Откуда-то издалека донеслось несколько хлопков, похожих на выстрелы, и пронзительный крик. И снова тишина.
Я все никак не мог поверить в реальность происходящего, и это помогало мне не терять самообладания, не удариться в панику. Да. я все видел, слышал, обонял – кровь, смерть, выстрелы, собаку, которая чуть не перегрызла мне горло... Головная боль и чувство голода временами почти невыносимы, и эти ощущения были из разряда самых реальных... Но где-то очень глубоко, в самом уголке сознания теплилась надежда, что происходящее – сон, кошмар, галлюцинация. Вот-вот наступит предел, гипнотизер щелкнет пальцами, и я проснусь.
Тогда почему этот предел все не наступает?
А ведь если задуматься... Я стою здесь, перед окном, на свету (пусть и не очень ярком) – и представляю собой великолепную мишень не только для снайпера, но и любого не ленивого более или менее меткого стрелка... Так что, пока не проснулся – нужно поберечься.
Итак, за дело. Первое: найти что-нибудь от головной боли. Вряд ли весь аптечный зал подвергся разграблению. Второе: еда. Подкрепить силы (они совсем на исходе) и по возможности запастись провиантом. Третье: постараться разыскать работающий телефон. Четвертое: еще раз обойти залы, заглянуть во все углы, а вдруг удастся найти живых?! Может быть, Лева или Антон...
И последнее. Из супермаркета нужно уходить, как говорил тот сучий Морфеус в трубке. Лезть в город на ночь глядя страшно, если такое происходит в магазине, то что же творится в городе?! Все-таки интересно, что я пропустил: эпидемию? нашествие инопланетян? переворот?
С лекарствами оказалось проще всего: аптечный отдел пострадал мало. Кассу, конечно, изъяли, но лекарства не тронули. Я набрал и рассовал по карманам целую гору антибиотиков, анальгетиков, бинтов и упаковок пластырей. Несколько таблеток принял сразу, запив водой. На пустой желудок лекарства действовали плохо, а вода только обострила чувство голода, и я ринулся к перевернутому холодильнику с нарезками.
Я надорвал сразу несколько – с рыбой, колбасой и мясом; одной рукой набивал рот тонко нарезанными ломтиками, другой засовывал целые вакуумные упаковки в найденный тут же, возле холодильника, пустой грязноватый рюкзачок, бывший некогда тинейджеровской розово-оранжевой ядовитой расцветки. Туда же перекочевали и медикаменты из карманов пиджака и брюк.
Мне казалось, что я ел очень долго. Утолив первое чувство голода и ощутив, что головная боль отступила, сморщившись и засев где-то очень глубоко, почти не мешая, я перевел дух и смог оглядеться совсем другим, как мне казалось, свежим взглядом.
Черт возьми! Что же все-таки происходит?!
Где я?!
В глубине торгового зала, который был прямо передо мной, почудилось шевеление. И звук... Как раз между теми двумя поваленными шкафами для элитного спиртного. Оружие мгновенно оказалось в руке, я закинул рюкзачок со всем содержимым на плечо и двинулся в обход – как знать, а если это ловушка?..
Это не было ловушкой, Это оказался Лева, лежавший неловко и нелепо у одного из шкафов. Он был еще в сознании, несмотря на два огнестрельных ранения – в живот и левое плечо – и, очевидно, большую потерю крови; дыхание было хриплым, а движения ног – почти конвульсивными.
Я подбежал и склонился над ним. Слезы мешали видеть.
Он узнал меня, и гримаса, похожая на облегчение, появилась на бледном, залитом потом лице.
– Живы... – прохрипел он, выгибаясь. – Слава... богу... Вы живы...
– Лева, держись... – лихорадочно шептал я. – Сейчас сгоняю за бинтами, сделаю обезболивающий укол. Я тебя вытащу.
– Бесполезно... Все бесполезно... Вы сами... уходите...
– Держись, держись, парень... Я подгоню машину. Где она? На стоянке нет... Вы ее куда-то отогнали? – Я вскочил. Конечно, это был самообман, но мне казалось, что так нужно.
– Нет... машины... – говорить ему было все труднее. – Ничего... нет.
Я стоял и смотрел, как он умирает. Странное дело: теперь слез не было. Я был почти спокоен. Понимал, что сделать ничего нельзя. Даже облегчить его страдания. Просто стоять и смотреть.
– А Антон... – хрипло сказал Лева и закашлялся. Весь подбородок был в розовой пене. – Он... там... Он... давно...
Я посмотрел в том направлении, Отсюда была видна нога ниже колена в мягкой черной туфле с зауженным мысом. Нога лежала на пивных банках. Ей должно быть неудобно, но она не двигалась. Она была ногой мертвого человека.
– Михалыч... – захрипел Лева. – Был с вами...
Я снова присел к нему.
– Он наверху... Тоже погиб... Ты понимаешь, что это?
Лева смотрел сквозь меня.
– Так должно было... случиться... – только колоссальным усилием воли он мог связно говорить. – И так... случилось. А вы... уходите. Здесь нельзя... Совсем...
Он вдруг изогнулся дугой, а взгляд, полный ужаса и отчаяния, был устремлен куда-то через мое плечо. Он даже начал поднимать руку.
– Береги... Береги...
Я рванулся в сторону и обернулся. Там, куда он смотрел, никого не было.
А когда я вернулся к нему, не было и его. Только остановившийся взгляд удивленных глаз. Как часы: шли-шли, жили-жили... И вдруг встали. Замерли. Навсегда.
Я закрыл ему глаза и поднялся.
Просто для того, чтобы удостовериться, я дошел до Антона. Его тело было изрешечено пулями: я насчитал восемь ран. Зачем я их считал?.. Рядом лежал его «Макаров» со сдвинутым затвором и пустой обоймой. Значит, паренек бился до последнего.
С кем, черт возьми?! Где хоть один из поверженных врагов?!
Крови на полу было много – в разных местах торговых залов. Побродив, я наткнулся еще на два трупа – продавца и менеджера зала. И все. Где остальные? Тут же был бой! Только не говорите мне, что нет, я знаю – был! Где те, кто громил магазин, воевал с моими ребятами?! Где они, живые или мертвые?!
И куда пропали те, кто гнался за мной наверху? Пора бы им уже сообразить, что я спустился вниз...
Сколько я сегодня видел смерти – и все в пределах одного несчастного магазина. Пора расширять кругозор. Набираться новых впечатлений.
Пора на воздух. Даже если меня подстрелят в первые несколько минут.
Запаса еды на первое время хватит... Бинтов, пластыря и анальгетиков – тоже. Граната есть. В одном из залов на полу в осколках обнаружился «узи» на ремне с почти полной обоймой; я поднял автомат и закинул на плечо. Обойму из Левиного «Макарова» забрал, ему ни к чему (в ней осталось пять патронов), а сам пистолет оставил. Во-первых, мне он без надобности, приемами стрельбы по-македонски так и не овладел, хотя Михалыч, царствие ему небесное, когда-то пытался обучать нас, новоприбывших. А во-вторых... Это оружие человека, погибшего в бою. В тот момент мне это показалось важным.
Ну все. Пора идти.
И я пошел по битому стеклу и автоматным гильзам к выходу из супермаркета. За спиной висел куцый рюкзачок с провиантом и медикаментами, на плече – «узи», в кармане – граната, под мышкой, в кобуре – «макар». Плохонький отряд. Да и вооружение наше – так себе. На десять минут продержаться.
В голове звучало «Болеро» Мориса Равеля – красивая и безобиднейшая вещь, написанная почти сто лет назад. Кто-то из музыкальных критиков назвал ее в прошлом веке «Пляской смерти» за повторяющийся ритм, нагнетание, усиление тревоги... Кажется, именно «Болеро» звучало в наушниках американских летчиков, летевших бомбить Хиросиму...
А какая пляска смерти ожидает меня?
Все страхи и вопросы до времени нужно оставить позади. Пока выйти отсюда и живым добраться до дома – выяснить, как там мои. Может, они в курсе происходящего? Потом выяснить, что с мамой. Как-то пережить ночь. И выдвигаться в район дислокации основных сил, то есть к банку. Да, именно в таком порядке.
Что ж, программа-минимум определена, начнем воплощать...
Фотоэлемент над автоматическими дверями разбит, а сами двери наполовину раздвинуты. Я остановился, оглянулся, бросил прощальный взгляд на погибший магазин и шагнул на воздух.
Воздух оказался холодный, густой и тяжелый, напоенный ощущением грозы и запахом гари. Я поежился. Совсем стемнело; площадь плохо освещена. И еще: странно, неестественно тихо. Какая-то нереальная тишина в огромном живом городе. Так бывает только в ужастиках перед внезапным появлением косматого монстра.
Я решительно зашагал через площадь, но вдруг остановился.
Где-то вдалеке возник звук. Он с трудом прорывался через густой, как смола, воздух, но я его услышал. Источник звука приближался. Не знаю почему, я вдруг заметался, выискивая, где спрятаться (как назло, никакого места для укрытия поблизости не было), случайно обернулся на супермаркет...
И обмер.
Он был почти такой, как всегда. Обычное трехэтажное модерновое здание, похожее на космическую станцию. Никаких лишних пяти этажей. В этой громадине было проделано несколько брешей непонятной войной, но то была первая и последняя странность.
Даже «Болеро» на время затихло. Как там говорила Скарлетт О'Хара? «Я подумаю об этом завтра. Если я буду думать сегодня, я сойду с ума». Мозг уже не мог анализировать, он просто принял констатацию.
Пока я переживал сумбур в душе и в голове, источник звука вылетел на площадь, и прятаться мне стало незачем.
Судя по силуэту, это была весьма битая жизнью, да еще и без глушителя, «Ока». Когда она с оглушительным ревом приблизилась, то показалась мне темно-синей; в машине, кроме водителя, был один пассажир.
Правую руку я положил на спину своего «узи», который будто бы даже посунулся ближе к хозяину. Предосторожность была излишней: водитель не остановился, напротив – наддал, кидая машину в рывок через площадь, видимо, чувствуя себя уязвимым на открытом месте.
Так гонит, словно его кто-то преследует, отстранение подумал я, провожая машину глазами. И почти не ошибся.
«Ока» почти домчалась до Проспекта Энергетиков, когда из проулка, из-за домов, раздались два почти синхронных хлопка: стреляли из ракетниц. С отвратительным свистящим звуком два заряда понеслись через площадь; один прошел перед машиной, второй ударил в капот. Машина вильнула, ее занесло, правые колеса угодили в канаву у самого тротуара, она подскочила и... тяжело и не сразу завалилась на левый бок.
Всю картину я видел очень отчетливо, так как произошло это аккурат между двумя дальними горевшими фонарями.
Пока я раздумывал, бежать на помощь или не стоит, послышался свист, и из того проулка, откуда стреляли из ракетниц, появилось несколько теней. Охотники завалили крупного зверя и теперь не спеша направлялись на осмотр.
Моя рука переместилась на рукоять автомата, а указательный палец лег на спусковой крючок. Меня они не видели, зато я их – неплохо, поскольку они вошли в световую зону. Я насчитал восемь человек.
«Болеро» в моей голове приблизилось к кульминации, вступили ударные.
Я медленно двинулся в сторону тусовки, по мере приближения оценивая боевую мощь отряда. Помимо двух ракетниц, имелось помповое ружье на плече толстяка и пневматическая винтовка у мелкого пацана, которая – в умелых руках – может служить довольно грозным оружием.
На меня не обращали внимания, поскольку я был довольно далеко; занимались извлечением попавших в силок пташек через свободную дверцу. Сначала вытащили водителя, повалили у машины и приставили пацана с винтовкой; потом занялись пассажиром, долго возились, и вдруг я услышал:
– Мужики, конец света! Тут телка!
Только этого не хватало, подумал я. Теперь-то уж точно не уйти...
Они засуетились, обступили машину плотнее.
– Чего возитесь?! – покрикивал толстяк.
– Упирается, сучка!.. – вскрик. – Ах, б.... кусается!
– Да ну вас, безрукие! Дайте я!
Водитель приподнялся, но мелкий замахнулся на него винтовкой. Вот тупица! Она же стреляет, это тебе не палка!
Я подошел достаточно близко, но все еще был в тени. Случайно отвлекшись, хозяин помпового ружья посмотрел в мою сторону и моментально взял меня на прицел.
«Болеро» в моей голове стихло.
– Эй, – позвал толстяк из-за прицела, – ты кто? Тебе чего, дедушка?
Этакая, однако, скотина! Какой я ему дедушка?!
Скулящую девицу наконец извлекли из машины, надавали по лицу (очевидно, чтобы не кусалась) и повалили рядом с водителем. Еще пять пар глаз оборотилось в мою сторону.
Я остановился на границе света и темноты.
– Добрый вечер, дорогие мои детишечки, – сказал я.
Сейчас я отчетливо видел, что старшему этой гопкомпании не исполнилось еще двадцати. Выглядели они жалко, и осознание этого наливало их звериной жестокостью.
Я сделал шаг вперед. Теперь на мне была кожаная шляпа, потертые сапоги до колен, трехдневная щетина и прищур холодных глаз на загорелом дочерна на безжалостном солнце прерий лице. Клинт Иствуд из вестерна Серджо Леоне. И музыка Эннио Морриконе.
– Будет лучше для всех, – сказал Клинт Иствуд голосом переводчика Гаврилова, – если вы отпустите этих несчастных. Тогда и вам я позволю уйти. Разумеется, без оружия.
Они заржали – громко, с удовольствием, от души.
– Ты из какой больнички, дедушка?! – заорал толстяк, опуская ружье. – Как тебя отпустили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Я все никак не мог поверить в реальность происходящего, и это помогало мне не терять самообладания, не удариться в панику. Да. я все видел, слышал, обонял – кровь, смерть, выстрелы, собаку, которая чуть не перегрызла мне горло... Головная боль и чувство голода временами почти невыносимы, и эти ощущения были из разряда самых реальных... Но где-то очень глубоко, в самом уголке сознания теплилась надежда, что происходящее – сон, кошмар, галлюцинация. Вот-вот наступит предел, гипнотизер щелкнет пальцами, и я проснусь.
Тогда почему этот предел все не наступает?
А ведь если задуматься... Я стою здесь, перед окном, на свету (пусть и не очень ярком) – и представляю собой великолепную мишень не только для снайпера, но и любого не ленивого более или менее меткого стрелка... Так что, пока не проснулся – нужно поберечься.
Итак, за дело. Первое: найти что-нибудь от головной боли. Вряд ли весь аптечный зал подвергся разграблению. Второе: еда. Подкрепить силы (они совсем на исходе) и по возможности запастись провиантом. Третье: постараться разыскать работающий телефон. Четвертое: еще раз обойти залы, заглянуть во все углы, а вдруг удастся найти живых?! Может быть, Лева или Антон...
И последнее. Из супермаркета нужно уходить, как говорил тот сучий Морфеус в трубке. Лезть в город на ночь глядя страшно, если такое происходит в магазине, то что же творится в городе?! Все-таки интересно, что я пропустил: эпидемию? нашествие инопланетян? переворот?
С лекарствами оказалось проще всего: аптечный отдел пострадал мало. Кассу, конечно, изъяли, но лекарства не тронули. Я набрал и рассовал по карманам целую гору антибиотиков, анальгетиков, бинтов и упаковок пластырей. Несколько таблеток принял сразу, запив водой. На пустой желудок лекарства действовали плохо, а вода только обострила чувство голода, и я ринулся к перевернутому холодильнику с нарезками.
Я надорвал сразу несколько – с рыбой, колбасой и мясом; одной рукой набивал рот тонко нарезанными ломтиками, другой засовывал целые вакуумные упаковки в найденный тут же, возле холодильника, пустой грязноватый рюкзачок, бывший некогда тинейджеровской розово-оранжевой ядовитой расцветки. Туда же перекочевали и медикаменты из карманов пиджака и брюк.
Мне казалось, что я ел очень долго. Утолив первое чувство голода и ощутив, что головная боль отступила, сморщившись и засев где-то очень глубоко, почти не мешая, я перевел дух и смог оглядеться совсем другим, как мне казалось, свежим взглядом.
Черт возьми! Что же все-таки происходит?!
Где я?!
В глубине торгового зала, который был прямо передо мной, почудилось шевеление. И звук... Как раз между теми двумя поваленными шкафами для элитного спиртного. Оружие мгновенно оказалось в руке, я закинул рюкзачок со всем содержимым на плечо и двинулся в обход – как знать, а если это ловушка?..
Это не было ловушкой, Это оказался Лева, лежавший неловко и нелепо у одного из шкафов. Он был еще в сознании, несмотря на два огнестрельных ранения – в живот и левое плечо – и, очевидно, большую потерю крови; дыхание было хриплым, а движения ног – почти конвульсивными.
Я подбежал и склонился над ним. Слезы мешали видеть.
Он узнал меня, и гримаса, похожая на облегчение, появилась на бледном, залитом потом лице.
– Живы... – прохрипел он, выгибаясь. – Слава... богу... Вы живы...
– Лева, держись... – лихорадочно шептал я. – Сейчас сгоняю за бинтами, сделаю обезболивающий укол. Я тебя вытащу.
– Бесполезно... Все бесполезно... Вы сами... уходите...
– Держись, держись, парень... Я подгоню машину. Где она? На стоянке нет... Вы ее куда-то отогнали? – Я вскочил. Конечно, это был самообман, но мне казалось, что так нужно.
– Нет... машины... – говорить ему было все труднее. – Ничего... нет.
Я стоял и смотрел, как он умирает. Странное дело: теперь слез не было. Я был почти спокоен. Понимал, что сделать ничего нельзя. Даже облегчить его страдания. Просто стоять и смотреть.
– А Антон... – хрипло сказал Лева и закашлялся. Весь подбородок был в розовой пене. – Он... там... Он... давно...
Я посмотрел в том направлении, Отсюда была видна нога ниже колена в мягкой черной туфле с зауженным мысом. Нога лежала на пивных банках. Ей должно быть неудобно, но она не двигалась. Она была ногой мертвого человека.
– Михалыч... – захрипел Лева. – Был с вами...
Я снова присел к нему.
– Он наверху... Тоже погиб... Ты понимаешь, что это?
Лева смотрел сквозь меня.
– Так должно было... случиться... – только колоссальным усилием воли он мог связно говорить. – И так... случилось. А вы... уходите. Здесь нельзя... Совсем...
Он вдруг изогнулся дугой, а взгляд, полный ужаса и отчаяния, был устремлен куда-то через мое плечо. Он даже начал поднимать руку.
– Береги... Береги...
Я рванулся в сторону и обернулся. Там, куда он смотрел, никого не было.
А когда я вернулся к нему, не было и его. Только остановившийся взгляд удивленных глаз. Как часы: шли-шли, жили-жили... И вдруг встали. Замерли. Навсегда.
Я закрыл ему глаза и поднялся.
Просто для того, чтобы удостовериться, я дошел до Антона. Его тело было изрешечено пулями: я насчитал восемь ран. Зачем я их считал?.. Рядом лежал его «Макаров» со сдвинутым затвором и пустой обоймой. Значит, паренек бился до последнего.
С кем, черт возьми?! Где хоть один из поверженных врагов?!
Крови на полу было много – в разных местах торговых залов. Побродив, я наткнулся еще на два трупа – продавца и менеджера зала. И все. Где остальные? Тут же был бой! Только не говорите мне, что нет, я знаю – был! Где те, кто громил магазин, воевал с моими ребятами?! Где они, живые или мертвые?!
И куда пропали те, кто гнался за мной наверху? Пора бы им уже сообразить, что я спустился вниз...
Сколько я сегодня видел смерти – и все в пределах одного несчастного магазина. Пора расширять кругозор. Набираться новых впечатлений.
Пора на воздух. Даже если меня подстрелят в первые несколько минут.
Запаса еды на первое время хватит... Бинтов, пластыря и анальгетиков – тоже. Граната есть. В одном из залов на полу в осколках обнаружился «узи» на ремне с почти полной обоймой; я поднял автомат и закинул на плечо. Обойму из Левиного «Макарова» забрал, ему ни к чему (в ней осталось пять патронов), а сам пистолет оставил. Во-первых, мне он без надобности, приемами стрельбы по-македонски так и не овладел, хотя Михалыч, царствие ему небесное, когда-то пытался обучать нас, новоприбывших. А во-вторых... Это оружие человека, погибшего в бою. В тот момент мне это показалось важным.
Ну все. Пора идти.
И я пошел по битому стеклу и автоматным гильзам к выходу из супермаркета. За спиной висел куцый рюкзачок с провиантом и медикаментами, на плече – «узи», в кармане – граната, под мышкой, в кобуре – «макар». Плохонький отряд. Да и вооружение наше – так себе. На десять минут продержаться.
В голове звучало «Болеро» Мориса Равеля – красивая и безобиднейшая вещь, написанная почти сто лет назад. Кто-то из музыкальных критиков назвал ее в прошлом веке «Пляской смерти» за повторяющийся ритм, нагнетание, усиление тревоги... Кажется, именно «Болеро» звучало в наушниках американских летчиков, летевших бомбить Хиросиму...
А какая пляска смерти ожидает меня?
Все страхи и вопросы до времени нужно оставить позади. Пока выйти отсюда и живым добраться до дома – выяснить, как там мои. Может, они в курсе происходящего? Потом выяснить, что с мамой. Как-то пережить ночь. И выдвигаться в район дислокации основных сил, то есть к банку. Да, именно в таком порядке.
Что ж, программа-минимум определена, начнем воплощать...
Фотоэлемент над автоматическими дверями разбит, а сами двери наполовину раздвинуты. Я остановился, оглянулся, бросил прощальный взгляд на погибший магазин и шагнул на воздух.
Воздух оказался холодный, густой и тяжелый, напоенный ощущением грозы и запахом гари. Я поежился. Совсем стемнело; площадь плохо освещена. И еще: странно, неестественно тихо. Какая-то нереальная тишина в огромном живом городе. Так бывает только в ужастиках перед внезапным появлением косматого монстра.
Я решительно зашагал через площадь, но вдруг остановился.
Где-то вдалеке возник звук. Он с трудом прорывался через густой, как смола, воздух, но я его услышал. Источник звука приближался. Не знаю почему, я вдруг заметался, выискивая, где спрятаться (как назло, никакого места для укрытия поблизости не было), случайно обернулся на супермаркет...
И обмер.
Он был почти такой, как всегда. Обычное трехэтажное модерновое здание, похожее на космическую станцию. Никаких лишних пяти этажей. В этой громадине было проделано несколько брешей непонятной войной, но то была первая и последняя странность.
Даже «Болеро» на время затихло. Как там говорила Скарлетт О'Хара? «Я подумаю об этом завтра. Если я буду думать сегодня, я сойду с ума». Мозг уже не мог анализировать, он просто принял констатацию.
Пока я переживал сумбур в душе и в голове, источник звука вылетел на площадь, и прятаться мне стало незачем.
Судя по силуэту, это была весьма битая жизнью, да еще и без глушителя, «Ока». Когда она с оглушительным ревом приблизилась, то показалась мне темно-синей; в машине, кроме водителя, был один пассажир.
Правую руку я положил на спину своего «узи», который будто бы даже посунулся ближе к хозяину. Предосторожность была излишней: водитель не остановился, напротив – наддал, кидая машину в рывок через площадь, видимо, чувствуя себя уязвимым на открытом месте.
Так гонит, словно его кто-то преследует, отстранение подумал я, провожая машину глазами. И почти не ошибся.
«Ока» почти домчалась до Проспекта Энергетиков, когда из проулка, из-за домов, раздались два почти синхронных хлопка: стреляли из ракетниц. С отвратительным свистящим звуком два заряда понеслись через площадь; один прошел перед машиной, второй ударил в капот. Машина вильнула, ее занесло, правые колеса угодили в канаву у самого тротуара, она подскочила и... тяжело и не сразу завалилась на левый бок.
Всю картину я видел очень отчетливо, так как произошло это аккурат между двумя дальними горевшими фонарями.
Пока я раздумывал, бежать на помощь или не стоит, послышался свист, и из того проулка, откуда стреляли из ракетниц, появилось несколько теней. Охотники завалили крупного зверя и теперь не спеша направлялись на осмотр.
Моя рука переместилась на рукоять автомата, а указательный палец лег на спусковой крючок. Меня они не видели, зато я их – неплохо, поскольку они вошли в световую зону. Я насчитал восемь человек.
«Болеро» в моей голове приблизилось к кульминации, вступили ударные.
Я медленно двинулся в сторону тусовки, по мере приближения оценивая боевую мощь отряда. Помимо двух ракетниц, имелось помповое ружье на плече толстяка и пневматическая винтовка у мелкого пацана, которая – в умелых руках – может служить довольно грозным оружием.
На меня не обращали внимания, поскольку я был довольно далеко; занимались извлечением попавших в силок пташек через свободную дверцу. Сначала вытащили водителя, повалили у машины и приставили пацана с винтовкой; потом занялись пассажиром, долго возились, и вдруг я услышал:
– Мужики, конец света! Тут телка!
Только этого не хватало, подумал я. Теперь-то уж точно не уйти...
Они засуетились, обступили машину плотнее.
– Чего возитесь?! – покрикивал толстяк.
– Упирается, сучка!.. – вскрик. – Ах, б.... кусается!
– Да ну вас, безрукие! Дайте я!
Водитель приподнялся, но мелкий замахнулся на него винтовкой. Вот тупица! Она же стреляет, это тебе не палка!
Я подошел достаточно близко, но все еще был в тени. Случайно отвлекшись, хозяин помпового ружья посмотрел в мою сторону и моментально взял меня на прицел.
«Болеро» в моей голове стихло.
– Эй, – позвал толстяк из-за прицела, – ты кто? Тебе чего, дедушка?
Этакая, однако, скотина! Какой я ему дедушка?!
Скулящую девицу наконец извлекли из машины, надавали по лицу (очевидно, чтобы не кусалась) и повалили рядом с водителем. Еще пять пар глаз оборотилось в мою сторону.
Я остановился на границе света и темноты.
– Добрый вечер, дорогие мои детишечки, – сказал я.
Сейчас я отчетливо видел, что старшему этой гопкомпании не исполнилось еще двадцати. Выглядели они жалко, и осознание этого наливало их звериной жестокостью.
Я сделал шаг вперед. Теперь на мне была кожаная шляпа, потертые сапоги до колен, трехдневная щетина и прищур холодных глаз на загорелом дочерна на безжалостном солнце прерий лице. Клинт Иствуд из вестерна Серджо Леоне. И музыка Эннио Морриконе.
– Будет лучше для всех, – сказал Клинт Иствуд голосом переводчика Гаврилова, – если вы отпустите этих несчастных. Тогда и вам я позволю уйти. Разумеется, без оружия.
Они заржали – громко, с удовольствием, от души.
– Ты из какой больнички, дедушка?! – заорал толстяк, опуская ружье. – Как тебя отпустили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33