.. Белый! Ну где же ты?
Произнес ли он это вслух или подумал, Костя так и не смог понять. Но
какая разница - Белый услышал. И пришел.
Он появился, как всегда, внезапно. Не было его - и вот он уже стоит
рядом, прислонясь спиной к бурой стене. Все было как в тех снах - такой же
спокойный, грустный, с теми же большими серыми глазами. Только сейчас это
уже не было сном.
- Не бойся, - негромко сказал он. - Теперь я с тобой, Костик. Теперь
уже все. Подожди немного, я сейчас, - и Белый повернулся лицом к крысам.
Он вдруг как-то неуловимо изменился. Тело его напряглось, белый
комбинезон испускал яркий свет - словно снег на солнце. Белый вытянул
вперед, по направлению к крысиной стае, ладонь. Те зашевелились и, - Костя
не поверил своим глазам, - начали расти, наливаясь злобой и силой.
Что произошло дальше, он понял не сразу. Ладонь Белого внезапно
раскалилась и вспыхнула ослепительным голубым огнем. Огненная струя
вонзилась в центр крысиной орды, разметала их. Крысы носились по пещере с
омерзительным писком - казалось, они искали выхода, искали хоть
какую-нибудь лазейку - но без толку. Струя голубого пламени настигала их
повсюду. Странное дело - когда огонь касался крысиных тел, они не горели,
не дымились, а просто таяли, исчезали, словно растворяясь в тусклом
лиловом сиянии.
Костя взглянул на Белого - и отшатнулся, увидев наполненные
страданием и болью глаза. Белый едва держался на ногах, его шатало,
трясло, но огонь все так же неудержимо стекал с его ладони, настигая крыс,
и те таяли в сыром воздухе пещеры. И тут Костя понял, что державшая его
паутина липкого страха исчезла. Будто ее и не было никогда. Тело опять
принадлежало ему, он снова мог дышать, двигаться. Утянулось куда-то
заволакивавшее сознание темное облако.
Он подбежал к Белому.
Тот тяжело дышал, с трудом ловя воздух посиневшими губами. Вся правая
ладонь его превратилась в одну сплошную обугленную рану. Обожженные клочья
кожи лохматились по краям, бурлила и дымилась густая темная кровь,
шлепалась тяжелыми каплями на камни.
- Вот так, братец, - словно предвидя Костины вопросы, печально
усмехнулся Белый. - Даром ничего не бывает. За каждое чудо приходится
платить.
- Как же вы теперь? - вырвалось у Кости.
- Ничего, мне не привыкать, - с трудом ворочая языком, пробормотал
Белый. - Такая уж у меня работа. Сам ее выбрал. Да ты за ладонь-то не
бойся, заживет как на собаке. Это уж мои проблемы. Ты вот что, помоги-ка
мне встать. Голова очень уж кружится.
Костя подхватил Белого под мышки - и едва не выронил. Сейчас тот был
самым что ни на есть настоящим, не дымом, не туманом, как раньше. И
кстати, он оказался весьма тяжелым. Килограммов восемьдесят в нем, не
меньше, - мелькнула у Кости мысль.
- Ну вот, уже лучше, - сказал Белый, вытирая левой рукой пот со лба.
- Теперь уже можно идти помаленьку. Так что давай лапу - и пошли.
- Куда? - изумленно спросил Костя. - Отсюда же нет выхода!
- Теперь все есть, - улыбнулся Белый. - Погляди-ка вперед.
Прямо перед ними зияло огромное черное жерло туннеля. Оттуда ощутимо
тянуло свежим ветром.
- Да, берег уже почти рядом, - снова поймав Костину мысль, отозвался
Белый. - Пойдем, что ли.
И они шагнули в туннель. Лиловый свет позади незаметно исчез, снова
нависла тьма, но Белый светился сам. Тем же снежно-солнечным сиянием.
Костя слегка поддерживал его за локоть, чувствуя, как пульсирует в
обожженной ладони боль. Но все же они шли довольно быстро. И вскоре
впереди мелькнул слабый отблеск.
- Ну вот, можно сказать, добрались, - тяжело дыша, произнес Белый. -
Последние метры остались. Так что давай вперед, на свет Божий.
Через минуту они вышли из пещеры. Вдалеке тянулись крутые холмы,
поросшие молодым сосняком. Где-то слева блестела голубая лента реки. И
здесь было тепло как летом, даже жарко. Солнце раскаленным пятаком висело
в белесом небе. Назойливо чирикала какая-то птица, а где-то у самого
горизонта слышался грохот уходящей электрички.

8
Оглянувшись, он увидел, как медленно смыкаются стальные двери камеры.
Словно челюсти какого-то ископаемого ящера. Ничего другого не оставалось,
как усмехнуться собственной банальности. В чем-то Старик прав - из него в
последнее время лезет ужасающий примитив. Глупеет он, видимо. Деградирует.
Ну ничего, уже недолго осталось.
Потом он принялся разглядывать камеру. Глядеть, в общем-то, было не
на что. Пустой прямоугольник, приблизительно три на четыре метра. Все
стальное, гладкое - и стены, и пол, и потолок. И ни единого предмета. Ни
тебе постели, ни нар, ни традиционного тюремного унитаза, а то и
легендарной параши. Вообще ничего. Первозданная пустота. Впрочем, это и
понятно. Камера предназначалась не для проживания. Скорее уж, ее стоило
рассматривать как плаху.
Сергей уселся на холодный пол и попробовал расслабиться. Без толку.
Мозги сверлила назойливая мысль - какой способ они изберут? Глупость
подобных мыслей он понимал. Ничего уже не изменишь, остается лишь верить и
терпеть. Он надеялся, что вытерпит. И в то же время сосало под ложечкой.
Легко было форсить перед Стариком своей смелостью, но вот сейчас, когда
отрезаны все пути, а воображение рисует картинки одна страшнее другой -
сейчас все оказалось иначе.
Пришлось собраться с силами и подавить воображение. Временно. Хотя,
может, и навсегда - вдруг приговор приведут в исполнение раньше, чем он
вновь раскиснет? Скоро ли Благодетели позабавятся?
Вообще-то Ярцевские громилы его разочаровали. Если бы не здешняя
техника... Как он их все-таки швырял... Конечно, это было пижонством. Не
та история, чтобы спастись посредством рукомашества и дрыгоножества. Но то
ли возобладала привычка играть до мата, то ли просто захотелось выплеснуть
напряжение.
Сергей вспомнил, как это было. Похоже, Санитары по природной своей
тупости так и не смогли понять, что против стиля "танцующий дракон"
бесполезны их могучие бицепсы. Хотя если посмотреть на то, что было,
беспристрастно - каким же дураком он тогда оказался! Ярцев стоял рядом и
скучающе наблюдал за схваткой. Потом, пробормотав: "Ну ладно, порезвились
и будет", сунул руку в карман пиджака и щелкнул кнопкой переносного
пульта. И тут же ноги Сергея отделились от пола, голова вздернулась, а сам
он повис на полуметровой высоте, не в силах шевельнуться. Казалось,
невидимая исполинская рука схватила его и держит, размышляя, сразу ли
убивать, или отложить забаву на опосля. А Ярцев, мягко глядя ему в глаза
(оказалось, он умеет смотреть мягко!), спокойно произнес:
- Ну, и зачем было устраивать весь этот цирк? Взрослый же человек,
интеллигент, а ведете себя как скверно воспитанный мальчишка.
Вот и поиграл до мата. Типичная двухходовка. Мат в два хода. Первый
уже сделан, остался завершающий удар.
Но что интересно, не было страха смерти. Того тяжелого, грызущего
страха, что все кончится, мир исчезнет, что настанет последняя тьма, и
пустота. Нет, мысли вертелись лишь вокруг способа казни. А смерть? Привык
он, что ли, за последние дни, к ее присутствию? Даже хотелось, чтобы все
окончилось поскорее. Может ли быть что-то страшнее ожидания, да еще в этой
железной коробке?
И жгла досада от того, что ничего уже не изменишь. Что было, то было.
Время, к несчастью, необратимо. Основной закон, верный во всех мирах. Даже
Благодетелям, с их возможностями - и тем не под силу. А возможности у них
и впрямь нечеловеческие. И даже не просто нечеловеческие, а какие-то
неестественные. Или противоестественные. Неужели и сейчас, за шаг до
гибели, он так и не решится понять, кто же они такие? Пора вытащить из
подсознания свои тайные догадки. Те догадки, что страшнее всех здешних
свинств и обманов, догадки, которые он гнал беспощадно, топил в глубине.
Время от времени они всплывали на поверхность, а он вновь избавлялся от
них: нечего забивать себе голову мистикой.
Но сейчас, сидя на стальном полу камеры, Сергей понимал, что без
мистики тут не обошлось. И мистика-то была темная, липкая и
отвратительная. Он хмыкнул. Ну что, похоже пришла пора расстаться с
материализмом. Да и был ли он материалистом? Просто плыл по этой речке,
как и все вокруг.
Но философствовать почему-то вдруг расхотелось. Вновь дали себя знать
отбитые почки - Ярцевские сотрудники сполна выместили на нем горечь
поражения. А сам Ярцев стоял рядом и участливо бормотал:
- Ну, не обижайтесь, Сергей Петрович, не обижайтесь, ребят ведь тоже
можно понять, им же обидно...
Сейчас он утешал себя лишь тем, что недолго осталось. Хотя с чего он
взял? Может, камера - это еще не конец, будут еще и уговоры, и угрозы...
Впрочем, сомнительно. Они же рационалисты. В чем - в чем, а в здравом
смысле им не откажешь. Прямо-таки сверхчеловеческая логика. Вот именно,
что сверхчеловеческая. Стало быть, и нечеловеческая. Чья же тогда?
Впрочем, эта мысль уже была. Видно, все вертится по кругу.
Он встал и прошелся по камере. Болели ноги, подташнивало, а перед
глазами плыли дрожащие синие огоньки. Наверное, поднимается температура.
Как и той ночью, на Центральном Пульте. Сергей до сих пор не мог понять,
что же с ним тогда случилось.

Он сидел в черном кожаном кресле, перед глазами мутно светился
дисплей, и нужно было задать объектный пароль: курсор назойливо мигал,
ожидая ввода. Все стандартные уловки не дали ничего, и загрузочный модуль
оказался нераскрываемым - он был даже блокирован от просмотра. А время
текло, в любую минуту могли наведаться Санитары. Может быть, и Костик уже
в их лапах?
Нет, с чего бы это? Пока что ничего не случилось, Белый еще не начал
действовать. Костик сейчас спокойно спит в палате, во сне вырастая из
Временного Помощника в Постоянного. Никто его ни в чем не подозревает, на
кой шут он сдался ярцевскому ведомству?
Но Сергей вдруг отчетливо, до боли в глазах увидел, как чьи-то
крепкие, поросшие рыжим волосом узловатые руки хватают мальчишку,
заламывают локти. Как веселые, розовощекие сотруднички лупят его ботинками
под ребра, и те трещат - много ли надо пятнадцатилетнему пацану? А после
его вяжут или надевают наручники, матерясь и подгоняя пинками, тащат в
гнилые подвалы Санитарной Службы.
От этой картины у Сергея закружилась голова, мышцы сжались, готовые
бросить его туда, во тьму, на помощь Костику. Но что он мог? От ощущения
собственной слабости его даже затошнило. А потом вдруг заболела голова, да
так, что перехватило дыхание. Казалось, кто-то сдавливает виски огромными
щипцами, и натужно трещит, раскалываясь, черепная коробка.
Воздух перед глазами задрожал, заплясали в нем какие-то мелкие,
переливающиеся всеми цветами радуги пятна. И все громче становился звон в
ушах, и жаркое облако обволакивало голову. Мелькнула было мысль: не
вовремя как заболел! Но тут же растаяла, потому что уже иное ломилось в
мозг. Что-то расплывчатое, непонятное, какая-то странная пустота, но
вокруг пустоты почему-то сгущалось сознание. Мутная, склизкая пленка
затягивала мир, но сквозь нее постепенно просачивались образы.
Два. Синяя двойка с лебединой шеей на бескрайнем ледяном поле.
Четыре. Желтые тигриные глаза, шершавый розовый язык, и снежно-белые,
словно отдраенные зубной пастой клыки. Один. Дерево под ветром, готовое то
ли рухнуть, то ли, вырвав из промерзшей земли свои корни, улететь в низкое
дождливое небо. Девять. Медовый пряник, обернутый в старую газету, что
мама принесла из магазина трехлетнему Сережке. Буква "A" - покосившийся
телеграфный столб, обвисшие провода, словно бесконечные змеи. И три
семерки - огромный, влажный, залитый желтым утренним солнцем луг.
А все вместе - "2419A777".
Сергей, затаив дыхание, набрал это на клавиатуре. Пальцы плохо
слушались, не хотели гнуться, каждой движение, казалось, тянется тысячу
лет. Но сразу после нажатия последней клавиши на экране возникла табличка:
"Объект РС-15. Вход разрешен". Он очутился на том самом, трижды секретном
диске.
Дальнейшее было элементарным. Через две минуты от программы РС-15 не
осталось и следа. И сразу же мир вернулся в обычное свое состояние. Голову
отпустило, смолк пронзительный звон, растаял жар. Сергей вновь чувствовал
свое тело - здоровое, сильное, готовое драться за Костика с кем угодно.
Сейчас Костик, наверное, уже вернулся в Натуральный Мир. Если так,
значит, был смысл во всем этом. Да и в предстоящей казни. Только вот по
большому счету жизнь все равно прожита зря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32