– Как шемахоя занимаются любовью, Пи-эр? Мы же лежим бок о бок – так, чтобы семя пролилось на почву, а не на бедра. Так вот, слушай меня внимательно, Пи-эр. Не строй собственных догадок, а то ты никогда не узнаешь шемахоя.
«Опять эта «миссионерская поза»!» – пронеслось у меня в голове. Вот она, академия секса! Ошибочка вышла.
Я поспешил принести извинения за бестактность, в ответ на которые Кайяпи буркнул нечто невразумительное и продолжал:
– Змея в колоде и змей в камне захотели возлечь вместе. Однако они не могли выйти из колоды и камня наружу, потому что тогда камень и колода не пустили бы их назад. Камень и колода только и ждали случая опорожниться. И второй раз они не дали бы сыграть с собой такую шутку. Поэтому двум змеям ничего не оставалось, как только совокупляться наполовину. При этом они пролили очень много семени. Из того семени, что попало в колоду, родилось племя шемахоя. А из того семени, что пролилось на землю, родилось… что – как ты думаешь?
Я принял самый глубокомысленный вид, какой только мог себе позволить в данной ситуации.
– Уж не мака-и ли вырос на этом месте, Кайяпи?
Он засверкал широкой белозубой улыбкой, дружелюбно протянул руку и похлопал меня по плечу, много-много раз.
Вполне вероятно, что из другого мифа я мог бы и сам узнать, как камни, птицы, растения и все прочее в джунглях зародилось от спермы, пролитой на землю в ночное время, – и «нечистот» шемахоя, которыми они удобряли свой мака-и. До чего же утонченна – и в то же время логична – культура индейцев!
И, тем не менее, на взгляд европейца она представляет собой неразрешимую головоломку.
Мне не хотелось так скоро разочаровывать Кайяпи, после того как я проявил некоторые проблески интеллекта, так что расспросы об остальном пришлось отложить до лучших времен: особенно меня интересовала женщина в табуированной хижине, беременная и в то же время принимающая внедряющий наркотик.
– Пи-эр, – задумчиво пробормотал Кайяпи, – мне кажется, теперь ты готов принять мака-и, так, чтобы птицы из твоей головы потом нашли бы дорогу домой. Но им трудно будет отыскать путь домой, если ты не сможешь позвать их обратно на языке шемахоя.
– Я учусь, Кайяпи. Я должен учиться быстро. Сегодня вода поднялась еще выше.
Он не придал моим словам никакого значения. Плевать он хотел на это наводнение.
– Подумаешь! А я вот еще воды добавлю – смотри.
Я добросовестно посмотрел, как Кайяпи «добавляет воды».
Однако по-настоящему все еще не видел – как видят они.
Нынешней ночью в мой гамак забралась девушка-индианка.
– Кайяпи прислал меня, – прошептала она. – К караиба, который чуть-чуть шемахоя.
Я стал лопотать что-то на шемахоя, но она просунула мне в рот два пальца и мягко ухватила за язык. Тут я вспомнил ошибку, которую допустили в свое время колода и камень, и использовал язык несколько иначе – пытаясь вытолкнуть ее пальцы изо рта. При этом она хихикала. В сумраке, царившем внутри хижины, нельзя было толком разглядеть ни лица, ни фигуры, но по смеху и нежным прикосновениям я мог определить, что моя незваная гостья молода.
На мгновение меня посетила мысль, что это может оказаться и мальчик. Грудь под моей рукой была почти плоской, соски выступали едва-едва. Однако, скользнув ладонью ниже, я мигом лишился всех сомнений. Это была она! К тому же там, внизу – уже мокра. Может, они мажутся жиром или мазью – мелькнуло у меня в голове. Или она уже «завелась»? От прикосновения моей ладони женщина застонала.
Мой язык отыскал ее язык – и это положило конец хихиканью.
Она нащупала мой член и стала мягко растирать его, так что я чуть было не кончил. Однако, похоже, при этом ее заинтересовало лишь отсутствие крайней плоти, а вовсе не мои ощущения – если говорить начистоту. Обрезание здесь не практикуется. Таким образом, моя отвердевшая «кость» была в своем роде диковиной, которую довелось повстречать на своем жизненном пути девочке из племени шемахоя – общества, живущего по законам инцеста.
Однако как трахаться в шемахойском гамаке?
Вскоре я обнаружил, что лучший способ – боковой.
Если бы не вода потопа, постоянно сочившаяся в хижину изо всех щелей, часть моей спермы наверняка бы пролилась на землю сквозь ячейки рваного гамака, после того как я вышел из индианки.
Мифы шемахоя стали для меня живой реальностью.
Неужели это лишь следствие того, что Кайяпи послал ко мне эту индианку?
После того как мы вдоволь натешились любовными играми, девушка просунула мне в рот два своих пальчика – чтобы я чего не сболтнул – и я поиграл с ними языком, за который она попыталась ухватить.
Девушка выскользнула из гамака перед самым рассветом – я так и не смог разглядеть лица.
Я немного вздремнул.
Проснувшись от яркого полуденного света, я заметил следы высохшей крови на своем «копье» и прилегающей к нему растительности. Естественно, сперва мне пришло в голову, что она была девственницей. Но, по трезвом размышлении, припомнив все обстоятельства и детали того, как я без всяких затруднений входил в нее в боковой позиции, я понял, что не прав. Тут-то мне и пришел в голову ответ на вопрос, отчего она была ночью такая мокрая. Месячный цикл.
Кайяпи при встрече хладнокровно подтвердил мою догадку.
Ничего себе менструальные табу – есть над чем задуматься! По крайней мере, в данном обществе они весьма неординарны.
Если это не преднамеренное оскорбление, что весьма сомнительно. Скорее всего, тот факт, что у индианки были месячные, аннулировал местные правила инцеста. Моя сперма вошла и затем была «отменена» истекающей кровью – и это разрешало мне совокупляться с женщиной племени шемахоя, несмотря на положение чужака.
Временами я всматривался в проходящих мимо индейских женщин, надеясь угадать в одной из них свою вчерашнюю подружку. Ах, если бы она вернулась – хотя бы еще раз! Как бы не так. Только теперь до меня стал доходить сокровенный смысл происшедшего. Прошлой ночью в убогой индейской хижине состоялось «культурное» совокупление. Кайяпи прислал девушку, чтобы продемонстрировать мне миф на практике – и тем самым вплести мою нервную систему в систему мировосприятия племени.
Я обрисовал свою идею Кайяпи, как только мог яснее, и он отвечал мне энергичными кивками, пока его вниманием не завладел рокот приближавшегося вертолета. Я решил было, что это пасторы, будь они неладны, притащились с новыми козырями прогресса и цивилизации, еще раз испытать удачу в игре за души дикарей.
Однако Кайяпи придерживался иного мнения.
– Спрячься в джунглях, Пи-эр, – голос его был требователен и настойчив.
– Но зачем? Ведь это Белые Балахоны, которые рассказывали про потоп. Они прилетели на птице караиба. – Чувствуя себя последним дураком, я повторил эту фразу на португальском, употребив вместо «птица» слово «вертолет».
– Нет!
И он бесцеремонно вытолкал меня с просеки, на которой располагалось его поселение, в нависавший со всех сторон плотный лабиринт дикой растительности.
Вообще-то, я собирался дождаться прибытия пасторов и послать их одновременно на все буквы алфавита к их чудесной дамбе, с единственным напутствием: остановить это наводнение, пока оно не успело разрушить чего-нибудь невосстановимого. Поэтому я, как мог, сопротивлялся Кайяпи.
Тогда он совершил безумный, на мой взгляд, поступок.
Он вытащил нож и неистово завопил:
– Если ты сейчас же не спрячешься в джунглях, я убью тебя, Пи-эр!
Волей-неволей я вынужден был ретироваться. А как бы вы поступили на моем месте? Тем более что из леса я преспокойно мог наблюдать за Кайяпи и проскользнуть к вертолету, чтобы побеседовать со священниками, прежде, чем он успел бы меня достать своим клинком. Если, конечно, угроза эта была серьезной – впрочем, меня в этот момент меньше всего заботило мнение индейца.
Из укрытия я следил за ним.
Первым делом Кайяпи побежал к моей хижине и вылетел из нее через несколько секунд вместе со всем моим снаряжением, завернутым в гамак. После чего помчался куда-то в джунгли.
Я понял, что Кайяпи собирался всеми правдами и неправдами оставить меня у шемахоя, однако мое волнение при мысли об этом смешалось с определенным раздражением, если не сказать – тревогой, при виде средств, к которым для этого прибегал туземец!
Тем временем вертолет навис над землей; дети шемахоя показывали на него пальцами своим родителям, однако те зазывали их в хижины или прогоняли в джунгли.
На этот раз приземлились вовсе не священники.
Это была местная полиция. Солдаты. Или же люди из Корпуса Охраны. Я узнал их. Элегантный, порочно-обаятельной наружности офицер с восточными чертами лица, в желтовато-серой пятнистой униформе и черных армейских ботинках, спрыгнул на мокрую землю. За ним последовали еще двое: в таких же ботинках, но одетые более пестро – громадный негр с ручным пулеметом и низкорослый метис, в руках которого была автоматическая винтовка с примкнутым штыком. Пилот остался сидеть в кабине, высунув наружу – для верности, – ствол автомата. Внутри вертолета притаились еще двое или трое – тоже со стволами.
Подобное мне доводилось видеть и в Мозамбике.
Только там местные жители встречали незваных гостей с автоматами АК-47, гранатами и базуками. И их вертолет больше в небо не поднимался.
Коротышка с негром забегали от хижины к хижине, засовывая туда свои стволы и полностью игнорируя индейцев. Офицер с хозяйским видом расхаживал по центру деревни.
– Никого, – прокричал негр. – Здесь ни-ко-го!
Тем временем я ломал голову, что за невероятное предвидение руководило Кайяпи, когда он помчался в джунгли прятать мои пожитки? Не давала мне покоя и другая мысль. Не являлась ли столь трогательная забота о чужаке следствием ритуального любовного состязания, в результате которого я прошлой ночью оказался связан с племенем пока еще не понятными мне узами?
Кайяпи с невинным видом выбрел из джунглей – причем совсем не с той стороны, где он исчез несколько минут назад вместе с моими шмотками.
Офицер, используя всю мощь легких, попытался вступить в разговор на португальском с несколькими мужчинами шемахоя. Однако все они, включая Кайяпи, смотрели на него с видом полного недоумения.
Коротышка завершил обход и проверку главного круга хижин. Табуированная лачуга лежала в поле его зрения, но располагалась на сотню ярдов в глубь джунглей, к ней вела лесная тропа, больше походившая на канаву раскисшей грязи.
Метис заколебался, видимо сравнив размеры участка затопленных джунглей между ним и хижиной с расстоянием, отделявшим его от вертолета. Затем сделал вид, что не заметил ее.
– Здесь тоже никого, – подал он голос хозяину.
Но что разыскивали эти подонки?
Неужели то же, что искали португальские войска в деревеньке племени маконде, когда приземлились туда на своей «Алюэтте»? Что могло им понадобиться в этих дебрях, тонущих в грязи, а вовсе не в политических междоусобицах?! Ладно – на улицах Рио, ладно – в прибрежных африканских деревнях, но в глуби Амазонии?
Офицер проорал что-то в вертолет, из которого тут же вылез затравленного вида индеец-переводчик. Он обратился к землякам посредством громкоговорителя на каком-то индейском диалекте – вроде языка тупи, а затем прибегнул еще к паре других – с одинаковым успехом. В языке шемахоя таился некий сдвиг, начисто отделявший местное население от всех соседей. Поэтому все потуги переводчика остались тщетными. Кайяпи же не проявлял никакой инициативы.
Внезапно офицер огляделся и ткнул пальцем в негра и коротышку, которые тут же присоединились к нему и пустились по грязи штурмовать свой вертолет.
Лопасти закрутились, разгоняя зыбь по воде и сотрясая тростниковые хижины. Незваные гости взлетели и, поднявшись над поселком, вскоре исчезли за вершинами деревьев.
Они не рискнули оставаться в деревне больше десяти минут.
Позже я расспросил Кайяпи, что случилось бы, заберись коротышка в табуированную хижину.
– Тогда, наверное, мы бы их убили.
– А ты знаешь, Кайяпи, что могут сделать эти ружья у них в руках?
– Еще бы, я знаю, что такое ружья.
– Ты знаешь карабины, винтовки, пистолеты. Так-то, Кайяпи. Это все ружья, которые стреляют один, два или три раза. А их ружья стреляют «кай-кай» раз – причем в одно мгновение. – И я несколько раз ткнул пальцами воздух, как это делал офицер.
В ответ Кайяпи лишь пожал плечами.
– Может быть, мы их и убили бы.
– А зачем ты спрятал мои вещи в джунглях? – поинтересовался я.
– А разве я поступил неправильно, Пи-эр? – ответил этот хитрец вопросом на вопрос.
– Верно. Ты сделал как нельзя лучше.
– Ну вот.
– Но у меня совсем другие причины так думать, чем у тебя, Кайяпи.
Он уставился на меня недоуменно, затем встряхнул головой и рассмеялся.
– Завтра, Пи-эр, ты должен встретиться с мака-и. Мы завтра все встречаемся с ним.
Начались приготовления к танцу. Танцу в глубокой – в два фута – воде. Часть прилегающих джунглей уже под водой, в низинах глубина доходит до шести футов и более.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34