Но после смерти Тутанхамона Анхесенамон перебралась на правый берег в не менее роскошный дворец. Это было необходимо, так как ей ежедневно приходилось возносить молитвы в храмах Амона об упокоении души её супруга. Она должна была присутствовать на всех храмовых церемониях, связанных с ритуалом погребения. И только за два дня до похорон молодая вдова обратно переедет в свой дворец на левом берегу. Туда привезут уже забальзамированную мумию Тутанхамона. В первый день Анхесенамон, сидя в ногах мумии, как бы исполняя роль Исиды у тела Осириса, будет оплакивать усопшего фараона, читая молитвы, посвящённые воскрешению. А на второй день похоронная процессия двинется в усыпальницу Тутанхамона, расположенную в центре царского некрополя в Долине царей.
Колесница с двумя ездоками неспешно ехала по направлению к главным воротам столицы Та-Кемет.
Справа и слева от дороги простирались непаханые поля, разделённые на участки, — большие квадраты, между которыми были прорыты оросительные каналы. Они задерживали часть воды паводка, чтобы подавать её на поля по мере необходимости. Каждому земледельцу принадлежал участок земли. Границы полей были отмечены камнями, и считалось преступлением, если кто-то передвигал межевые камни. Поля, расположенные ближе к Нилу, были самыми урожайными — при разливе на них попадало больше плодородного ила и воды. Поля, находившиеся на высоких местах, были менее урожайными, так как разлив реки доходил до них не каждый год. Город и близлежащие деревни были построены на самых высоких местах, чтобы их не смыло разлившимися водами.
Сейчас половодье только началось, и все жители Та-Кемет ждали полного разлива, когда река принесёт на их поля плодородный ил. Тогда после спада вод, можно будет обрабатывать и засевать землю.
Дорога, по которой ехали Джедхор и Апуи, была достаточно ровной, так как совсем недавно земледельцы рыли и укрепляли каналы по обеим её сторонам и выкопанную землю клали на дорогу. В результате образовалась приподнятая дамба, которую не размывало в период паводка. Так делали всегда. Таким способом одновременно содержались в порядке и дороги, и каналы.
Слуги, следовавшие за колесницей, несли на себе корзины и сундуки, поэтому вскоре отстали. За сирийскими жеребцами не угнаться, а с тяжёлой ношей — тем более. Джедхор и Апуи уже проехали поля. Дорога постепенно уводила их наверх к высокому холму, на котором расположился город. По обеим сторонам дороги уже росли финиковые пальмы да густые заросли тамариска и акаций. Недалеко от стен города виднелись маленькие деревушки, где жили бедняки, занимающиеся обработкой полей. Через эти поселения проходили более мелкие дороги, они вливались в главную, ведущую к центральным воротам столицы.
Джедхор, придерживая ретивых лошадей, с удовольствием созерцал местный пейзаж. Он не был в этих местах с тех пор, как покинул Фивы вместе с Нефертити и Эхнатоном.
— А здесь всё по-прежнему, — улыбнувшись, сказал он Апуи. — Ничего не изменилось. Кажется, что я и не уезжал отсюда…
Джедхор очень любил город, в котором родился и вырос. В столице у него было небольшое поместье. Когда-то он не захотел обменять его на более роскошное в другом городе, ближе к Меннеферу. Управлял этим поместьем его родственник, и Джедхор был вполне доволен положением дел. Имение не приносило большого дохода, но расставаться с ним не хотелось. И сейчас он ехал именно туда, в свой родной дом, который оставался единственной нитью, соединяющей его с безмятежным детством и прекрасной юностью. В столице жили его родственники, он не видел их уже много лет, и друзья — с ними он играл в детстве. Здесь он встретил свою первую и единственную любовь… От нахлынувших воспоминаний сердце Джедхора сжалось так сильно, что стало трудно дышать, голос дрогнул, и на глаза навернулись слёзы.
— «От взгляда её я хмелею,
В речах её — черпаю силу,
Такую прекрасную, милую,
Как нежная, белая лилия…», — вспоминал Джедхор стихи, сочинённые им для своей юной возлюбленной.
Апуи молчал, искоса поглядывая на своего господина.
— «Подобной тебе я не видел.
Твоею красой очарован.
Твой стан, словно гибкая ива,
А волосы чёрны, как ночи…», — продолжал Джедхор увлечённо.
Юная красавица, покорившая сердце молодого Джедхора, из-за которой он не спал ночами, вглядываясь в звёздное небо и пытаясь увидеть божий знак, указывающий путь к сердцу девушки, впоследствии стала его женой. Будучи неженатыми, они прогуливались здесь, среди благодатной тени финиковых пальм и тамарисков, держась за руки и болтая о всяких пустяках, казавшихся им тогда очень важными. Джедхор по ночам сочинял стихи для своей возлюбленной, а затем во время прогулки вдохновенно читал их ей…
Вдруг с боковой дороги послышался шум. Джедхор отвлёкся от воспоминаний и прислушался. Ехали колесницы. Он попытался разглядеть приближающихся людей, но густые заросли тамариска мешали рассмотреть всадников. Чтобы избежать столкновения на перекрёстке, Джедхор щёлкнул кнутом, подгоняя лошадей, и те, тряхнув головой, ускорили бег, благополучно миновав опасный участок.
Апуи, обернувшись, увидел, как две колесницы выехали с боковой дороги и, свернув на главную, последовали за ними.
— Почему они так гонят? — удивился Апуи. — Надо прижаться ближе к краю: как бы они не сбили нас.
— Дорога широкая, — успокоил его Джедхор. — Тут впору ехать трём колесницам вряд.
Апуи настороженно следил за всадниками. Недоброе предчувствие завладело им.
— Подгони лошадей, господин, — сказал он Джедхору, — что-то не нравится мне всё это.
— Да успокойся, Апуи, — улыбнулся Джедхор, — они, скорее всего, торопятся куда-то. Может, у них…
— Гони!!! — вдруг крикнул Апуи, прервав хозяина на полуслове.
— Да что с тобой? — занервничал Джедхор и тоже обернулся назад.
В колесницах, ехавших сзади, рядом с возничими стояли воины… с поднятыми луками. Их стрелы были направлены на Джедхора и Апуи.
— Что они делают? — в ужасе произнёс Джедхор и, с силой дёрнув поводья, погнал лошадей вперёд.
Колесница Джедхора неслась по главной дороге. Тучи пыли, поднятые колёсами и копытами лошадей, скрывали Джедхора и его слугу от взора преследователей. Но лучники не отставали, их возничие нещадно хлестали своих коней плетьми, пытаясь догнать первую колесницу, однако расстояние между ними не сокращалось. Скакуны Джедхора не уступали в силе и мощи лошадям противника. Воины уже выпустили по несколько стрел, но всё было тщетно. Каждый раз, натягивая свои тугие луки и пытаясь разглядеть в клубах пыли Джедхора и его слугу, они стреляли почти наугад. Ни одна стрела не попала в цель. Вернее всего — догнать колесницу и, поравнявшись с ней, уничтожить преследуемых.
Но и до города оставалось совсем немного. Джедхор с надеждой смотрел вперёд и гнал лошадей, что было сил. «Если бы нам удалось домчаться до главных ворот! — с надеждой думал он. — Тогда мы спасены. Главные ворота охраняют стражи, мы будем уже под их защитой…»
Апуи нервно дёргал амулет, висевший на шее. Лицо его покрылось красными пятнами, на лбу выступил пот. Про себя он молился всем богам и просил о великой милости — спасти их жизни.
Джедхор гнал лошадей, пытаясь оторваться от преследователей. Густая пыль туманила глаза и, забивая нос, не давала дышать, но Джедхор как будто не замечал этого. Он крепко держал поводья и, то и дело, взмахивая плетью, подгонял резвых сирийских жеребцов. Однако через некоторое время кони Джедхора стали уставать. Долгий путь по реке в тесном деннике, без разминки, не пошёл им на пользу. Внезапный быстрый бег очень утомил их, дыхание стало тяжёлым, бока взмокли, изо рта капала пена. «Ещё немного, — подумал Джедхор, — кони, не выдержав, падут, и тогда…», — он на мгновение закрыл глаза, в ужасе представив себе этот трагический исход. «О, Великие, могущественные боги, владыки неба, земли и вод! Услышьте мои молитвы! Будьте щитом моим! Дайте силу моим коням!» — молился Джедхор, думая только о том, как бы дотянуть до стен города.
Расстояние между колесницей Джедхора и преследователями неумолимо сокращалось. Лучники, вновь натянув тетиву, выпустили стрелы, одна из которых со свистом пронеслась над ухом Джедхора, но тот лишь крепче сжал поводья и, стиснув зубы, продолжал гнать лошадей к спасительным воротам. Страх за свою жизнь куда-то исчез, в ушах — лишь топот копыт, в глазах — только город, только ворота…
Апуи, бросив взгляд на Джедхора, не узнал его: каменное лицо, плотно сжатые губы и широко раскрытые глаза, смотрящие в одну точку. Слуга никогда прежде не видел своего господина таким. Казалось, Джедхор впал в оцепенение. В его глазах не было ни страха, ни надежды — в них не было ничего . Одной рукой Джедхор крепко сжимал поводья, да с такой силой, что костяшки пальцев побелели от напряжения, в другой он держал плеть, которая с ужасающей монотонной яростью опускалась на спины лошадей. Запылённое лицо было скорее похоже на маску…
Ещё одна стрела пронеслась совсем рядом, задев плечо Апуи. Слуга схватился за раненое место, из которого потекла кровь, но не издал ни звука, чтобы не отвлекать Джедхора, а только зажмурился и прикусил губу. Сквозь полуприкрытые веки и серую пелену пыли Апуи уже различал лица воинов, приблизившихся настолько, что стрелы могли почти беспрепятственно настичь его и Джедхора. Воины вновь невозмутимо натянули тетиву своих луков и, прицелившись, готовы были выпустить смертоносные стрелы…
Глава 18
ЕДИНСТВЕННЫЙ ВЫХОД — ПРОШЛОЕ
Ребята успели пробежать по Арбату метров сто, когда, обернувшись, увидели позади преследователей. Конечно, сказалась неопытность: надо было идти спокойно и юркнуть в первый же попавшийся магазин, ресторан, да куда угодно — чтобы там затаиться и выждать. Теперь оставалось одно — сворачивать в любой переулок и прятаться в доме, выбранном наудачу. Только где там спрячешься? Да и подъезды все закрытые… Надежда была лишь на Сашу, лучше всех знающего эти места. И Саша старался, как мог, оправдать доверие.
— За мной! — крикнул он на бегу. — И быстрей! Вон в тот дом! Там есть потайная дверь в соседнее строение.
Дом был старый, облупленный, нежилой, явно приготовленный под снос. И то, что дверь в него не забили, казалось настоящим чудом. Очевидно, здесь работали накануне, да так и бросили всё до понедельника.
— Эта потайная дверь… раньше… была завалена… мусором, — Саша говорил отрывисто, потому что останавливаться было нельзя, а все трое уже запыхались.
— Ладно, — откликнулся Ваня, — другого… выхода…похоже… нет.
Ребята буквально влетели в обветшалый дом. Здесь царили полумрак, запустение и унылый запах брошенного жилья. Угнетающая тоска охватывала любого человека в таком месте, а если ещё за тобой гонятся…
А ведь когда-то это было шикарное здание, претендующее даже на некоторую помпезность. Широкая каменная лестница с красивыми перилами, замысловатая лепнина по стенам и потолкам, тяжелые старинные двери, большие окна — всё это напоминало о благородном прошлом ныне заброшенного дома. При взгляде на эти жалкие остатки былой роскоши, молодым людям невольно захотелось остановиться, помолчать, задуматься о жизни и смерти, однако надо было бежать, бежать и бежать.
Миновав два пролёта, ребята остановились на широкой площадке. Саша шмыгнул в маленький закуток, где, по его прошлым воспоминаниям, находилась та самая потайная дверь, соединяющая два дома. Ваня и Аня последовали за ним. Собственно это был не закуток, а коридор, достаточно длинный и совсем тёмный, так как уличный свет практически не проникал сюда. Где-то на середине пути они наткнулись на завал из пустых картонных коробок и прочего мусора. Саша вслепую с не слишком уместным в данной ситуации шумом разгрёб проход, и друзья кинулись дальше, в глубину коридора. Наконец, добежав до заветной двери, они застыли в растерянности… Дверь была заколочена. Глаза уже привыкали к темноте и различали толстые дюймовые доски. Саша в отчаянии попытался оторвать одну из них. Потом попробовал Ваня. Бесполезно. От досады Саша пнул доску ногой и хотел что-то сказать, но тут внизу хлопнула дверь и послышались торопливые шаги. Никто не сказал ни слова, каждый догадывался сам: «Это — они».
— Быстро на чердак! — шёпотом скомандовал Саша.
Спотыкаясь о коробки, доски и куски штукатурки, они бросились прочь из коридора, на площадку и дальше — по лестнице вверх. Звук их шагов был нисколько не тише, чем у тех двоих, и предательски разносился эхом по всем этажам.
Услышав удаляющийся топот, преследователи тоже прибавили шагу. От убегающих ребят их отделяли каких-нибудь два-три пролета.
Открытая дверь на чердак была настоящим везеньем. Но что за ней? А за ней оказалось временное жилье местных бомжей. Тут было и некое подобие лежанки, застеленной всяким тряпьем, и что-то, напоминающее стол с остатками пищи и мутными стаканами (Аня от всего увиденного даже передёрнулась).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Колесница с двумя ездоками неспешно ехала по направлению к главным воротам столицы Та-Кемет.
Справа и слева от дороги простирались непаханые поля, разделённые на участки, — большие квадраты, между которыми были прорыты оросительные каналы. Они задерживали часть воды паводка, чтобы подавать её на поля по мере необходимости. Каждому земледельцу принадлежал участок земли. Границы полей были отмечены камнями, и считалось преступлением, если кто-то передвигал межевые камни. Поля, расположенные ближе к Нилу, были самыми урожайными — при разливе на них попадало больше плодородного ила и воды. Поля, находившиеся на высоких местах, были менее урожайными, так как разлив реки доходил до них не каждый год. Город и близлежащие деревни были построены на самых высоких местах, чтобы их не смыло разлившимися водами.
Сейчас половодье только началось, и все жители Та-Кемет ждали полного разлива, когда река принесёт на их поля плодородный ил. Тогда после спада вод, можно будет обрабатывать и засевать землю.
Дорога, по которой ехали Джедхор и Апуи, была достаточно ровной, так как совсем недавно земледельцы рыли и укрепляли каналы по обеим её сторонам и выкопанную землю клали на дорогу. В результате образовалась приподнятая дамба, которую не размывало в период паводка. Так делали всегда. Таким способом одновременно содержались в порядке и дороги, и каналы.
Слуги, следовавшие за колесницей, несли на себе корзины и сундуки, поэтому вскоре отстали. За сирийскими жеребцами не угнаться, а с тяжёлой ношей — тем более. Джедхор и Апуи уже проехали поля. Дорога постепенно уводила их наверх к высокому холму, на котором расположился город. По обеим сторонам дороги уже росли финиковые пальмы да густые заросли тамариска и акаций. Недалеко от стен города виднелись маленькие деревушки, где жили бедняки, занимающиеся обработкой полей. Через эти поселения проходили более мелкие дороги, они вливались в главную, ведущую к центральным воротам столицы.
Джедхор, придерживая ретивых лошадей, с удовольствием созерцал местный пейзаж. Он не был в этих местах с тех пор, как покинул Фивы вместе с Нефертити и Эхнатоном.
— А здесь всё по-прежнему, — улыбнувшись, сказал он Апуи. — Ничего не изменилось. Кажется, что я и не уезжал отсюда…
Джедхор очень любил город, в котором родился и вырос. В столице у него было небольшое поместье. Когда-то он не захотел обменять его на более роскошное в другом городе, ближе к Меннеферу. Управлял этим поместьем его родственник, и Джедхор был вполне доволен положением дел. Имение не приносило большого дохода, но расставаться с ним не хотелось. И сейчас он ехал именно туда, в свой родной дом, который оставался единственной нитью, соединяющей его с безмятежным детством и прекрасной юностью. В столице жили его родственники, он не видел их уже много лет, и друзья — с ними он играл в детстве. Здесь он встретил свою первую и единственную любовь… От нахлынувших воспоминаний сердце Джедхора сжалось так сильно, что стало трудно дышать, голос дрогнул, и на глаза навернулись слёзы.
— «От взгляда её я хмелею,
В речах её — черпаю силу,
Такую прекрасную, милую,
Как нежная, белая лилия…», — вспоминал Джедхор стихи, сочинённые им для своей юной возлюбленной.
Апуи молчал, искоса поглядывая на своего господина.
— «Подобной тебе я не видел.
Твоею красой очарован.
Твой стан, словно гибкая ива,
А волосы чёрны, как ночи…», — продолжал Джедхор увлечённо.
Юная красавица, покорившая сердце молодого Джедхора, из-за которой он не спал ночами, вглядываясь в звёздное небо и пытаясь увидеть божий знак, указывающий путь к сердцу девушки, впоследствии стала его женой. Будучи неженатыми, они прогуливались здесь, среди благодатной тени финиковых пальм и тамарисков, держась за руки и болтая о всяких пустяках, казавшихся им тогда очень важными. Джедхор по ночам сочинял стихи для своей возлюбленной, а затем во время прогулки вдохновенно читал их ей…
Вдруг с боковой дороги послышался шум. Джедхор отвлёкся от воспоминаний и прислушался. Ехали колесницы. Он попытался разглядеть приближающихся людей, но густые заросли тамариска мешали рассмотреть всадников. Чтобы избежать столкновения на перекрёстке, Джедхор щёлкнул кнутом, подгоняя лошадей, и те, тряхнув головой, ускорили бег, благополучно миновав опасный участок.
Апуи, обернувшись, увидел, как две колесницы выехали с боковой дороги и, свернув на главную, последовали за ними.
— Почему они так гонят? — удивился Апуи. — Надо прижаться ближе к краю: как бы они не сбили нас.
— Дорога широкая, — успокоил его Джедхор. — Тут впору ехать трём колесницам вряд.
Апуи настороженно следил за всадниками. Недоброе предчувствие завладело им.
— Подгони лошадей, господин, — сказал он Джедхору, — что-то не нравится мне всё это.
— Да успокойся, Апуи, — улыбнулся Джедхор, — они, скорее всего, торопятся куда-то. Может, у них…
— Гони!!! — вдруг крикнул Апуи, прервав хозяина на полуслове.
— Да что с тобой? — занервничал Джедхор и тоже обернулся назад.
В колесницах, ехавших сзади, рядом с возничими стояли воины… с поднятыми луками. Их стрелы были направлены на Джедхора и Апуи.
— Что они делают? — в ужасе произнёс Джедхор и, с силой дёрнув поводья, погнал лошадей вперёд.
Колесница Джедхора неслась по главной дороге. Тучи пыли, поднятые колёсами и копытами лошадей, скрывали Джедхора и его слугу от взора преследователей. Но лучники не отставали, их возничие нещадно хлестали своих коней плетьми, пытаясь догнать первую колесницу, однако расстояние между ними не сокращалось. Скакуны Джедхора не уступали в силе и мощи лошадям противника. Воины уже выпустили по несколько стрел, но всё было тщетно. Каждый раз, натягивая свои тугие луки и пытаясь разглядеть в клубах пыли Джедхора и его слугу, они стреляли почти наугад. Ни одна стрела не попала в цель. Вернее всего — догнать колесницу и, поравнявшись с ней, уничтожить преследуемых.
Но и до города оставалось совсем немного. Джедхор с надеждой смотрел вперёд и гнал лошадей, что было сил. «Если бы нам удалось домчаться до главных ворот! — с надеждой думал он. — Тогда мы спасены. Главные ворота охраняют стражи, мы будем уже под их защитой…»
Апуи нервно дёргал амулет, висевший на шее. Лицо его покрылось красными пятнами, на лбу выступил пот. Про себя он молился всем богам и просил о великой милости — спасти их жизни.
Джедхор гнал лошадей, пытаясь оторваться от преследователей. Густая пыль туманила глаза и, забивая нос, не давала дышать, но Джедхор как будто не замечал этого. Он крепко держал поводья и, то и дело, взмахивая плетью, подгонял резвых сирийских жеребцов. Однако через некоторое время кони Джедхора стали уставать. Долгий путь по реке в тесном деннике, без разминки, не пошёл им на пользу. Внезапный быстрый бег очень утомил их, дыхание стало тяжёлым, бока взмокли, изо рта капала пена. «Ещё немного, — подумал Джедхор, — кони, не выдержав, падут, и тогда…», — он на мгновение закрыл глаза, в ужасе представив себе этот трагический исход. «О, Великие, могущественные боги, владыки неба, земли и вод! Услышьте мои молитвы! Будьте щитом моим! Дайте силу моим коням!» — молился Джедхор, думая только о том, как бы дотянуть до стен города.
Расстояние между колесницей Джедхора и преследователями неумолимо сокращалось. Лучники, вновь натянув тетиву, выпустили стрелы, одна из которых со свистом пронеслась над ухом Джедхора, но тот лишь крепче сжал поводья и, стиснув зубы, продолжал гнать лошадей к спасительным воротам. Страх за свою жизнь куда-то исчез, в ушах — лишь топот копыт, в глазах — только город, только ворота…
Апуи, бросив взгляд на Джедхора, не узнал его: каменное лицо, плотно сжатые губы и широко раскрытые глаза, смотрящие в одну точку. Слуга никогда прежде не видел своего господина таким. Казалось, Джедхор впал в оцепенение. В его глазах не было ни страха, ни надежды — в них не было ничего . Одной рукой Джедхор крепко сжимал поводья, да с такой силой, что костяшки пальцев побелели от напряжения, в другой он держал плеть, которая с ужасающей монотонной яростью опускалась на спины лошадей. Запылённое лицо было скорее похоже на маску…
Ещё одна стрела пронеслась совсем рядом, задев плечо Апуи. Слуга схватился за раненое место, из которого потекла кровь, но не издал ни звука, чтобы не отвлекать Джедхора, а только зажмурился и прикусил губу. Сквозь полуприкрытые веки и серую пелену пыли Апуи уже различал лица воинов, приблизившихся настолько, что стрелы могли почти беспрепятственно настичь его и Джедхора. Воины вновь невозмутимо натянули тетиву своих луков и, прицелившись, готовы были выпустить смертоносные стрелы…
Глава 18
ЕДИНСТВЕННЫЙ ВЫХОД — ПРОШЛОЕ
Ребята успели пробежать по Арбату метров сто, когда, обернувшись, увидели позади преследователей. Конечно, сказалась неопытность: надо было идти спокойно и юркнуть в первый же попавшийся магазин, ресторан, да куда угодно — чтобы там затаиться и выждать. Теперь оставалось одно — сворачивать в любой переулок и прятаться в доме, выбранном наудачу. Только где там спрячешься? Да и подъезды все закрытые… Надежда была лишь на Сашу, лучше всех знающего эти места. И Саша старался, как мог, оправдать доверие.
— За мной! — крикнул он на бегу. — И быстрей! Вон в тот дом! Там есть потайная дверь в соседнее строение.
Дом был старый, облупленный, нежилой, явно приготовленный под снос. И то, что дверь в него не забили, казалось настоящим чудом. Очевидно, здесь работали накануне, да так и бросили всё до понедельника.
— Эта потайная дверь… раньше… была завалена… мусором, — Саша говорил отрывисто, потому что останавливаться было нельзя, а все трое уже запыхались.
— Ладно, — откликнулся Ваня, — другого… выхода…похоже… нет.
Ребята буквально влетели в обветшалый дом. Здесь царили полумрак, запустение и унылый запах брошенного жилья. Угнетающая тоска охватывала любого человека в таком месте, а если ещё за тобой гонятся…
А ведь когда-то это было шикарное здание, претендующее даже на некоторую помпезность. Широкая каменная лестница с красивыми перилами, замысловатая лепнина по стенам и потолкам, тяжелые старинные двери, большие окна — всё это напоминало о благородном прошлом ныне заброшенного дома. При взгляде на эти жалкие остатки былой роскоши, молодым людям невольно захотелось остановиться, помолчать, задуматься о жизни и смерти, однако надо было бежать, бежать и бежать.
Миновав два пролёта, ребята остановились на широкой площадке. Саша шмыгнул в маленький закуток, где, по его прошлым воспоминаниям, находилась та самая потайная дверь, соединяющая два дома. Ваня и Аня последовали за ним. Собственно это был не закуток, а коридор, достаточно длинный и совсем тёмный, так как уличный свет практически не проникал сюда. Где-то на середине пути они наткнулись на завал из пустых картонных коробок и прочего мусора. Саша вслепую с не слишком уместным в данной ситуации шумом разгрёб проход, и друзья кинулись дальше, в глубину коридора. Наконец, добежав до заветной двери, они застыли в растерянности… Дверь была заколочена. Глаза уже привыкали к темноте и различали толстые дюймовые доски. Саша в отчаянии попытался оторвать одну из них. Потом попробовал Ваня. Бесполезно. От досады Саша пнул доску ногой и хотел что-то сказать, но тут внизу хлопнула дверь и послышались торопливые шаги. Никто не сказал ни слова, каждый догадывался сам: «Это — они».
— Быстро на чердак! — шёпотом скомандовал Саша.
Спотыкаясь о коробки, доски и куски штукатурки, они бросились прочь из коридора, на площадку и дальше — по лестнице вверх. Звук их шагов был нисколько не тише, чем у тех двоих, и предательски разносился эхом по всем этажам.
Услышав удаляющийся топот, преследователи тоже прибавили шагу. От убегающих ребят их отделяли каких-нибудь два-три пролета.
Открытая дверь на чердак была настоящим везеньем. Но что за ней? А за ней оказалось временное жилье местных бомжей. Тут было и некое подобие лежанки, застеленной всяким тряпьем, и что-то, напоминающее стол с остатками пищи и мутными стаканами (Аня от всего увиденного даже передёрнулась).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67