Костя упрямился, говорил, что масонское братство тут ни при чем, что он готов играть с Верейским в шахматы, даже показывать ему этюды, но работать с ним над замыслом, который он так бессовестно чернил, не намерен.
Пришлось обратиться к папе как к третейскому судье. Я знала.
что он дальновидный, и не ошиблась. Выслушав меня, он долго смеялся, потом сказал, что я действительно могла бы быть древнеегипетской царицей вроде Хатшепсут и. должно быть, не в то время и не в той «династии» родилась. И еще сказал, что логика у меня, конечно, женская, по… тем она и ценна, что отличается от прямолинейной вульгарности мужской логики. II еще добавил, что я «добрая душа», и поцеловал меня. Наконец сказал, чтобы я прислала к нему Костю.
У мамы удивительное чутье. Она поняла, что надо принести «совещающимся мужчинам».
Что уж там папа с Костей под коньяк говорили — не знаю.
Вернулся Костя от папы окрыленный. Расцеловал меня и признался, что ему здорово повезло на «Седьмом небе».
— А что! Это верно! В жизни надо. как в шахматах. С противниками дружить.
И на следующий день, когда Сергей Александрович пришел к иам взять своп три очка пз четырех (обычный счет нх домашних встреч), Костя сделал ему предложение работать вместе.
Сергей Александрович изобразил на своем холеном лице искреннее изумление. Но Костя уже усвоил мои аргументы.
— Нам в проектной группе нужен свой «тренер», свой опровергатель вариантов. Лучше вас, Сергей Александрович, не придумаешь. Надо скоро ехать в Канаду и Америку, в Скалистые горы. где начинают сооружать экспериментальную установку.
Вот и поедем вместе.
Сергей Александрович пообещал подумать. Но я подозреваю, что он давно «просчитал эти варианты», еше раньше, чем прийти к нам. Ведь он стремился быть ко мне поближе… Так иди, иди ;ке в приоткрытую мной дверцу!
На следующий день инженер Верейский согласился работать в нашей группе проектирования энерготруб.
Папа позвонил из министерства в НИИ, при котором мы находились, и порекомендовал взять на работу инженера Верейского.
Ну, я, наверное, надоела тебе со всеми этими подробностями!
Ты уж меня прости, я никогда не умела отделять главное от второстепенного. Поэтому спешу перейти, может быть, к самому главному.
Имей в виду, что распашоночки, чепчики, ползунки, пинетки и всякую необходимую мелочь, ценность которой ты скоро поймешь, я тебе немедленно перешлю. Мой Никитенок вырастает из всего не по дням. а по минутам. Думаю, твоя мама сможет проездом из Воронежа заглянуть к нам в Москву и все это забрать для твоего ребеночка.
Но ведь это еще не так скоро. Я наверняка успею тебе еще что-нибудь написать и, конечно, получу письма от тебя.
Как-то у тебя там, па Урале? Кстати, энергетические трубы будем строить и v вас. Холодной зимой вы от нас пе отгородитесь!
Все равно на километровой высоте холоднее, чем даже среди ваших сугробов. Ты там так и скажи своим.
Крепко обнимаю тебя, моя родная, твоя Вика».
Глава четвертая. ТРУБА ДО НЕБА
«Милая моя Катюня! Ничего у пас с тобой не получается из регулярной переписки. Но я на тебя пе сержусь, поскольку виновата в атом не меньше тебя. Все у нас с тобой пе как у людей.
Вместо того чтобы писать часто коротенькие письма, мы катаем со многу страниц, словно собираемся публиковать никому не интересные, кроме нас с тобой, романы-эпистолярии.
О тебе я уже все знаю. Слухом земля полнится. Счастлива за вас с Ваней. Он у тебя такой «далекоидущий»! Надеюсь, ты но в обиде на него? Ведь вы не в равном положении — тебе так долго пришлось не работать! Мать есть мать. И даже бабушка не во всем ее заменит! Рада я и такой мелочи, что твоя Леночка и мой Никитенок вырастали из одних и тех же распашоночек.
Кто знает, может быть, детишки наши когда-нибудь вспомнят об этом и устроят вместе свою судьбу? Ты, конечно, хохочешь, мон хохотушка. Да и я не очень всерьез… А что если? Чем чертик не шутит? Ну, ладно, пусть этим бесенком буду я. Просто пошутила и вес.
Столько времени не писала тебе и, как всегда, не знаю, с чего начать. Знаешь, что передо мной?
Море тюльпанов!
Ты представить себе не можешь, какая это красота! Говорят, в Голландии дядя нашего Александра Максимовича в числе другиx фермеров выращивает тюльпаны для всей Европы. Нх там цeлыe поля. Я видела, правда, только на открытках. Но все равно это не идет ни в какое сравнение с нашим морем тюльнов. Они выросли нa месте бывших мертвых песков благодаря нам, благодаря нашей первой энергетической трубе, давшей первые двадцать тысяч киловатт электроэнергии. Заработали наcocы, подняли воду в арыки, куда она никак не могла попасть самотеком.
И вот — глаза радуются! Благодарная Природа воспользовалась нашим экспериментом. Скоро здесь посеют хлопок, а пока дикие тюльпаны выросли сами, как вырастают в других среднеазиатских пустынях в весенние влажные месяцы.
Тюльпаны, тюльпанчики! Красные, желтые, пестрые в крапинку. Растут полосами. И кажется, будто это яркие волны застыли в своем беге морском, покрыв цветастым ковром скучные гребни барханов. Еще недавно эти серые гребни клубились песчаным дымком, который засыпал и цепочки следов ящерицы, и полоски от проползшей юркой змеи. Я их ужасно боялась, и змеи и ящериц. Не знаю, как они теперь чувствуют себя в буйных травах.
Мы намеренно выбрали для эксперимента Высокие Пески, для орошения которых требовалась принудительная подача воды.
И мы решили, что сможем дать насосам энергию здешнего жаркого Солнца.
Мы с Костей и Верейским — «Штаб Мечты», как мы в шутку именовались, — приезжали сюда из Москвы изучить местность.
Сергей Александрович страдал от жары и жаловался, что плавится под этим проклятым Солнцем. Я ему, конечно, тотчас же пропела арию Снегурочки «Люблю и таю…»
Он меня слушал, влюбленно вздыхая, но на него грустно было смотреть. Мокрое лицо и влажные складки на шее. Одышка.
Цыганских его глаз и не видно за темными очками.
А Костя — тот и не замечал ничего, весь был в заботах.
Наш «Штаб Мечты» изучил местность и наметил, где строить «избушку на курьих ножках» — будущий машинный зал ветровой электростанции, поднятый на колоннах, чтобы воздух пустыни мог стекаться к приемной воронке в полу станции.
Потом мы вернулись в Москву заканчивать проектирование.
Косте с Сергеем Александровичем пришлось съездить в Америку без меня. Теперь бы, пожалуй, я смогла, но тогда Никитенок был еще крохотным.
В Большом Каньоне началось экспериментальное строительство «Электрик пайп компани».
Костя рассказывал, что каньон — это, по существу говоря, грандиозный овраг, результат разрушительной работы вод за миллионы лет. Наш обыкновенный овраг в представлении муравья покажется таким же каньоном.
Тянется каньон на сотни километров, ширина — десятки километров, высота обрывов — полтора километра. Последним обстоятельством и воспользовался наш расчетливый Александр Максимович. Для верности он решил соорудить опытную ветровую установку, спустив ее трубу по обрыву каньона и, пользуясь прилегающим горным склоном, поднять ее еще на полтора километра. Общая высота трубы получится около трех километров.
Нужная тяга обеспечивается, но сооружение влетит в копеечку, оно съест все капиталы компании. Но Александра Максимовича это ничуть не смутило. Он говорил, что по законам большого бизнеса компании нужно сразу же получить результат — выдать бесплатную энергию, взятую у Солнца, и выпустить новые «солнечные акции», как назвал их отец Александра Максимовича, один из директоров «Электрик пайп компани», Макс ван дер Ланге.
Однако до выпуска этих акций было еще далеко, когда Костя с Верейским встречались с заокеанскими коллегами. Их познакомили с нашим проектом «мягкой трубы» высотой всего лишь в километр, которую можно поднять всюду, независимо от характера местности, не обязательно в горах Скалистых или Кавказских, в Кордильерах или на Памире. Американские инженеры рассматривали наш проект и качали головой. Он казался им слишком дерзким.
Но мы твердо решили осуществить его в Высоких Песках.
Какие только предприятия не работали на нас! И химические комбинаты, и турбостроительные заводы, и авиационные, и электротехнические, и текстильные фабрики. Мне казалось, что мы кооперируемся со всеми министерствами страны. И представь, все заботы по связи с ними обрушились на мою бедную головушку! Хорошо, папа научил меня межминистерской мудрости, ну, а то, что я женщина, я использовала уже сама…
Я именовалась «главным инженером стройки», начальником назначили Костю. Он ездил в свой родной город и нашел там Ивана Тимофеевича Русакова, того самого седого дядьку, с которым мы с тобой встретились у Останкинской телебашни.
Костя уговорил Гусакова согласиться пойти на наше строительство: Иван Тимофеевич, когда был в армии, служил в строительном батальоне, это могло очень пригодиться нашей молодежной стройке. Ведь сооружение экспериментальной энерготрубы в Средней Азии стало комсомольской стройкой. И не только мы с Костей, ее руководители, были комсомольцами, но и все добровольцы из студенческих строительных отрядов оказались нам под стать. И появился у нас свой дядька Черномор, в прошлом капитан Советской Армии, а потом милиции и теперь наш парторг, Гусаков. Только был он не тем Черномором, который летал с помощью бороды, а был он тем дядькой Черномором, который выводил на берег тридцать витязей прекрасных… и всех в брюках (в том числе одиннадцать девушек).
Да, на нашей стройке, как бы пышно она ни называлась, работали всего лишь тридцать человек, комсомольцев.
Забавно, что этим воспользовался… ты знаешь кто? Верейский! Сергей Александрович! Он вдруг заявил, что по возрасту уже не подходит к нашей группе, и наотрез отказался ехать в Среднюю Азию. Я сочла это предательством и высказала ему все, что о нем думаю. А он безропотно соглашался со мной. Да, конечно, он не может и не собирается расстаться с Москвой. Он коренной москвич, урбанист, и романтика комсомольских строек не для него. Да, он не может обойтись без ипподрома с тотализатором, даже если я заменю в песках скаковых лошадей верблюдами. Да, он не собирается бросать своих учеников (и уж, конечно, учениц!) и не оставит своей тренерской работы по шахматам.
Словом, он не намерен отказываться от привычного уклада жизни!
Он весь в этом, Сергей Александрович Верейский, умница, игрок и дамский угодник. И даже в этом он согласился со мной, не снисходя до спора с дамой.
Сам папа не смог его убедить. В ответ на отцовские аргументы он спросил папу, почему тот не оставит, хотя бы временно, свои пост в министерстве и не возглавит стройку вместо неопытного инженера Куликова? Каков? Папа ответил, что готов был это сделать, да министр но отпустит. Мама очень рассердилась, обвинила Сергея Александровича в том, что он подпевает всяким интриганам, которые обвиняют папу в якобы барских замашках.
И папе вовсе не следует по совету Верейского испытывать судьбу — вдруг возьмут и пошлют в пустыню! А как быть с московской квартирой? Да и Костя обидится…
Итак, тридцать витязей прекрасных обоего пола и с ними дядька Черномор отправились в Высокие Пески ставить стоймя сказочный «тещин язык», о котором я когда-то из озорства вспомнила при Косте, не представляя, куда это меня занесет.
Как выглядели Высокие Пески, я тебе уже написала. Никогда не забуду их с разостланной по барханам ярко-синей оболочкой нашей трубы. Ее укладывали, как укладывают парашюты.
Это целое искусство! Руководил этим сам Иван Тимофеевич, который, к нашему счастью, еще до армии был мастером парашютного спорта.
Девчата все охали и ахали по поводу того, как хороша и прочна гладкая синтетическая материя оболочки и сколько из нее можно было бы сшить брючных костюмов. Но сейчас эта материя была сшита в виде одной километровой брючины («по Маяковскому», как острили ребята, вспоминая его «Облако в штанах»).
«Брючину» через равные отрезки длины перехватывали легкие обручи, чтобы препятствовать смятию трубы наружным воздухом из-за падения давления внутри трубы, вызванного, по законам газодинамики, скоростным потоком. Эти же обручи служили и для строп, через которые плавающие в воздушном потоке поплавки поддерживали трубу.
Оболочку трубы тщательно уложили, чтобы обручи и поплавки не перепутались, не зацепились бы друг за друга.
Сейчас мы должны были получить результат без предварительного опыта. Собственно, вся наша стройка была опытная.
Никто не поднимал в небо километровых труб. Никто не мор сказать, как все произойдет. Надо было пробовать.
Для подъема трубы прилетел вертолет с веселым летчиком, коротеньким крепышом, который ходил, расправив плечи и расставив руки, как борец на параде, сыпал прибаутками и всех веселил.
Однако именно с ним связан самый черный день нашей эпопеи.
Я поначалу жалела, что мама с Никитенком не успели приехать ко дню подъема трубы, но потом была даже рада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20