Осталось совсем немного. Нужно постараться.
Больно и досадно. Больно – от ощущения уходящей жизни, а досадно... Ведь почти успел. Через такое пройти, и в последний момент... Не это ли ощущали русские солдаты в войну, погибая при штурме рейхстага, когда уже вот она – победа, протяни только руку...
Восьмой этаж.
Сил нет. Ничего не вижу. Не смогу. Не получится...
Тусклый голубоватый свет на этаже и шесть одинаковых пар дверей.
– Ты не успел, – сказал голос сзади. Все-таки пришел... посмотреть, как я умираю. – Время вышло.
Я выплюнул комок крови.
– Врешь ты все... – хрипы вместо слов.
– Испоганил своей кровью весь пол! Слабак. Ты не смог. Харон предлагал остаться!
– У меня... еще минута... две...
– Ты не успеешь определить, какие из дверей – твои.
Я медленно, превозмогая себя, чуть отодвигая стоящую рядом смерть при каждом движении, пополз к крайним правым дверям, самым ближним ко мне. Сзади раздался возглас – в нем были удивление и досада.
Я боднул двери головой. Они открылись внутрь.
Пол заканчивался в полуметре впереди. Дальше обрыв – и пустота.
– Game over, – сказал я – не столько ему, сколько самому себе.
– Стой! – бессильно заорали сзади. – Ты не успел! Время вышло!
– Пошел ты, гнида... – сказал я и попытался улыбнуться.
Как там говорил Харон? В этом мире только смерть реальна, все остальное – обман. Прекрасная возможность убедиться в правдивости его слов.
Я заорал, захрипел, застонал, преодолевая последние сантиметры... И на упрямстве, на вредности, обхватив мертвыми пальцами ровные спиленные края паркетной доски, толкнул тело вперед и полетел вниз, в серую пустоту.
Я умер уже в полете.
Глава пятая
– Начинаем деактивировать навигационные поля.
Странно.
Звук есть, а изображения нет. Перед глазами черно.
Но главное – нет боли. Восхитительное ощущение.
– Пошла деактивация. Поле один... Поле два...
– Помедленнее, куда ты гонишь? Сорвем бэк.
– Поле три...
– Пространственный модуль – норма...
– Временной модуль – норма...
Что за странный язык, на котором они говорят? Раз нет боли, значит, я на небесах? Но ангелы не могут так разговаривать.
– Доктор, что с давлением?
– Сильно повышенное. И мне не нравятся его руки. Мышцы не расслабляются. Посмотрите на пальцы.
– Дайте немного времени.
– Поле сорок один...
– Что это на экране?
– Места виртуальных ранений. Видите, здесь и здесь – раны затягиваются.
– Пульс выравнивается. Давление приходит в норму.
– Включайте сканер.
– Поле шестьдесят четыре...
– Организм поразительной силы. Взгляните на это.
Судя по тому, о чем они говорят – я в дурдоме. Может быть, на небесах... А что? Возможно, в раю есть свои сумасшедшие дома. Для спятивших ангелов, например.
– О чем это он?
– Считает, что попал в сумасшедший дом в раю. Нормальная реакция.
– Поле девяносто семь...
– Открывайте шлюзы.
– До окончания деактивации запрещено вынимать саркофаг.
– Я знаю.
– Поле сто двенадцать...
А может, меня утащили инопланетяне, и я теперь у них на корабле. Подлечили, начнут ставить опыты. Судя по диалогам, очень похоже на инопланетян. Правда, странно то, что они говорят по-русски...
– О чем он?
– Дешифратор барахлит... Думает, что мы инопланетяне.
– Каким образом ему вообще удается нас слышать?
– Разработчики считают, что во время бэк это необходимо. Поговори с ними.
– Кто там катит баллон на разработчиков?
– Я просто хочу понять...
– Поле сто тридцать. Скорость деактивации повышается.
– Психосоматическая кривая – норма...
Судя по голосам, их человек десять. Впрочем, люди ли они? Может, это великаны с крысиными головами... А что? Почему бы этому кошмару не стать реальностью?
Я по-прежнему ничего не вижу и не могу пошевелиться. Подождем. Когда-нибудь они ведь должны закончить свою деактивацию.
– Все функции организма в норме.
– Поле сто семьдесят. Деактивация завершена.
– Шлюзы открыты.
О черт, что происходит?!
– Датчики сняты. Выровняйте скорость массажного механизма до положения «стандарт».
– Девять часов неподвижности. Я бы не согласился.
– А его никто и не спрашивал.
Площадка, на которой я лежу, ритмично вибрирует и покалывает крохотными разрядами тока.
– Это не вредно?
– Все апробировано. Зато сейчас он встанет и будет, как огурец.
Площадка пришла в движение, потом остановилась.
– Саркофаг на позиции один.
Пауза.
– Ну... С богом, ребятки.
Зашипело, задвигалось; основание площадки начало подниматься – я оказался в вертикальном положении. Ворвался свет – но неяркий, вполне терпимый для глаз.
Зрение было расфокусировано секунду; потом я увидел людей. Обычных людей, ничего сверхъестественного. Никого из них не зна...
Откуда-то справа появился конферансье Дюкин в белом халате с дружелюбной улыбкой на лице. Протянул руку:
– Добро пожаловать домой, Артем.
Сидящий напротив меня человек сиял, как тульский пряник. Румяное лицо, сахарная улыбка до ушей... Ново всем этом без труда виделась неестественность, нарочитость. «Изображаем радость». А именно это Виктор Владимирович Сотников делал отвратительно. Наверное, притворяться радостным – единственное, чего он не умел никогда. Может, его и учили в его разведке, но зачет он скорее всего не сдал.
И мне сейчас, говоря откровенно, смотреть на него было противно.
– Ты чего такой кислый?! – фальшиво-весело воскликнул он. – Знал бы, какие результаты по тесту...
– С этим позже, – сказал я. – Какие у меня права?
– В смысле?
– К какой информации я могу получить доступ?
Улыбка Сотникова слегка поблекла, но он держался из последних сил. Мне даже стало немного его жаль.
Он поискал по столу, потом выудил из пачки бумаг справа два листа, скрепленные степлером, и протянул мне:
– Подпиши, и можешь задавать любые вопросы.
Я пробежал глазами текст. Ничего необычного, Договор о неразглашении совершенно секретной информации, разработанный юристами банка и утвержденный правлением. Последствия при нарушении прописаны настолько туманно, что заставляют потенциального подписанта покрываться гусиной кожей от страха.
Я поставил две подписи по тексту, одну – в самом конце документа, и дату. Вернул документ шефу.
– Спрашивай, – сказал он.
– Нет, не так, – сказал я. – Рассказывайте. А вопросы я буду задавать, если чего-то не пойму.
– Хорошо... – Он наконец вернулся к своей привычной деловой, суховатой манере поведения. – Как ты знаешь, на планерках я говорил об этом не раз, мы активно расширяемся. Долгое время это происходило в городе и в пределах области, но недавно встал вопрос об экспансии в сторону северной столицы. Средства вполне позволяют. К тому же в ближайшее время мы становимся холдингом. И филиал – довольно крупный – планируется открыть в Санкт-Петербурге. Наши клиентщики, Валютное управление и Департамент активно-пассивных операций имеют большие виды на Питер. Разработано и утверждено восемь проектов, к реализации которых приступит филиал. Один из проектов касается Службы безопасности. Таким образом, встает вопрос о том, кто возглавит – первоначально на правах и. о. – безопасность в филиале.
– Вы, – сказал я.
– Я остаюсь здесь. В головном офисе прибавится работы, в том числе для меня.
– Есть Михалыч, Игорь Каламацкий...
– Насчет Кулемы у меня свои планы... А Михалыч – волк, – сказал ВВС, – но слишком старый. Акела в любой момент может промахнуться. Руководство банка имеет большие сомнения по поводу его кандидатуры. И я предложил тебя.
– Тронут, – сказал я, – благодарю за доверие.
– Не поясничай. Решение по поводу тебя они обещали принять только после получения результатов тестирования по форме «ноль» на тренажере «Полигон 1».
– Тестирования... – пробормотал я. – На тренажере...
Вцепиться ему в глотку? А вдруг получится?
– Совершенно верно, – невозмутимо подтвердил Сотников. – При этом должно быть соблюдено три непременных условия: без подготовки, без предупреждения и без твоего согласия.
– Конечно, – сказал я. – Согласия я бы не дал.
– Дело именно в этом. К тому же чистота эксперимента... Погоди-ка.
Он снял трубку внутреннего телефона и сказал:
– Дюкин и Полисадников.
Через пару минут в кабинет постучались и осторожно вошли два человека: Дюкин и парень, который приснился мне, когда я задремал в автобусе по дороге из тира в банк: в очках с толстыми стеклами, делающими зрачки похожими на маленьких плавающих медуз.
– Присаживайтесь, – сказал им Сотников.
Они расположились за столом напротив меня. Полисадников сочувственно улыбнулся, и мне очень захотелось дать ему по очкам.
– Знакомьтесь, – сказал Сотников. – Дюкин Петр Николаевич, руководитель проекта «Полигон». Впрочем, ты, Артем, его наверняка знаешь, он часто бывает в банке. – Я кивнул. – А это – Полисадников Евсей Евсеевич, его зам, ведущий разработчик программы «Трэвел» по форме «ноль». Артем подписал Договор о неразглашении, господа. Посвятите его в подробности.
Дюкин откашлялся. Меня так и подмывало спросить, нашли ли они в «Страусе» замену Вельзевулу для своих шоу...
– Около двух лет назад, – сказал Петр Николаевич, – началось сотрудничество нашей компании с банком. Речь шла о том, что сотрудники, которых планируется подключать к выполнению особо важных и сложных задач – там паче, если им придется возглавлять подобные участки работы! – обязаны проверяться особым образом, дабы избежать форс-мажора в дальнейшем, на этапе выполнения этих задач. Мы разработали программы для тестирования специалистов разных областей деятельности, в том числе – для сотрудников безопасности. Руководители проектов и их заместители проходят обязательную проверку по форме «ноль», на объекте «Саркофаг». При том, как я уже сказал, что программы различны. У вас это был «Travel-war». Для других департаментов – другое. Общий режим – «реальное участие». Главная задача разработчиков: абсолютная реальность происходящего, включая изначально нереальные, мистические моменты. То есть вы – там. Для рядовых сотрудников предусмотрены формы «один», «два» и «три» без режима «Реальное участие». Данный режим – невероятно дорогостоящая вещь, впрочем, абсолютно окупаемая. В процессе тестирования создана объективная и исчерпывающая картина того, как вы, потенциальный руководитель, можете повести себя в той или иной ситуации. Нет ничего, что осталось бы за скобками. Отчет пишет машина. Объем отчета восемьдесят листов. Из пятидесяти двух баллов вы набрали сорок один. Очень высокий результат.
– Прошу прощения, – сказал я. – Какой сегодня день?
– Среда, – сказал шеф. – Твоя суточная смена. – Он посмотрел в окно. – Скоро заканчивается... Завтра – мой день рождения.
Дюкин и Полисадников смотрели на меня.
– Я вам не верю, – сказал я.
Они переглянулись.
– В чем именно, господин Армеев? – спросил Полисадников.
– В том, что это тест, и все происходило всего лишь в моей голове. Я действительно был там. Просто вы меня вытащили.
Теперь уже Сотников уставился на них, и в его глазах была тревога.
– Парируйте, господа, – сказал он.
– Артем, сегодня, когда вы получали оружие, вам был сделан укол, '– сказал Полисадников несколько более торопливо, чем следовало. – После этого вас доставили на объект и приступили к тестированию. Все, начиная с тира – программа. Люди, с которыми вы общались в ее рамках (или, как вы сами считаете, в реальности) – это не люди. Это функции. Все ситуации тщательно смоделированы.
– Я там был, – раздельно сказал я, уверенный, что должен убедить их, что они просто заблуждаются. – Я все это видел... Я говорил с Галиной Андреевной...
– Галина Андреевна умерла, – сказал Дюкин. – Двадцать четвертого февраля было сорок дней. В тот день вы ездили на кладбище. Это просто функция – одна среди многих. Для некоторых из них за основу взяты реальные люди, иные придуманы. Под вас писалась индивидуальная программа. Предварительно изучалась ваша жизнь и окружение. Именно поэтому вам все кажется подлинным. Но так и должно быть. Это еще раз подтверждает достоинства «Полигона». Уже завтра или послезавтра ваши мозговые процессы восстановятся окончательно, и вы поймете...
Я покачал головой: нет. Я был там.
– Конечно, были и недостатки! – сказал Полисадников. В его голосе мне почудились нотки отчаяния. – Например, во время поездки в «Центральный» в самом начале вас беспокоила одна мысль. Потом это забылось. Так вот, эта мысль – о снеге. В реальной жизни он еще не сошел. В программе же он не прописан. Взгляните в окно.
Я послушно поднялся и подошел к окну.
На улице давно стемнело, но в свете фонарей тут и там, большей частью на теневой стороне, виднелись бело-черные островки. Снег. В этом году поздняя весна...
Там, где я был, снега не было.
– В тот момент ваше сознание таким образом бунтовало против воздействия на него извне, против насаждения искусственно созданных обстоятельств. Во избежание сбоя, чтобы отвлечь вас, был добавлен дождь, – продолжал Полисадников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Больно и досадно. Больно – от ощущения уходящей жизни, а досадно... Ведь почти успел. Через такое пройти, и в последний момент... Не это ли ощущали русские солдаты в войну, погибая при штурме рейхстага, когда уже вот она – победа, протяни только руку...
Восьмой этаж.
Сил нет. Ничего не вижу. Не смогу. Не получится...
Тусклый голубоватый свет на этаже и шесть одинаковых пар дверей.
– Ты не успел, – сказал голос сзади. Все-таки пришел... посмотреть, как я умираю. – Время вышло.
Я выплюнул комок крови.
– Врешь ты все... – хрипы вместо слов.
– Испоганил своей кровью весь пол! Слабак. Ты не смог. Харон предлагал остаться!
– У меня... еще минута... две...
– Ты не успеешь определить, какие из дверей – твои.
Я медленно, превозмогая себя, чуть отодвигая стоящую рядом смерть при каждом движении, пополз к крайним правым дверям, самым ближним ко мне. Сзади раздался возглас – в нем были удивление и досада.
Я боднул двери головой. Они открылись внутрь.
Пол заканчивался в полуметре впереди. Дальше обрыв – и пустота.
– Game over, – сказал я – не столько ему, сколько самому себе.
– Стой! – бессильно заорали сзади. – Ты не успел! Время вышло!
– Пошел ты, гнида... – сказал я и попытался улыбнуться.
Как там говорил Харон? В этом мире только смерть реальна, все остальное – обман. Прекрасная возможность убедиться в правдивости его слов.
Я заорал, захрипел, застонал, преодолевая последние сантиметры... И на упрямстве, на вредности, обхватив мертвыми пальцами ровные спиленные края паркетной доски, толкнул тело вперед и полетел вниз, в серую пустоту.
Я умер уже в полете.
Глава пятая
– Начинаем деактивировать навигационные поля.
Странно.
Звук есть, а изображения нет. Перед глазами черно.
Но главное – нет боли. Восхитительное ощущение.
– Пошла деактивация. Поле один... Поле два...
– Помедленнее, куда ты гонишь? Сорвем бэк.
– Поле три...
– Пространственный модуль – норма...
– Временной модуль – норма...
Что за странный язык, на котором они говорят? Раз нет боли, значит, я на небесах? Но ангелы не могут так разговаривать.
– Доктор, что с давлением?
– Сильно повышенное. И мне не нравятся его руки. Мышцы не расслабляются. Посмотрите на пальцы.
– Дайте немного времени.
– Поле сорок один...
– Что это на экране?
– Места виртуальных ранений. Видите, здесь и здесь – раны затягиваются.
– Пульс выравнивается. Давление приходит в норму.
– Включайте сканер.
– Поле шестьдесят четыре...
– Организм поразительной силы. Взгляните на это.
Судя по тому, о чем они говорят – я в дурдоме. Может быть, на небесах... А что? Возможно, в раю есть свои сумасшедшие дома. Для спятивших ангелов, например.
– О чем это он?
– Считает, что попал в сумасшедший дом в раю. Нормальная реакция.
– Поле девяносто семь...
– Открывайте шлюзы.
– До окончания деактивации запрещено вынимать саркофаг.
– Я знаю.
– Поле сто двенадцать...
А может, меня утащили инопланетяне, и я теперь у них на корабле. Подлечили, начнут ставить опыты. Судя по диалогам, очень похоже на инопланетян. Правда, странно то, что они говорят по-русски...
– О чем он?
– Дешифратор барахлит... Думает, что мы инопланетяне.
– Каким образом ему вообще удается нас слышать?
– Разработчики считают, что во время бэк это необходимо. Поговори с ними.
– Кто там катит баллон на разработчиков?
– Я просто хочу понять...
– Поле сто тридцать. Скорость деактивации повышается.
– Психосоматическая кривая – норма...
Судя по голосам, их человек десять. Впрочем, люди ли они? Может, это великаны с крысиными головами... А что? Почему бы этому кошмару не стать реальностью?
Я по-прежнему ничего не вижу и не могу пошевелиться. Подождем. Когда-нибудь они ведь должны закончить свою деактивацию.
– Все функции организма в норме.
– Поле сто семьдесят. Деактивация завершена.
– Шлюзы открыты.
О черт, что происходит?!
– Датчики сняты. Выровняйте скорость массажного механизма до положения «стандарт».
– Девять часов неподвижности. Я бы не согласился.
– А его никто и не спрашивал.
Площадка, на которой я лежу, ритмично вибрирует и покалывает крохотными разрядами тока.
– Это не вредно?
– Все апробировано. Зато сейчас он встанет и будет, как огурец.
Площадка пришла в движение, потом остановилась.
– Саркофаг на позиции один.
Пауза.
– Ну... С богом, ребятки.
Зашипело, задвигалось; основание площадки начало подниматься – я оказался в вертикальном положении. Ворвался свет – но неяркий, вполне терпимый для глаз.
Зрение было расфокусировано секунду; потом я увидел людей. Обычных людей, ничего сверхъестественного. Никого из них не зна...
Откуда-то справа появился конферансье Дюкин в белом халате с дружелюбной улыбкой на лице. Протянул руку:
– Добро пожаловать домой, Артем.
Сидящий напротив меня человек сиял, как тульский пряник. Румяное лицо, сахарная улыбка до ушей... Ново всем этом без труда виделась неестественность, нарочитость. «Изображаем радость». А именно это Виктор Владимирович Сотников делал отвратительно. Наверное, притворяться радостным – единственное, чего он не умел никогда. Может, его и учили в его разведке, но зачет он скорее всего не сдал.
И мне сейчас, говоря откровенно, смотреть на него было противно.
– Ты чего такой кислый?! – фальшиво-весело воскликнул он. – Знал бы, какие результаты по тесту...
– С этим позже, – сказал я. – Какие у меня права?
– В смысле?
– К какой информации я могу получить доступ?
Улыбка Сотникова слегка поблекла, но он держался из последних сил. Мне даже стало немного его жаль.
Он поискал по столу, потом выудил из пачки бумаг справа два листа, скрепленные степлером, и протянул мне:
– Подпиши, и можешь задавать любые вопросы.
Я пробежал глазами текст. Ничего необычного, Договор о неразглашении совершенно секретной информации, разработанный юристами банка и утвержденный правлением. Последствия при нарушении прописаны настолько туманно, что заставляют потенциального подписанта покрываться гусиной кожей от страха.
Я поставил две подписи по тексту, одну – в самом конце документа, и дату. Вернул документ шефу.
– Спрашивай, – сказал он.
– Нет, не так, – сказал я. – Рассказывайте. А вопросы я буду задавать, если чего-то не пойму.
– Хорошо... – Он наконец вернулся к своей привычной деловой, суховатой манере поведения. – Как ты знаешь, на планерках я говорил об этом не раз, мы активно расширяемся. Долгое время это происходило в городе и в пределах области, но недавно встал вопрос об экспансии в сторону северной столицы. Средства вполне позволяют. К тому же в ближайшее время мы становимся холдингом. И филиал – довольно крупный – планируется открыть в Санкт-Петербурге. Наши клиентщики, Валютное управление и Департамент активно-пассивных операций имеют большие виды на Питер. Разработано и утверждено восемь проектов, к реализации которых приступит филиал. Один из проектов касается Службы безопасности. Таким образом, встает вопрос о том, кто возглавит – первоначально на правах и. о. – безопасность в филиале.
– Вы, – сказал я.
– Я остаюсь здесь. В головном офисе прибавится работы, в том числе для меня.
– Есть Михалыч, Игорь Каламацкий...
– Насчет Кулемы у меня свои планы... А Михалыч – волк, – сказал ВВС, – но слишком старый. Акела в любой момент может промахнуться. Руководство банка имеет большие сомнения по поводу его кандидатуры. И я предложил тебя.
– Тронут, – сказал я, – благодарю за доверие.
– Не поясничай. Решение по поводу тебя они обещали принять только после получения результатов тестирования по форме «ноль» на тренажере «Полигон 1».
– Тестирования... – пробормотал я. – На тренажере...
Вцепиться ему в глотку? А вдруг получится?
– Совершенно верно, – невозмутимо подтвердил Сотников. – При этом должно быть соблюдено три непременных условия: без подготовки, без предупреждения и без твоего согласия.
– Конечно, – сказал я. – Согласия я бы не дал.
– Дело именно в этом. К тому же чистота эксперимента... Погоди-ка.
Он снял трубку внутреннего телефона и сказал:
– Дюкин и Полисадников.
Через пару минут в кабинет постучались и осторожно вошли два человека: Дюкин и парень, который приснился мне, когда я задремал в автобусе по дороге из тира в банк: в очках с толстыми стеклами, делающими зрачки похожими на маленьких плавающих медуз.
– Присаживайтесь, – сказал им Сотников.
Они расположились за столом напротив меня. Полисадников сочувственно улыбнулся, и мне очень захотелось дать ему по очкам.
– Знакомьтесь, – сказал Сотников. – Дюкин Петр Николаевич, руководитель проекта «Полигон». Впрочем, ты, Артем, его наверняка знаешь, он часто бывает в банке. – Я кивнул. – А это – Полисадников Евсей Евсеевич, его зам, ведущий разработчик программы «Трэвел» по форме «ноль». Артем подписал Договор о неразглашении, господа. Посвятите его в подробности.
Дюкин откашлялся. Меня так и подмывало спросить, нашли ли они в «Страусе» замену Вельзевулу для своих шоу...
– Около двух лет назад, – сказал Петр Николаевич, – началось сотрудничество нашей компании с банком. Речь шла о том, что сотрудники, которых планируется подключать к выполнению особо важных и сложных задач – там паче, если им придется возглавлять подобные участки работы! – обязаны проверяться особым образом, дабы избежать форс-мажора в дальнейшем, на этапе выполнения этих задач. Мы разработали программы для тестирования специалистов разных областей деятельности, в том числе – для сотрудников безопасности. Руководители проектов и их заместители проходят обязательную проверку по форме «ноль», на объекте «Саркофаг». При том, как я уже сказал, что программы различны. У вас это был «Travel-war». Для других департаментов – другое. Общий режим – «реальное участие». Главная задача разработчиков: абсолютная реальность происходящего, включая изначально нереальные, мистические моменты. То есть вы – там. Для рядовых сотрудников предусмотрены формы «один», «два» и «три» без режима «Реальное участие». Данный режим – невероятно дорогостоящая вещь, впрочем, абсолютно окупаемая. В процессе тестирования создана объективная и исчерпывающая картина того, как вы, потенциальный руководитель, можете повести себя в той или иной ситуации. Нет ничего, что осталось бы за скобками. Отчет пишет машина. Объем отчета восемьдесят листов. Из пятидесяти двух баллов вы набрали сорок один. Очень высокий результат.
– Прошу прощения, – сказал я. – Какой сегодня день?
– Среда, – сказал шеф. – Твоя суточная смена. – Он посмотрел в окно. – Скоро заканчивается... Завтра – мой день рождения.
Дюкин и Полисадников смотрели на меня.
– Я вам не верю, – сказал я.
Они переглянулись.
– В чем именно, господин Армеев? – спросил Полисадников.
– В том, что это тест, и все происходило всего лишь в моей голове. Я действительно был там. Просто вы меня вытащили.
Теперь уже Сотников уставился на них, и в его глазах была тревога.
– Парируйте, господа, – сказал он.
– Артем, сегодня, когда вы получали оружие, вам был сделан укол, '– сказал Полисадников несколько более торопливо, чем следовало. – После этого вас доставили на объект и приступили к тестированию. Все, начиная с тира – программа. Люди, с которыми вы общались в ее рамках (или, как вы сами считаете, в реальности) – это не люди. Это функции. Все ситуации тщательно смоделированы.
– Я там был, – раздельно сказал я, уверенный, что должен убедить их, что они просто заблуждаются. – Я все это видел... Я говорил с Галиной Андреевной...
– Галина Андреевна умерла, – сказал Дюкин. – Двадцать четвертого февраля было сорок дней. В тот день вы ездили на кладбище. Это просто функция – одна среди многих. Для некоторых из них за основу взяты реальные люди, иные придуманы. Под вас писалась индивидуальная программа. Предварительно изучалась ваша жизнь и окружение. Именно поэтому вам все кажется подлинным. Но так и должно быть. Это еще раз подтверждает достоинства «Полигона». Уже завтра или послезавтра ваши мозговые процессы восстановятся окончательно, и вы поймете...
Я покачал головой: нет. Я был там.
– Конечно, были и недостатки! – сказал Полисадников. В его голосе мне почудились нотки отчаяния. – Например, во время поездки в «Центральный» в самом начале вас беспокоила одна мысль. Потом это забылось. Так вот, эта мысль – о снеге. В реальной жизни он еще не сошел. В программе же он не прописан. Взгляните в окно.
Я послушно поднялся и подошел к окну.
На улице давно стемнело, но в свете фонарей тут и там, большей частью на теневой стороне, виднелись бело-черные островки. Снег. В этом году поздняя весна...
Там, где я был, снега не было.
– В тот момент ваше сознание таким образом бунтовало против воздействия на него извне, против насаждения искусственно созданных обстоятельств. Во избежание сбоя, чтобы отвлечь вас, был добавлен дождь, – продолжал Полисадников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33