Мэттью тронул друга за руку.
– Нам лучше уйти.
Они отправились в комнату Уильяма, где в тишине выпили по рюмке коньяку.
Когда Уильям утром проснулся, то нашёл под своей дверью конверт. Внутри было короткое письмо от председателя клуба «Порсельянцев», в котором высказывалась надежда, «что инцидент, случившийся вчера вечером, больше не повторится».
К обеду председатель получил два письма о выходе из членов клуба.
После многих месяцев упорного труда и Уильям, и Мэттью были почти готовы – ведь никто не может считать, что он готов полностью, – к своим выпускным экзаменам. В течение шести дней они отвечали на вопросы и заполняли бесчисленные бланки с ответами, а затем ждали результат. Они окончили Гарвард в июне 1928 года.
Неделей позднее было объявлено, что Уильям завоевал президентскую премию по математике. Как же он жалел, что его отец не дожил до церемонии её вручения! Мэттью заработал твёрдую «четвёрку», которая для него была огромным облегчением и ни у кого не вызвала удивления. Ни тот, ни другой не имели никакого желания продолжать образование, решив по возможности скорее окунуться в реальную жизнь.
За восемь дней до окончания Гарварда на личном счету Уильяма в Нью-Йорке лежало более миллиона долларов. Тогда-то он и обсудил с Мэттью детальнейший план установления контроля над банком Лестера через слияние его с банком «Каин и Кэббот».
Мэттью воспринял эту мысль с большим энтузиазмом и признался:
– Похоже, это для меня единственный способ не растерять то, что заработал мой старик, когда он передаст мне банк по наследству.
К выпускному вечеру в Гарвард приехал Алан Ллойд, которому шёл уже шестидесятый год. После вручения дипломов Уильям пригласил его на чашку чая.
– И чем же ты займёшься после Гарварда?
– Я собираюсь поступить на работу в банк Чарльза Лестера в Нью-Йорке, чтобы набраться побольше опыта, перед тем как приехать в «Каин и Кэббот».
– Но ты и так только что не жил в этом банке с тех пор, как тебе исполнилось двенадцать, Уильям! Почему бы тебе не присоединиться к нам прямо сейчас? Мы бы назначили тебя членом совета директоров.
Уильям ничего не сказал. Предложение Алана Ллойда застало его врасплох. При всех его устремлениях ему и в голову не приходило, что его могут пригласить на должность директора банка до того, как ему исполнится двадцать пять лет, – ведь именно в этом возрасте подобного назначения добился его отец.
Алан Ллойд терпеливо ждал ответа. Но его всё не было.
– Уильям, должен сказать, что раньше тебя ничто не могло повергнуть в немоту.
– Но я и вообразить себе не мог, что меня пригласят в члены совета до того, как мне исполнится двадцать пять – как моему отцу.
– Да, твой отец был избран в возрасте двадцати пяти лет. Но ведь нет причин запретить тебе войти в состав совета директоров, если другие директора не возражают, а я знаю, что они не возражают. В любом случае, есть и личные причины, которые заставляют меня желать видеть тебя в директорском кресле как можно быстрее. Когда я оставлю свою должность через пять лет, я хотел бы обеспечить избрание достойного председателя. Ты получишь более сильные позиции, чтобы повлиять на это решение, если отработаешь эти пять лет в «Каин и Кэббот», а не в качестве менеджера – пусть и высокопоставленного – в банке Лестера. Ну так как, мой мальчик, войдёшь в состав совета?
И вновь Уильям пожалел, что отец не дожил до этого дня.
– С радостью принимаю ваше приглашение, сэр! – сказал он.
Алан укоризненно посмотрел на Уильяма.
– Ты назвал меня «сэром» впервые с тех пор, как мы играли в гольф. Впредь прошу следить за собой внимательно.
Уильям улыбнулся.
– Хорошо, – сказал Алан Ллойд, – забудем об этом. Ты станешь вице-директором, отвечающим за инвестиции под непосредственным руководством Тони Симмонса.
– Могу я назначить себе помощника? – спросил Уильям.
Алан Ллойд вопросительно посмотрел на него.
– Это, конечно же, Мэттью Лестер, не так ли?
– Так.
– Нет. Я не хочу, чтобы он занимался в нашем банке тем, чем ты собирался заняться в его банке.
Уильям не сказал ни слова, но впредь всегда относился к словам Алана Ллойда очень внимательно.
Чарльз Лестер смеялся, когда Уильям слово в слово повторил ему этот диалог.
– Мне очень жаль, что ты не приедешь к нам, пусть даже и как шпион, – сказал он сочувственно. – Но я уверен, что однажды ты ещё окажешься здесь – в том или ином качестве.

КНИГА ТРЕТЬЯ
15
Когда в сентябре 1928 года Уильям начал работать в качестве вице-директора «Каин и Кэббот», он впервые в жизни ощутил, что занимается чем-то действительно стоящим. Он начал свою карьеру в небольшом кабинете, обшитом дубовыми панелями, который располагался рядом с кабинетом Тони Симмонса, финансового директора банка. Уильяму никто не сказал ни слова, но уже через неделю после приезда он знал, что Тони Симмонс надеется сменить Алана Ллойда на посту председателя.
Симмонс отвечал за все инвестиционные программы банка. Он сразу же делегировал Уильяму некоторые участки своей работы, в частности инвестиции в малый бизнес, фермерские хозяйства и другие сторонние виды предпринимательской деятельности, в которых банк принимал участие. В числе обязанностей Уильяма был и ежемесячный доклад о планируемых инвестициях перед пленарным заседанием совета директоров. Все четырнадцать членов совета собирались раз в месяц в просторной комнате с дубовыми панелями, на которых с обеих сторон висели портреты: один – отца Уильяма, второй – его деда. Уильям не знал своего деда, но всегда считал его гигантом, раз он сумел взять замуж бабушку Каин. На стенах оставалось ещё достаточно места и для его портрета.
В первые месяцы работы Уильям вёл себя в банке очень осмотрительно, и его коллеги в совете директоров скоро стали уважительно относиться к его рекомендациям и, за редкими исключениями, соглашаться с ними. Но советы, которые они не принимали, оказывались самыми лучшими из предлагавшихся Уильямом. В первом случае некий мистер Майер просил у банка заём на инвестиции в «говорящие картины», но совет директоров отказался увидеть будущее в этой затее. В другой раз к Уильяму пришёл некий мистер Пэйли и изложил весьма амбициозный план создать вещательную радиосеть «Юнайтед». Алан Ллойд, питавший к передаче электрических сигналов по радио примерно такие же чувства, как и к телепатической связи, отказался иметь с ними дело. Совет директоров поддержал Алана. Однако Уильям был уверен в своих оценках и поддержал и того и другого за счёт денег из своего фонда, хотя – как и его отец – никогда не сообщал им об этом. Со временем Луи Майер возглавил киностудию MGM, а Уильям Пэйли – CBS…
Более неприятной обязанностью была ежедневная работа Уильяма по рассмотрению неплатёжеспособности и банкротств клиентов, которые, заняв в банке крупные суммы денег, впоследствии не смогли расплатиться по долгам. Уильям был не слабым человеком (Генри Осборн знал это по собственному опыту), но необходимость настаивать на том, чтобы старые и уважаемые клиенты продавали свои бумаги и даже дома, заставляла Уильяма часто ворочаться по ночам в кровати. Он вскоре заметил, что такие клиенты могут быть отнесены к одной из двух категорий: к тем, кто считает банкротство частью повседневной деловой практики, и к тем, для кого неприятно само слово «банкротство», кто готов положить жизнь на то, чтобы попытаться выплатить одолженные суммы до последнего цента. Уильям считал вполне естественным жёсткий разговор с первыми, но был гораздо более податлив со вторыми. Тони Симмонс ворчал, но одобрял его.
Как-то, во время рассмотрения подобного случая, Уильям нарушил одно из золотых правил банка и оказался лично замешан в деле клиента. Звали её Кэтрин Брукс, а её муж взял в банке «Каин и Кэббот» более миллиона долларов, чтобы вложить их в недвижимость во Флориде, где в 1925 году бизнес на земельных участках переживал сильный подъём. Уильям никогда не поддержал бы этот заём, но он тогда ещё не работал в банке. Речь шла о Максе Бруксе, который слыл в Массачусетсе героем: ведь он был представителем нового неустрашимого племени воздухоплавателей и лётчиков, близким другом Чарльза Линдберга. Трагическая смерть Брукса, когда небольшой самолёт, который он пилотировал, врезался в дерево, не успев набрать высоту, всего в сотне метров от взлётной полосы, широко и подробно освещалась в прессе, а вся Америка восприняла её как национальную утрату.
От имени банка Уильям тут же вступил во владение поместьем Бруксов. Оно было заложено, и все сроки выплат по закладной уже прошли. Уильям погасил задолженность и попытался минимизировать потери банка продажей земли, за исключением двух акров, на которых стоял сам дом. И всё-таки потери банка всё ещё превышали триста тысяч долларов. Некоторые директора высказывали лёгкий скептицизм в связи с поспешной продажей земли, а Тони Симмонс не дал согласия на эту операцию. Уильям потребовал занести неодобрение Симмонсом сделки в протокол, а несколько месяцев спустя получил возможность указать на то, что, если бы они продолжали цепляться за землю, банк потерял бы практически весь миллион целиком. Эта демонстрация проницательности не сблизила его с Тони Симмонсом, хотя все остальные члены совета директоров отметили про себя неординарную прозорливость Уильяма.
Когда Уильям распродал всё, что банк держал в закладе от имени Макса Брукса, он обратил своё внимание на миссис Брукс, выступавшую законным поручителем по долгам покойного мужа. Уильям всегда старался обеспечить подобные гарантии по всем кредитам, которые выдавал банк, хотя предложение стать поручителем по чужим долгам не относилось к разряду тех, что он мог бы рекомендовать своим друзьям, каким бы надёжным ни казалось предприятие, – ведь его провал неизбежно причинил бы большие неприятности поручителю.
Уильям написал миссис Брукс официальное письмо, предлагая встретиться и переговорить о сложившемся положении. Он добросовестно изучил материалы дела и знал, что ей только двадцать два года, что она дочь Эндрю Хиггинсона, главы старой и знатной бостонской семьи, и что у неё есть собственные деньги, и немалые. Его не радовала необходимость потребовать у неё передачи этих денег банку, но и он, и Тони Симмонс с самого начала придерживались единой согласованной линии в таких ситуациях, поэтому он готовился к неприятной встрече.
Но один аспект Уильям не учёл, – это была сама Кэтрин Брукс. Позднее он всегда мог в деталях вспомнить события того утра. Он обменялся резкими словами с Тони Симмонсом, выступавшим против значительных инвестиций в медь и олово, и намеревался внести этот вопрос на рассмотрение в совет директоров. Потребность промышленности в этих двух металлах неуклонно росла, и Уильям был уверен, что вскоре во всём мире начнёт ощущаться их дефицит. Тони Симмонс не соглашался с ним, он настаивал, что им следует больше наличности вкладывать в акции. Поэтому, когда секретарь попросил миссис Брукс войти в комнату, голова Уильяма была забита темой последнего разговора.
Простой и непринуждённой улыбкой она изгнала из его головы дефицит и меди, и олова, и прочих промышленных ресурсов. Она не успела подойти к столу, а он уже стоял рядом с ней, усаживая её в кресло и пытаясь удостовериться в том, что видение не исчезнет как сон от более пристального взгляда. Уильям никогда не встречал женщины даже вполовину настолько очаровательной, как Кэтрин Брукс. Её длинные светлые волосы волнами ниспадали на плечи, а небольшие локоны завораживающе выбивались из-под шляпки и опускались на виски. Платье, убранное трауром, никак не мешало видеть красоту её фигуры. Её тонкая конституция позволяла предположить, что она относится к тому типу женщин, которые будут выглядеть прекрасно в любом возрасте. Её карие глаза были просто огромны. Он безошибочно разглядел в них интерес к нему и к тому, что он собирался сказать.
Уильям попытался начать беседу в своём обычном деловом тоне.
– Должен признаться вам, миссис Брукс, что я очень сожалею о смерти вашего мужа, и мне было очень неприятно просить вас прийти сегодня сюда.
В одном предложении он соврал два раза, хотя ещё пять минут назад эти слова могли бы быть правдой. Он ждал, пока она заговорит.
– Благодарю вас, мистер Каин. – Её голос был мягок, в нём слышалась нежность и глубина. – Я знаю о своих обязательствах перед вашим банком и заверяю вас, что сделаю всё возможное, чтобы они были выполнены.
Уильям ничего не ответил, надеясь, что она продолжит говорить. Однако она молчала, и он в общих чертах проинформировал её о том, как он распродал имущество Макса Брукса. Она слушала его, опустив глаза.
– Теперь же, миссис Брукс, вы – поручитель займа вашего мужа, и это вынуждает нас поднять вопрос о ваших собственных активах. – Он посмотрел в документы. – Как я вижу, у вас около восьмидесяти тысяч долларов в виде инвестиций, это ваши общие с мужем деньги, и семнадцать тысяч четыреста пятьдесят шесть долларов на вашем личном счету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74