Так на тебе – их философия сопровождает его и а космосе, а философия эта далеко не безобидная.
Правда, сам посол и многочисленная его свита выглядят вполне нормальными людьми, разве что отличаются некоторыми особенностями в общении и друг с другом, и с посторонними людьми. Впрочем, это Кирка не беспокоило – в свое время он общался с представителями учения Колинар, едва ли не самого мощного и таинственного во всей Галактике, и ничего, жив-здоров. А один из бывших последователей этого учения планеты Вулкан стал его лучшим другом и первым помощником на корабле.
Так что Кирк, привыкший к самым разнообразным формам жизни и разума, не мог поверить, что его самочувствие каким-то образом связано с тем, что на борту корабля присутствуют чуждые ему по мировоззрению люди. В следующее мгновение он заставил себя вернуться к действительности, ответив Ухуре.
– Нас не касается философия посла и его свиты. Нам приказано доставить их на Заран, что мы и сделаем. И никакой другой философии, кроме философии приказа, для нас нет быть не может.
– В конце-концов, – начала было Ухура, и Кирк заметил, что Павел Чехов, офицер-навигатор, затаив дыхание, ждал, что она скажет. Но Кирк прервал ее:
– Ухура, – спросил он, – нам что, были даны и политические предписания?
– Нет, сэр, – поначалу как-то нерешительно ответила она, а потом твердо повторила:
– Нет, сэр. – Сама не зная почему, она не стала напоминать капитану, что они получили предписание обследовать две неизвестные звездные системы и попутно разгадать давнишнюю загадку о бесследном исчезновении кораблей, осмелившихся заглянуть в этот уголок космоса. И если за всем этим не кроется политика, то Ухура вообще отказывается понимать, что такое политика.
– В таком случае, передай послу, что я лично выслушаю все его претензии, как только найду свободное время.
– Есть, сэр.
Удовлетворенный ее ответом, Кирк вопросительно посмотрел на Спока.
– Корабль-разведчик, – сообщил тот, – заходит на посадку на четвертую планету.
– Ухура! – тут же приказал Кирк, – попытайся связаться с ним.
Предупреди, что на планете его ждут крайние опасности. Кстати, мистер Спок, что представляет собой эта планета?
– Представьте себе Землю, какой она была миллионы лет тому назад. На ней сейчас непостижимые уму крайности: жара и холод, ливни и засуха, травоядные и хищники, джунгли и вулканы. И все это находится в стадии гигантизма, как в свое время на Земле. Из показаний приборов можно сделать вывод, что формы жизни всех видов намного больше тех, к каким мы привыкли.
– Намного больше, – пожал плечами Кирк, – а нельзя ли поконкретнее?
– Можно, – согласился Спок. – Помните открытие Ойдувая Джорджа?
Африка, середина двадцатого века, и безвестный доктор Лиги Наций находит кости овцы, которая, судя по останкам, была не меньше двенадцати футов в высоту. Само собой разумеется, что подстать ей были и хищники. Там же обнаружили скелет примитивного гуманоида, примерно нашего роста, умершего в молодом возрасте.
– Мистер Спок, вы – наша последняя опора и надежда: вы так нас подбодрили последним сообщением.
– Капитан, – вмешалась Ухура, – я не могу связаться с этим кораблем.
Но, заходя на посадку, он послал сигнал, закодированный на высоких частотах. Мы не в состоянии его расшифровать, но я с уверенностью могу сказать, что это – идиосинкразический код, которым пользуются одни лишь Независимые агенты Федерации.
– Независимый агент! – вскочил на ноги Кирк. От его недавней усталости не осталось и следа: перед ним открывалась новая возможность для действий.
– Мистер Зулу, проследите траекторию полета и передайте координаты приземления в пункт управления… Мистер Спок, проводите меня.
Спок последовал за капитаном к лифту.
– Пассажирский отсек, – проговорил Кирк в микрофон лифта.
– Я вызову группу высадки, – предложил Спок.
– Мы с вами и есть та самая группа, мистер логик, но предварительно мне надо переговорить с послом Гейлбрейсом.
– Мистер Маккой возложил на меня кое-какие обязанности, связанные с вашими недавними ранениями.
Кирк пожал плечами:
– Это будет всего лишь прогулка по незнакомой планете. Свежий воздух полезен для моих ран, а ваши обязанности останутся при вас, на них никто не посягнет.
Вулканец хотел было что-то возразить, но Кирк опередил:
– Там, на планете, Независимый агент, Спок. И его сигнал – наверняка сигнал бедствия. А Независимый агент, как вам известно, мог послать такой сигнал лишь в одном-единственном случае: если он попал в беду. В огромную беду.
– Но сигнал адресован не нам.
– И, тем не менее, мы поспешим ему на помощь, как поспешили бы на помощь всякому одинокому путнику в этом мире, попавшему в беду и как попытались бы выяснить личность всякого, залетевшего в запретную зону.
Конечно, когда мы будем выяснять его личность…. а за ним, как и за нами, кто-то следит…
Он прервал себя на полуслове – лифт доставил их в пассажирский отсек, в каюту для особо важных персон.
– Независимый агент! Знаешь, Спок, если бы в моем экипаже были такие герои…
Он не договорил, не высказал того, что история Звездного Флота сохранила имена лишь немногих по-настоящему Независимых агентов. Уже хотя бы потому, что они подчинялись не командующему флотом, а Старику начальнику одного из подотделов Штаба Флота. Их имена почти никто не знал, но от них зависело почти все: и мир, и война, и революции, и реформы.
Отбор шел среди миллионов, чтобы найти одного с таким умом, с такой энергией, с таким самообладанием, которым не страшна абсолютная независимость. И большинство из них погибли молодыми при исполнении служебных обязанностей.
– И капитаны звездных кораблей редко выживают в пятилетних экспедициях, – сказал Спок. Кирк вздрогнул, посмотрел на него, прочитавшего его мысли, и заметил:
– Это несравнимые вещи.
– Да, – согласился Спок, – несравнимые. Капитаны зависят от всех.
Кирк был тронут, но не захотел ни возражать, ни соглашаться. Да и времени не было – перед ним распахнулись двери лифта, открывая дорогу на территорию посла.
Глава 2
Забытая на время усталость сразу же навалилась на Кирка, едва он переступил порог пассажирского или, как его иначе называли, гостевого отсека. Он увидел посла и едва ли не всю его многочисленную свиту за необычным занятием: человек тридцать стояли широким кругом и каждый из них держал свою правую руку на шее соседа, сзади, у основания черепа. Одни из них были облачены в короткие белые туники, другие в темные трико.
Круг составляли мужчины и женщины, преимущественно молодые, а в центре круга находилась могучая фигура их повелителя – посла Гейлбрейса.
Глаза у всех были закрыты, но аура от их слепого контакта казалась Кирку осязаемой даже на расстоянии. У него мгновенно появилось ощущение, будто поток излучаемой ими энергии струился в раскрытые ладони, а когда он сжал кулаки, ему показалось, что он сжимал какое-то упругое тело, сопротивляющееся его пальцам…
Спок моментально отреагировал на возникшую ситуацию со свойственной всякому вулканцу чувствительностью к любому телепатическому воздействию: он шагнул вперед и прикрыл капитана своим телом, при этом взглянув на него таким взглядом, какого Кирк у него никогда раньше не замечал.
Посол открыл глаза и уставился в темные глаза Спока, но и за спиной своего защитника Кирк почувствовал всю мощь «Единства», навалившегося на него. Почувствовал он и ответную мощь вулканца, отражающего энергию целого коллектива, враждебную энергию. Кирк почувствовал себя таким же слабым, изможденным, нуждающимся в чужой помощи, каким он был в ночных кошмарах.
Капитан заподозрил, что его мнимая усталость и слабость были следствием этой коллективной энергии, а не последствиями незаживших ран. Но если даже на него, обычного человека так действует эта энергия, то что должен чувствовать такой прирожденный телепат, каким был Спок?
Не задумываясь, Кирк тоже шагнул вперед и встал между послом и вулканцем. Тут же, как по команде, все участники то ли телепатического действа, то ли шабаша нечисти, разом открыли глаза, разомкнули круг и волна энергии утратила свою целенаправленность, растеряла мощь. По узкому живому коридору Кирк прошел к центральной фигуре круга – послу.
Большинство его свиты, как бы подчеркивая свое безразличие к предстоящему разговору, удалилось в соседнее помещение, осталось лишь несколько, очевидно, самых приближенных, лиц.
– Посол, – без каких-либо дипломатических условностей начал Кирк, не ущемляя ваши права, я позволяю вам тренировать ваши телепатические способности на борту моего корабля. Но с одним условием: вы не будете нарушать права других обитателей корабля, не будете на них испытывать ваши возможности. Считаю своим долгом предупредить вас, что на борту есть и такие, кто до болезненности восприимчив к мысленному воздействию. Я не знаю ваших целей и не буду утверждать, что вы готовы сеять вражду между членами экипажа, но и насильно обращать в свою веру свободных людей я вам не позволю.
Посол только пожал плечами. Он был высок ростом, широкоплеч, в его манере держаться чувствовался прирожденный аристократизм. Взгляд серых глаз был холодным и непримиримым, черты непроницаемого лица казались высеченными из камня. Никто, глядя на его бесстрастное лицо, не заподозрил бы, что он обладает многими исключительными способностями и что он – один из идейных вдохновителей «Единства», все члены которого не отличались особой выдержкой, почти истерически проповедуя свои взгляды, и если бы художнику потребовалась модель отчужденной суровости и воплощенного индивидуализма, он непременно остановил бы свой выбор на этом лице.
– «Единство» – наша жизнь, – начал издалека Гейлбрейс. – Мы единое целое, это понятие включает в себя все – от глубочайшей ненависти до самой нежной любви. И нам нельзя приказать не быть единым существом, ибо распавшись на составные части, мы погибнем, умрем. Вы этого добиваетесь, капитан?
– Посол, я – капитан корабля, я не генетик или политик, чтобы интересоваться средой обитания и способом существования тех или иных общественных формаций. Но даже после столь краткого общения с вами у меня сложилось мнение, что способом размножения вашего «Единства» является разложение здоровых коллективов. А я не могу допустить разложение экипажа корабля, от здоровья которого зависит и ваше личное благополучие, и благополучие всей вашей свиты.
– Этот корабль принадлежит федерации, возразил посол, – и вы не имеете права мешать выполнению миссии посла Федерации и препятствовать ему в чем бы то ни было. Не знаю, действуете ли вы по чьему-либо указанию или по своему произволу, исходя из своих предубеждений, но я доведу до сведения Совета Федерации, что вы всячески мешаете мне и даже задерживаете меня надуманной вами остановкой в пути.
– Вам и тому, кто стоит за вашей спиной и вынуждает вас действовать подобным образом, придется ответить Комитету расследования. Равно как и всякому, кто содействует вам… – он многозначительно посмотрел на Спока.
– Если придется ответить, отвечу и Комитету расследования, – стоял на своем Кирк, – но я никому не позволю сеять смуту среди членов моего экипажа. Вы слышите? Моего!…
– Капита-ан, – насмешливо произнес посол, – вы – динозавр. Вы доисторический вымирающий вид животного, поэтому вас и беспокоит способ размножения таких, как мы. Но ваше время прошло. Настал наш день. Вы должны добровольно уйти, уступая дорогу таким, как мы. Иначе мы вас сместим.
– Даже так? – вполне искренне удивился Кирк. – Вы и в самом деле думаете, что после ухода таких, как я, вы сразу же всем своим скопом сможете управлять этим кораблем или даже сами сможете построить его? Да будет вам известно, что «Энтерпрайз» живет и здравствует благодаря индивидуальной деятельности отдельных, самых независимых, самых разных умов. Он несет в себе разум и того человека, который первым добыл огонь, и разум тех, которые им сейчас управляют, благодаря энергии того первобытного огня.
– Браво, капитан! – широко улыбнулся посол. – Я готов взять назад свои слова о динозаврах и прочих ископаемых животных, я не за того вас принял. В восхитительном дифирамбе своему кораблю вы воспели гимн созидательной деятельности, берущей начало в подсознательном стремлении каждого индивидуума к коллективу. Да и вся ваша сила, как капитана корабля, держится на необыкновенном единении вашего экипажа. Именно ваш экипаж во всем Звездном Флоте известен как самый сплоченный, самый неразделимый коллектив. Так неужели вы не видите, капитан, что мы – это вы, а вы – это мы?
– Нет, не вижу, – решительно отмежевался Кирк. – Я хорошо знаю своих людей и могу смело утверждать, что всеми их поступками, всем образом их действий руководит одно простое чувство, древнее, как мир, и это чувство выражается одним словом состоящим из шести букв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Правда, сам посол и многочисленная его свита выглядят вполне нормальными людьми, разве что отличаются некоторыми особенностями в общении и друг с другом, и с посторонними людьми. Впрочем, это Кирка не беспокоило – в свое время он общался с представителями учения Колинар, едва ли не самого мощного и таинственного во всей Галактике, и ничего, жив-здоров. А один из бывших последователей этого учения планеты Вулкан стал его лучшим другом и первым помощником на корабле.
Так что Кирк, привыкший к самым разнообразным формам жизни и разума, не мог поверить, что его самочувствие каким-то образом связано с тем, что на борту корабля присутствуют чуждые ему по мировоззрению люди. В следующее мгновение он заставил себя вернуться к действительности, ответив Ухуре.
– Нас не касается философия посла и его свиты. Нам приказано доставить их на Заран, что мы и сделаем. И никакой другой философии, кроме философии приказа, для нас нет быть не может.
– В конце-концов, – начала было Ухура, и Кирк заметил, что Павел Чехов, офицер-навигатор, затаив дыхание, ждал, что она скажет. Но Кирк прервал ее:
– Ухура, – спросил он, – нам что, были даны и политические предписания?
– Нет, сэр, – поначалу как-то нерешительно ответила она, а потом твердо повторила:
– Нет, сэр. – Сама не зная почему, она не стала напоминать капитану, что они получили предписание обследовать две неизвестные звездные системы и попутно разгадать давнишнюю загадку о бесследном исчезновении кораблей, осмелившихся заглянуть в этот уголок космоса. И если за всем этим не кроется политика, то Ухура вообще отказывается понимать, что такое политика.
– В таком случае, передай послу, что я лично выслушаю все его претензии, как только найду свободное время.
– Есть, сэр.
Удовлетворенный ее ответом, Кирк вопросительно посмотрел на Спока.
– Корабль-разведчик, – сообщил тот, – заходит на посадку на четвертую планету.
– Ухура! – тут же приказал Кирк, – попытайся связаться с ним.
Предупреди, что на планете его ждут крайние опасности. Кстати, мистер Спок, что представляет собой эта планета?
– Представьте себе Землю, какой она была миллионы лет тому назад. На ней сейчас непостижимые уму крайности: жара и холод, ливни и засуха, травоядные и хищники, джунгли и вулканы. И все это находится в стадии гигантизма, как в свое время на Земле. Из показаний приборов можно сделать вывод, что формы жизни всех видов намного больше тех, к каким мы привыкли.
– Намного больше, – пожал плечами Кирк, – а нельзя ли поконкретнее?
– Можно, – согласился Спок. – Помните открытие Ойдувая Джорджа?
Африка, середина двадцатого века, и безвестный доктор Лиги Наций находит кости овцы, которая, судя по останкам, была не меньше двенадцати футов в высоту. Само собой разумеется, что подстать ей были и хищники. Там же обнаружили скелет примитивного гуманоида, примерно нашего роста, умершего в молодом возрасте.
– Мистер Спок, вы – наша последняя опора и надежда: вы так нас подбодрили последним сообщением.
– Капитан, – вмешалась Ухура, – я не могу связаться с этим кораблем.
Но, заходя на посадку, он послал сигнал, закодированный на высоких частотах. Мы не в состоянии его расшифровать, но я с уверенностью могу сказать, что это – идиосинкразический код, которым пользуются одни лишь Независимые агенты Федерации.
– Независимый агент! – вскочил на ноги Кирк. От его недавней усталости не осталось и следа: перед ним открывалась новая возможность для действий.
– Мистер Зулу, проследите траекторию полета и передайте координаты приземления в пункт управления… Мистер Спок, проводите меня.
Спок последовал за капитаном к лифту.
– Пассажирский отсек, – проговорил Кирк в микрофон лифта.
– Я вызову группу высадки, – предложил Спок.
– Мы с вами и есть та самая группа, мистер логик, но предварительно мне надо переговорить с послом Гейлбрейсом.
– Мистер Маккой возложил на меня кое-какие обязанности, связанные с вашими недавними ранениями.
Кирк пожал плечами:
– Это будет всего лишь прогулка по незнакомой планете. Свежий воздух полезен для моих ран, а ваши обязанности останутся при вас, на них никто не посягнет.
Вулканец хотел было что-то возразить, но Кирк опередил:
– Там, на планете, Независимый агент, Спок. И его сигнал – наверняка сигнал бедствия. А Независимый агент, как вам известно, мог послать такой сигнал лишь в одном-единственном случае: если он попал в беду. В огромную беду.
– Но сигнал адресован не нам.
– И, тем не менее, мы поспешим ему на помощь, как поспешили бы на помощь всякому одинокому путнику в этом мире, попавшему в беду и как попытались бы выяснить личность всякого, залетевшего в запретную зону.
Конечно, когда мы будем выяснять его личность…. а за ним, как и за нами, кто-то следит…
Он прервал себя на полуслове – лифт доставил их в пассажирский отсек, в каюту для особо важных персон.
– Независимый агент! Знаешь, Спок, если бы в моем экипаже были такие герои…
Он не договорил, не высказал того, что история Звездного Флота сохранила имена лишь немногих по-настоящему Независимых агентов. Уже хотя бы потому, что они подчинялись не командующему флотом, а Старику начальнику одного из подотделов Штаба Флота. Их имена почти никто не знал, но от них зависело почти все: и мир, и война, и революции, и реформы.
Отбор шел среди миллионов, чтобы найти одного с таким умом, с такой энергией, с таким самообладанием, которым не страшна абсолютная независимость. И большинство из них погибли молодыми при исполнении служебных обязанностей.
– И капитаны звездных кораблей редко выживают в пятилетних экспедициях, – сказал Спок. Кирк вздрогнул, посмотрел на него, прочитавшего его мысли, и заметил:
– Это несравнимые вещи.
– Да, – согласился Спок, – несравнимые. Капитаны зависят от всех.
Кирк был тронут, но не захотел ни возражать, ни соглашаться. Да и времени не было – перед ним распахнулись двери лифта, открывая дорогу на территорию посла.
Глава 2
Забытая на время усталость сразу же навалилась на Кирка, едва он переступил порог пассажирского или, как его иначе называли, гостевого отсека. Он увидел посла и едва ли не всю его многочисленную свиту за необычным занятием: человек тридцать стояли широким кругом и каждый из них держал свою правую руку на шее соседа, сзади, у основания черепа. Одни из них были облачены в короткие белые туники, другие в темные трико.
Круг составляли мужчины и женщины, преимущественно молодые, а в центре круга находилась могучая фигура их повелителя – посла Гейлбрейса.
Глаза у всех были закрыты, но аура от их слепого контакта казалась Кирку осязаемой даже на расстоянии. У него мгновенно появилось ощущение, будто поток излучаемой ими энергии струился в раскрытые ладони, а когда он сжал кулаки, ему показалось, что он сжимал какое-то упругое тело, сопротивляющееся его пальцам…
Спок моментально отреагировал на возникшую ситуацию со свойственной всякому вулканцу чувствительностью к любому телепатическому воздействию: он шагнул вперед и прикрыл капитана своим телом, при этом взглянув на него таким взглядом, какого Кирк у него никогда раньше не замечал.
Посол открыл глаза и уставился в темные глаза Спока, но и за спиной своего защитника Кирк почувствовал всю мощь «Единства», навалившегося на него. Почувствовал он и ответную мощь вулканца, отражающего энергию целого коллектива, враждебную энергию. Кирк почувствовал себя таким же слабым, изможденным, нуждающимся в чужой помощи, каким он был в ночных кошмарах.
Капитан заподозрил, что его мнимая усталость и слабость были следствием этой коллективной энергии, а не последствиями незаживших ран. Но если даже на него, обычного человека так действует эта энергия, то что должен чувствовать такой прирожденный телепат, каким был Спок?
Не задумываясь, Кирк тоже шагнул вперед и встал между послом и вулканцем. Тут же, как по команде, все участники то ли телепатического действа, то ли шабаша нечисти, разом открыли глаза, разомкнули круг и волна энергии утратила свою целенаправленность, растеряла мощь. По узкому живому коридору Кирк прошел к центральной фигуре круга – послу.
Большинство его свиты, как бы подчеркивая свое безразличие к предстоящему разговору, удалилось в соседнее помещение, осталось лишь несколько, очевидно, самых приближенных, лиц.
– Посол, – без каких-либо дипломатических условностей начал Кирк, не ущемляя ваши права, я позволяю вам тренировать ваши телепатические способности на борту моего корабля. Но с одним условием: вы не будете нарушать права других обитателей корабля, не будете на них испытывать ваши возможности. Считаю своим долгом предупредить вас, что на борту есть и такие, кто до болезненности восприимчив к мысленному воздействию. Я не знаю ваших целей и не буду утверждать, что вы готовы сеять вражду между членами экипажа, но и насильно обращать в свою веру свободных людей я вам не позволю.
Посол только пожал плечами. Он был высок ростом, широкоплеч, в его манере держаться чувствовался прирожденный аристократизм. Взгляд серых глаз был холодным и непримиримым, черты непроницаемого лица казались высеченными из камня. Никто, глядя на его бесстрастное лицо, не заподозрил бы, что он обладает многими исключительными способностями и что он – один из идейных вдохновителей «Единства», все члены которого не отличались особой выдержкой, почти истерически проповедуя свои взгляды, и если бы художнику потребовалась модель отчужденной суровости и воплощенного индивидуализма, он непременно остановил бы свой выбор на этом лице.
– «Единство» – наша жизнь, – начал издалека Гейлбрейс. – Мы единое целое, это понятие включает в себя все – от глубочайшей ненависти до самой нежной любви. И нам нельзя приказать не быть единым существом, ибо распавшись на составные части, мы погибнем, умрем. Вы этого добиваетесь, капитан?
– Посол, я – капитан корабля, я не генетик или политик, чтобы интересоваться средой обитания и способом существования тех или иных общественных формаций. Но даже после столь краткого общения с вами у меня сложилось мнение, что способом размножения вашего «Единства» является разложение здоровых коллективов. А я не могу допустить разложение экипажа корабля, от здоровья которого зависит и ваше личное благополучие, и благополучие всей вашей свиты.
– Этот корабль принадлежит федерации, возразил посол, – и вы не имеете права мешать выполнению миссии посла Федерации и препятствовать ему в чем бы то ни было. Не знаю, действуете ли вы по чьему-либо указанию или по своему произволу, исходя из своих предубеждений, но я доведу до сведения Совета Федерации, что вы всячески мешаете мне и даже задерживаете меня надуманной вами остановкой в пути.
– Вам и тому, кто стоит за вашей спиной и вынуждает вас действовать подобным образом, придется ответить Комитету расследования. Равно как и всякому, кто содействует вам… – он многозначительно посмотрел на Спока.
– Если придется ответить, отвечу и Комитету расследования, – стоял на своем Кирк, – но я никому не позволю сеять смуту среди членов моего экипажа. Вы слышите? Моего!…
– Капита-ан, – насмешливо произнес посол, – вы – динозавр. Вы доисторический вымирающий вид животного, поэтому вас и беспокоит способ размножения таких, как мы. Но ваше время прошло. Настал наш день. Вы должны добровольно уйти, уступая дорогу таким, как мы. Иначе мы вас сместим.
– Даже так? – вполне искренне удивился Кирк. – Вы и в самом деле думаете, что после ухода таких, как я, вы сразу же всем своим скопом сможете управлять этим кораблем или даже сами сможете построить его? Да будет вам известно, что «Энтерпрайз» живет и здравствует благодаря индивидуальной деятельности отдельных, самых независимых, самых разных умов. Он несет в себе разум и того человека, который первым добыл огонь, и разум тех, которые им сейчас управляют, благодаря энергии того первобытного огня.
– Браво, капитан! – широко улыбнулся посол. – Я готов взять назад свои слова о динозаврах и прочих ископаемых животных, я не за того вас принял. В восхитительном дифирамбе своему кораблю вы воспели гимн созидательной деятельности, берущей начало в подсознательном стремлении каждого индивидуума к коллективу. Да и вся ваша сила, как капитана корабля, держится на необыкновенном единении вашего экипажа. Именно ваш экипаж во всем Звездном Флоте известен как самый сплоченный, самый неразделимый коллектив. Так неужели вы не видите, капитан, что мы – это вы, а вы – это мы?
– Нет, не вижу, – решительно отмежевался Кирк. – Я хорошо знаю своих людей и могу смело утверждать, что всеми их поступками, всем образом их действий руководит одно простое чувство, древнее, как мир, и это чувство выражается одним словом состоящим из шести букв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30