Теперь, когда все закончилось, она поняла, что руководствовалась материнским инстинктом, а не расчетами дипломата. Она верила этому инстинкту гораздо больше, чем верила политическим махинациям.
Гармат все еще не понял, но до Усанаса дошло. Высокий охотник склонился и прошептал:
— Гений, и я это повторяю. — Антонина скромно пожала плечами.
— Это хороший союз. Отец девушки, как я думаю, сам по себе окажется неплохим советником. И сама Рукайя очень умна. Она…
— Не надо этой чуши, — фыркнул Усанас.
Он ухмыльнулся, глядя на Гармата. Ухмылка Усанаса была так же великолепна, как и его улыбки.
— Политика — глупое дело. Игры для мальчиков, которые слишком стары, чтобы вырасти. — На лице появилась знаменитая улыбка. — Умные люди, такие как ты и я, понимаем правду. Пока мальчик счастлив, он все будет делать хорошо. Все остальное не имеет значения.
Этим вечером во время великого пира во дворце Эон подошел к Антонине, бормоча слова благодарности и признательности. Антонина улыбнулась.
— Она очень красива, не правда ли? — Эон счастливо кивнул.
— И она также умна. Ты знала, что она умеет читать? И она забавная. Даже до того, как я снял паранджу, я думал, что влюблюсь. Она немного пошутила, пока священники продолжали и продолжали нудно говорить. Я чуть не умер, стараясь не рассмеяться.
Он замолчал на несколько секунд, восхищаясь своей женой. Рукайя находилась в центре внимания толпы — с начала пира. На мгновение ее окружили многие молодые девушки, которые вместе с ней провели дни в гареме. Наблюдая, с какой легкостью Рукайя разобралась с этой маленькой толпой поклонниц — которые не так давно были ее соперницами, — Антонина снова поздравила себя.
«Из нее получится великая царица».
Пришла последняя награда. Эон взял руку Антонины и легко сжал.
— Спасибо, — прошептал он. — Ты для меня, как мать.
К концу пира Антонину нашла Рукайя. Молодая царица отвела Антонину в сторону, в уголок огромного зала. Она сжала руки Антонины своими.
— Я так нервничаю, — прошептала она. — Мы с Эоном очень скоро уйдем. В его спальню. Я так нервничаю. Так боюсь.
Антонина успокаивающе улыбнулась, почти безмятежно. Это выражение было тяжело поддерживать. Она вела яростную схватку — не против хихиканья, против раскатов смеха.
«Какая чушь! Неужели ты думаешь, девочка, что можешь обмануть меня! Ты не боишься. Ты просто не можешь дождаться, когда он тебя трахнет. И все».
Но снова ей на помощь пришел материнский инстинкт.
— Расслабься, Рукайя. Забудь то, что ты могла слышать. Большинство мужчин, верь или не верь, не забираются на своих жен подобно тому, как бык залезает на телку. Вначале они разговаривают.
«По крайней мере, некоторые. Эон будет».
Глаза Рукайи пронзали ее подобно тому, как ученик смотрит на пророка.
Черт побери. Антонина рассмеялась.
— Расслабься, я сказала!
Она высвободила одну руку и погладила девушку по щеке. Веселость ушла под напряженностью взгляда Рукайи. Она наполовину боялась, наполовину надеялась, наполовину горела готовностью, наполовину проявляла любопытство, наполовину…
«Слишком много половинок. В девушке одновременно бурлит слишком много эмоций».
— Поверь мне, Рукайя, — сказала Антонина мягко. — Когда время придет, Эон будет очень нежен. Но оно может не прийти так быстро, как ты думаешь. Может, сегодня ночью не придет вообще.
Рот Рукайи широко раскрылся.
Рука Антонины перешла со щеки на роскошные длинные черные волосы девушки. Все еще поглаживая, она продолжала:
— Вспомни, девочка, он недавно потерял наложниц, которых сильно любил. Ему тоже будет трудно, когда вы останетесь одни. Он вспомнит о них и ему станет грустно. И он сам будет нервничать. Конечно, он не девственник…
Она с трудом подавила смешок. «И это если мягко выразиться!»
— …но он все равно молодой человек. Не намного старше тебя. Вначале, я думаю, он просто захочет поговорить.
Медленно рот Рукайи закрылся. Девушка какое-то время обдумывала слова Антонины, римлянка продолжала гладить ее волосы. Слова и поглаживания начали ее успокаивать.
— Я знаю, как это делать, — объявила Рукайя. — Я хорошо умею разговаривать.
На следующее утро за завтраком Гармат снова начал ворчать.
— О чем ты думала, Антонина?
Старый советник сидел рядом с ней, на почетном месте у центра огромного стола. С другой ее стороны сидел Усанас. Конечно, два места во главе стола были оставлены для царя царей и новой царицы. Судя по бою барабанов, они как раз собирались появиться.
— О чем ты думала? — повторил он. — Я только что обнаружил, что девушка умеет читать, вдобавок ко всему прочему. Прекрасно. Два книжных червя. Вероятно, они провели всю ночь, обсуждая философию. — Он грустно покачал головой. — Династия обречена. Не будет никаких наследников.
Эон и Рукайя вошли в зал и заняли свои места. Усанас один раз взглянул на их лица и объявил очевидное.
— Ты — глупый старый хрен, Гармат. А Антонина все равно гений.
«Да, гений, — счастливо подумала она. — Настоящий гений. Определенно».
Глава 22
Персия.
Лето 532 года н.э.
— Похоже, он один, — сказал Дамодара, прищурившись на крошечную фигуру на удалении. Господин из малва склонил голову, вопросительно глядя на высокого раджпута, который стоял рядом с ним. — Я прав? Ты видишь лучше меня?
Рана Шанга кивнул.
— Да. Он один.
Царь раджпутов наблюдал за тем, как всадник направляет к ним коня. Переговоры были назначены на самом открытом участке, который смогли найти следопыты Шанги в этой части горной системы Загрос. Но унылая, засушливая местность все равно была усыпана камнями и изрезана небольшими канавами.
— Это не просто так, господин Дамодара. — Темные глаза Шанги наполнились теплотой и восхищением. — Он таким образом говорит нам, что верит в нашу честь.
Дамодара быстро, внимательно взглянул на Шангу. На мгновение ему стало завидно. Дамодара был из малва. Практичен. Он не разделял кодекс чести Шанги. Даже его прозаическую римскую версию, которой обладал Велисарий. Но Дамодара понимал этот кодекс. Он понимал его очень хорошо. И обнаружил, как и часто раньше, что, не чувствуя никакой подобной уверенности перед лицом хаоса жизни, сожалеет об этом.
Дамодара ни в чем не был уверен. Он по натуре являлся скептиком — с тех пор как себя помнил. Он даже не верил в новых богов, которые правили его судьбой.
Он не сомневался в их существовании. Дамодара провел определенное время один на один с Линком, как и Шанга, а царь раджпутов был единственным человеком вне династии малва, кого допустили к Линку. Дамодару, как и Шангу, переносили в видения о будущем человечества. Он видел новых богов и судьбу, которую они принесли.
Нет, Дамодара не сомневался в этих богах. Он даже не сомневался в их идеальности. Он просто сомневался в их определенности. Дамодара не верил в судьбу и предопределенность, и определенные шаги времени.
Теперь Велисарий находился достаточно близко, чтобы Дамодара четко его разглядел. Вот в это Дамодара верил. В это и в реальность раджпута, который стоял рядом с ним в тени шатра. Он верил в наездников, которые ехали по каменистой местности под лучами утреннего солнца. Он верил в солнце и скалы, и прохладный бриз. Он верил в пищу, которая лежала на тарелках в центре низкого столика в шатре. Он верил в вино в кубках рядом с едой и верил в сам кубок.
Ничто из этих вещей не считалось идеальным. Даже на солнце временами появляются пятна. И он сам был очень далек от уверенности в будущем, за исключением последующих нескольких часов. Но все вещи, о которых он подумал, тем не менее оставались реальны.
Дамодара был из малва, а значит, практичен. Тем не менее он обнаружил, как и многие практичные люди до него, что оставаться практичным гораздо труднее, чем кажется. Поэтому на мгновение он позавидовал уверенности Шанги.
Но только на мгновение. Ему на помощь пришел юмор. Дамодара обладал хорошим чувством юмора. Практичным людям оно требуется.
— Ну, мы не можем этого допустить! — объявил он. — У командующего должен быть телохранитель.
Дамодара повернул голову и что-то прошептал Нарсесу. Евнух кивнул и передал послание молодому раджпуту, который прислуживал им в шатре. Мгновение спустя юноша вспрыгнул на коня и поскакал к лагерю раджпутов, находящемуся на небольшом удалении.
Наконец Велисарий остановил коня перед маленьким шатром, в котором будут проходить переговоры. Там он обнаружил, что ему предоставят телохранителя.
Валентин помог ему спешиться. На катафракге не было доспехов, за исключением легкого шлема раджпутов, и у него на перевязи висел меч. И, конечно, ножи и кинжалы. Велисарий увидел три, засунутые за широкий пояс. Он не сомневался, что еще есть по крайней мере столько же, спрятанные где-то. Большинство людей подсчитывают богатство в монетах. Валентин считал богатство в лезвиях.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Велисарий. Узкое лицо Валентина еще больше заострилось.
— Не очень хорошо, если честно. Но по крайней мере у меня в глазах больше не двоится. Голова все еще болит, чаще болит, чем не болит, да и силы все не восстановились.
Валентин бросил взгляд на малва, сидящих в открытом шатре. Они находились вне пределов слышимости. Дамодара вежливо позволил Валентину одному встретить Велисария.
— Я сделаю все, что смогу, — прошептал Валентин. — Если возникнут проблемы. Но должен тебя предупредить: я не такой, как раньше. По крайней мере, пока.
Велисарий улыбнулся.
— Не будет проблем. А если и возникнут, то нас защитит Шанга. — Валентин скорчил гримасу.
— Мне жалко этих несчастных ублюдков. Этот человек — демон, — он осторожно коснулся маленького шлема на голове. — Я не хотел бы повторения поединка, говорю тебе с уверенностью. Только если он будет связан, а я вооружен гранатами.
И снова Валентин бросил взгляд на врагов в шатре. Однако на этот раз скорее взгляд уважения, чем подозрительности.
— Ко мне хорошо относятся, полководец. Если хочешь знать правду, то носятся, как со знатным господином. Несколько раз сам Шанга приходил меня навестить. Даже Дамодара. — На лице Валентина появилось веселое выражение. — Этот маленький толстячок на самом деле — дружелюбный тип. Странно для малва. Даже есть чувство юмора. И неплохое.
Велисарий пожал плечами.
— Почему это странно? Малва — люди, Валентин, а не боги, — Велисарий сам бросил быстрый взгляд в шатер. — А значит, когда уляжется пыль, новые боги обнаружат, что малва их подвели. Они пытаются сделать идеальное из чего-то, что не только не является идеальным по природе, но должно быть неидеальным. Только неидеальные вещи могут расти и развиваться, Валентин. Стремление к идеалу так же глупо, как и бессмысленно. Ты только можешь создать статую — вещь, которая великолепно выглядит на пьедестале, но не очень хорошо выстоит на поле брани.
Велисарий перевел взгляд назад, на Валентина.
— Ты поклялся, как я предполагаю. — Валентин кивнул. На мгновение казалось, что ему неуютно. Он не стыдится, просто… ему неловко, как крестьянину в компании особ королевской крови. Люди класса и положения Валентина не дают клятвы с той же легкостью, как господа благородного происхождения.
— Да. Они перестали меня охранять. Но я должен был поклясться, что не предприму попытки убежать и не стану сражаться, если только в целях самообороны. И, конечно, мне придется с ними вернуться после этих переговоров.
Появилась звериная улыбка Валентина. Улыбка ласки.
— С другой стороны, они не заставляли меня клясться, что я буду молчать. — Он снова бросил взгляд на шатер. — Я узнал кое-какие вещи, полководец. Быстро: ты был прав насчет оружейного комплекса Дамодары. Он в Марве, как и думал Васудева. У них вскоре будут собственные ручные пушки. Малва уже начали их производить в Каушамби. Но Дамодара хвастается, что у него будут свои, сделанные в Марве. — Велисарий покачал головой.
— Он не хвастался, Валентин, — и он сказал тебе не случайно. Он знает, что ты передашь информацию. Дамодара хочет, чтобы она до меня дошла.
Валентин нахмурился.
— Зачем ему это?
— Потому что он — умный человек. Достаточно умный, чтобы понять то, что понимает очень малое количество полководцев. Иногда выданная тайна служит так же хорошо, как сохраненная. Или даже лучше. Дамодара, вероятно, надеется, что я попытаюсь совершить набег на Марв после того, как он выгонит меня из Загроса. И сделаю я это скорее, чем стану отступать в Месопотамию. Город — оазис и я уверен, что он его укрепил, как челюсти Сатаны. Нас сожрут заживо, если мы попытаемся штурмовать то место, а остатки будут развеяны по пустыне.
Валентин прищурился, глядя на него так, словно у него опять двоилось в глазах. Его рука опять осторожно коснулась шлема.
— Боже, — пробормотал он. — Как ты только можешь так хитро мыслить? У меня голова болит только оттого, что я пытаюсь за тобой уследить. — Он зашипел. — И я все равно не понимаю, зачем это Дамодаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63