Потом, когда они знакомились, Сесил спросил про второе имя Христиана. Он сказал так:
– А каким оружием ты владеешь?
– Что? – не понял Христиан.
– Твое второе имя.
– Джеймс, – ответил Христиан.
– Странное название для оружия, – усомнился Сесил. – Как оно выглядит?
– Это не оружие. Это библейское имя.
Тогда Сесил и рассказал Христиану, что у них в культуре второе имя означает вид оружия. А Христиан рассказал Сесилу, кто такие есть библейские герои.
После этого Христиан придумал себе новое имя – Разбитая Бутылка.
* * *
– Сесил! – орет Христиан.
Мы направляемся в сторону шатра. Сесил поднимает глаза от стряпни. Он – спец по пирожкам и держит собственный киоск на фестивале. Пока его единственным клиентом стал карлик а-ля Эндрю Джексон, который уже купил пирожок и поливает его малиновым сиропом.
– Мой друг Христиан, – Сесил расплывается в беззубой улыбке, выдыхая алкогольные пары. – Вы будете смотреть сегодняшние поединки?
– Не думаю, – ответил Христиан. – Нам на работу нужно.
– Вы многое пропустите. Я буду сражаться с Коверным чудищем.
– А что это за зверь?
– Он вроде маленького медведя, но вместо шерсти у него – ковровое покрытие, и ходит он как обезьяна.
– Звучит круто. Я бы хотел посмотреть.
– Бои продлятся целый день, один будет с Чудищем-Скитальцем. Вам нужно посмотреть хотя бы первый раунд. Он скоро начнется.
* * *
Я больше не обращаю внимания на Христиана и Сесила, а превращаюсь в Божье око и следую за обнаженной женщиной, которая проходит вдалеке. Она голая, а всем до лампочки. Она идет, кажется совершенно свободная от окружающего мира, спрятавшись внутри самой себя, улыбаясь, как счастливый ребенок. Стройная, безупречных пропорций. Да, она – абсолютное совершенство. Как робот. Только робот может быть таким прекрасным, таким эстетичным и неестественным. Для меня она – существо, от которого спирает дыхание. Кажется, никто ее не замечает, хотя она совсем без одежды. Она движется, не издавая звуков. Только робот может двигаться столь бесшумно.
Наверное, она голубая женщина, потому что ее кожа имеет легкий голубой оттенок, у нее огненно-рыжие волосы, и на лобке тоже, а глаза – зелено-синие, яркие, как бирюза. У нее необыкновенно большие глаза. Огромные и невинные.
Я вглядываюсь в ее лицо, заглядываю глубоко в глаза и замираю. Лишь один взгляд. Я чувствую себя слабым, маленьким, порабощенным. Ее глаза такие БОЛЬШИЕ, что всасывают мою душу, вбирают в себя. Она могла бы забрать мою жизнь в одно мгновение, я бы ей позволил, позволил бы вдохнуть меня, как воздух, лишь бы оказаться в ней. Это все, о чем я буду мечтать до конца жизни – быть внутри нее. На веки вечные.
Я не следую за ней, когда она исчезает из виду.
Христиан возвращает меня обратно в тело.
* * *
– Ты где был? – спрашивает он.
– Вон там, – я показываю на место футах в тридцати от нас.
– А что ты там делал?
– Мне кажется, я видел голубую женщину.
– Да ты что!
– Честно, со мной такое первый раз случилось.
Сесил врывается в разговор:
– Никогда не приближайтесь к ним, к этим голубым женщинам. От них одни беды.
– Почему это беды? – спросил я, почти оскорбившись. Голубая была настолько совершенной! Разве может от нее быть беда?
Сесил продолжает:
– Голубые женщины живут тут поблизости, но видишь их не так часто. Все они лесбиянки. А лесбиянкам нельзя верить. Это раса, в которой нет мужчин. Женщины могут оплодотворять друг друга с помощью специальных органов на лице. Их дети рождаются через пищевод, а не через влагалище.
– Так что с ними не так? – спросил Христиан.
– Они лесбиянки. Вот и все, – настаивает Сесил. – С лесбиянками все плохо. А без мужчин не бывает войн и турниров. Ужасная, ужасная раса.
– Так, значит, с мужчинами они сексом не занимаются? – уточнил Христиан.
– Ну… – сказал Сесил, – предполагают, что голубые женщины до сих пор могут вступать в половые сношения с мужчинами других рас, но только ради снятия напряжения, отдыха или чего-то подобного. Мужчины не имеют отношения к их размножению, так что замуж они не выходят. Это просто кучка шлюх, передающих всякие болезни. Не прикасайтесь к ним. Они нехорошие. Зло во плоти, я всегда так говорил.
Христиан и Лист не согласны с Сесилом. Я однозначно заинтригован голубыми женщинами. И по хитрющему лицу Христиана понимаю, что и он тоже.
* * *
Мы покидаем киоск с жареными пирожками: на моих босых ногах куски грязи, зрители все прибывают и прибывают на фестиваль, я гляжу на мелкий дождик, и у меня начинает кружиться голова, Сесил дает нам с собой жареных пирожков с клубничным соусом.
Затем, отдаляясь от нас с деревянной миской, деревянной ложкой и кружкой пива в руках, Сесил спрашивает:
– Куда вы направляетесь?
А мы продолжаем идти. Новый дождь, кажется, поднимается от земли, омывая небо и облака. Как если бы недра земли были настолько полны влаги, что решили вернуть ее, вылив дождем в атмосферу.
Христиан оборачивается к Сесилу и отвечает:
– В забвение.
* * *
Поедание пирожков убеждает нас в необходимости где-то присесть, и мы выбираем большой шатер с ареной. Большинство сидений вымокло от земляного дождя, стоит сильный запах джунглей. Толпа сидит и не жалуется ни на дождь, ни на строителей шатра, ни на свои мокрые задницы, с нетерпением ожидая начала первой схватки из пятидесяти, которые продолжатся в режиме нон-стоп до поздней ночи.
Мы не пытаемся искать сухие места. Вода все просачивается сквозь штаны на задницу, дико холодная, но я ничего не делаю. Вмятины с темной водой, видимо, останутся на моей жопе всю ночь, если я не найду себе сухие штаны.
Первый бой происходит между средневековым и креллианом.
Креллиан – это очень высокое, очень сильное и очень худое существо/человек. Он выглядит как огромная палка, обтянутая бледной резиновой кожей. Этот необычный вид был выведен искусственно, чтобы получить самых сильных и быстрых воинов всех времен, а это значит, что схватка будет недолгой. Средневековому не победить креллиана, даже если вести нечестный бой.
В их мире люди постепенно уступали зомби – их назвали фортиками – и не хотели бороться и защищать себя, поскольку существуют более важные вещи, чем думать о том, что тебя сейчас съедят или убьют. Так что они создали мощную расу креллианов, чтобы спасти свои города от угрозы разрушения.
Креллианы способны жить столетиями, обычно сами по себе и никогда в полной безопасности. Когда они не истребляют зомби, то проводят время в медитации и религиозных практиках. Их бог зовется Крон. Крон – это– рой из девяти богов нашей системы. Яхве, я думаю, занимает седьмое место. Именно этот бог имеет больше влияния на своих последователей, чем остальные в его клике. Он дает им силы, даже магические, чтобы они стали мощными и могущественными – самой великой расой из всех по уровню интеллекта и развития.
Яхве был противоположностью Крона. Он верил в духовную силу и любовь. Он хотел, чтобы его люди обладали сильным духом – физическая и интеллектуальная сила не имела для Него значения. Но теперь Он отвернулся от наших душ, так что я не желаю говорить о Его «хороших сторонах».
Иногда я размышляю над тем, что у Него могло не быть выбора.
Может быть, Он закрыл врата рая, чтобы Волм не смог вытянуть оттуда души, которые Он собрал там. Может быть, Он боялся, что Его собственная душа будет отобрана и переработана душегубкой. Может быть, Он проливает слезы за тех, кто не попадет в рай. Может быть, Он чувствует себя виноватым.
Или – может быть – Его душа уже исчезла.
И этот огромный гниющий труп на небесах, который когда-то был нашим Богом, сейчас уставился в свою священную стену и пожимает своими священными плечами.
А Его священный великий дух давно обратился в забвение.
* * *
Поединок начинается.
Бойцы не двигаются, просто стоят и пялятся, как застывшие статуи. Креллиан необычайно высок, даже для креллиана. Выразительные черты. Толпа кажется возбужденно счастливой, взволнованной, восхищенной явным превосходством креллиана над запуганным оппонентом, но мне скучно. Оба не двигаются.
Креллиан не нападет, пока не нападет его противник, такова мораль креллианов, а его оппонент слишком напуган, чтобы атаковать.
От скуки я спрашиваю Христиана, почему он так ответил Сесилу, когда мы уходили от его киоска.
– Что ты имел в виду, говоря, что мы идем в забвение?
Христиан задумался. Потом вспомнил.
– А, да, именно туда мы и направляемся.
– Ты на самом деле так думаешь? – спрашиваю я.
– Так сказал Сатана, разве нет?
Средневековый забегает креллиану за спину, но все еще не атакует от испуга. Креллиан даже на оборачивается, он быстр и успеет повернуться для защиты, как только его враг обнажит меч.
– Ты на самом деле веришь в то, что сказал Сатана? – интересуюсь я.
– У него нет причины лгать, – отвечает Христиан. – У него нет выгоды.
– Может быть, он просто не хочет платить нам наличными за работу.
– Я все равно попробую, – говорит Христиан. Я киваю.
– Сатана не такой уж плохой мужик, – продолжает мой друг. – Просто он гомосексуалист.
Я на минуту делаю паузу и доедаю пирожок.
Средневекового зовут Сэндерс Меч Санбланкет, он считается одним из лучший бойцов среди своих, и он друг Сесила. Он сражается значительно лучше Сесила. У него высокое самомнение, БОЛЬШОЕ эго – настолько большое, что он решил, будто сможет победить креллиана. Теперь же, видя его лицом к лицу, он думает иначе.
– Значит, ты думаешь, что мы идем в забвение? – спрашиваю я.
Сэндерс теперь выбегает перед креллианом. Потом снова бежит за спину. Потом снова вперед. Кружит вокруг прямого человека – неподвижного, застывшего богомола, который ждет, когда враг нанесет удар, ждет, чтобы нанести свой удар.
– Конечно, – говорит Христиан, его глаза не отрываются от арены ни на миг. – Если Волм не разрушится, он со временем поглотит нас. Но до того как он поглотит нас, мы можем украсть у него очень много душ, сколько угодно. Мы отдалим неминуемое, и ладно. Но когда-нибудь, возможно скоро, мы станем безучастными, как наши родители.
– Тебя это, кажется, совсем не беспокоит.
– Это неважно, – отвечает он. – Я бы хотел сохранить свою душу, но если произойдет ужасное, что поделать.
– Но душа – самая ценная твоя часть. Тут Сатана прав. Без души ты – ничто, зомби, робот из плоти. А забвение – это совсем не то место, куда хочется попасть. Все, что ты сделал, будет забыто. У тебя не останется будущего, настоящего, прошлого, не будет сознания, ничего.
– Все равно это не так важно, – говорит Христиан. – Не стоит переживать из-за того, что уходишь в ничто. В отличие от многого другого, это как раз освобождает от переживаний. Твоя борьба, напряжение, страхи, плохие времена – все будет изъято, стерто. Это единственное истинное утешение. Это как сон без снов, навеки.
Я возражаю Христиану, поскольку мой выбор – борьба против забвения, как у Сатаны. Забвение – мой главный враг, и я не позволю ему победить. Я думаю, что для моей души все еще остается надежда. Может быть, Волм со временем исчезнет, или, может быть, я буду работать с Сатаной вечно. В любом случае я никогда не сдамся и никогда не попаду в забвение.
Сэндерс размышляет о тактике. Эта мысль такой силы, что достигает сознания креллиана, и креллиан думает, что Сэндерс наконец напал на него. Гигант оборачивается и бьет человека в лоб. Сэндерса совершенно потрясло движение неподвижного человека. И он скорее сражен этим фактом, чем ударом, его череп проломлен, по щекам и по шее струится кровь.
– Тогда почему ты прямо сейчас не отправишься в забвение? – спрашиваю я. – Если в твоем будущем нет настоящего и прошлого, зачем вообще тогда жить? Все твои действия тщетны.
– На пути в забвение, – отвечает он, – выбирай самую живописную тропку.
Христиан улыбается, глядя на тело средневекового, которое уже волочат прочь с арены, за ним тянется горячий красный след с какими-то белыми ошметками.
[СЦЕНА ДЕВЯТАЯ]
КРАНТЫ С МУЗЫКОЙ
* * *
Сегодня Риппингтону реально угрожает кризис перенаселения. Через Волм разнеслись слухи, что проходит Военный фестиваль, который известен как самое грандиозное и жестокое развлечение во Вселенной, и каждый час толпы народу вваливаются в этот (мой) город. А Сатана считает, что все эти существа навсегда поселятся в этом (моем) городе и не собираются восвояси через Волм.
Я не вижу ничего хорошего в перенаселении Риппингтона. Еды и воды может не хватить, и все будут страдать. Но я обеспокоен только собственными страданиями, поскольку я существо эгоистичное, особенно потому, что боюсь находиться среди больших толп. Это не то что обычная клаустрофобия. Находиться внутри шкафа, в крохотной комнатке или в гробу мне не страшно, но забитая людьми комната или шумная вечеринка приводят меня в состояние паники. Я плохо общаюсь с людьми, исключая моих друзей. Люди, проходящие слишком близко, меня нервируют, они крадут мой воздух прежде, чем я могу вдохнуть его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– А каким оружием ты владеешь?
– Что? – не понял Христиан.
– Твое второе имя.
– Джеймс, – ответил Христиан.
– Странное название для оружия, – усомнился Сесил. – Как оно выглядит?
– Это не оружие. Это библейское имя.
Тогда Сесил и рассказал Христиану, что у них в культуре второе имя означает вид оружия. А Христиан рассказал Сесилу, кто такие есть библейские герои.
После этого Христиан придумал себе новое имя – Разбитая Бутылка.
* * *
– Сесил! – орет Христиан.
Мы направляемся в сторону шатра. Сесил поднимает глаза от стряпни. Он – спец по пирожкам и держит собственный киоск на фестивале. Пока его единственным клиентом стал карлик а-ля Эндрю Джексон, который уже купил пирожок и поливает его малиновым сиропом.
– Мой друг Христиан, – Сесил расплывается в беззубой улыбке, выдыхая алкогольные пары. – Вы будете смотреть сегодняшние поединки?
– Не думаю, – ответил Христиан. – Нам на работу нужно.
– Вы многое пропустите. Я буду сражаться с Коверным чудищем.
– А что это за зверь?
– Он вроде маленького медведя, но вместо шерсти у него – ковровое покрытие, и ходит он как обезьяна.
– Звучит круто. Я бы хотел посмотреть.
– Бои продлятся целый день, один будет с Чудищем-Скитальцем. Вам нужно посмотреть хотя бы первый раунд. Он скоро начнется.
* * *
Я больше не обращаю внимания на Христиана и Сесила, а превращаюсь в Божье око и следую за обнаженной женщиной, которая проходит вдалеке. Она голая, а всем до лампочки. Она идет, кажется совершенно свободная от окружающего мира, спрятавшись внутри самой себя, улыбаясь, как счастливый ребенок. Стройная, безупречных пропорций. Да, она – абсолютное совершенство. Как робот. Только робот может быть таким прекрасным, таким эстетичным и неестественным. Для меня она – существо, от которого спирает дыхание. Кажется, никто ее не замечает, хотя она совсем без одежды. Она движется, не издавая звуков. Только робот может двигаться столь бесшумно.
Наверное, она голубая женщина, потому что ее кожа имеет легкий голубой оттенок, у нее огненно-рыжие волосы, и на лобке тоже, а глаза – зелено-синие, яркие, как бирюза. У нее необыкновенно большие глаза. Огромные и невинные.
Я вглядываюсь в ее лицо, заглядываю глубоко в глаза и замираю. Лишь один взгляд. Я чувствую себя слабым, маленьким, порабощенным. Ее глаза такие БОЛЬШИЕ, что всасывают мою душу, вбирают в себя. Она могла бы забрать мою жизнь в одно мгновение, я бы ей позволил, позволил бы вдохнуть меня, как воздух, лишь бы оказаться в ней. Это все, о чем я буду мечтать до конца жизни – быть внутри нее. На веки вечные.
Я не следую за ней, когда она исчезает из виду.
Христиан возвращает меня обратно в тело.
* * *
– Ты где был? – спрашивает он.
– Вон там, – я показываю на место футах в тридцати от нас.
– А что ты там делал?
– Мне кажется, я видел голубую женщину.
– Да ты что!
– Честно, со мной такое первый раз случилось.
Сесил врывается в разговор:
– Никогда не приближайтесь к ним, к этим голубым женщинам. От них одни беды.
– Почему это беды? – спросил я, почти оскорбившись. Голубая была настолько совершенной! Разве может от нее быть беда?
Сесил продолжает:
– Голубые женщины живут тут поблизости, но видишь их не так часто. Все они лесбиянки. А лесбиянкам нельзя верить. Это раса, в которой нет мужчин. Женщины могут оплодотворять друг друга с помощью специальных органов на лице. Их дети рождаются через пищевод, а не через влагалище.
– Так что с ними не так? – спросил Христиан.
– Они лесбиянки. Вот и все, – настаивает Сесил. – С лесбиянками все плохо. А без мужчин не бывает войн и турниров. Ужасная, ужасная раса.
– Так, значит, с мужчинами они сексом не занимаются? – уточнил Христиан.
– Ну… – сказал Сесил, – предполагают, что голубые женщины до сих пор могут вступать в половые сношения с мужчинами других рас, но только ради снятия напряжения, отдыха или чего-то подобного. Мужчины не имеют отношения к их размножению, так что замуж они не выходят. Это просто кучка шлюх, передающих всякие болезни. Не прикасайтесь к ним. Они нехорошие. Зло во плоти, я всегда так говорил.
Христиан и Лист не согласны с Сесилом. Я однозначно заинтригован голубыми женщинами. И по хитрющему лицу Христиана понимаю, что и он тоже.
* * *
Мы покидаем киоск с жареными пирожками: на моих босых ногах куски грязи, зрители все прибывают и прибывают на фестиваль, я гляжу на мелкий дождик, и у меня начинает кружиться голова, Сесил дает нам с собой жареных пирожков с клубничным соусом.
Затем, отдаляясь от нас с деревянной миской, деревянной ложкой и кружкой пива в руках, Сесил спрашивает:
– Куда вы направляетесь?
А мы продолжаем идти. Новый дождь, кажется, поднимается от земли, омывая небо и облака. Как если бы недра земли были настолько полны влаги, что решили вернуть ее, вылив дождем в атмосферу.
Христиан оборачивается к Сесилу и отвечает:
– В забвение.
* * *
Поедание пирожков убеждает нас в необходимости где-то присесть, и мы выбираем большой шатер с ареной. Большинство сидений вымокло от земляного дождя, стоит сильный запах джунглей. Толпа сидит и не жалуется ни на дождь, ни на строителей шатра, ни на свои мокрые задницы, с нетерпением ожидая начала первой схватки из пятидесяти, которые продолжатся в режиме нон-стоп до поздней ночи.
Мы не пытаемся искать сухие места. Вода все просачивается сквозь штаны на задницу, дико холодная, но я ничего не делаю. Вмятины с темной водой, видимо, останутся на моей жопе всю ночь, если я не найду себе сухие штаны.
Первый бой происходит между средневековым и креллианом.
Креллиан – это очень высокое, очень сильное и очень худое существо/человек. Он выглядит как огромная палка, обтянутая бледной резиновой кожей. Этот необычный вид был выведен искусственно, чтобы получить самых сильных и быстрых воинов всех времен, а это значит, что схватка будет недолгой. Средневековому не победить креллиана, даже если вести нечестный бой.
В их мире люди постепенно уступали зомби – их назвали фортиками – и не хотели бороться и защищать себя, поскольку существуют более важные вещи, чем думать о том, что тебя сейчас съедят или убьют. Так что они создали мощную расу креллианов, чтобы спасти свои города от угрозы разрушения.
Креллианы способны жить столетиями, обычно сами по себе и никогда в полной безопасности. Когда они не истребляют зомби, то проводят время в медитации и религиозных практиках. Их бог зовется Крон. Крон – это– рой из девяти богов нашей системы. Яхве, я думаю, занимает седьмое место. Именно этот бог имеет больше влияния на своих последователей, чем остальные в его клике. Он дает им силы, даже магические, чтобы они стали мощными и могущественными – самой великой расой из всех по уровню интеллекта и развития.
Яхве был противоположностью Крона. Он верил в духовную силу и любовь. Он хотел, чтобы его люди обладали сильным духом – физическая и интеллектуальная сила не имела для Него значения. Но теперь Он отвернулся от наших душ, так что я не желаю говорить о Его «хороших сторонах».
Иногда я размышляю над тем, что у Него могло не быть выбора.
Может быть, Он закрыл врата рая, чтобы Волм не смог вытянуть оттуда души, которые Он собрал там. Может быть, Он боялся, что Его собственная душа будет отобрана и переработана душегубкой. Может быть, Он проливает слезы за тех, кто не попадет в рай. Может быть, Он чувствует себя виноватым.
Или – может быть – Его душа уже исчезла.
И этот огромный гниющий труп на небесах, который когда-то был нашим Богом, сейчас уставился в свою священную стену и пожимает своими священными плечами.
А Его священный великий дух давно обратился в забвение.
* * *
Поединок начинается.
Бойцы не двигаются, просто стоят и пялятся, как застывшие статуи. Креллиан необычайно высок, даже для креллиана. Выразительные черты. Толпа кажется возбужденно счастливой, взволнованной, восхищенной явным превосходством креллиана над запуганным оппонентом, но мне скучно. Оба не двигаются.
Креллиан не нападет, пока не нападет его противник, такова мораль креллианов, а его оппонент слишком напуган, чтобы атаковать.
От скуки я спрашиваю Христиана, почему он так ответил Сесилу, когда мы уходили от его киоска.
– Что ты имел в виду, говоря, что мы идем в забвение?
Христиан задумался. Потом вспомнил.
– А, да, именно туда мы и направляемся.
– Ты на самом деле так думаешь? – спрашиваю я.
– Так сказал Сатана, разве нет?
Средневековый забегает креллиану за спину, но все еще не атакует от испуга. Креллиан даже на оборачивается, он быстр и успеет повернуться для защиты, как только его враг обнажит меч.
– Ты на самом деле веришь в то, что сказал Сатана? – интересуюсь я.
– У него нет причины лгать, – отвечает Христиан. – У него нет выгоды.
– Может быть, он просто не хочет платить нам наличными за работу.
– Я все равно попробую, – говорит Христиан. Я киваю.
– Сатана не такой уж плохой мужик, – продолжает мой друг. – Просто он гомосексуалист.
Я на минуту делаю паузу и доедаю пирожок.
Средневекового зовут Сэндерс Меч Санбланкет, он считается одним из лучший бойцов среди своих, и он друг Сесила. Он сражается значительно лучше Сесила. У него высокое самомнение, БОЛЬШОЕ эго – настолько большое, что он решил, будто сможет победить креллиана. Теперь же, видя его лицом к лицу, он думает иначе.
– Значит, ты думаешь, что мы идем в забвение? – спрашиваю я.
Сэндерс теперь выбегает перед креллианом. Потом снова бежит за спину. Потом снова вперед. Кружит вокруг прямого человека – неподвижного, застывшего богомола, который ждет, когда враг нанесет удар, ждет, чтобы нанести свой удар.
– Конечно, – говорит Христиан, его глаза не отрываются от арены ни на миг. – Если Волм не разрушится, он со временем поглотит нас. Но до того как он поглотит нас, мы можем украсть у него очень много душ, сколько угодно. Мы отдалим неминуемое, и ладно. Но когда-нибудь, возможно скоро, мы станем безучастными, как наши родители.
– Тебя это, кажется, совсем не беспокоит.
– Это неважно, – отвечает он. – Я бы хотел сохранить свою душу, но если произойдет ужасное, что поделать.
– Но душа – самая ценная твоя часть. Тут Сатана прав. Без души ты – ничто, зомби, робот из плоти. А забвение – это совсем не то место, куда хочется попасть. Все, что ты сделал, будет забыто. У тебя не останется будущего, настоящего, прошлого, не будет сознания, ничего.
– Все равно это не так важно, – говорит Христиан. – Не стоит переживать из-за того, что уходишь в ничто. В отличие от многого другого, это как раз освобождает от переживаний. Твоя борьба, напряжение, страхи, плохие времена – все будет изъято, стерто. Это единственное истинное утешение. Это как сон без снов, навеки.
Я возражаю Христиану, поскольку мой выбор – борьба против забвения, как у Сатаны. Забвение – мой главный враг, и я не позволю ему победить. Я думаю, что для моей души все еще остается надежда. Может быть, Волм со временем исчезнет, или, может быть, я буду работать с Сатаной вечно. В любом случае я никогда не сдамся и никогда не попаду в забвение.
Сэндерс размышляет о тактике. Эта мысль такой силы, что достигает сознания креллиана, и креллиан думает, что Сэндерс наконец напал на него. Гигант оборачивается и бьет человека в лоб. Сэндерса совершенно потрясло движение неподвижного человека. И он скорее сражен этим фактом, чем ударом, его череп проломлен, по щекам и по шее струится кровь.
– Тогда почему ты прямо сейчас не отправишься в забвение? – спрашиваю я. – Если в твоем будущем нет настоящего и прошлого, зачем вообще тогда жить? Все твои действия тщетны.
– На пути в забвение, – отвечает он, – выбирай самую живописную тропку.
Христиан улыбается, глядя на тело средневекового, которое уже волочат прочь с арены, за ним тянется горячий красный след с какими-то белыми ошметками.
[СЦЕНА ДЕВЯТАЯ]
КРАНТЫ С МУЗЫКОЙ
* * *
Сегодня Риппингтону реально угрожает кризис перенаселения. Через Волм разнеслись слухи, что проходит Военный фестиваль, который известен как самое грандиозное и жестокое развлечение во Вселенной, и каждый час толпы народу вваливаются в этот (мой) город. А Сатана считает, что все эти существа навсегда поселятся в этом (моем) городе и не собираются восвояси через Волм.
Я не вижу ничего хорошего в перенаселении Риппингтона. Еды и воды может не хватить, и все будут страдать. Но я обеспокоен только собственными страданиями, поскольку я существо эгоистичное, особенно потому, что боюсь находиться среди больших толп. Это не то что обычная клаустрофобия. Находиться внутри шкафа, в крохотной комнатке или в гробу мне не страшно, но забитая людьми комната или шумная вечеринка приводят меня в состояние паники. Я плохо общаюсь с людьми, исключая моих друзей. Люди, проходящие слишком близко, меня нервируют, они крадут мой воздух прежде, чем я могу вдохнуть его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31