краю узкого поля. В этой зоне было много домов, которые теперь отбрасывали причудливые тени. Пожар от сильнейшего взрыва, который расколол тишину почти сразу же за полночным объявлением Сакамоти, бушевал где-то справа от холма. Но теперь он уже угас, и весь тот район погрузился в темноту.
Справа от Тосинори стояли два дома, но они находились как раз на границе секторов Д=4 и Е=4. За спиной у Тосинори тянулся утес. Никаких домов там не было. Впрочем, если верить карте, выше по горе должны быть дома.
Если Тосинори правильно разобрался с картой, двигаясь на восток и добравшись до третьего-четвертого дома, он окажется вне запретной зоны. Однако если выяснится, что эти дома грязные, он может двинуться дальше. Во-первых, Тосинори терпеть не мог грязных домов, а во-вторых, он был убежден, что подобное место привлекает только вульгарных людей.
Тосинори решил направиться туда.
Пригнувшись, он осторожно двинулся вдоль края фермерского поля. Его раздражала грязь под ногами, а тупая боль от выстрела Хироно Симидзу по его бронежилету только усилила раздражение. Почему он, Тосинори Ода, должен был попасть в эту грубую игру и корчиться на грязной земле вместе с «вульгарными массами»? (Именно такую фразу его отец, руководитель крупнейшей пищевой компании в восточной части префектуры, частенько использовал дома, и Тосинори тоже привык по любому поводу мысленно выражать свое презрение к «вульгарным массам». Разумеется, воспитанный мальчик, Тосинори никогда бы не сказал этого вслух.)
Неважно, имел ли он право на высокомерие или нет, но Тосинори действительно обладал уникальным даром. Таланты его одноклассников проявлялись в основном в спортивных играх, в способности пополнить ряды малолетних преступников или даже геев (впрочем, тот очень вульгарный гей уже был мертв). Талант Тосинори был действительно уникален.
В возрасте четырех лет начав брать частные уроки музыки, Тосинори теперь был одним из ведущих скрипачей префектуры в своей возрастной группе. Гением он не был, но и посредственностью тоже. Родители уже потрудились организовать для Тосинори дальнейшее поступление на музыкальный факультет знаменитого Токийского университета. Что же касалось его будущей карьеры, то мальчик видел себя по меньшей мере дирижером Государственного симфонического оркестра префектуры.
Как считал Тосинори, таким образом у него появлялось еще больше причин не умирать. Он станет дирижером, женится на прекрасной, благородной женщине и станет общаться исключительно с богатыми, элегантными людьми. (Его старший брат Таданори собирался унаследовать компанию. Конечно, мысль о том, чтобы делать уйму денег в качестве президента, имела привлекательность, но Тосинори претило заниматься какими-то там пищевыми продуктами. «Нет уж, — думал он, — пусть этим занимается мой вульгарный брат».) Тосинори, как ему казалось, резко отличался от всех своих одноклассников — невеж и неудачников. Конечно, их смерть ровным счетом ничего не будет значить, но он-то одарен. Он-то драгоценен. А даже в биологическом плане высшая особь обречена на выживание — разве не так?
Поначалу Тосинори располагал только этим бронежилетом, непонятным образом выданным ему вместо оружия. Тогда ему оставалось только бегать и прятаться. Но теперь у него был пистолет! Тосинори решил быть совершенно беспощадным. «Что там болтают про благородную душу музыканта? — думал он. — Какая наивность! Чушь, да и только». Несмотря на свои пятнадцать лет, еще толком не зная мира, Тосинори уже знал очень многое о музыкальных кругах. Если только ты не был гением, для тебя все решали деньги и связи. Как и в этой игре, все дело заключалось в том, чтобы сокрушить конкурентов и выжить самому.
Правда это была или нет, но Тосинори Ода искренне так считал.
Разумеется, близких друзей в классе "Б" у Тосинори не было. Откуда, если там учились представители лишь вульгарных масс? Тосинори глубоко презирал своих вульгарных одноклассников. Особенно Сюю Нанахару.
В музыкальном кружке Тосинори, естественно, не состоял. Вот уж где полно вульгарных масс — причем особенно вульгарных. Эти неудачники одну лишь популярную музыку и играли (судя по всему, музыкальный кружок был завален нелегальными зарубежными партитурами). Да, все верно. Сплошные ничтожества и неудачники. Особенно Сюя Нанахара.
Что касается музыкальных способностей, то Тосинори превосходил Сюю по всем статьям, учитывая его развитый музыкальный слух и знания по теории музыки. И все же, несмотря на свое безоговорочное превосходство, вульгарные девчонки из их класса неприлично орали, слушая аккорды детсадовского уровня, которые Сюя Нанахара извлекал из своей гитары. («Эти вульгарные суки, — возмущенно думал Тосинори, — могли бы с таким же успехом жирным готическим шрифтом начертать на своих безмозглых лбах, как им хочется, чтобы Сюя Нанахара тут же, не сходя с этого места, их оттрахал».) Когда же Тосинори по просьбе учителя музыки заканчивал играть изящный пассаж, вся эта вульгарная шваль всего лишь вежливо ему аплодировала.
Во-первых, эти суки-неудачницы просто не могли по достоинству оценить классическую музыку, а во-вторых, такой успех Сюя имел исключительно благодаря своей смазливости (хотя Тосинори нипочем бы этого не признал, в глубине души его самого воротило от собственной уродливой рожи).
«Ну и пусть, — думал Тосинори Ода. — Все равно все женщины таковы. Они вообще не люди. Другой биологический вид. Просто инструмент для производства детей (и, разумеется, они обязаны по первому требованию доставлять удовольствие мужчинам). А если они хорошенькие, то служат украшением для сильного, успешного мужчины вроде меня. В общем, все сводится... к деньгам и связям. А мой талант стоит любых вложений. Следовательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79