Какая разница? Важен результат. Ребят-то он давил, как все. Как все они -
Помощнички... Стажерчики... И на Белого он на самом-то деле зачем кричал?
Чтобы в себе тоску заглушить. А Белый смотрел на него своими большими
грустными глазами.
Костя вдруг понял - глаза у Белого точь-в-точь как были у Васенкина.
В тот самый день, когда его отправляли на Первый. В последний день. Это
случилось после обеда, они только-только успели войти в палату. Не все еще
даже разделись - а на пороге уже появился Серпет, а с ним несколько
незнакомых Наблюдательниц, хмурых теток с непроницаемыми лицами и мощными,
словно бульдозеры, фигурами.
Все с каким-то нехорошим интересом уставились на них. И Костя
почувствовал - сейчас что-то будет. Даже зубы заныли.
Серпет выдержал недолгую паузу, потом велел всем встать и построиться
в одну шеренгу. Выстроились, само собой, мгновенно - недаром Костя столько
их муштровал. Он в тот момент даже почувствовал маленькую куцую радость -
лишний раз оценят его старания.
Но Серпет почему-то не взглянул на ровную шеренгу. Уставившись в
серый линолеум пола, он хмуро произнес:
- Ну что ж, голуби. Прощайтесь со своим приятелем, Васенкиным
Александром. Все, кончилось терпение. Отправляем его на Первый Этаж... -
помолчав, Серпет повернулся к Васенкину.
- Ну что, Саня, носом хлюпаешь? Сам же виноват. Помнишь уговор насчет
двоек? Вот она, свежайшая твоя двойка, - и Серпет вытащил из неизвестно
откуда взявшейся кожаной папки слегка помятый тетрадный листок.
Приглядевшись, Костя узнал свой рапорт, написанный всего лишь два часа
назад, после урока Энергий.
- Так что уж не взыщи, - продолжал Серпет. - Все по-честному. Словами
с тобой пробовали - не получалось. Наказывали - тоже без толку. Поэтому
вот... отправляйся. Может быть, хоть там удастся сделать из тебя
что-нибудь полезное. Для нашего Общего Дела, разумеется, - добавил он,
чуть помолчав.
А потом он кивнул теткам-Наблюдательницам:
- Все. Ритуал окончен. Можете забирать.
Те, однако, не спешили. Наверное, ждали, когда Васенкин выйдет к ним
сам. Но тот не сдвинулся с места - напротив, схватившись обеими руками за
никелированную спинку кровати, он заревел как маленький:
- Не пойду никуда! Не надо! Я не хочу, не хочу! - а дальше уже совсем
что-то бессвязное. Его вцепившиеся в холодный металл пальцы побелели, и
Костя с раздражением подумал, что придется сейчас отдирать Саню от
кровати. Именно ему, Косте, и придется. Кому же еще? Серпет, что ли, будет
возиться? Или бабы эти? Вон, стоят как в землю врытые, им шелохнуться
лишний раз лень.
Но отдирать не пришлось. Через минуту Васенкин, опомнившись, разжал
пальцы и потянулся к тумбочке, взять свою скомканную одежду. И у Кости
вновь испортилось настроение - не уследил! Теперь запросто могут отметить
в журнале, что в палате не было порядка. Чья вина? Его, Костина. Не
требует аккуратности.
- Оставь, там тебе это не понадобится, - сквозь зубы процедила одна
из Наблюдательниц, и Саня медленно повернулся. Что-то странное было теперь
в его движениях. Что именно, Костя понять не мог, но чувствовал - для
Васенкина Первый Этаж уже начался.
- Попрощайся с ребятами, - подал голос Серпет. - Думаю, им полезно
тебя запомнить... Его пример - другим наука. Кстати, кто у нас на очереди?
Рыжов, Царьков, кажется... Константин, уточни списочек и завтра же мне
принеси. Вот так-то, голуби.
Ребята притихли. Раньше Первым Этажом только пугали, и вот оказалось
- все по правде.
Уже стоя в дверях, Васенкин повернулся:
- До свидания... Я буду вас помнить... - И еще что-то он сказал, но
Костя не расслышал. И сейчас эти неуслышанные слова мучили своею загадкой.
Хотя что могло быть загадочного в Васенкине? Костя помнил, как
Наблюдательницы сдвинулись с места, вроде бы еле-еле, но Саня как-то сразу
оказался между ними.
Таким он и остался в памяти, худой, невысокий, в синих трусах и вечно
незашнурованных ботинках. Ему было всего тринадцать лет.
Костю царапнуло слово было. Что значит было? Не покойник же Саня,
просто он сейчас на Первом Этаже. Конечно, никто не знает, что там
творится, но не убивают же, в самом деле? Не убивают? Они же запросто
могут "стереть"! Но вряд ли это делается на Первом. Иначе так бы они и
говорили. Правда, есть вещи и похуже смерти. Гораздо хуже.
Но разве только поэтому он думает о Васенкине в прошедшем времени?
Есть и другая причина. Вся прежняя жизнь отрезана, все кончилось, все
осталось на том берегу. Никогда больше он Васенкина не увидит, никогда не
услышит, никогда с ним не заговорит. Никогда. И пускай Васенкин жив - но
получается, для Кости он все равно что умер.
А вот Васенкин его, наверное, вспоминает. Еще бы, такое вряд ли
когда-нибудь забудется. Как лежал с голой задницей под розгами или под
"морковкой". Как ползал между стульев, а его лупили носками ботинок под
ребра. С какой же злобой можно такое вспоминать! И правильно. По
справедливости, Косте бы стоило побыть в его шкуре.
Но в том-то и весь ужас, что Васенкин вспоминает без злобы. Костя
почему-то знал, что никакой злобы в Сане не накопилось. Он же был самым
добрым в Группе, он не запоминал обид. Маленький, беззащитный, с
тревожными глазами... Где-то он сейчас?

4
- Ну, а теперь послушаем вас, Сергей Петрович.
Голос у Старика был, как всегда, глубок и спокоен. Словно тот читал
лекцию или комментировал шахматную партию. По тону совершенно невозможно
догадаться, о чем идет речь. И Сергею порой приходила в голову сумасшедшая
мысль - а не электронный ли синтезатор работает вместо голосовых связок
Старика? Конечно, это было не так.
Вот ведь какая штука получается - этот голос еще неделю назад казался
ему родным, домашним и теплым. Да, Сумматор действительно специалист
своего дела. Запросто очаровал его, Сергея. А он-то не страдает дешевой
сентиментальностью. Скорее уж наоборот.
Видно, все началось с детства. Слишком уж рьяно мамины подруги
резвились с ним, розовощеким малышом, безудержно целовали и закармливали
конфетами. Сколько ему тогда было? Да уж наверное не больше пяти. Именно
тогда ему и опротивели сладости. Он ведь уже все понимал. Мамы нет, она
никогда уже не подхватит его на руки, не шепнет в ухо: "Серый разбойник ты
мой..." И сколько бы ни совали ему добрые тетеньки шоколадок, все без
толку.
Да, сладостей он терпеть не мог. И вообще был весьма нетипичным
ребенком. Да и повзрослев, нетипичность не утратил. Приходилось ее
скрывать - и чем дальше, тем сильнее. Иногда он забывался, позволял себе
расслабиться. И тут же радостно стучались в дверь неприятности. Осознал он
сию закономерность лишь на втором курсе. Ни с того ни с сего накатил
творческий порыв. Три ночи он сидел на кухне и долбил одним пальцем по
клавишам взятой напрокат (сорок копеек в день) машинки "Москва". В итоге
появилась замаскированная под реферат статейка. "Система нелинейных
информационных связей как модель социополитических структур". Разумеется,
ничего кроме щенячьего бреда статейка из себя не представляла. Хотя и были
там некие отблески интересных идей. Но это он сейчас понимал, а тогда,
уверенный, что сделал эпохальное открытие, он погрузил свой труд в синюю
папочку и понес на кафедру. Дня через два колесо завертелось.
Запросто могли из института вышибить. "За пропаганду реакционного
учения социал-бихевиоризма". Спасибо, вмешался престарелый профессор
Лапников, некогда бывший факультетским деканом. Его уважали. А Лапников,
пользуясь своей древностью - девятый десяток! - мог позволить себе
некоторый либерализм... Обошлось выговором. Потом уже Сергей понял, что
все могло кончиться гораздо хуже. Времена на дворе стояли свинцовые.
Но студенческий опыт его мало чему научил. Стоило ли так рыпаться с
диссертацией? Не лучше ли было взять шефовскую тему? Кому было бы хуже?
Науке? Обществу? Они бы не пострадали. И вообще, серость нужна хотя бы уже
для того, чтобы создавать фон таланту. Так иногда (но не раньше пятой
рюмки) высказывался шеф.
Так нет же, обязательно надо было ввязаться в драку. И угодить в
самую гущу, в самый что ни на есть крысятник. И только годы спустя, уже
здесь, в Корпусе, он наконец догадался: его считали пешкой в чьей-то игре.
Да, интересно, чем бы все кончилось, не приди к нему Старик? Как
точно он выбрал время - именно те дождливые страшные дни.
Как-то незаметно замолчал телефон. И Лариса уехала в Челябинск, и все
объяснения были зыбкими, словно холодный туман за окошком. Видимо, в том
последнем телефонном разговоре она все же на что-то намекала. Что-то она
не хотела или боялась сказать, а значит, Сергей, как настоящий мужчина,
должен был понять это сам. Чтобы не огорчать даму. Но он понять не мог,
бился как рыба об лед, пока все не кончилось само собой. "Сабо самой", как
говорила Лариса в тогда уже редкие минуты хорошего настроения.
- Ну так мы ждем вас, - вклинился в его мысли спокойный голос
Старика. Что же, надо им ответить. Теперь начинается новая игра, и главное
- не раскрыть раньше времени свои карты. Сейчас все решает время. Знать бы
только, когда оно, это время, наступит? А, ладно... Может, пока и из них
удастся выудить что-нибудь ценное. Во всяком случае, надо тянуть кота за
хвост. Причем на высоком художественном уровне.
- Я не совсем понимаю, какого именно ответа вы от меня ждете, -
произнес он с почти естественной холодностью. - Если вас интересует дело,
давайте обсуждать ситуацию с Прорывом. А вот всю эту бредятину о моих
нездоровых настроениях и высказываниях насчет Первого Замка - ну ее к
свиньям. На такие темы, да еще в подобном тоне, я рассуждать не намерен.
- Странно все это от вас слышать, Латунин, - вмешался Ярцев,
начальник Санитарной Службы. Этого плюгавого человечка в темных очках, с
нездоровым цветом лица и пегими волосенками Сергей мысленно обозвал
Обер-Инквизитором. Кажется, где-то когда-то существовала такая должность.
Не то в каком-то захудалом германском княжестве, не то вообще в Новом
Свете.
- В самом деле, Латунин, - все нудил и нудил Ярцев, - вы, можно
сказать, находитесь в центре системы, непосредственно работаете с
объектами - и вдруг такие мысли... Да, мы тут все люди информированные,
можем называть вещи своими именами. Конечно, в истории Первого Замка не
все было гладко. Имел место ряд принципиальных ошибок. Преобладали
волюнтаристские тенденции, увлечение феодальной атрибутикой, не изучался
должным образом механизм Прорыва... Но мы-то учли их опыт. Однако никому
не позволительно забывать, Латунин: в главном, в идейном, можно сказать,
смысле мы наследники Первого Замка.
- Ну вот что, дорогой товарищ Ярцев, - повернулся к нему Сергей. -
Всю вашу фразеологию оставьте на потребу Наблюдательницам. Это их уровень.
Как, впрочем, и ваш. А меня не надо агитировать и тем более провоцировать.
Я не мальчик, знаю, зачем сюда пришел. В общем, хотите говорить о делах -
говорите. Хотите заниматься бдительностью - бдите себе на здоровье. Но мне
с вами общаться неинтересно...
Вот так. Для начала обозлить инквизитора. Пускай базарит. Чем больше
слов об идеологии - тем меньше слов о программе.
Но тут на выручку ему пришел Старик.
- Ну хорошо, хорошо, - неторопливо заговорил он. - В самом деле,
Сергей Петрович прав, нечего нам ловить блох. Тем более, время не терпит.
Я ведь догадываюсь, Ярцев, чем вызвана вспышка вашей идеологической
зоркости. Отряды Санитаров вернулись с пустыми руками. Хотя они, как вы
утверждаете, обшарили каждый миллиметр Границы. Но приборы, конечно же,
ничего не зарегистрировали. Чего, собственно, я ждал с самого начала. А
какой отсюда вывод? Объект вошел в Дыру. В любой момент он может разорвать
Барьер Великих Волн и выйти на той стороне. И вот, когда это случится, нас
всех тут будет интересовать только один вопрос: а чья же это вина? А,
Ярцев? С кого все началось? Вы, насколько я заметил, любите формальный
подход. Вот и давайте подойдем формально. Когда Прорыв начался, объект был
в вашей компетенции. Улавливаете мою мысль? Поэтому будьте добры
помолчать. До времени. А вы, Сергей, говорите. По делу, разумеется.
- Хорошо, - ответил Сергей. - Только ничего нового я не скажу. Все то
же, что и раньше. Та же сказка про белого... хм... бычка. Три дня назад
объект РС-15 явился ко мне на запланированную беседу. Целью коей, как вы
знаете, была проверка ментальных реакций. Дело обычное. По своей
инициативе объект рассказал, что видит какие-то странные сны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32