И только соединившись с ним.
– Тогда спасай Спока, – не раздумывая выкрикнул Кирк.
– Ни в коем случае! – возразил Спок. – Это исключено. – Он обратился к Соле: «Вызволяй его и уходите как можно скорей. Вы будете отвлекать внимание поля Средоточия, а я тем временем смогу передвигаться, используя возможности вулканца. Идите!»
По сути дела, мысль, высказанная Споком, была неплохой уловкой, опровергающей легенду о том, что вулканцы не способны лгать. И Сола даже не стала обсуждать ее: Кирк не стронется с места, пока не поверит в заведомую ложь. А он никогда не поверит в нее, что сразу же и подтвердил:
– Мистер Спок, вы меня не проведете. Я не сделаю ни шага, пока вы не покините эту преисподнюю. А как только покините, у меня появятся неплохие шансы на спасение. – Кирк повысил голос. – Мистер Спок, выбирайтесь отсюда любыми способами и без всяких возражений. Это приказ!
Спок склонил голову, посмотрел на него и ответил:
– Я отказываюсь подчиняться, капитан. Возникшие обстоятельства превыше служебной дисциплины.
Сола переводила взгляд с одного на другого. Оба они были в ее руках две судьбы в одной паре рук. Все зависело от ее выбора. Но она готова была поменяться местом с любым из них, чтобы не принимать никакого решения. И погубить обоих. И погибнуть самой.
Окончательно осознав невозможность выбора, Сола растерялась. И на нее нахлынули бессвязные обрывки воспоминаний: вот она впервые разглядывает Кирка на поляне – его белое лицо, его долгий-долгий взгляд и внезапную заинтересованность этого взгляда; Кирк услышал имя Солы Тэйн… И тот же Кирк, по сути дела, возвращающийся из состояния клинической смерти на корабле-разведчике, потому что она не позволила ему «уйти»… Кирк, отсылающий ее сбивать оковы со Спока и разгонять кружащихся над ним стервятников, пока вулканец не станет совершенно свободным… Кирк в дупле огнедышащего дракона… Кирк, спрыгивающий с дерева в самую гущу схватки с десятифутовыми полулюдьми-полуживотными, сражающийся своей легкой дубинкой, как непобедимый Геракл… И, наконец, Кирк, идущий в преисподню закладывать свою душу дьяволу ради свободы и счастья своего друга с женщиной, которую полюбил сам…
Но есть и Спок. Да, Сола видела его влачащим на себе цепи, скалу, стервятников-грифов и прочие условности. Но она видела его и обретающим свободу… пусть и на короткое время. В это время он был откровенным, как никогда, искренним и… уязвимым, оказавшись в ее власти. Вулканец не нашел убежища за своей «Великой стеной» и решил удалиться, чтобы найти выход из внутренних противоречий. Он никогда не забывал о Кирке и никогда не примирится с его жертвой…
Нет, между такими мужчинами нельзя выбирать. И нельзя не выбирать.
Отказ от выбора равносилен предательству.
И тут в сознании Солы прозвучал голос:
– Теперь ты осознала всю трудность своей проблемы? – спрашивал Солженов, представ перед ней односторонней голограммой, так что ни Кирк, ни Спок не могли его видеть.
– Да, – безмолвно ответила Сола и услышала беззвучный смех.
– Это и есть дилемма настоящего дьявола. Вы все полагали, что Гейлбрейс искушает вас. Глупцы! Вашим дьяволом-искусителем был и остаюсь я. Ты готова заплатить мне за то, чтобы они никогда не узнали твоего выбора?
У Солы перехватило дыхание.
– Что же ты запросишь с меня?
– Нечто большее, чем твоя душа.
* * *
Идти становилось все трудней, а ощущение незримого присутствия «Единства» все кошмарней. И настал миг, когда Маккой наткнулся на плотное псионное поле. Сканер никак не среагировал на него, зато живот доктора отозвался резкими спазмами, а ноги полной беспомощностью. Мистер Добиус был не в лучшем состоянии: он не мог сдвинуться с места из-за того, что два его мозга не могли придти к согласию.
Гейлбрейс, видя их затруднения, удовлетворенно заметил:
– Вы хотели испытать на себе «Единство»? Вот и пришло ваше время. Он протянул руку, дотронулся ею до лица Маккоя.
Доктор не стал сопротивляться, только покрепче сжал челюсти, потом произнес:
– Вытащите их оттуда.
– Сначала нам надо попасть туда через мистера Добиуса, – ответил Гейлбрейс, растворяя сознание Маккоя в «Единстве».
После короткого замешательства доктор с изрядной долей любопытства обнаружил, что смотрит на мир чужими глазами, ощущает себя в чужом здоровенном теле, испытывая непреклонную решимость добиться поставленной цели. В следующее мгновение он уже смотрел глазами Добиуса. Последовало еще одно перемещение, и Маккой осознал, что они втроем попали в поток «Тотального Единства». Поток был мощный, всепроникающий, но неожиданно в нем почувствовались какие-то завихрения, стремительные противотоки, свидетельствующие о беспорядке, неповиновении, о прямом бунте.
«Тотальное Единство» охватило смятение и каждой своей отдельной «клеточкой» оно сознавало, что вулкан вышел из повиновения и вот-вот все рухнет. Но все частицы удерживались на своем посту спокойной волей Солженова, который как бы завис в пространстве над огненным потоком лавы, не спуская глаз с Солы Тэйн, одиноко стоявшей на крохотном уступе среди огнедышащего озера.
Но вот Солженов почувствовал присутствие Гейлбрейса и голографическое изображение его повернулось лицом к послу и сопровождавшим его людям.
Неожиданно для себя Маккой стал видеть глазами властелина этой преисподней, услышал его мысленный приказ сформировать голограммы Гейлбрейса, Добиуса и его. Что в считанные секунды и было исполнено. Кирк, Спок и Сола вскинули головы вверх, и Маккой увидел их уже своими глазами, хоть мог еще смутно улавливать мысли обоих «Единств».
– Как видите, Гейлбрейс, и вы, доктор, – заговорил Солженов, – а также и ваш сопровождающий, испытание уже началось. Сола может спасти только одного из них, соединившись с ним и став моим орудием. Это выбор между жизнью и смертью. Мне совершенно безразлично, какого мужчину она выберет, – дело не в них, а в ней, в ее потенциальных способностях. С Солой и только с Солой, посол Гейлбрейс, «Единство» придет в Галактику еще при жизни любого из нас. И положит конец всем войнам, решит проблемы всех одиночек-индивидуалов. Жизнь обновится, станет формой деятельности «многоклеточного» единого организма.
– Только в том случае, если я присоединюсь к вам, – вставил Гейлбрейс. – А если нет, Галактика станет полигоном соперничества между разными «многоклеточными» организмами. Возможно, это и продвинет эволюцию дальше, а возможно, положит начало битве титанов, по сравнению с которой все прежние войны окажутся невинными бескровными стычками одиночек.
Солженов злорадно усмехнулся;
– Вот именно. Предстоящая битва титанов будет такой, что на ее фоне Армагеддон предстанет легкой разминкой перед сражением. О компромиссе не может быть и речи, Гейлбрейс. Ваша прекрасная мечта о множестве «Единств» – всего лишь химера. Должно восторжествовать одно единственное объединение, иначе неизбежна война всех против всех. И только «Тотальное Единство», вооруженное силой Солы, приведет ко всеобщему объединению.
– Почему? – выкрикнул вдруг со своего уступа смертельно бледный Кирк, найдя откуда-то силы и на крик, и на вспышку страстной мысли. – Почему множество и разнообразие форм существования непременно должно означать вражду и неприязнь? Даже мы, одиночки-индивидуалы, познали и в любви, и в дружбе единство, которое понимаем не так, как вы. Для нас ваше «Единство» означает разрушение и неизбежный конец неповторимой, уникальной сущности, ее обезличивание, обесчеловечивание. А наш вид единства – Кирк указал рукой на Солу, на Спока – это торжество человеческой личности. И любовь с ее страстью, и дружба, да, в конце концов, и право на индивидуальный выбор существуют лишь благодаря различию между отдельными личностями. И все это мы потеряем в вашем «Единстве», потому и сопротивляемся вам, не жалея своих жизней. Так почему вы не допускаете мысли, что два разных единения могут стремиться друг к другу как раз благодаря своим несхожестям? Что мешает вам искать дружбы или даже любви между вашими общностями?
– Мешает посторонняя сила, – ответил Гейлбрейс. – Сообщество либо развивается и крепнет, либо хиреет и погибает.
– Младенцы рождаются беспомощными, – возразил Кирк. – Но дети развиваются и крепнут, а взрослые – любят.
Солженов пожал плечами.
– Капитан, вам выпала счастливая случайность жить в зрелую пору расцвета вашего вида. Мой же вид находится в стадии младенчества. Откуда мне знать, каким будет мое «Единство» в пору его зрелости? Может ли гусеница представить себе бабочку, в которую ей суждено превратиться? Но гусеница обязана сплести свой кокон, а я свой. Но мы отходим от сути дела. – Он посмотрел на Солу. – У тебя мало времени, моя дорогая. А у них еще меньше. – Солженов указал рукой на Кирка и на Спока. Твое решение?
– Сола, – твердо сказал Кирк, – не заключай никаких сделок, помоги Споку, а со мной все будет в порядке.
Сола обратилась к нему:
– А с кем и какую сделку заключишь ты? Ведь если я откажу Солженову, то он бросит тебя на произвол судьбы и ты неминуемо погибнешь. А без тебя у нас со Споком ничего не останется.
– Ты права, – вмешался вулканец. – Вызволи капитана, а я постараюсь выбраться сам, своими силами.
– И ты заставишь меня жить потом, зная, что ты солгал? О чем ты говоришь, Спок?
Он отвел от нее взгляд и глухо проговорил:
– Ты обязана жить. Только забери капитана.
Сола повернулась к Солженову:
– Я не могу выбирать между ними и не буду.
– Ну что ж… – развел руками Солженов. – Или приговаривай их обоих к смерти, или соглашайся на мои условия.
– Я… – начала было Сола, но Кирк прервал ее:
– Нет!… Солженов, ты хочешь заполучить душу. Хорошо. В моем лице ты нашел жертву. Я не стану обещать, что не буду бороться с тобой, попав в твое «Единство». Но ты можешь использовать меня в своих целях.
Необязательно же мне принадлежать тебе или Гейлбрейсу, может быть, я смогу стать «мостиком» между вами, могу как-то повлиять на посла и он присоединится к вам… А мой корабль, Сола и Спок должны получить свободу, – нравится это им или нет. Солженов улыбнулся.
– Интересное предложение, капитан. Вы и вправду считаете, что ваша душа представляет для меня какую-то ценность?
– Да. – уверенно ответил Кирк.
– Гейлбрейс, – обратился Солженов к послу. – Вы и в самом деле готовы использовать капитана в качестве мостика между нами?
– А почему бы и нет? Но сначала он должен стать частью моего «Единства».
– И тогда вы сможете отказаться от союза со мной? – спросил Солженов.
– Я должен всесторонне обдумать этот вопрос и только потом дать ответ, – сказал Гейлбрейс. Солженов рассмеялся.
– К тому времени я, скорей всего, разрешу свой вопрос и откажусь от капитана в вашу пользу.
Спок наклонился над расселиной, взгляд его стал жестким:
– Такие жертвы мне не нужны, я их не приму.
Кирк выдержал его взгляд и ответил:
– А я и не предлагаю себя в жертву. Просто у меня появилось пристрастие к единению. Или… к «Единству». Это лучшее решение проблемы, Спок. Мы трое боролись до последнего, но, к сожалению, суть происходящего лежит за пределами наших понятий. Я не могу отнять Солу у тебя, как не могу видеть ее рядом с тобой. И не могу от вас уйти. Ты тоже не можешь. И она не может. Мы в безвыходном положении. Нам не выиграть, если мы не заплатим какую-то определенную цену. А освободив свой корабль, я смогу разобраться с проблемой «Единства». Не думаю, что оно останется прежним после моего присоединения к нему. И, во всяком случае, я не буду в нем одинок. Как не будешь и ты. Спок шагнул на самый край уступа, посмотрел вниз, на кипящую лаву, и предупредил:
– При первой же твоей попытке пожертвовать собой, Джим, я обессмыслю твою жертву.
– Спок! – закричал Кирк.
– Вопрос о выборе закрыт, – быстро проговорила Сола, в свою очередь, встав на край своего уступа. – Солженов, никто из них не станет твоим. Она высоко подняла голову. – Как и моим. У них свое предназначение, своя дорога в жизни. А у меня своя. На короткое время наши дороги пересеклись, а теперь должны снова разойтись в разные стороны. Я не могу ни остаться, ни уйти с одним из них. И не могу допустить, чтобы один из них оказался рядом с мертвым телом другого. Поэтому я остаюсь с тобой, Солженов, – но не как женщина, связанная узами со своим избранником, не как твое псионное оружие, но как вольное создание с пробужденной способностью к единству.
Пусть это будет моей проблемой. А возможно, – и твоей. Во всяком случае, для начала ты отпустишь «Энтерпрайз» и позволишь уйти от тебя всем Аргуновым и З'Элам, после чего мы выясним с тобой, как будет развиваться и мужать наше «Единство», превращаясь из куколки в бабочку.
– Нет! – прокричал Кирк. И Маккой подумал, что все они тут сошли с ума, потому что не могут же не слышать и не видеть, как таинственная рука пишет на стене слова неотвратимого приговора:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Тогда спасай Спока, – не раздумывая выкрикнул Кирк.
– Ни в коем случае! – возразил Спок. – Это исключено. – Он обратился к Соле: «Вызволяй его и уходите как можно скорей. Вы будете отвлекать внимание поля Средоточия, а я тем временем смогу передвигаться, используя возможности вулканца. Идите!»
По сути дела, мысль, высказанная Споком, была неплохой уловкой, опровергающей легенду о том, что вулканцы не способны лгать. И Сола даже не стала обсуждать ее: Кирк не стронется с места, пока не поверит в заведомую ложь. А он никогда не поверит в нее, что сразу же и подтвердил:
– Мистер Спок, вы меня не проведете. Я не сделаю ни шага, пока вы не покините эту преисподнюю. А как только покините, у меня появятся неплохие шансы на спасение. – Кирк повысил голос. – Мистер Спок, выбирайтесь отсюда любыми способами и без всяких возражений. Это приказ!
Спок склонил голову, посмотрел на него и ответил:
– Я отказываюсь подчиняться, капитан. Возникшие обстоятельства превыше служебной дисциплины.
Сола переводила взгляд с одного на другого. Оба они были в ее руках две судьбы в одной паре рук. Все зависело от ее выбора. Но она готова была поменяться местом с любым из них, чтобы не принимать никакого решения. И погубить обоих. И погибнуть самой.
Окончательно осознав невозможность выбора, Сола растерялась. И на нее нахлынули бессвязные обрывки воспоминаний: вот она впервые разглядывает Кирка на поляне – его белое лицо, его долгий-долгий взгляд и внезапную заинтересованность этого взгляда; Кирк услышал имя Солы Тэйн… И тот же Кирк, по сути дела, возвращающийся из состояния клинической смерти на корабле-разведчике, потому что она не позволила ему «уйти»… Кирк, отсылающий ее сбивать оковы со Спока и разгонять кружащихся над ним стервятников, пока вулканец не станет совершенно свободным… Кирк в дупле огнедышащего дракона… Кирк, спрыгивающий с дерева в самую гущу схватки с десятифутовыми полулюдьми-полуживотными, сражающийся своей легкой дубинкой, как непобедимый Геракл… И, наконец, Кирк, идущий в преисподню закладывать свою душу дьяволу ради свободы и счастья своего друга с женщиной, которую полюбил сам…
Но есть и Спок. Да, Сола видела его влачащим на себе цепи, скалу, стервятников-грифов и прочие условности. Но она видела его и обретающим свободу… пусть и на короткое время. В это время он был откровенным, как никогда, искренним и… уязвимым, оказавшись в ее власти. Вулканец не нашел убежища за своей «Великой стеной» и решил удалиться, чтобы найти выход из внутренних противоречий. Он никогда не забывал о Кирке и никогда не примирится с его жертвой…
Нет, между такими мужчинами нельзя выбирать. И нельзя не выбирать.
Отказ от выбора равносилен предательству.
И тут в сознании Солы прозвучал голос:
– Теперь ты осознала всю трудность своей проблемы? – спрашивал Солженов, представ перед ней односторонней голограммой, так что ни Кирк, ни Спок не могли его видеть.
– Да, – безмолвно ответила Сола и услышала беззвучный смех.
– Это и есть дилемма настоящего дьявола. Вы все полагали, что Гейлбрейс искушает вас. Глупцы! Вашим дьяволом-искусителем был и остаюсь я. Ты готова заплатить мне за то, чтобы они никогда не узнали твоего выбора?
У Солы перехватило дыхание.
– Что же ты запросишь с меня?
– Нечто большее, чем твоя душа.
* * *
Идти становилось все трудней, а ощущение незримого присутствия «Единства» все кошмарней. И настал миг, когда Маккой наткнулся на плотное псионное поле. Сканер никак не среагировал на него, зато живот доктора отозвался резкими спазмами, а ноги полной беспомощностью. Мистер Добиус был не в лучшем состоянии: он не мог сдвинуться с места из-за того, что два его мозга не могли придти к согласию.
Гейлбрейс, видя их затруднения, удовлетворенно заметил:
– Вы хотели испытать на себе «Единство»? Вот и пришло ваше время. Он протянул руку, дотронулся ею до лица Маккоя.
Доктор не стал сопротивляться, только покрепче сжал челюсти, потом произнес:
– Вытащите их оттуда.
– Сначала нам надо попасть туда через мистера Добиуса, – ответил Гейлбрейс, растворяя сознание Маккоя в «Единстве».
После короткого замешательства доктор с изрядной долей любопытства обнаружил, что смотрит на мир чужими глазами, ощущает себя в чужом здоровенном теле, испытывая непреклонную решимость добиться поставленной цели. В следующее мгновение он уже смотрел глазами Добиуса. Последовало еще одно перемещение, и Маккой осознал, что они втроем попали в поток «Тотального Единства». Поток был мощный, всепроникающий, но неожиданно в нем почувствовались какие-то завихрения, стремительные противотоки, свидетельствующие о беспорядке, неповиновении, о прямом бунте.
«Тотальное Единство» охватило смятение и каждой своей отдельной «клеточкой» оно сознавало, что вулкан вышел из повиновения и вот-вот все рухнет. Но все частицы удерживались на своем посту спокойной волей Солженова, который как бы завис в пространстве над огненным потоком лавы, не спуская глаз с Солы Тэйн, одиноко стоявшей на крохотном уступе среди огнедышащего озера.
Но вот Солженов почувствовал присутствие Гейлбрейса и голографическое изображение его повернулось лицом к послу и сопровождавшим его людям.
Неожиданно для себя Маккой стал видеть глазами властелина этой преисподней, услышал его мысленный приказ сформировать голограммы Гейлбрейса, Добиуса и его. Что в считанные секунды и было исполнено. Кирк, Спок и Сола вскинули головы вверх, и Маккой увидел их уже своими глазами, хоть мог еще смутно улавливать мысли обоих «Единств».
– Как видите, Гейлбрейс, и вы, доктор, – заговорил Солженов, – а также и ваш сопровождающий, испытание уже началось. Сола может спасти только одного из них, соединившись с ним и став моим орудием. Это выбор между жизнью и смертью. Мне совершенно безразлично, какого мужчину она выберет, – дело не в них, а в ней, в ее потенциальных способностях. С Солой и только с Солой, посол Гейлбрейс, «Единство» придет в Галактику еще при жизни любого из нас. И положит конец всем войнам, решит проблемы всех одиночек-индивидуалов. Жизнь обновится, станет формой деятельности «многоклеточного» единого организма.
– Только в том случае, если я присоединюсь к вам, – вставил Гейлбрейс. – А если нет, Галактика станет полигоном соперничества между разными «многоклеточными» организмами. Возможно, это и продвинет эволюцию дальше, а возможно, положит начало битве титанов, по сравнению с которой все прежние войны окажутся невинными бескровными стычками одиночек.
Солженов злорадно усмехнулся;
– Вот именно. Предстоящая битва титанов будет такой, что на ее фоне Армагеддон предстанет легкой разминкой перед сражением. О компромиссе не может быть и речи, Гейлбрейс. Ваша прекрасная мечта о множестве «Единств» – всего лишь химера. Должно восторжествовать одно единственное объединение, иначе неизбежна война всех против всех. И только «Тотальное Единство», вооруженное силой Солы, приведет ко всеобщему объединению.
– Почему? – выкрикнул вдруг со своего уступа смертельно бледный Кирк, найдя откуда-то силы и на крик, и на вспышку страстной мысли. – Почему множество и разнообразие форм существования непременно должно означать вражду и неприязнь? Даже мы, одиночки-индивидуалы, познали и в любви, и в дружбе единство, которое понимаем не так, как вы. Для нас ваше «Единство» означает разрушение и неизбежный конец неповторимой, уникальной сущности, ее обезличивание, обесчеловечивание. А наш вид единства – Кирк указал рукой на Солу, на Спока – это торжество человеческой личности. И любовь с ее страстью, и дружба, да, в конце концов, и право на индивидуальный выбор существуют лишь благодаря различию между отдельными личностями. И все это мы потеряем в вашем «Единстве», потому и сопротивляемся вам, не жалея своих жизней. Так почему вы не допускаете мысли, что два разных единения могут стремиться друг к другу как раз благодаря своим несхожестям? Что мешает вам искать дружбы или даже любви между вашими общностями?
– Мешает посторонняя сила, – ответил Гейлбрейс. – Сообщество либо развивается и крепнет, либо хиреет и погибает.
– Младенцы рождаются беспомощными, – возразил Кирк. – Но дети развиваются и крепнут, а взрослые – любят.
Солженов пожал плечами.
– Капитан, вам выпала счастливая случайность жить в зрелую пору расцвета вашего вида. Мой же вид находится в стадии младенчества. Откуда мне знать, каким будет мое «Единство» в пору его зрелости? Может ли гусеница представить себе бабочку, в которую ей суждено превратиться? Но гусеница обязана сплести свой кокон, а я свой. Но мы отходим от сути дела. – Он посмотрел на Солу. – У тебя мало времени, моя дорогая. А у них еще меньше. – Солженов указал рукой на Кирка и на Спока. Твое решение?
– Сола, – твердо сказал Кирк, – не заключай никаких сделок, помоги Споку, а со мной все будет в порядке.
Сола обратилась к нему:
– А с кем и какую сделку заключишь ты? Ведь если я откажу Солженову, то он бросит тебя на произвол судьбы и ты неминуемо погибнешь. А без тебя у нас со Споком ничего не останется.
– Ты права, – вмешался вулканец. – Вызволи капитана, а я постараюсь выбраться сам, своими силами.
– И ты заставишь меня жить потом, зная, что ты солгал? О чем ты говоришь, Спок?
Он отвел от нее взгляд и глухо проговорил:
– Ты обязана жить. Только забери капитана.
Сола повернулась к Солженову:
– Я не могу выбирать между ними и не буду.
– Ну что ж… – развел руками Солженов. – Или приговаривай их обоих к смерти, или соглашайся на мои условия.
– Я… – начала было Сола, но Кирк прервал ее:
– Нет!… Солженов, ты хочешь заполучить душу. Хорошо. В моем лице ты нашел жертву. Я не стану обещать, что не буду бороться с тобой, попав в твое «Единство». Но ты можешь использовать меня в своих целях.
Необязательно же мне принадлежать тебе или Гейлбрейсу, может быть, я смогу стать «мостиком» между вами, могу как-то повлиять на посла и он присоединится к вам… А мой корабль, Сола и Спок должны получить свободу, – нравится это им или нет. Солженов улыбнулся.
– Интересное предложение, капитан. Вы и вправду считаете, что ваша душа представляет для меня какую-то ценность?
– Да. – уверенно ответил Кирк.
– Гейлбрейс, – обратился Солженов к послу. – Вы и в самом деле готовы использовать капитана в качестве мостика между нами?
– А почему бы и нет? Но сначала он должен стать частью моего «Единства».
– И тогда вы сможете отказаться от союза со мной? – спросил Солженов.
– Я должен всесторонне обдумать этот вопрос и только потом дать ответ, – сказал Гейлбрейс. Солженов рассмеялся.
– К тому времени я, скорей всего, разрешу свой вопрос и откажусь от капитана в вашу пользу.
Спок наклонился над расселиной, взгляд его стал жестким:
– Такие жертвы мне не нужны, я их не приму.
Кирк выдержал его взгляд и ответил:
– А я и не предлагаю себя в жертву. Просто у меня появилось пристрастие к единению. Или… к «Единству». Это лучшее решение проблемы, Спок. Мы трое боролись до последнего, но, к сожалению, суть происходящего лежит за пределами наших понятий. Я не могу отнять Солу у тебя, как не могу видеть ее рядом с тобой. И не могу от вас уйти. Ты тоже не можешь. И она не может. Мы в безвыходном положении. Нам не выиграть, если мы не заплатим какую-то определенную цену. А освободив свой корабль, я смогу разобраться с проблемой «Единства». Не думаю, что оно останется прежним после моего присоединения к нему. И, во всяком случае, я не буду в нем одинок. Как не будешь и ты. Спок шагнул на самый край уступа, посмотрел вниз, на кипящую лаву, и предупредил:
– При первой же твоей попытке пожертвовать собой, Джим, я обессмыслю твою жертву.
– Спок! – закричал Кирк.
– Вопрос о выборе закрыт, – быстро проговорила Сола, в свою очередь, встав на край своего уступа. – Солженов, никто из них не станет твоим. Она высоко подняла голову. – Как и моим. У них свое предназначение, своя дорога в жизни. А у меня своя. На короткое время наши дороги пересеклись, а теперь должны снова разойтись в разные стороны. Я не могу ни остаться, ни уйти с одним из них. И не могу допустить, чтобы один из них оказался рядом с мертвым телом другого. Поэтому я остаюсь с тобой, Солженов, – но не как женщина, связанная узами со своим избранником, не как твое псионное оружие, но как вольное создание с пробужденной способностью к единству.
Пусть это будет моей проблемой. А возможно, – и твоей. Во всяком случае, для начала ты отпустишь «Энтерпрайз» и позволишь уйти от тебя всем Аргуновым и З'Элам, после чего мы выясним с тобой, как будет развиваться и мужать наше «Единство», превращаясь из куколки в бабочку.
– Нет! – прокричал Кирк. И Маккой подумал, что все они тут сошли с ума, потому что не могут же не слышать и не видеть, как таинственная рука пишет на стене слова неотвратимого приговора:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30