Однако расскажите нам о себе все. Что произошло, как вы сюда попали, что видели… Прошу вас, рассказывайте…
В динамике раздался голос из-за стеклянной стены:
– На это нет времени. Студия нужна для…
– Замолчите! – властно поднял руку старик. – Молчите и включите видеозапись, если вы ее уже выключили. Здесь происходит нечто выше вашего разумения.
Затем снова повернулся к экрану, выражение его лица смягчилось.
– Говорите, Грэм. Мы вас слушаем.
– Хорошо, – сказал Грэм. – Я расскажу. Все это началось несколько дней тому назад. Был вечер, пошел дождь…
2
Крупный русоголовый мужчина на экране умолк, но все продолжали сидеть в оцепенении, словно ожидая, когда он скажет еще что-то, что рассеяло бы кошмар, избавило их от страшной, невероятной развязки. Казалось, достаточно повернуть голову – и увидишь его здесь, перед самым столом; в то же время они отдавали себе отчет в том, что это исключено, ибо он представлял собою всего лишь изображение, электронный фантом, случайно забредший на студийный телевизионный монитор. Чертежница закусила уголок измятого платочка, научный сотрудник нервно шмыгнул носом, ведущий непрерывно приподнимал плечи, словно хотел размяться после долгого сидения на одном месте. Даже с лица школьника сползло вызывающее выражение, характерное для юных, – видимо, ему бессознательно хотелось съежиться, казаться меньше чем на самом деле, вернуться в тот возраст, когда все решения принимали за него взрослые.
Лемхович встряхнул головой. Он выглядел сейчас лет на десять старше. Куда-то делась его вечная скептическая улыбка. Обернувшись к сотруднику Исследовательского центра, он попытался встретиться с ним взглядом, но тот упорно не поднимал глаз от стола.
– Мне кажется, все сходится, коллега… – тихо произнес Лемхович. – Перегрузки… срывы, попытки логического фильтра ввести действие в колею… удержать в цепях сознание, открывшее для себя свободу…
Плечи научного сотрудника дрогнули. Голос его звучал до неузнаваемости глухо.
– Да, сходится… Все понятно, я с самого начала это почувствовал.
Он вдруг поднял полные слез глаза и почти закричал в отчаянии:
– Ну, так что теперь? Чего вы теперь от меня потребуете? Откуда я мог знать, что он обретет жизнь? Известно вам, сколько раз до сих пор делались попытки создать искусственный интеллект? И ни одна… слышите, ни одна!..
– При чем тут искусственный интеллект? – в донесшемся с экрана голосе Грэма Троола звучала тревога. – Объяснит мне кто-нибудь в конце концов, что здесь происходит?
– Что ж, могу я, – деловито поднялся со своего места ведущий. – Коротко, в двух словах. Вы – экранный образ, понимаете, пер-со-наж! Ваше сознание, ваши миры – все это лишь комбинация сигналов, подаваемых компьютером на телевизионный аппарат. В качестве такой комбинации сигналов вы и путешествовали по проводникам электросети. Бесконечное пространство… коридоры… туннели… ха-ха! Проще сказать: от штепселя к штепселю, от телевизора к…
Договорить ему не дал научный сотрудник. Этот низкорослый человечек вскочил и невероятно точным ударом свалил журналиста на пол. В следующий миг тот, приподнявшись на локтях, недоуменно ощупывал челюсть, а научный сотрудник, стоял над ним и в полном изумлении, щурясь, рассматривал свой воинственно воздетый кулачок.
На экране Грэм Троол сжимал виски так, что казалось; он хочет смять, уничтожить не укладывавшуюся в голове, чудовищную весть, которая лишала его права на жизнь.
– Как же так… – невольно вырвалось у него. – Я хотел добраться до "игроков"… а вы… Вы ведь люди! Сделайте же что-нибудь… или не можете?
– Да, Грэм, мы не в силах что-либо изменить, – упавшим голосом заговорил Лемхович. – Мы не те "игроки", которых вы искали… Нет силы, способной преодолеть стоящую между нами преграду. И вина в том наша… Моя… его… всех нас… Да, человек не может без искусства! Без зрелищ! Вот мы и совершенствовали зрелища, постоянно. Сто пятьдесят лет тому назад создали кино, "великого немого". Потом дали ему голос, сделали цветным, потом объемным… И все это привело нас к последнему порогу, когда уже подлинным, настоящим личностям придется страдать ради нашего развлечения. И в чем же тогда разница между нами и древними римлянами с их кровавыми схватками гладиаторов, с их сладострастным "убей его" – и большой палец вниз? Черт бы побрал нас, любителей трагедий! Задумались ли мы хоть раз о том, что стоит за экраном, за грамофонной пластинкой, за страницами книги? Умей мы все это почувствовать, давно стали бы в сотни раз добрее и лучше! Стотысячным тиражом убиваем Ромео и Джульетту… и еще ладно, когда это Ромео и Джульетта, а ведь часто наши развлечения ничего общего с искусством не имеют, тогда мы швыряем на потребу ненасытной публике мучения Джона Уилберри и ему подобных. И ни разу нам не пришло в голову подумать об образе, о слове как о частице живого человеческого существа…
Чертежница всхлипывала, уже не таясь, строитель сжимал зубы, писатель катал по столу самописку, не замечая, что золотое перо давно сломано…
– Кому вы все это говорите, профессор? – прошепелявил разбитым ртом ведущий.
Лемхович провел ладонью по лицу.
– Себе… да и другим…
Ему хотелось по-настоящему сильным, проникновенным словом поддержать Грэма. Он посмотрел на экран, вздрогнул и замер в безмолвии.
Погасший матовый прямоугольник теперь уже ничем не отличался от остальных семи.
Лишь в глубине его видны были белесые, но достоверные отражения стола и собравшихся за ним людей, прожекторов, стен студии… и, черт подери, просопел Лемхович, за этими отраженными стенами есть же какой-то мир… он живет… живет…
ЭПИЛОГ
Уважаемый профессор Гарбов!
Радостная весть, вероятно, докатилась уже и до Вас, но для перестраховки повторю: свершилось! Три дня тому назад мы синтезировали в лаборатории отрывок первого фильма. Видеон, можно сказать, создан, теперь ему предстоит завоевать мир. Жаль, что Вас не было с нами в тот миг, когда стало ясно – успех достигнут. Но здоровье прежде всего. С нетерпением ждем Вашего возвращения из дома отдыха. Выздоравливайте поскорее, ибо успех успехом, но без Вас мы можем провозиться с практической реализацией еще два-три года.
Помните наш разговор об ответственности творческой личности? Видеон был тогда всего лишь мечтой, ворохом бумаги, испещренной схемами и цифрами. Сегодня он становится действительностью, а значит, все теперь гораздо серьезней.
Надеюсь, у Вас в доме отдыха найдется видеомагнитофон. Высылаю кассету с фильмом, созданным на экспериментальном видеоне. В нем мне хотелось выразить наше понимание ответственности по отношению к тем проблемам, которых нам, несомненно, не избежать, в том случае, если мы не уйдем в сторону от избранного пути.
Я позволил себе придать профессору Лемховичу из фильма Ваши черты. Извините за шутку, мне казалось, что так будет убедительнее.
А вообще-то фильм сделан всерьез. Вы уж его посмотрите, профессор Гарбов.
И подумайте.
Искренне Ваш,
старший научный сотрудник
Любомир Николов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
В динамике раздался голос из-за стеклянной стены:
– На это нет времени. Студия нужна для…
– Замолчите! – властно поднял руку старик. – Молчите и включите видеозапись, если вы ее уже выключили. Здесь происходит нечто выше вашего разумения.
Затем снова повернулся к экрану, выражение его лица смягчилось.
– Говорите, Грэм. Мы вас слушаем.
– Хорошо, – сказал Грэм. – Я расскажу. Все это началось несколько дней тому назад. Был вечер, пошел дождь…
2
Крупный русоголовый мужчина на экране умолк, но все продолжали сидеть в оцепенении, словно ожидая, когда он скажет еще что-то, что рассеяло бы кошмар, избавило их от страшной, невероятной развязки. Казалось, достаточно повернуть голову – и увидишь его здесь, перед самым столом; в то же время они отдавали себе отчет в том, что это исключено, ибо он представлял собою всего лишь изображение, электронный фантом, случайно забредший на студийный телевизионный монитор. Чертежница закусила уголок измятого платочка, научный сотрудник нервно шмыгнул носом, ведущий непрерывно приподнимал плечи, словно хотел размяться после долгого сидения на одном месте. Даже с лица школьника сползло вызывающее выражение, характерное для юных, – видимо, ему бессознательно хотелось съежиться, казаться меньше чем на самом деле, вернуться в тот возраст, когда все решения принимали за него взрослые.
Лемхович встряхнул головой. Он выглядел сейчас лет на десять старше. Куда-то делась его вечная скептическая улыбка. Обернувшись к сотруднику Исследовательского центра, он попытался встретиться с ним взглядом, но тот упорно не поднимал глаз от стола.
– Мне кажется, все сходится, коллега… – тихо произнес Лемхович. – Перегрузки… срывы, попытки логического фильтра ввести действие в колею… удержать в цепях сознание, открывшее для себя свободу…
Плечи научного сотрудника дрогнули. Голос его звучал до неузнаваемости глухо.
– Да, сходится… Все понятно, я с самого начала это почувствовал.
Он вдруг поднял полные слез глаза и почти закричал в отчаянии:
– Ну, так что теперь? Чего вы теперь от меня потребуете? Откуда я мог знать, что он обретет жизнь? Известно вам, сколько раз до сих пор делались попытки создать искусственный интеллект? И ни одна… слышите, ни одна!..
– При чем тут искусственный интеллект? – в донесшемся с экрана голосе Грэма Троола звучала тревога. – Объяснит мне кто-нибудь в конце концов, что здесь происходит?
– Что ж, могу я, – деловито поднялся со своего места ведущий. – Коротко, в двух словах. Вы – экранный образ, понимаете, пер-со-наж! Ваше сознание, ваши миры – все это лишь комбинация сигналов, подаваемых компьютером на телевизионный аппарат. В качестве такой комбинации сигналов вы и путешествовали по проводникам электросети. Бесконечное пространство… коридоры… туннели… ха-ха! Проще сказать: от штепселя к штепселю, от телевизора к…
Договорить ему не дал научный сотрудник. Этот низкорослый человечек вскочил и невероятно точным ударом свалил журналиста на пол. В следующий миг тот, приподнявшись на локтях, недоуменно ощупывал челюсть, а научный сотрудник, стоял над ним и в полном изумлении, щурясь, рассматривал свой воинственно воздетый кулачок.
На экране Грэм Троол сжимал виски так, что казалось; он хочет смять, уничтожить не укладывавшуюся в голове, чудовищную весть, которая лишала его права на жизнь.
– Как же так… – невольно вырвалось у него. – Я хотел добраться до "игроков"… а вы… Вы ведь люди! Сделайте же что-нибудь… или не можете?
– Да, Грэм, мы не в силах что-либо изменить, – упавшим голосом заговорил Лемхович. – Мы не те "игроки", которых вы искали… Нет силы, способной преодолеть стоящую между нами преграду. И вина в том наша… Моя… его… всех нас… Да, человек не может без искусства! Без зрелищ! Вот мы и совершенствовали зрелища, постоянно. Сто пятьдесят лет тому назад создали кино, "великого немого". Потом дали ему голос, сделали цветным, потом объемным… И все это привело нас к последнему порогу, когда уже подлинным, настоящим личностям придется страдать ради нашего развлечения. И в чем же тогда разница между нами и древними римлянами с их кровавыми схватками гладиаторов, с их сладострастным "убей его" – и большой палец вниз? Черт бы побрал нас, любителей трагедий! Задумались ли мы хоть раз о том, что стоит за экраном, за грамофонной пластинкой, за страницами книги? Умей мы все это почувствовать, давно стали бы в сотни раз добрее и лучше! Стотысячным тиражом убиваем Ромео и Джульетту… и еще ладно, когда это Ромео и Джульетта, а ведь часто наши развлечения ничего общего с искусством не имеют, тогда мы швыряем на потребу ненасытной публике мучения Джона Уилберри и ему подобных. И ни разу нам не пришло в голову подумать об образе, о слове как о частице живого человеческого существа…
Чертежница всхлипывала, уже не таясь, строитель сжимал зубы, писатель катал по столу самописку, не замечая, что золотое перо давно сломано…
– Кому вы все это говорите, профессор? – прошепелявил разбитым ртом ведущий.
Лемхович провел ладонью по лицу.
– Себе… да и другим…
Ему хотелось по-настоящему сильным, проникновенным словом поддержать Грэма. Он посмотрел на экран, вздрогнул и замер в безмолвии.
Погасший матовый прямоугольник теперь уже ничем не отличался от остальных семи.
Лишь в глубине его видны были белесые, но достоверные отражения стола и собравшихся за ним людей, прожекторов, стен студии… и, черт подери, просопел Лемхович, за этими отраженными стенами есть же какой-то мир… он живет… живет…
ЭПИЛОГ
Уважаемый профессор Гарбов!
Радостная весть, вероятно, докатилась уже и до Вас, но для перестраховки повторю: свершилось! Три дня тому назад мы синтезировали в лаборатории отрывок первого фильма. Видеон, можно сказать, создан, теперь ему предстоит завоевать мир. Жаль, что Вас не было с нами в тот миг, когда стало ясно – успех достигнут. Но здоровье прежде всего. С нетерпением ждем Вашего возвращения из дома отдыха. Выздоравливайте поскорее, ибо успех успехом, но без Вас мы можем провозиться с практической реализацией еще два-три года.
Помните наш разговор об ответственности творческой личности? Видеон был тогда всего лишь мечтой, ворохом бумаги, испещренной схемами и цифрами. Сегодня он становится действительностью, а значит, все теперь гораздо серьезней.
Надеюсь, у Вас в доме отдыха найдется видеомагнитофон. Высылаю кассету с фильмом, созданным на экспериментальном видеоне. В нем мне хотелось выразить наше понимание ответственности по отношению к тем проблемам, которых нам, несомненно, не избежать, в том случае, если мы не уйдем в сторону от избранного пути.
Я позволил себе придать профессору Лемховичу из фильма Ваши черты. Извините за шутку, мне казалось, что так будет убедительнее.
А вообще-то фильм сделан всерьез. Вы уж его посмотрите, профессор Гарбов.
И подумайте.
Искренне Ваш,
старший научный сотрудник
Любомир Николов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19