Держала его за руку и смотрела как на обреченного. Мне это совсем не понравилось. Ну чего в самом деле хоронить живого человека? Я не выдержал и увел Кира силой,
А может, и не надо было этого делать. Пусть бы он тут оставался. Может, она что-то чувствовала?..
Мы теперь готовились к крупному делу. Командир настраивался на большую разборку с тем самым фондом, у которого «птица с крыльями». То ли птеродактиль, то ли гусь, генетически измененный. Слишком много фекалий от этого птеродактиля. Но для их московского офиса у нас было маловато сил. Все соглашались с тем, что одни мы эту работу не потянем. Несколько дней командир потратил на связь с другими отрядами, какие знал. Зондировал почву на предмет совместной экспедиции. Но все они были заняты собственными делами. И Пластун, который вышел тогда потрепанным из окружения, и Сова со своим «Белым штурмом», и другие. В конце концов Святополк уговорил командира «Русского батальона», отряда, о котором у нас почти ничего не знали. Кроме того, что ребята там решительные и шутить не любят.
От «Батальона» к нам пришло десять человек, и одиннадцатым — их комбат. Может, это и был весь их состав, они не сказали. Они вообще мало говорили. На рукавах у них была эмблема из фигурных топориков, а в обычае — выбрасывать вперед правую руку для приветствия или одобрения того, что сказал комбат. На нашего Горца они смотрели косо и с большим сомнением. Матвей, даром что кличется Фашистом, как увидел их топорики и приветствия, насупился и молчал весь вечер. Махал саблей в чистом поле, с Монахом поединок устроил. Ночью я услышал обрывки его разговора с командиром:
—… согласен терпеть их как временных союзников, ради дела… брататься с ними не намерен. Дороги у нас перпендикулярные.
—… никто не предлагает брататься… нужны как боевая сила, не больше, — невозмутимый голос командира.
—… потом не отмоешься… — бурчанье Фашиста.
—… на войне с чистотой вообще туго… Они за свое ответят перед Богом, мы за свое…
Утром пришлось подниматься ни свет ни заря. На еду времени не хватало, заправлялись на ходу сухим пайком. К девяти мы должны были уже топтаться на месте, в зеленом районе на юге Москвы. В город опять входили малыми группами по два-три человека, до адреса добирались кто на чем. На месте выяснилось, что трое парней из «Батальона» по пути нарвались на патруль. У них хватило дурости затеять драку, в результате двое отправились отдыхать за решетку, Третьему удалось сбежать с места происшествия. Комбат по прозвищу Ярый от этой новости пришел в гнев. Святополк минут десять терпеливо осаживал его, чтоб не рвал на груди тельняшку и не испортил все дело.
В четырехэтажное здание офиса мы вошли очень аккуратно, через взломанную заднюю дверь. Снаружи остался только Кир. Паша дал ему телефон и велел наблюдать за обстановкой. «Батальоновцам» мы оставили весь первый этаж, сами быстро рассредоточились по верхним трем. Я шел с командиром. Здание заполнилось грохотом выстрелов, одиночных и очередями. В каждой комнате здесь вытаскивали оружие и встречали нас пальбой, как салютом Я старался стрелять по ногам и рукам, не на поражение. Из компьютеров сыпалось стекло, летели искры. Впереди по коридору вскрикнул Февраль, схватился за шею. Я рванул трубку из кармана, вызвал Горца на помощь. Он прибежал, стал затыкать рану. Крови было много, но Руслан сказал, пустяки, царапина Февраль от этих слов повеселел, оживился.
Я догнал командира Вместе с Монахом он стоял перед обитой кожей запертой дверью, явно стальной. На двери табличка: «Генеральный менеджер-директор». В замок уже стреляли — бесполезно. Изнутри по нам тоже стреляли, и тоже без всякого толку. Монах примотал к ручке гранату, командир оттеснил меня за угол коридора. Раздались выстрелы, потом взрыв. Дым рассеялся — дверь висела на одной петле. Мы вошли в кабинет.
Возле окна стоял бледный человек с пистолетом в руке. Ствол он воткнул себе в рот, выпученные глаза за очками растерянно бегали. Ему явно не хотелось себя убивать. С разинутым ртом он был похож на дурацкого комика.
— Ну-ну, без глупостей, — заговорил с ним Монах, делая по шагу на слово. — Авось Бог помилует.
Решил, наверное, взять лаской. Как психа натурального.
Директор глубже засунул ствол в рот и еще больше выкатил глаза. Монах подошел к нему, взял за руку и нежно отвел ее за спину самоубийцы. Тот согнулся, налился краской и начал что-то блеять по-английски. Монах отобрал у него пистолет и быстро обшлепал директора сверху донизу. Больше оружия не было, зато из кармана Монах извлек смятую бумагу. Расправил и проглядел.
— Ай-ай-ай. Секретные документы в кармане носить, что ж вы так, господин генеральный!
Бумагу он передал командиру. Святополк вынимал из компьютера винчестер, сгребал в карман со стола дискеты. Монах погнал директора к сейфу в углу, открывать. Тот перешел с английского на русский, пытался зачитать нам свои права. Монах ткнул его в спину дулом автомата.
— На данный момент вот это все твои права, — прокомментировал он. — И учти — я пока еще добрый.
Директор смирился с судьбой и открыл сейф. Там была плотная кучка оккупантских денег и несколько папок. Монах забрал то и другое.
— Ну что, будем замаливать грехи? — бросил он директору, протрещав купюрами в пачке. — Займемся благотворительностью?
— Монах, выводи его, — велел командир, читая мятую секретную бумагу. — И глаз с него не спускай. Он нам еще пригодится.
Папки из сейфа Монах отдал мне.
— А ты с этого глаз не спускай. Командир прихватил из кабинета портативный компьютер.
Мы пошли к лестнице. Наши уже заканчивали зачистку здания. Забинтованный Февраль — голова набок — гнал перед собой двух пленных с задранными руками, одетых с иголочки, в костюмы с галстуками, как и все тут. Папаша и Варяг еще вели бой, но перевес был явно на их стороне. Руслан заклеивал пластырем голову старшего Двоеслава.
— Стулом огрели, — морщась, объяснил тот.
Из-за угла вынырнул Фашист с саблей наголо. Он вытирал тряпкой лезвие, очки у него воинственно блестели.
На втором этаже Паша одной рукой держал за шиворот еще двух пленных в галстуках Это унизительное положение лишило их всякой воли к сопротивлению. Они поникли и смотрели жалобно.
— Иностранные подданные, — кивнул на них Паша.
Затесавшиеся тут два «батальоновца» направили на пленных стволы.
— Не балуйте, ребята, — предупредил их Паша, пряча иностранных подданных себе за спину.
— Мы пленных не берем, — сказали ему «батальоновцы», — По законам военного времени.
— Ну и не берите, — ответил Паша. — А этих я взял.
Фашист своих уже отвел на первый этаж, и там произошел примерно такой же диалог. «Батальоновцы» действительно в плен не брали, весь этаж был зачищен тотально. Комбат Ярый ходил все такой же мрачный из-за глупой потери двух бойцов. Еще одною из его отряда убили здесь.
— Какого ляда! — наседал он на Фашиста и Святополка. — Расстрелять без всякого цацканья. Чтоб соплеменники их твердо вызубрили: оккупанты из России не возвращаются…
— Эти вернутся, — ответно пошел на него командир. — Если сумеют. Во-первых, мы в безоружных не стреляем Во-вторых, их соплеменников это не остановит. Они уже твердо вызубрили, что Россия им мешала, мешает и будет мешать.
Ярый скрежетнул зубами и, вдруг развернувшись, приставил ствол к голове одного из пленных.
— Ладно, тогда я сам пристрелю хоть одного, В обмен на моего убитого парня.
Пленный повалился на колени и истошно закричал, что он не оккупант,
— Не стреляйте, я свой, русский, проверьте паспорт, меня просто наняли через агентство!.. Не убивайте, пожалуйста…
Ярый вдруг расхохотался.
— Да ты просто дурак, парень!
Фашист подошел к своему пленному, намотал на кулак его галстук и потянул на себя.
— Что же ты, русский, родиной торгуешь, оптом и в розницу?.. — Он жестко смотрел парню в глаза. — Нет, ты не русский, не имеешь права так называться. Не свой ты. И паспорт твой врет. Ты вирус, микроб-мутант, пришелец из ниоткуда. Оккупантский наймит. Бот тебя действительно опасно оставлять в живых. По законам военного времени… Командир? — повернулся он к Святополку.
— Майкл Черноф-ф, — угрюмо прочитал тот на бэджике парня. — В собственной стране отказываться от своего имени? — И резко: — Когда завербовался в Легион?
— Три года назад, — заплетающимся языком пролепетал «Чернофф».
Ярый перестал давиться смехом.
— Этого вздернуть, — сказал он, опять помрачнев.
Но командир не торопился.
— Если я предложу тебе место в моем отряде, пойдешь? — спросил он парня.
Фашист отпустил галстук пленного и в упор сверлил его требовательным, неуступчивым взглядом.
— Вы нанимаете меня? — по-своему оценил ситуацию «Чернофф», расправил плечи и мгновенно преобразился, перешел на деловой тон: — Я осознаю, что положение не располагает к торгу, но у меня высокая квалификация. Я должен знать, сколько вы будете мне платить.
— Он думает, что дорого стоит, — процедил Матвей, отворачиваясь от пленного.
Ответа Святополка «Чернофф» не дождался.
— Согласен, — кивнул командир Ярому, но явно был недоволен таким исходом.
Исполнили быстро и без лишних слов, оборвав для дела телефонный провод. Парень орал белугой, упирался ногами в пол, пока его тащили к петле. Напоследок он непристойно ругался, заехал в глаз одному «батальоновцу». Тог лишь ухмыльнулся.
К повисшему, вытянувшемуся телу «батальоновцы» булавкой прикололи лист бумаги с матерным словом. Трех других пленных мы привязали к стульям, растяжками подсоединили к главному входу. При малейшем движении любого из них или наружной двери гранаты взрывались. Рты заклеивать не стали, оставив им шанс спастись криками. Когда уходили, один из них прошипел нам вслед по-английски;
— Мы вас, русских, все равно уничтожим. Ярослав покачал головой:
— Дурачок. Без нас вы сами и трех с половиной лет не проживете.
После этого мы вышли тем же путем, через заднюю дверь. «Батальоновпы» несли своего убитого. Изнутри Фашист также оснастил дверь растяжкой, и сам выпрыгнул в окно. Здесь же распрощались с «батальоновцами». Вся операция заняла полчаса. Если кто и успел вызвать патруль или «кобр», их, наверное, задержали пробки.
Монах, взяв для охраны Варяга, повез директора на его же личной машине. Фашист с раненым Февралем и Кир с Пашей просто увели со стоянки перед офисом иномарки, теперь уже никому не принадлежащие. Остальные, попрятав оружие и с риском для свободы, отправились на общественном транспорте или на частных извозчиках. Москва — город слишком больших расстояний. По дороге я выпросил у командира почитать директорскую секретную бумагу.
— На, просвещайся, — протянул он листок.
На бумаге не было ни грифа, ни обращения, ни подписи, ни числа. Только сообщение по-русски о том, что из Гамбурга в Москву прибывает какой-то Консультант с каким-то сепаратором — это слово было взято в кавычки. Директор должен был лично встретить Консультанта в Шереметьево и обеспечить его охрану. Потом Консультанта надлежало немедленно доставить в Институт времени в подмосковном Буянске.
— Институт времени! — ошпаренно завопил я.
Командир быстро закрыл мне рот ладонью.
— Читай молча,
Я закивал. Дальше там говорилось, что запуск «сепаратора» назначен на конец месяца. После этого шла инструкция, как действовать. К назначенному сроку страусино-птеродактильному фонду полагалось подготовить общественное мнение в пределах России. Это мнение было нужно на случай неудачи — так значилось в бумаге. Чтобы избежать вероятных последствий: социального хаоса, беспорядков, резни и войны. Для создания общественного мнения предлагалось задействовать астрологов и ясновидящих, чтобы они выступали в СМИ и предсказывали возможный всеобщий кирдык. Печатать невнятные научные статьи о грядущем бедствии. Привлекать политологов, которые тоже предрекали бы что-нибудь эдакое, глобальное. И везде должно было вбиваться в сознание населения, что избежать катастрофы или, по крайней мере, не сильно пострадать можно только в одном случае. Если сидеть тише воды, ниже травы, не высовываться и не отсвечивать. Только сказано это было, конечно, другими словами, протокольно-канцелярскими. А в конце другим шрифтом была выделена фраза, венчающая эти ценные указания. «Чтобы взять общественное мнение в руки, надо его поставить в недоумение, высказывая с разных сторон множество противоречивых мнений до тех пор, пока быдло не затеряется в лабиринте их и не поймет, что лучше всего не иметь никакого мнения в вопросах, которых ему не дано ведать, потому что ведает их лишь тот, кто руководит им».
— Абзац, — сказал я, возвращая хамскую бумажку. — Они это что, серьезно?
— Вполне, — хмурясь, ответил командир. Местом общего сбора у нас опять была избушка на курьих ножках. К двум часам пополудни на костре сварился обед, я успел немного поспать, а командир — ознакомить всех с содержанием вражеской бумажки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
А может, и не надо было этого делать. Пусть бы он тут оставался. Может, она что-то чувствовала?..
Мы теперь готовились к крупному делу. Командир настраивался на большую разборку с тем самым фондом, у которого «птица с крыльями». То ли птеродактиль, то ли гусь, генетически измененный. Слишком много фекалий от этого птеродактиля. Но для их московского офиса у нас было маловато сил. Все соглашались с тем, что одни мы эту работу не потянем. Несколько дней командир потратил на связь с другими отрядами, какие знал. Зондировал почву на предмет совместной экспедиции. Но все они были заняты собственными делами. И Пластун, который вышел тогда потрепанным из окружения, и Сова со своим «Белым штурмом», и другие. В конце концов Святополк уговорил командира «Русского батальона», отряда, о котором у нас почти ничего не знали. Кроме того, что ребята там решительные и шутить не любят.
От «Батальона» к нам пришло десять человек, и одиннадцатым — их комбат. Может, это и был весь их состав, они не сказали. Они вообще мало говорили. На рукавах у них была эмблема из фигурных топориков, а в обычае — выбрасывать вперед правую руку для приветствия или одобрения того, что сказал комбат. На нашего Горца они смотрели косо и с большим сомнением. Матвей, даром что кличется Фашистом, как увидел их топорики и приветствия, насупился и молчал весь вечер. Махал саблей в чистом поле, с Монахом поединок устроил. Ночью я услышал обрывки его разговора с командиром:
—… согласен терпеть их как временных союзников, ради дела… брататься с ними не намерен. Дороги у нас перпендикулярные.
—… никто не предлагает брататься… нужны как боевая сила, не больше, — невозмутимый голос командира.
—… потом не отмоешься… — бурчанье Фашиста.
—… на войне с чистотой вообще туго… Они за свое ответят перед Богом, мы за свое…
Утром пришлось подниматься ни свет ни заря. На еду времени не хватало, заправлялись на ходу сухим пайком. К девяти мы должны были уже топтаться на месте, в зеленом районе на юге Москвы. В город опять входили малыми группами по два-три человека, до адреса добирались кто на чем. На месте выяснилось, что трое парней из «Батальона» по пути нарвались на патруль. У них хватило дурости затеять драку, в результате двое отправились отдыхать за решетку, Третьему удалось сбежать с места происшествия. Комбат по прозвищу Ярый от этой новости пришел в гнев. Святополк минут десять терпеливо осаживал его, чтоб не рвал на груди тельняшку и не испортил все дело.
В четырехэтажное здание офиса мы вошли очень аккуратно, через взломанную заднюю дверь. Снаружи остался только Кир. Паша дал ему телефон и велел наблюдать за обстановкой. «Батальоновцам» мы оставили весь первый этаж, сами быстро рассредоточились по верхним трем. Я шел с командиром. Здание заполнилось грохотом выстрелов, одиночных и очередями. В каждой комнате здесь вытаскивали оружие и встречали нас пальбой, как салютом Я старался стрелять по ногам и рукам, не на поражение. Из компьютеров сыпалось стекло, летели искры. Впереди по коридору вскрикнул Февраль, схватился за шею. Я рванул трубку из кармана, вызвал Горца на помощь. Он прибежал, стал затыкать рану. Крови было много, но Руслан сказал, пустяки, царапина Февраль от этих слов повеселел, оживился.
Я догнал командира Вместе с Монахом он стоял перед обитой кожей запертой дверью, явно стальной. На двери табличка: «Генеральный менеджер-директор». В замок уже стреляли — бесполезно. Изнутри по нам тоже стреляли, и тоже без всякого толку. Монах примотал к ручке гранату, командир оттеснил меня за угол коридора. Раздались выстрелы, потом взрыв. Дым рассеялся — дверь висела на одной петле. Мы вошли в кабинет.
Возле окна стоял бледный человек с пистолетом в руке. Ствол он воткнул себе в рот, выпученные глаза за очками растерянно бегали. Ему явно не хотелось себя убивать. С разинутым ртом он был похож на дурацкого комика.
— Ну-ну, без глупостей, — заговорил с ним Монах, делая по шагу на слово. — Авось Бог помилует.
Решил, наверное, взять лаской. Как психа натурального.
Директор глубже засунул ствол в рот и еще больше выкатил глаза. Монах подошел к нему, взял за руку и нежно отвел ее за спину самоубийцы. Тот согнулся, налился краской и начал что-то блеять по-английски. Монах отобрал у него пистолет и быстро обшлепал директора сверху донизу. Больше оружия не было, зато из кармана Монах извлек смятую бумагу. Расправил и проглядел.
— Ай-ай-ай. Секретные документы в кармане носить, что ж вы так, господин генеральный!
Бумагу он передал командиру. Святополк вынимал из компьютера винчестер, сгребал в карман со стола дискеты. Монах погнал директора к сейфу в углу, открывать. Тот перешел с английского на русский, пытался зачитать нам свои права. Монах ткнул его в спину дулом автомата.
— На данный момент вот это все твои права, — прокомментировал он. — И учти — я пока еще добрый.
Директор смирился с судьбой и открыл сейф. Там была плотная кучка оккупантских денег и несколько папок. Монах забрал то и другое.
— Ну что, будем замаливать грехи? — бросил он директору, протрещав купюрами в пачке. — Займемся благотворительностью?
— Монах, выводи его, — велел командир, читая мятую секретную бумагу. — И глаз с него не спускай. Он нам еще пригодится.
Папки из сейфа Монах отдал мне.
— А ты с этого глаз не спускай. Командир прихватил из кабинета портативный компьютер.
Мы пошли к лестнице. Наши уже заканчивали зачистку здания. Забинтованный Февраль — голова набок — гнал перед собой двух пленных с задранными руками, одетых с иголочки, в костюмы с галстуками, как и все тут. Папаша и Варяг еще вели бой, но перевес был явно на их стороне. Руслан заклеивал пластырем голову старшего Двоеслава.
— Стулом огрели, — морщась, объяснил тот.
Из-за угла вынырнул Фашист с саблей наголо. Он вытирал тряпкой лезвие, очки у него воинственно блестели.
На втором этаже Паша одной рукой держал за шиворот еще двух пленных в галстуках Это унизительное положение лишило их всякой воли к сопротивлению. Они поникли и смотрели жалобно.
— Иностранные подданные, — кивнул на них Паша.
Затесавшиеся тут два «батальоновца» направили на пленных стволы.
— Не балуйте, ребята, — предупредил их Паша, пряча иностранных подданных себе за спину.
— Мы пленных не берем, — сказали ему «батальоновцы», — По законам военного времени.
— Ну и не берите, — ответил Паша. — А этих я взял.
Фашист своих уже отвел на первый этаж, и там произошел примерно такой же диалог. «Батальоновцы» действительно в плен не брали, весь этаж был зачищен тотально. Комбат Ярый ходил все такой же мрачный из-за глупой потери двух бойцов. Еще одною из его отряда убили здесь.
— Какого ляда! — наседал он на Фашиста и Святополка. — Расстрелять без всякого цацканья. Чтоб соплеменники их твердо вызубрили: оккупанты из России не возвращаются…
— Эти вернутся, — ответно пошел на него командир. — Если сумеют. Во-первых, мы в безоружных не стреляем Во-вторых, их соплеменников это не остановит. Они уже твердо вызубрили, что Россия им мешала, мешает и будет мешать.
Ярый скрежетнул зубами и, вдруг развернувшись, приставил ствол к голове одного из пленных.
— Ладно, тогда я сам пристрелю хоть одного, В обмен на моего убитого парня.
Пленный повалился на колени и истошно закричал, что он не оккупант,
— Не стреляйте, я свой, русский, проверьте паспорт, меня просто наняли через агентство!.. Не убивайте, пожалуйста…
Ярый вдруг расхохотался.
— Да ты просто дурак, парень!
Фашист подошел к своему пленному, намотал на кулак его галстук и потянул на себя.
— Что же ты, русский, родиной торгуешь, оптом и в розницу?.. — Он жестко смотрел парню в глаза. — Нет, ты не русский, не имеешь права так называться. Не свой ты. И паспорт твой врет. Ты вирус, микроб-мутант, пришелец из ниоткуда. Оккупантский наймит. Бот тебя действительно опасно оставлять в живых. По законам военного времени… Командир? — повернулся он к Святополку.
— Майкл Черноф-ф, — угрюмо прочитал тот на бэджике парня. — В собственной стране отказываться от своего имени? — И резко: — Когда завербовался в Легион?
— Три года назад, — заплетающимся языком пролепетал «Чернофф».
Ярый перестал давиться смехом.
— Этого вздернуть, — сказал он, опять помрачнев.
Но командир не торопился.
— Если я предложу тебе место в моем отряде, пойдешь? — спросил он парня.
Фашист отпустил галстук пленного и в упор сверлил его требовательным, неуступчивым взглядом.
— Вы нанимаете меня? — по-своему оценил ситуацию «Чернофф», расправил плечи и мгновенно преобразился, перешел на деловой тон: — Я осознаю, что положение не располагает к торгу, но у меня высокая квалификация. Я должен знать, сколько вы будете мне платить.
— Он думает, что дорого стоит, — процедил Матвей, отворачиваясь от пленного.
Ответа Святополка «Чернофф» не дождался.
— Согласен, — кивнул командир Ярому, но явно был недоволен таким исходом.
Исполнили быстро и без лишних слов, оборвав для дела телефонный провод. Парень орал белугой, упирался ногами в пол, пока его тащили к петле. Напоследок он непристойно ругался, заехал в глаз одному «батальоновцу». Тог лишь ухмыльнулся.
К повисшему, вытянувшемуся телу «батальоновцы» булавкой прикололи лист бумаги с матерным словом. Трех других пленных мы привязали к стульям, растяжками подсоединили к главному входу. При малейшем движении любого из них или наружной двери гранаты взрывались. Рты заклеивать не стали, оставив им шанс спастись криками. Когда уходили, один из них прошипел нам вслед по-английски;
— Мы вас, русских, все равно уничтожим. Ярослав покачал головой:
— Дурачок. Без нас вы сами и трех с половиной лет не проживете.
После этого мы вышли тем же путем, через заднюю дверь. «Батальоновпы» несли своего убитого. Изнутри Фашист также оснастил дверь растяжкой, и сам выпрыгнул в окно. Здесь же распрощались с «батальоновцами». Вся операция заняла полчаса. Если кто и успел вызвать патруль или «кобр», их, наверное, задержали пробки.
Монах, взяв для охраны Варяга, повез директора на его же личной машине. Фашист с раненым Февралем и Кир с Пашей просто увели со стоянки перед офисом иномарки, теперь уже никому не принадлежащие. Остальные, попрятав оружие и с риском для свободы, отправились на общественном транспорте или на частных извозчиках. Москва — город слишком больших расстояний. По дороге я выпросил у командира почитать директорскую секретную бумагу.
— На, просвещайся, — протянул он листок.
На бумаге не было ни грифа, ни обращения, ни подписи, ни числа. Только сообщение по-русски о том, что из Гамбурга в Москву прибывает какой-то Консультант с каким-то сепаратором — это слово было взято в кавычки. Директор должен был лично встретить Консультанта в Шереметьево и обеспечить его охрану. Потом Консультанта надлежало немедленно доставить в Институт времени в подмосковном Буянске.
— Институт времени! — ошпаренно завопил я.
Командир быстро закрыл мне рот ладонью.
— Читай молча,
Я закивал. Дальше там говорилось, что запуск «сепаратора» назначен на конец месяца. После этого шла инструкция, как действовать. К назначенному сроку страусино-птеродактильному фонду полагалось подготовить общественное мнение в пределах России. Это мнение было нужно на случай неудачи — так значилось в бумаге. Чтобы избежать вероятных последствий: социального хаоса, беспорядков, резни и войны. Для создания общественного мнения предлагалось задействовать астрологов и ясновидящих, чтобы они выступали в СМИ и предсказывали возможный всеобщий кирдык. Печатать невнятные научные статьи о грядущем бедствии. Привлекать политологов, которые тоже предрекали бы что-нибудь эдакое, глобальное. И везде должно было вбиваться в сознание населения, что избежать катастрофы или, по крайней мере, не сильно пострадать можно только в одном случае. Если сидеть тише воды, ниже травы, не высовываться и не отсвечивать. Только сказано это было, конечно, другими словами, протокольно-канцелярскими. А в конце другим шрифтом была выделена фраза, венчающая эти ценные указания. «Чтобы взять общественное мнение в руки, надо его поставить в недоумение, высказывая с разных сторон множество противоречивых мнений до тех пор, пока быдло не затеряется в лабиринте их и не поймет, что лучше всего не иметь никакого мнения в вопросах, которых ему не дано ведать, потому что ведает их лишь тот, кто руководит им».
— Абзац, — сказал я, возвращая хамскую бумажку. — Они это что, серьезно?
— Вполне, — хмурясь, ответил командир. Местом общего сбора у нас опять была избушка на курьих ножках. К двум часам пополудни на костре сварился обед, я успел немного поспать, а командир — ознакомить всех с содержанием вражеской бумажки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31