Уныние как рукой сняло!
И эту, вторую, партию выиграл Костя Куликов, а ему не часто удавалось побеждать Верейского в легких партиях…
Что тут творилось, — это надо было видеть! Снова, как в день, когда труба поднялась стоймя, ребята кружились и кувыркались от радости.
Верейский смотрел на них из окна машинной станции и был чернее тучи, которую так тщетно ждали строители.
Несмотря на злость, следующую партию ему выиграть так п не удалось. Костя устроил остроумную ловушку и выскочил из безнадежного положения, поймав противника на пат.
Затем последовали две осторожные ничьи. Никто из противников не хотел рисковать. А потом выиграл-таки Верейский.
Сказались его опыт турнирного бойца и знание дебютной теории, в чем Куликов ему явно уступал.
К началу шестой партии на стройку приехал заокеанский гость, инженер ван дер Ланге. Приехал для обмена обусловленной договором информацией.
Был Александр Максимович по-прежнему опрятным, спокойным, внимательным, с таким же галстуком «бабочкой», несмотря на жару. Только вот уголки губ у него слегка опустились, придавая лицу усталое выражение.
Строительство в Большом Каньоне затянулось. Американцам никак не удавалось дать электрический ток, рожденный энергией Солнца. Из-за этого задерживался выпуск дополнительных «солнечных акций». «Электрик пайп компани» была накануне банкротства. Вся надежда ван дер Ланге была на шум, который он поднимет в прессе после русского успеха в Средней Азии.
Это принесет в кассу компании желанные доллары.
Потому он с особым чувством восхищения и надежды любовался уходящей в небо энерготрубой, говоря, что она подобна сказочному дереву, доставшему облака. Впрочем, облаков не было. Ветра тоже. Канадец усердно снимал кинокамерой изменившийся лик бывшей пустыни, «избушку на курьих ножках», прелестную строительницу Вику во всех видах (американцы любят такие лица на обложках журналов) и, конечно же, в разных ракурсах энерготрубу, растворявшуюся в небе, где на ее месте оставался лишь серебристый пунктир от «самолетных крылышек».
— Почему вы так рассчитываете на эти снимки? — позируя перед объективом, спросила Вика. — Разве фотографии сооружения в Большом Каньоне недостаточно для рекламы?
— В том-то и дело. Наш машинный зал авантажнее вашей «избушки из русской сказки», но… у нас над входной дверью не зажегся вот такой рекламный огонек, — и он указал на электрическую лампочку.
Узнав, что строители ждут решающей, шестой, партии матча между начальником стройки и председателем приемной комиссии, ван дер Ланге пришел в восторг.
— Как же я не додумался провести в Большом Каньоне матч боксеров тяжелого веса или матч Фишера с кем-нибудь из русских? Мы оказались бы в центре внимания всего мира и могли бы выпускать акции…
Шестая партия матча Куликов — Верейский не сулила стройке каких-либо выгод, но вызвала всеобщую заинтересованность.
У демонстрационной доски собрались все, кроме игроков, судьи и дежурного по машинному залу. Пилот вертолета, доставившего комиссию, взял на себя роль демонстратора.
Партия складывалась явно не в пользу Куликова. Верейский, играя белыми, удачно разыграл дебют, применив неизвестную Косте новинку, и получил обещающую атаку.
Страшно нервничавшая Вика и ван дер Ланге, почетный гость, прошли в машинный зал.
Противники сидели друг против друга. Куликов — напряженный, собранный, немного сутулясь. Верейский же, барственно развалясь, небрежно поглядывал на доску.
Иван Тимофеевич был непроницаемо спокоен. Выполняя обязанности судьи, он жe и передавал через окно очередной ход демонстратору.
Вика волновалась. И было отчего!
Верейский, отдав пешку за инициативу, готовился к атаке.
— Что делать? Что делать? — шепотом спрашивала Вика канадца.
Тот приложил палец к губам. Они вышли из машинного зала, чтобы обсудить положение в партии (47). Еще стоя на крутой лесенке, Александр Максимович сказал:
— Пока ничего страшного. Уверен, что наш изобретатель найдет план защиты.
Меж тем Верейский ринулся на штурм позиции черных:
21. Фе7.
Увидев сделанный ход, канадец схватился за голову.
— Бог мой! Что он делает! Как атакует! Это же коррида!
Право же, коррида! Брать ферзя нельзя, придется защищать королеву королем.
Куликов так и сделал: 21…Kpg8.
— Ну как? Это очень опасно? — волновалась Вика.
— Не думаю… Не видно, как продолжать, — отозвался ван дер Ланге. — Не всякий бык сминает торреро…
Верейский напряженно думал.
Порыв ветра волной прокатился по тюльпанному полю, пригибая к земле и цветы и траву. Но строители, так ждавшие ветра, сейчас его не заметили. На шахматную доску смотрели все, даже и не разбиравшиеся в шахматах.
На доске произошло нечто невероятное.
— Он пожертвовал ферзя на ровном месте! — закричали понимающие.
— Что такое? Почему? — требовали разъяснений остальные.
Действительно, Верейский сыграл 22. Ф : d8 (48), отдавая ферзя за коня. Куликов спокойно принял предложенную жертву — 22…Ф : d8. Болельщики ахнули. Ахнула и Вика. А Верейский невозмутимо шахнул конем — 23. Ке7+ Kpf8. У Кости не было выбора. Верейский гнал его короля конем: 24. Kh7+ Kpe8.
Последовало 25. Kd5 (49). Верейский неприкрыто смаковал получившуюся позицию, любовался ею. Насмотревшись на нее, он встал, подошел к окну, чтобы взглянуть на приунывших болельщиков. Возможно, что в отличие от них он заметил ветер.
— Метафизика какая-то! — воскликнул канадец. — Впрочем, метафизика — родня поэзии! Вот так положение! У нашего Кости ферзь за коня, но, увы, парализованный. Ни одного приличного хода! И грозит вульгарный выигрывающий шах конем на с7!
Куликов, конечно, все это видел, а поэтому сыграл 25…ФЬ8, уступая как можно больше места своему королю. Последовало 26.Кс7+ Kpd8 27. Kg5! Верейский не торопился и действовал осмотрительно. Нельзя было допустить Се7, в этом случае черные жертвой слона выпускали своего ферзя на волю. Костя в ответ лукаво сыграл 27…Kpe8, замыслив теперь попасть слоном на d8 и, наконец, развязаться. Однако Верейский все рассчитал и предусмотрительно сыграл 28. Кf7 (50), имея в виду, что после размена на d8 черные будут заперты и белый король расчистит путь своей пешке «f». Тогда Костя, решив напасть на ключевую пешку d6 с тыла, направил своего слона на ферзевый фланг.
28…Ce1, но… слон ушел с поля h4 и не грозил уже попасть на поле d8. Верейский тотчас использовал это и сыграл 29. КЬ5!
Вике казалось, что ей, как и Косте, нечем дышать.
— Неужели ничего нельзя сделать? — шептала она. — Он давит всем своим многотонным весом.
— Простите, это у Гоголя Тарас Бульба обрушил всю свою двадцатипудовую тушу на спину коня. Художественное преувеличение, не так ли?
— Какое тут преувеличение! — отмахнулась Вика. — Видите, грозит Ка7+?
Костя видел это и сделал единственный ход: 29…Фа8 30.
Ка7+ Kpb8 (51).
— Он мстит! — кипятилась Вика. — Это бесчеловечно! Ведь Костя в день завершения стройки составил этюд — два коня побеждали ферзя. Теперь он делает это против Кости!
— Подождите! Я, кажется, рассчитал. Будет все в порядке.
Это весьма красивый замысел у Верейского, но неправильный.
Обмен на а7. Пусть ферзя нет, но слон успеет напасть на пешку d6.
— Я вас расцелую, — пообещала Вика.
Демонстратор переставил фигуры: 31. Ке5 Ф : а7 32. К : d7+ Кра8 33. ba Cb4.
И тут сильный порыв ветра качнул демонстрационную доску.
Сорвавшиеся с гвоздиков фигуры посыпались наземь.
Противники делали последние ходы партии: 34. Kb6+ Kp : а7 35. d7 Се7 (63), заключительная вилка: 36. Кс8+!
Костя встал и пожал руку Верейскому.
— Это этюдопартия!
— Что? — переспросил Верейский. — Чудо-партия? А как же? Учить вас надо, этюдистов.
Вертолеты в такой ветер не летали, и Викентий Петрович поехал через пустыню на вездеходе, рассчитывая еще засветло добраться до Высоких Песков.
Сидя рядом с водителем, он кутался в свой плащ. Несносный песок проникал через наглухо закрытые окна и ощущался на шее, в рукавах и даже на зубах. Еще недавно было жарко, а сейчас Нелидов зябко ежился.
Песок бил в ветровое стекло, как из пескоструйного аппарата. «Дворники» ошалело метались из стороны в сторону.
Вокруг ничего не было видно. Брезентовый верх вездехода трепетал. Казалось, на него обрушиваются струи воды из брандспойта. Но воды не было. Был только песок. Из-за него вокруг мчалась серая мгла. Водитель вел машину по компасу. Где-то сверху, скрытое песчаными тучами, светило солнце. Об этом можно было лишь догадываться.
Нелидов подумал, что, выполняя долг, рискует жизнью, совершает героический подвиг. А кто об этом напишет?
Когда машина вырвалась на траву, видимость сразу улучшилась. Песчаные занавесы раздернуло. Вдалеке над стоящим, словно на курьих ножках, строением гнулась дугой какая-то синяя струя, которую ветер стремился придавить к земле.
Шофер гнал вездеход без дороги, по травянистому лугу, прямо к ветромашинной станции. Нелидов, вцепившись руками в сиденье, подскакивал на ухабах и едва не откусил себе язык.
Он неотрывно смотрел перед собой и видел все: как злой ветер расправлялся с дерзким сооружением, рвал его ткань, выворачивал поддерживающие крылья.
И Нелидов видел, до крови закусив губу, как километровая синяя труба бессильно рухнула на землю. Некоторое время она еще трепетала, как живое существо в агонии. Потом ее тело замерло, опав кожей исполинской змеи. Обручи выпирали резкими ребрами.
Вездеход остановился.
Выйдя из машины, Нелидов рассматривал разорванную ткань, вывороченные самолетные крылышки. Все это было теперь жалкими останками гордого сооружения.
Когда толпа строителей подбежала к Нелидову, он вскинул голову и, увидев Куликова, веско изрек:
— Отрицательный результат эксперимента тоже ценный результат. Правда, доставшийся дорогой ценой. От имени министерства я закрываю экспериментальную стройку. Остаток денежных средств будет направлен на строительство здесь тепловой электростанции, самой обыкновенной, банальной, но надежной, которая обеспечит подачу воды для принудительного орошения.
— Простите, господин Нелидов, — выступил вперед канадский инженер. — А как же с лицензией, приобретенной «Электрик пайп компани»?
— Будем считать, господин ван дер Ланге, что мы уберегли вас от серьезных убытков. Вероятно, избранный вами путь в Скалистых горах более перспективен. Мы используем ваш опыт.
Потом Нелидов подошел к Косте, обнял его за плечи и высокопарно произнес:
— Ты мне друг, но истина дороже! — и боязливо огляделся, боясь встретиться взглядом с дочерью.
Вика в упор смотрела на него. Невозможно было даже отвести взгляд от ее глаз.
Часть третья. УРАГАН
Да, это верно все, но все же,
Но все же хочется сказать,
Что жизнь на шахматы похожа,
Но жить — не в шахматы играть.
Л. Безыменский. «Шахматы»
Глава первая. ПРАВО НА РИСК
Вика вернулась домой первой, хотя забегала с работы в магазины и притащила две полные сумки. Кости все но было.
Она слышала, как открылась наружная дверь, узнала знакомые шаги — она была на кухне. Агния Андреевна демонстративно не выходила «со своей половины», и все домашние заботы легли теперь на Вику. Никитенка устроили на пятидневку в знакомый детский сад неподалеку от старого дома, где пpеждe жили Нелидовы.
Костя прошел в комнату, выделенную молодым в обширной квартире тестя, и, не переодеваясь, бухнулся на диван.
Вика заглянула в дверь, но ничего не сказала, даже не напомнила, что не следует мять пиджак и брюки. Остекленевшим взглядом Костя смотрел в потолок и даже не повернул к Вике головы.
Вика вернулась на кухню, открыла нижнюю дверцу мойки, чтобы выбросить картофельные очистки, и замерла. В помойном ведре торчал знакомый книжный переплет. Не веря себе, она извлекла любимую Костину тетрадь, куда он заносил свои шахматные произведения начиная с детского «взаимопата». Он лелеял мечту когда-нибудь издать книжку своих этюдов.
У Вики сжалось сердце. Так вот как далеко зашло!
Вика любовно разгладила смятые страницы и спрятала шахматное сокровище на верхнюю полку, замаскировав его кухонной утварью. Потом, вымыв руки, осторожно вошла к Косте в комнату.
Атмосфера в квартире за последнее время стала непереносимой. Так уж случилось после гибели синей трубы, похорон Костиной мамы, на которые Костя ездил вместе с Иваном Тимофеевичем в родной город, после инсульта, хватившего Викентия Петровича, и, наконец, после обидных семейных ссор.
Агния Андреевна, обожавшая мужа, во всем винила зятя, который «пытался использовать родственные отношения и довел тестя до края гибели». Она так переменилась к Косте, да и к Вике тоже, державшей Костину сторону, что сделала им в общей квартире жизнь не в жизнь. И даже от внука она отстранилась, якобы ради того, чтобы целиком посвятить себя уходу за мужем, приобретшим в результате заболевания эпилепсию. Было страшно смотреть, как выгибалось дугой его большое, крепкое тело, как перекашивалось в гримасе его холеное лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
И эту, вторую, партию выиграл Костя Куликов, а ему не часто удавалось побеждать Верейского в легких партиях…
Что тут творилось, — это надо было видеть! Снова, как в день, когда труба поднялась стоймя, ребята кружились и кувыркались от радости.
Верейский смотрел на них из окна машинной станции и был чернее тучи, которую так тщетно ждали строители.
Несмотря на злость, следующую партию ему выиграть так п не удалось. Костя устроил остроумную ловушку и выскочил из безнадежного положения, поймав противника на пат.
Затем последовали две осторожные ничьи. Никто из противников не хотел рисковать. А потом выиграл-таки Верейский.
Сказались его опыт турнирного бойца и знание дебютной теории, в чем Куликов ему явно уступал.
К началу шестой партии на стройку приехал заокеанский гость, инженер ван дер Ланге. Приехал для обмена обусловленной договором информацией.
Был Александр Максимович по-прежнему опрятным, спокойным, внимательным, с таким же галстуком «бабочкой», несмотря на жару. Только вот уголки губ у него слегка опустились, придавая лицу усталое выражение.
Строительство в Большом Каньоне затянулось. Американцам никак не удавалось дать электрический ток, рожденный энергией Солнца. Из-за этого задерживался выпуск дополнительных «солнечных акций». «Электрик пайп компани» была накануне банкротства. Вся надежда ван дер Ланге была на шум, который он поднимет в прессе после русского успеха в Средней Азии.
Это принесет в кассу компании желанные доллары.
Потому он с особым чувством восхищения и надежды любовался уходящей в небо энерготрубой, говоря, что она подобна сказочному дереву, доставшему облака. Впрочем, облаков не было. Ветра тоже. Канадец усердно снимал кинокамерой изменившийся лик бывшей пустыни, «избушку на курьих ножках», прелестную строительницу Вику во всех видах (американцы любят такие лица на обложках журналов) и, конечно же, в разных ракурсах энерготрубу, растворявшуюся в небе, где на ее месте оставался лишь серебристый пунктир от «самолетных крылышек».
— Почему вы так рассчитываете на эти снимки? — позируя перед объективом, спросила Вика. — Разве фотографии сооружения в Большом Каньоне недостаточно для рекламы?
— В том-то и дело. Наш машинный зал авантажнее вашей «избушки из русской сказки», но… у нас над входной дверью не зажегся вот такой рекламный огонек, — и он указал на электрическую лампочку.
Узнав, что строители ждут решающей, шестой, партии матча между начальником стройки и председателем приемной комиссии, ван дер Ланге пришел в восторг.
— Как же я не додумался провести в Большом Каньоне матч боксеров тяжелого веса или матч Фишера с кем-нибудь из русских? Мы оказались бы в центре внимания всего мира и могли бы выпускать акции…
Шестая партия матча Куликов — Верейский не сулила стройке каких-либо выгод, но вызвала всеобщую заинтересованность.
У демонстрационной доски собрались все, кроме игроков, судьи и дежурного по машинному залу. Пилот вертолета, доставившего комиссию, взял на себя роль демонстратора.
Партия складывалась явно не в пользу Куликова. Верейский, играя белыми, удачно разыграл дебют, применив неизвестную Косте новинку, и получил обещающую атаку.
Страшно нервничавшая Вика и ван дер Ланге, почетный гость, прошли в машинный зал.
Противники сидели друг против друга. Куликов — напряженный, собранный, немного сутулясь. Верейский же, барственно развалясь, небрежно поглядывал на доску.
Иван Тимофеевич был непроницаемо спокоен. Выполняя обязанности судьи, он жe и передавал через окно очередной ход демонстратору.
Вика волновалась. И было отчего!
Верейский, отдав пешку за инициативу, готовился к атаке.
— Что делать? Что делать? — шепотом спрашивала Вика канадца.
Тот приложил палец к губам. Они вышли из машинного зала, чтобы обсудить положение в партии (47). Еще стоя на крутой лесенке, Александр Максимович сказал:
— Пока ничего страшного. Уверен, что наш изобретатель найдет план защиты.
Меж тем Верейский ринулся на штурм позиции черных:
21. Фе7.
Увидев сделанный ход, канадец схватился за голову.
— Бог мой! Что он делает! Как атакует! Это же коррида!
Право же, коррида! Брать ферзя нельзя, придется защищать королеву королем.
Куликов так и сделал: 21…Kpg8.
— Ну как? Это очень опасно? — волновалась Вика.
— Не думаю… Не видно, как продолжать, — отозвался ван дер Ланге. — Не всякий бык сминает торреро…
Верейский напряженно думал.
Порыв ветра волной прокатился по тюльпанному полю, пригибая к земле и цветы и траву. Но строители, так ждавшие ветра, сейчас его не заметили. На шахматную доску смотрели все, даже и не разбиравшиеся в шахматах.
На доске произошло нечто невероятное.
— Он пожертвовал ферзя на ровном месте! — закричали понимающие.
— Что такое? Почему? — требовали разъяснений остальные.
Действительно, Верейский сыграл 22. Ф : d8 (48), отдавая ферзя за коня. Куликов спокойно принял предложенную жертву — 22…Ф : d8. Болельщики ахнули. Ахнула и Вика. А Верейский невозмутимо шахнул конем — 23. Ке7+ Kpf8. У Кости не было выбора. Верейский гнал его короля конем: 24. Kh7+ Kpe8.
Последовало 25. Kd5 (49). Верейский неприкрыто смаковал получившуюся позицию, любовался ею. Насмотревшись на нее, он встал, подошел к окну, чтобы взглянуть на приунывших болельщиков. Возможно, что в отличие от них он заметил ветер.
— Метафизика какая-то! — воскликнул канадец. — Впрочем, метафизика — родня поэзии! Вот так положение! У нашего Кости ферзь за коня, но, увы, парализованный. Ни одного приличного хода! И грозит вульгарный выигрывающий шах конем на с7!
Куликов, конечно, все это видел, а поэтому сыграл 25…ФЬ8, уступая как можно больше места своему королю. Последовало 26.Кс7+ Kpd8 27. Kg5! Верейский не торопился и действовал осмотрительно. Нельзя было допустить Се7, в этом случае черные жертвой слона выпускали своего ферзя на волю. Костя в ответ лукаво сыграл 27…Kpe8, замыслив теперь попасть слоном на d8 и, наконец, развязаться. Однако Верейский все рассчитал и предусмотрительно сыграл 28. Кf7 (50), имея в виду, что после размена на d8 черные будут заперты и белый король расчистит путь своей пешке «f». Тогда Костя, решив напасть на ключевую пешку d6 с тыла, направил своего слона на ферзевый фланг.
28…Ce1, но… слон ушел с поля h4 и не грозил уже попасть на поле d8. Верейский тотчас использовал это и сыграл 29. КЬ5!
Вике казалось, что ей, как и Косте, нечем дышать.
— Неужели ничего нельзя сделать? — шептала она. — Он давит всем своим многотонным весом.
— Простите, это у Гоголя Тарас Бульба обрушил всю свою двадцатипудовую тушу на спину коня. Художественное преувеличение, не так ли?
— Какое тут преувеличение! — отмахнулась Вика. — Видите, грозит Ка7+?
Костя видел это и сделал единственный ход: 29…Фа8 30.
Ка7+ Kpb8 (51).
— Он мстит! — кипятилась Вика. — Это бесчеловечно! Ведь Костя в день завершения стройки составил этюд — два коня побеждали ферзя. Теперь он делает это против Кости!
— Подождите! Я, кажется, рассчитал. Будет все в порядке.
Это весьма красивый замысел у Верейского, но неправильный.
Обмен на а7. Пусть ферзя нет, но слон успеет напасть на пешку d6.
— Я вас расцелую, — пообещала Вика.
Демонстратор переставил фигуры: 31. Ке5 Ф : а7 32. К : d7+ Кра8 33. ba Cb4.
И тут сильный порыв ветра качнул демонстрационную доску.
Сорвавшиеся с гвоздиков фигуры посыпались наземь.
Противники делали последние ходы партии: 34. Kb6+ Kp : а7 35. d7 Се7 (63), заключительная вилка: 36. Кс8+!
Костя встал и пожал руку Верейскому.
— Это этюдопартия!
— Что? — переспросил Верейский. — Чудо-партия? А как же? Учить вас надо, этюдистов.
Вертолеты в такой ветер не летали, и Викентий Петрович поехал через пустыню на вездеходе, рассчитывая еще засветло добраться до Высоких Песков.
Сидя рядом с водителем, он кутался в свой плащ. Несносный песок проникал через наглухо закрытые окна и ощущался на шее, в рукавах и даже на зубах. Еще недавно было жарко, а сейчас Нелидов зябко ежился.
Песок бил в ветровое стекло, как из пескоструйного аппарата. «Дворники» ошалело метались из стороны в сторону.
Вокруг ничего не было видно. Брезентовый верх вездехода трепетал. Казалось, на него обрушиваются струи воды из брандспойта. Но воды не было. Был только песок. Из-за него вокруг мчалась серая мгла. Водитель вел машину по компасу. Где-то сверху, скрытое песчаными тучами, светило солнце. Об этом можно было лишь догадываться.
Нелидов подумал, что, выполняя долг, рискует жизнью, совершает героический подвиг. А кто об этом напишет?
Когда машина вырвалась на траву, видимость сразу улучшилась. Песчаные занавесы раздернуло. Вдалеке над стоящим, словно на курьих ножках, строением гнулась дугой какая-то синяя струя, которую ветер стремился придавить к земле.
Шофер гнал вездеход без дороги, по травянистому лугу, прямо к ветромашинной станции. Нелидов, вцепившись руками в сиденье, подскакивал на ухабах и едва не откусил себе язык.
Он неотрывно смотрел перед собой и видел все: как злой ветер расправлялся с дерзким сооружением, рвал его ткань, выворачивал поддерживающие крылья.
И Нелидов видел, до крови закусив губу, как километровая синяя труба бессильно рухнула на землю. Некоторое время она еще трепетала, как живое существо в агонии. Потом ее тело замерло, опав кожей исполинской змеи. Обручи выпирали резкими ребрами.
Вездеход остановился.
Выйдя из машины, Нелидов рассматривал разорванную ткань, вывороченные самолетные крылышки. Все это было теперь жалкими останками гордого сооружения.
Когда толпа строителей подбежала к Нелидову, он вскинул голову и, увидев Куликова, веско изрек:
— Отрицательный результат эксперимента тоже ценный результат. Правда, доставшийся дорогой ценой. От имени министерства я закрываю экспериментальную стройку. Остаток денежных средств будет направлен на строительство здесь тепловой электростанции, самой обыкновенной, банальной, но надежной, которая обеспечит подачу воды для принудительного орошения.
— Простите, господин Нелидов, — выступил вперед канадский инженер. — А как же с лицензией, приобретенной «Электрик пайп компани»?
— Будем считать, господин ван дер Ланге, что мы уберегли вас от серьезных убытков. Вероятно, избранный вами путь в Скалистых горах более перспективен. Мы используем ваш опыт.
Потом Нелидов подошел к Косте, обнял его за плечи и высокопарно произнес:
— Ты мне друг, но истина дороже! — и боязливо огляделся, боясь встретиться взглядом с дочерью.
Вика в упор смотрела на него. Невозможно было даже отвести взгляд от ее глаз.
Часть третья. УРАГАН
Да, это верно все, но все же,
Но все же хочется сказать,
Что жизнь на шахматы похожа,
Но жить — не в шахматы играть.
Л. Безыменский. «Шахматы»
Глава первая. ПРАВО НА РИСК
Вика вернулась домой первой, хотя забегала с работы в магазины и притащила две полные сумки. Кости все но было.
Она слышала, как открылась наружная дверь, узнала знакомые шаги — она была на кухне. Агния Андреевна демонстративно не выходила «со своей половины», и все домашние заботы легли теперь на Вику. Никитенка устроили на пятидневку в знакомый детский сад неподалеку от старого дома, где пpеждe жили Нелидовы.
Костя прошел в комнату, выделенную молодым в обширной квартире тестя, и, не переодеваясь, бухнулся на диван.
Вика заглянула в дверь, но ничего не сказала, даже не напомнила, что не следует мять пиджак и брюки. Остекленевшим взглядом Костя смотрел в потолок и даже не повернул к Вике головы.
Вика вернулась на кухню, открыла нижнюю дверцу мойки, чтобы выбросить картофельные очистки, и замерла. В помойном ведре торчал знакомый книжный переплет. Не веря себе, она извлекла любимую Костину тетрадь, куда он заносил свои шахматные произведения начиная с детского «взаимопата». Он лелеял мечту когда-нибудь издать книжку своих этюдов.
У Вики сжалось сердце. Так вот как далеко зашло!
Вика любовно разгладила смятые страницы и спрятала шахматное сокровище на верхнюю полку, замаскировав его кухонной утварью. Потом, вымыв руки, осторожно вошла к Косте в комнату.
Атмосфера в квартире за последнее время стала непереносимой. Так уж случилось после гибели синей трубы, похорон Костиной мамы, на которые Костя ездил вместе с Иваном Тимофеевичем в родной город, после инсульта, хватившего Викентия Петровича, и, наконец, после обидных семейных ссор.
Агния Андреевна, обожавшая мужа, во всем винила зятя, который «пытался использовать родственные отношения и довел тестя до края гибели». Она так переменилась к Косте, да и к Вике тоже, державшей Костину сторону, что сделала им в общей квартире жизнь не в жизнь. И даже от внука она отстранилась, якобы ради того, чтобы целиком посвятить себя уходу за мужем, приобретшим в результате заболевания эпилепсию. Было страшно смотреть, как выгибалось дугой его большое, крепкое тело, как перекашивалось в гримасе его холеное лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20