– Вас тут, я думаю, трое?
– Почему вы так решили? – удивился Степан.
– По вашему острову, – Склайс развел руками. – По площади как раз на троих будет. У меня глаз наметанный.
– Вообще-то нас двое, – сказал Степан, размышляя над словами гостя. И одновременно заметил, как у того удлиняется лицо, а глаза удивленно лезут на лоб. Обернулся – драконица, как видно, заслышав разговор, подошла полюбопытствовать, с кем это Степан ведет беседу.
– Никогда не видели бргдрла? Не волнуйтесь, она вас не обидит, она травоядная, – поспешно сказал Степан, прекрасно понимая, насколько можно испугаться такого вот мини-динозавра, если не знать, что он – разумное существо.
– К нам такие никогда не залета… – От испуга старик проглотил окончание, но хорошо хоть, что не бросился наутек. Молодцом держался.
– Вообще-то мы в космос не летали, – рассказывал он спустя некоторое время, уже сидя с ними в центре островка и угощаясь тем самым фрюпом. – Даже не знали, есть ли у нас там братья по разуму. Мечтали, конечно. – Он вздохнул. – Книжки писали. А когда Остров начал умирать, и совсем уже было не до того, тут они и стали появляться. Спасатели ваши. Хотели помочь, из сил выбивались, спасибо им, конечно, хоть ничего и не вышло. Но только они люди были, такие же, как мы. А вот грл… брл… – Он покосился на драконицу. Она не понимала из речи старика ни слова и время от времени просила Степана повторить для нее услышанное. – В общем, брыдлов у нас еще не было, – заключил Склайс, доставая из-за пазухи мешковатого балахона плоскую флягу. Снял крышку, приложился, крякнул и предложил Степану: – Попробуйте-ка нашего жима! На соке авохи, не какая-нибудь химическая дрянь!
– Спасибо. – Степан принял флягу, поднес к носу – спирт. Глотнул – по крепости действительно приближается, но проходит легко, оставляя во рту терпковатый привкус. Грудь обдало приятным жаром, и он с удовольствием закусил протянутым стариком куском фрюпа – хрустким и кисловатым, как раз на закусь. Первая неловкость окончательно развеялась, атмосфера приобрела оттенок дружеского застолья, весьма, кстати, способствующего обсуждению глобальных вопросов.
– Скажите, а эти острова, они что же, сами собой возникают?
– Ну как же, сами. Планета у нас такая, редкая. Мы-то раньше этого не знали, думали, везде так – раз планета, то непременно должна быть живая, заботиться о каждой твари, ею порожденной, создавать ей условия, еду для нее растить, мусор за ней подчищать. Так вот, она всегда наш мусор заглатывала, и чисто раньше было, сколько ни бросай, куда ни сваливай. Не ценили!.. – Тут Степан поскорее отдал старику флягу, настолько последнего расстроил собственный рассказ. Щедро хлебнув, тот продолжил свое повествование: – Потом стали появляться плеши. Планета вроде как перестала справляться с переработкой, и вся дрянь из нее поперла обратно на поверхность. Но не повсюду, а только в определенных местах. Поэтому мы не слишком беспокоились – ну не приучены мы были за нее радеть! Всегда она о нас, детях своих, заботилась, с самого, почитай, начала времен, с первой живой бактерии! А когда надорвалась, то мы и в ус не дунули – жили себе, как привыкли, гадили повсюду – авось уберет за нас. Ну и разрослись эти плеши до такой степени, что уже живое пространство поделилось на острова, и те становились все меньше. Тут только мы спохватились, испугались за нее и за себя, конечно, комиссию создали всемирную по борьбе с загрязнением. Да поздно – неизлечимая стадия. И уже больно быстро все покатилось, пока дерьмо все сплошняком не покрыло. Народу погибло неисчислимо, большая часть населения: планета тогда каждого не могла беречь, лихорадило ее, что ли, и нас уж очень много было. Потом уж она на нас, оставшихся, все последние силы бросила. Теперь где островок зеленый увидишь – значит, обретается там живой человек либо какая тварь уцелевшая.
– Скажите, – произнесла Арл своим «человечьим» голосом. Склайс, как раз приложившийся к фляге, поперхнулся и пролил часть содержимого на одежду, хоть сказанного и не понял. Степан стал переводить, и она продолжала: – Сколько еще протянет ваша планета? Вы, как местный житель, можете дать прогноз?
– Я нет, – ответил Склайс, заметно борясь с волнением. – Я по прогнозам не мастер. Одним днем теперь живу. Это вам надо к Грумпелю – он точно скажет. Специалист! И жим, между прочим, он самый лучший гонит. Может, попробуете?.. – он робко, без особой надежды качнул флягой в ее направлении.
Того, что произошло потом, не ожидал даже Степан: наклонившись, Арл сначала, как и Степан, понюхала горлышко, потом приоткрыла пасть, осторожно взяла флягу зубами и вскинула голову резким движением заправского алканавта. Двое мужчин, повидавшие всякого и с кем только не пившие, завороженно наблюдали за процессом вливания жидкости в драконьи недра. Затем Арл опустила голову, сунув флягу прямо в руки слегка оторопевшего и восхищенного Склайса. Там, как ни странно, что-то еще плескалось: дама оставалась дамой, деликатной и заботливой, хоть и дула спирт прямо из горла.
– Кхм-кхм, – напомнил старику, пребывающему в эйфории, о своем присутствии Степан. – А как бы нам добраться к этому, ну, как вы там его назвали…
– К Грумпелю? – очнулся впечатлительный Склайс. – Пешком вы к нему не дойдете, маски нужны.
– Как же быть?
– Я его сам приведу. Сегодня он уже, наверное, не соберется, с авохом возится – сок жмет. – Склайс горестно вздохнул: – Спивается. Завтра нас ждите, с утра. – Он поднялся. – Да, кстати, – опасайтесь выжимателей. Оружие у вас есть? Нет? Значит, если что, бросайте Остров и прячьтесь в плеши. Там поначалу, может, и загнетесь, но Остров уж выручит, умереть не даст.
– Я не понял, – сказал Степан, – чего мы должны бояться?
– Когда нагрянут, сразу поймете. А подробно вам уж Грумпель обо всем расскажет.
«Что это еще за выжиматели – гроза местных полей и огородов?» – вздохнул про себя Степан: ему-то было ни к чему убегать и прятаться, но ведь была еще Арл, а он не очень представлял себе, как в случае чего следует защищать ее, бедняжку. Старик тем временем уже напялил маску и бодренько почапал к границе участка. Степан хотел было спросить у него напоследок, чего здесь еще произрастает съедобного, но вряд ли тот в своем свиноподобном респираторе его бы услышал. «Ладно, сами разберемся, делать-то все равно больше нечего. Маловероятно, чтобы тут росло что-то ядовитое, разве что лекарственное. Но лекарства, как правило, на вкус не очень».
После ухода Склайса Степа с драконицей вновь разбрелись в разные стороны и, за неимением другого приложения сил, занялись исследовательской деятельностью. Арл поперла в самую гущу растительности и стала дегустировать зеленые насаждения, вгрызаясь в них все глубже. Ей, с ее габаритами и высокой температурой тела, требовалось очень много «топлива». Острову придется постараться, чтобы прокормить этакую «коровку», не являвшуюся к тому же его порождением, а числившуюся, видимо, в статусе гостьи. Планета не делала разницы, отдавая себя до последнего ползающим по ней живым тварям, ввергшим ее в столь плачевное состояние, какого не пожелаешь и врагу, а не то что родине – быть загаженной и погибнуть, захлебнувшись в дерьме.
«Вот так чаще всего и бывает», – размышлял Степан, не слишком рьяно занимавшийся поисками еды, скорее просто гулявший по своим владениям, чтобы не скучать, сидя на месте. «Выкладывайся ради кого-то, если не можешь иначе, но не удивляйся, когда в качестве благодарности тебя окунут в выгребную яму: так уж, видимо, устроен мир». Потому Степан и не хотел иметь с ним ничего общего: люди широкой души в нем становятся редкостью и вымирают, вот теперь выяснилось, что и планеты тоже – их попросту отсекает эволюцией. Однако Ладынин ее законам больше не подчинялся. Он являлся неучтенным дистаби-лизирующим фактором – занозой, которую невозможно изъять. И, может быть, чем черт не шутит, в его силах было поспособствовать спасению этой удивительной планеты? Сейчас, правда, на горизонте маячил только один способ, и он его не устраивал: остаться здесь и самим фактом своего присутствия задержать процесс. Ну, с этим все было понятно – к тому, собственно, и шло.
Вот можно ли так сделать, чтобы не только остановить регресс, а подтолкнуть Остров к возрождению, а потом успешно его покинуть? Замысел представлялся совершенно утопическим: просто убраться, оставив все как есть, и то пока не имелось возможности. «Опусти гребень, человек!» – сказала бы Арл, что, без сомнения, означало «смири гордыню», однако Степана упорно не оставляла мысль о помощи. Самоуверенный, что и говорить, вызов мирозданию, обрекшему живую планету на гибель, более того – сверхнаглый со стороны такой букашки, как Степан. Но хотел же он испытать, на что способен его дар в планетарных масштабах?
Одна беда – к решению грандиозного замысла не имелось ни единого ключа. Степан так и пробродил до конца дня, ломая голову над двумя непосильными, противоречащими друг другу задачами: как бы повернуть вспять необратимые процессы на планете и как дать знать о себе в большой мир, пусть даже и самому Экселенцу, лишь бы не остаться тут прозябать на пару с драконицей до седых волос. Кхм-кхм.
День прошел без происшествий, уже под вечер они с Арл вновь сбрелись к центру и вывалили там свои находки: она – целую кучу всякой съедобной всячины, он – что-то одинокое и круглое со вкусом, похоже, ореха.
– Тут такое изобилие, – заметил Степан, усаживаясь возле импровизированного стола, – прям как у нас на рынке – ходишь, пробуешь все подряд и обедать не обязательно. А твой мир, Арл, на что он похож? – ему почему-то представился парк Юрского периода, и он спросил: – Наверное, весь покрыт лесами?
Она промолчала – то ли воспоминания о родной планете были для нее болезненны, а может быть, считались у них стратегически важной информацией. Тогда он осторожно спросил:
– Почему ты его покинула? Подалась на Морру?
– Несчастная любовь, – лаконично обронила Арл. Непонятно – то ли всерьез, то ли в шутку. Вообще-то женщины редко склонны шутить, когда речь идет о любви, тем более несчастной. Но то земные женщины, а что он знал о наличии чувства юмора у дракониц? Опыт общения с ними был у Степана слишком невелик, чтобы судить о таких серьезных вещах, как умение правильно и к месту сострить. Он попытался представить себе возлюбленного Арл и сразу понял, что не станет расспрашивать дальше: трагическая история, заставившая Арл бросить родину и примкнуть к мужененавистницам, промышляющим разбоем, в человеческом представлении выглядела комичной, как мультсериал про какую-нибудь Табалугу, где вполне себе жизненные коллизии показаны в исполнении гротескных героев.
– Значит, мы с тобой в какой-то мере друзья по несчастью, – только и сказал он, ожидая в лучшем случае узнать, как хохочет звероящерица, представив себе подобную же драму, только с участием людей. Но Арл промолчала, словно бы понимающе – возможно, ей было не привыкать к подобного рода откровениям от представителей (а скорее, от представительниц) иных видов. И родилось между ними некоторое… взаимопонимание, что ли.
С приходом темноты легли спать, практически на том же месте, где отключились прошлой ночью. То есть это Степан лег, не раздеваясь, на мягкий растительный ковер, Арл на сей раз предпочла спать «сидя», все ж таки подтвердив его догадки на сей счет. Может, потому и обошлось без ожидаемого им храпа. Не очень вразумительное предупреждение Склайса о возможной опасности не стало помехой здоровому сну: Степан рассудил, что вряд ли кто-то станет шляться в темноте по руинам, да в обязательных респираторах. Поэтому всю ночь он проспал как убитый, а наутро был разбужен звуками вполне человеческой беседы.
– Да не буди ты его, – гудел сочный баритон, способный, наверное, вырвать из сна и поднять на ноги целую роту, – пускай себе спит. А мы пока примем. За плодотворный контакт с братьями по разуму!
– Все-таки я считаю, что надо бы его разбудить, – отвечал знакомый стариковский голос. – Поскольку не выйдет без него никакого контакта, эти брыдлы по-нашему не говорят.
– А вот погоди: мы сейчас выпьем и найдем с брыдлом общий язык. Не веришь? Гарантирую. Что брыдлы – всякую тварь живую начинаешь понимать, будь она хоть червем древесным, хоть самим деревом!
Степан, уже открывший к тому времени глаза, имел счастье лицезреть следующую картину: неподвижная, словно монумент, Арл пребывала в компании двух человек – их вчерашнего знакомца Склайса и неизвестного, отличавшегося крупным телосложением, слегка опухшим лицом и длинными русыми волосами. В центре композиции помещался стол, щедро заваленный дарами природы, сбоку у ног светловолосого возвышалось что-то вроде пластиковой канистры емкостью литров на шесть. Такое пробуждение вполне органично вписывалось в ряд других, принадлежавших воспоминаниям из Степановой земной жизни, когда сквозь утренний сон сначала начинали пробиваться смутно знакомые голоса – то ли самых стойких из вчерашней компании, еще не ложившихся, то ли самых ранних, уже опохмеляющихся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Почему вы так решили? – удивился Степан.
– По вашему острову, – Склайс развел руками. – По площади как раз на троих будет. У меня глаз наметанный.
– Вообще-то нас двое, – сказал Степан, размышляя над словами гостя. И одновременно заметил, как у того удлиняется лицо, а глаза удивленно лезут на лоб. Обернулся – драконица, как видно, заслышав разговор, подошла полюбопытствовать, с кем это Степан ведет беседу.
– Никогда не видели бргдрла? Не волнуйтесь, она вас не обидит, она травоядная, – поспешно сказал Степан, прекрасно понимая, насколько можно испугаться такого вот мини-динозавра, если не знать, что он – разумное существо.
– К нам такие никогда не залета… – От испуга старик проглотил окончание, но хорошо хоть, что не бросился наутек. Молодцом держался.
– Вообще-то мы в космос не летали, – рассказывал он спустя некоторое время, уже сидя с ними в центре островка и угощаясь тем самым фрюпом. – Даже не знали, есть ли у нас там братья по разуму. Мечтали, конечно. – Он вздохнул. – Книжки писали. А когда Остров начал умирать, и совсем уже было не до того, тут они и стали появляться. Спасатели ваши. Хотели помочь, из сил выбивались, спасибо им, конечно, хоть ничего и не вышло. Но только они люди были, такие же, как мы. А вот грл… брл… – Он покосился на драконицу. Она не понимала из речи старика ни слова и время от времени просила Степана повторить для нее услышанное. – В общем, брыдлов у нас еще не было, – заключил Склайс, доставая из-за пазухи мешковатого балахона плоскую флягу. Снял крышку, приложился, крякнул и предложил Степану: – Попробуйте-ка нашего жима! На соке авохи, не какая-нибудь химическая дрянь!
– Спасибо. – Степан принял флягу, поднес к носу – спирт. Глотнул – по крепости действительно приближается, но проходит легко, оставляя во рту терпковатый привкус. Грудь обдало приятным жаром, и он с удовольствием закусил протянутым стариком куском фрюпа – хрустким и кисловатым, как раз на закусь. Первая неловкость окончательно развеялась, атмосфера приобрела оттенок дружеского застолья, весьма, кстати, способствующего обсуждению глобальных вопросов.
– Скажите, а эти острова, они что же, сами собой возникают?
– Ну как же, сами. Планета у нас такая, редкая. Мы-то раньше этого не знали, думали, везде так – раз планета, то непременно должна быть живая, заботиться о каждой твари, ею порожденной, создавать ей условия, еду для нее растить, мусор за ней подчищать. Так вот, она всегда наш мусор заглатывала, и чисто раньше было, сколько ни бросай, куда ни сваливай. Не ценили!.. – Тут Степан поскорее отдал старику флягу, настолько последнего расстроил собственный рассказ. Щедро хлебнув, тот продолжил свое повествование: – Потом стали появляться плеши. Планета вроде как перестала справляться с переработкой, и вся дрянь из нее поперла обратно на поверхность. Но не повсюду, а только в определенных местах. Поэтому мы не слишком беспокоились – ну не приучены мы были за нее радеть! Всегда она о нас, детях своих, заботилась, с самого, почитай, начала времен, с первой живой бактерии! А когда надорвалась, то мы и в ус не дунули – жили себе, как привыкли, гадили повсюду – авось уберет за нас. Ну и разрослись эти плеши до такой степени, что уже живое пространство поделилось на острова, и те становились все меньше. Тут только мы спохватились, испугались за нее и за себя, конечно, комиссию создали всемирную по борьбе с загрязнением. Да поздно – неизлечимая стадия. И уже больно быстро все покатилось, пока дерьмо все сплошняком не покрыло. Народу погибло неисчислимо, большая часть населения: планета тогда каждого не могла беречь, лихорадило ее, что ли, и нас уж очень много было. Потом уж она на нас, оставшихся, все последние силы бросила. Теперь где островок зеленый увидишь – значит, обретается там живой человек либо какая тварь уцелевшая.
– Скажите, – произнесла Арл своим «человечьим» голосом. Склайс, как раз приложившийся к фляге, поперхнулся и пролил часть содержимого на одежду, хоть сказанного и не понял. Степан стал переводить, и она продолжала: – Сколько еще протянет ваша планета? Вы, как местный житель, можете дать прогноз?
– Я нет, – ответил Склайс, заметно борясь с волнением. – Я по прогнозам не мастер. Одним днем теперь живу. Это вам надо к Грумпелю – он точно скажет. Специалист! И жим, между прочим, он самый лучший гонит. Может, попробуете?.. – он робко, без особой надежды качнул флягой в ее направлении.
Того, что произошло потом, не ожидал даже Степан: наклонившись, Арл сначала, как и Степан, понюхала горлышко, потом приоткрыла пасть, осторожно взяла флягу зубами и вскинула голову резким движением заправского алканавта. Двое мужчин, повидавшие всякого и с кем только не пившие, завороженно наблюдали за процессом вливания жидкости в драконьи недра. Затем Арл опустила голову, сунув флягу прямо в руки слегка оторопевшего и восхищенного Склайса. Там, как ни странно, что-то еще плескалось: дама оставалась дамой, деликатной и заботливой, хоть и дула спирт прямо из горла.
– Кхм-кхм, – напомнил старику, пребывающему в эйфории, о своем присутствии Степан. – А как бы нам добраться к этому, ну, как вы там его назвали…
– К Грумпелю? – очнулся впечатлительный Склайс. – Пешком вы к нему не дойдете, маски нужны.
– Как же быть?
– Я его сам приведу. Сегодня он уже, наверное, не соберется, с авохом возится – сок жмет. – Склайс горестно вздохнул: – Спивается. Завтра нас ждите, с утра. – Он поднялся. – Да, кстати, – опасайтесь выжимателей. Оружие у вас есть? Нет? Значит, если что, бросайте Остров и прячьтесь в плеши. Там поначалу, может, и загнетесь, но Остров уж выручит, умереть не даст.
– Я не понял, – сказал Степан, – чего мы должны бояться?
– Когда нагрянут, сразу поймете. А подробно вам уж Грумпель обо всем расскажет.
«Что это еще за выжиматели – гроза местных полей и огородов?» – вздохнул про себя Степан: ему-то было ни к чему убегать и прятаться, но ведь была еще Арл, а он не очень представлял себе, как в случае чего следует защищать ее, бедняжку. Старик тем временем уже напялил маску и бодренько почапал к границе участка. Степан хотел было спросить у него напоследок, чего здесь еще произрастает съедобного, но вряд ли тот в своем свиноподобном респираторе его бы услышал. «Ладно, сами разберемся, делать-то все равно больше нечего. Маловероятно, чтобы тут росло что-то ядовитое, разве что лекарственное. Но лекарства, как правило, на вкус не очень».
После ухода Склайса Степа с драконицей вновь разбрелись в разные стороны и, за неимением другого приложения сил, занялись исследовательской деятельностью. Арл поперла в самую гущу растительности и стала дегустировать зеленые насаждения, вгрызаясь в них все глубже. Ей, с ее габаритами и высокой температурой тела, требовалось очень много «топлива». Острову придется постараться, чтобы прокормить этакую «коровку», не являвшуюся к тому же его порождением, а числившуюся, видимо, в статусе гостьи. Планета не делала разницы, отдавая себя до последнего ползающим по ней живым тварям, ввергшим ее в столь плачевное состояние, какого не пожелаешь и врагу, а не то что родине – быть загаженной и погибнуть, захлебнувшись в дерьме.
«Вот так чаще всего и бывает», – размышлял Степан, не слишком рьяно занимавшийся поисками еды, скорее просто гулявший по своим владениям, чтобы не скучать, сидя на месте. «Выкладывайся ради кого-то, если не можешь иначе, но не удивляйся, когда в качестве благодарности тебя окунут в выгребную яму: так уж, видимо, устроен мир». Потому Степан и не хотел иметь с ним ничего общего: люди широкой души в нем становятся редкостью и вымирают, вот теперь выяснилось, что и планеты тоже – их попросту отсекает эволюцией. Однако Ладынин ее законам больше не подчинялся. Он являлся неучтенным дистаби-лизирующим фактором – занозой, которую невозможно изъять. И, может быть, чем черт не шутит, в его силах было поспособствовать спасению этой удивительной планеты? Сейчас, правда, на горизонте маячил только один способ, и он его не устраивал: остаться здесь и самим фактом своего присутствия задержать процесс. Ну, с этим все было понятно – к тому, собственно, и шло.
Вот можно ли так сделать, чтобы не только остановить регресс, а подтолкнуть Остров к возрождению, а потом успешно его покинуть? Замысел представлялся совершенно утопическим: просто убраться, оставив все как есть, и то пока не имелось возможности. «Опусти гребень, человек!» – сказала бы Арл, что, без сомнения, означало «смири гордыню», однако Степана упорно не оставляла мысль о помощи. Самоуверенный, что и говорить, вызов мирозданию, обрекшему живую планету на гибель, более того – сверхнаглый со стороны такой букашки, как Степан. Но хотел же он испытать, на что способен его дар в планетарных масштабах?
Одна беда – к решению грандиозного замысла не имелось ни единого ключа. Степан так и пробродил до конца дня, ломая голову над двумя непосильными, противоречащими друг другу задачами: как бы повернуть вспять необратимые процессы на планете и как дать знать о себе в большой мир, пусть даже и самому Экселенцу, лишь бы не остаться тут прозябать на пару с драконицей до седых волос. Кхм-кхм.
День прошел без происшествий, уже под вечер они с Арл вновь сбрелись к центру и вывалили там свои находки: она – целую кучу всякой съедобной всячины, он – что-то одинокое и круглое со вкусом, похоже, ореха.
– Тут такое изобилие, – заметил Степан, усаживаясь возле импровизированного стола, – прям как у нас на рынке – ходишь, пробуешь все подряд и обедать не обязательно. А твой мир, Арл, на что он похож? – ему почему-то представился парк Юрского периода, и он спросил: – Наверное, весь покрыт лесами?
Она промолчала – то ли воспоминания о родной планете были для нее болезненны, а может быть, считались у них стратегически важной информацией. Тогда он осторожно спросил:
– Почему ты его покинула? Подалась на Морру?
– Несчастная любовь, – лаконично обронила Арл. Непонятно – то ли всерьез, то ли в шутку. Вообще-то женщины редко склонны шутить, когда речь идет о любви, тем более несчастной. Но то земные женщины, а что он знал о наличии чувства юмора у дракониц? Опыт общения с ними был у Степана слишком невелик, чтобы судить о таких серьезных вещах, как умение правильно и к месту сострить. Он попытался представить себе возлюбленного Арл и сразу понял, что не станет расспрашивать дальше: трагическая история, заставившая Арл бросить родину и примкнуть к мужененавистницам, промышляющим разбоем, в человеческом представлении выглядела комичной, как мультсериал про какую-нибудь Табалугу, где вполне себе жизненные коллизии показаны в исполнении гротескных героев.
– Значит, мы с тобой в какой-то мере друзья по несчастью, – только и сказал он, ожидая в лучшем случае узнать, как хохочет звероящерица, представив себе подобную же драму, только с участием людей. Но Арл промолчала, словно бы понимающе – возможно, ей было не привыкать к подобного рода откровениям от представителей (а скорее, от представительниц) иных видов. И родилось между ними некоторое… взаимопонимание, что ли.
С приходом темноты легли спать, практически на том же месте, где отключились прошлой ночью. То есть это Степан лег, не раздеваясь, на мягкий растительный ковер, Арл на сей раз предпочла спать «сидя», все ж таки подтвердив его догадки на сей счет. Может, потому и обошлось без ожидаемого им храпа. Не очень вразумительное предупреждение Склайса о возможной опасности не стало помехой здоровому сну: Степан рассудил, что вряд ли кто-то станет шляться в темноте по руинам, да в обязательных респираторах. Поэтому всю ночь он проспал как убитый, а наутро был разбужен звуками вполне человеческой беседы.
– Да не буди ты его, – гудел сочный баритон, способный, наверное, вырвать из сна и поднять на ноги целую роту, – пускай себе спит. А мы пока примем. За плодотворный контакт с братьями по разуму!
– Все-таки я считаю, что надо бы его разбудить, – отвечал знакомый стариковский голос. – Поскольку не выйдет без него никакого контакта, эти брыдлы по-нашему не говорят.
– А вот погоди: мы сейчас выпьем и найдем с брыдлом общий язык. Не веришь? Гарантирую. Что брыдлы – всякую тварь живую начинаешь понимать, будь она хоть червем древесным, хоть самим деревом!
Степан, уже открывший к тому времени глаза, имел счастье лицезреть следующую картину: неподвижная, словно монумент, Арл пребывала в компании двух человек – их вчерашнего знакомца Склайса и неизвестного, отличавшегося крупным телосложением, слегка опухшим лицом и длинными русыми волосами. В центре композиции помещался стол, щедро заваленный дарами природы, сбоку у ног светловолосого возвышалось что-то вроде пластиковой канистры емкостью литров на шесть. Такое пробуждение вполне органично вписывалось в ряд других, принадлежавших воспоминаниям из Степановой земной жизни, когда сквозь утренний сон сначала начинали пробиваться смутно знакомые голоса – то ли самых стойких из вчерашней компании, еще не ложившихся, то ли самых ранних, уже опохмеляющихся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38