В конце концов пятерка постановила, что самое разумное — продолжать играть роль любопытных детишек, которые хотят все знать, но при этом ничего не понимают.
После того как эта концепция была принята, оставалось только ждать магистра Потомка. И тут Влодеку пришла в голову блестящая идея.
— Послушайте, — сказал он, — что придумал a great man мистер Влодек. Во-первых: необходимо установить около часовни ночные дежурства. Причем дежурные должны находиться в палатке магистра. Ему же мы дадим спальный мешок, и он будет в нем бодрствовать прямо за часовней. И чтоб никто — ни ястреб, ни полевые мыши — не знал, что в палатке спит не магистр, а возле часовни вообще кто-то есть. Ставлю сто злотых против одного дырявого носка, что таким образом мы кое-кого поймаем… если это вообще потребуется.
Предложение Влодека было благосклонно принято даже Пацулкой. Из дома притащили спальный мешок и, под покровом сгущающихся сумерек, за часовней в одном месте проредили заросли крапивы.
Затем был составлен график дежурств.
Задача оказалась нелегкой. Икина мама строго следила за тем, чтобы спать дети ложились вовремя. После двадцати двух часов все должны были лежать в кроватях.
— Ничего не поделаешь, — сказал Брошек. — Придется изготовить чучела и разложить их по кроватям, хорошенько укрыв. Мама не имеет привычки разглядывать спящих…
— Интересно, что предложит сам магистр? — усмехнулась Ика.
Пацулка пренебрежительно махнул рукой. И… оказался прав. Магистр Потомок вернулся в состоянии крайнего возбуждения, но без единой здравой идеи. Выслушав предложения Влодека, он только спросил:
— А почему? А зачем? Разве не лучше будет, если я переставлю палатку к самому входу в часовню?
— Ну конечно! — сердито сказал Брошек. — Уж куда лучше! Хотите спугнуть циничного преступника, едва он появится? Неужели непонятно, что засада эффективна только в том случае, если о ней никто не подозревает?
— Понятно, — неуверенно ответил магистр. — Пожалуй, вы правы. Зато я, — похвастался он, — сделал все для того, чтобы в районном отделении милиции в ближайшее время заинтересовались поведением капрала Стасюрека. Кроме того, в Черный Камень на днях прибудут представители отдела культуры районного совета, дабы обеспечить сохранность открытого мною произведения искусства. И еще я уведомил прессу, и уже в субботу в газетах появятся сообщения о моем открытии. Должен также приехать фоторепортер, чтобы подготовить специальный репортаж для воскресного приложения. Ну что, неплохо?
— Ну, — сказал Пацулка.
— В таком случае вы должны понимать, — смущенно продолжал магистр Потомок, — что после того как я сделал столько дел, ничего путного по вопросу организации охраны предложить не могу. Теперь понимаете?
— Понимаем, — сказала Ика. — Да, в конце концов, это и неважно. Мы уже все решили. С десяти до двенадцати дежурю я, от полуночи до двух — Катажина, с двух до четырех — Брошек, с четырех до шести — Влодек. А в шесть уже светло. Так что охрана обеспечена. Ну как? Здорово?
Магистр выразил свое восхищение путем бессчетного количества улыбок, поклонов и восклицаний. Он был согласен на все и полностью признал правоту своих юных друзей. И, похоже, забыл о своей утрате. Во всяком случае, ни разу о ней не упомянул, зато долго и вдохновенно рассказывал, какое замечательное открытие сделал. Его слушали вежливо и внимательно до самого ужина, пока не пришла пора расстаться.
Прихватив спальный мешок, магистр отправился в заросли крапивы за часовней. А Ика приступила к изготовлению чучела, которое должно было заменять очередных дежурных в их постелях.
Прощаясь пред сном, Ика и Брошек пожали друг другу руки. Очень крепко.
— Будь осторожна, — попросил Брошек.
Ика улыбнулась — очень нежно, но так, чтобы Брошек этого не заметил. А потом сказала:
— Я сегодня понаблюдала за магистром и знаешь что решила?
— Что? — спросил Брошек.
— Что иногда взрослые мало чем отличаются от детей. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, — сказал Брошек и повторил еще раз: — Правда, будь осторожна!
— Ладно, — улыбнулась Ика. — Пока.
Тут следует отметить, что во время Икиного дежурства Брошек в самом деле очень волновался. Гораздо сильнее, чем когда сам сидел на посту в палатке магистра.
Нужно также сказать, что волновался он напрасно. В ту ночь в Черном Камне еще ничего не случилось. Грозные силы природы угомонились, дождь постепенно ослабевал, и уровень воды в реке стал потихоньку снижаться.
Около пяти утра даже на несколько секунд выглянуло солнце. Тогда как раз дежурил Брошек.
— Здравствуй, солнце, — прошептал он.
В этой главе, пожалуй, рассказывать больше не о чем. Пятничные ливни прекратились, да и календарная пятница уже миновала.
Наступила суббота. Но о том, что случилось в субботу, — в следующей главе.
СУББОТА: «ДИКИЕ БАБЫ»
— Известно ли вам, — спросил за завтраком Брошек, — что произошло сегодня около пяти утра?
— Около пяти утра? — удивилась Икина мама. — А ты откуда знаешь? Возвращался в эту пору с бала или из межпланетного путешествия?
За столом воцарилось смущенное молчание. Но ненадолго. Брошек, не растерявшись, улыбнулся, спокойно доел кусок хлеба с медом и сказал:
— Откуда я возвращался, еще надо обдумать. Вообще-то, мучаясь бессонницей…
— Ах, вот оно что… — протянула мама.
— …я выглянул в окно и обнаружил необычное для нынешнего лета атмосферное явление, — невозмутимо закончил Брошек.
— Ну-ну? — заинтересовался отец.
— В четыре часа пятьдесят две минуты, — торжественно объявил Брошек, — на семь секунд… показалось солнце.
— Хе-хе-хе, — засмеялся отец. — И этот человек утверждает, что у него бессонница! Дорогой мой, — обратился он к Брошеку, — тебе просто приснился странный и необычайно прекрасный сон.
— Нет, — сказала Икина мама. — Я знаю… я видела… Это не был сон.
Отец не обратил внимания на ее многозначительный (весьма многозначительный) тон и бодро вышел из-за стола.
— Дамы и господа! — воскликнул он. — С завтрашнего дня в этом доме можно будет веселиться напропалую. Потому что сегодня вечером нижеподписавшийся завершает свой труд, в связи с чем предлагаю прокричать в мою честь троекратное «гип-гип ура!».
Этот призыв был подхвачен с неподдельным энтузиазмом. И не только потому, что возвещал о начале новой эпохи развлечений и проказ, в организации которых отец подчас проявлял недюжинные способности. В тот момент гораздо важнее было сгладить впечатление, которое произвело неожиданное мамино замечание.
Ика тем не менее обрадовалась совершенно искренне.
— Ах, папусик! — воскликнула она. — Значит, ты завтра возвращаешься к жизни?
— Так точно! — произнес отец, ударив кулаком в выпяченную колесом грудь. — А если будете хорошо себя вести, я в самые ближайшие дни прочитаю вам свою диссертацию. Уверен, что она вас заинтересует, — добавил он с жестокой улыбкой.
— Мы в этом не сомневаемся, дорогой, — сказала мама. — Напомни только название, чтобы мы могли заранее подготовиться к твоему авторскому вечеру.
Тогда отец торжественно провозгласил:
— Название звучит так: «Фармакодинамика метилксантинов, в частности теобромина и теофиллина».
Воцарилась напряженная тишина.
— Теобромина и теофиллина? — слабым голосом переспросила мама.
— Да! — воскликнул отец.
И тут великий Альберт предала друзей. Ее единственную заинтересовало предстоящее чтение. Она даже захлопала в ладоши.
— Здорово! Правда, здорово! Только почему вы не включили в этот ряд кофеин?
Хотя отец был отлично осведомлен о разносторонних интересах великого Альберта, даже он опешил и, поморгав, вздохнул:
— Я тебе объясню в другой раз. — А уходя, сказал сам себе: — Нет, в мое время молодежь была не такая.
— Спасибо, — сказала Икина мать, поднимаясь из-за стола. — А теперь мне бы хотелось обменяться парой слов с Икой и Брошеком.
Вся пятерка встревоженно переглянулась. Расколоться или пока еще не раскалываться? Все взоры, естественно, обратились на Пацулку. Тот, немного подумав, решил вопрос однозначно: приложил палец к губам.
— Сколько можно молчать! — вздохнула Ика.
На этот раз Пацулка без колебаний показал три пальца.
— Три дня? Ну что ж, попробуем… — прошептал Брошек.
И они с Икой нехотя поплелись на веранду, где их уже ждала Икина мама, созерцая окружающий мир и покуривая первую в тот день сигарету.
А мир был по-прежнему сер и уныл. Погоду, пожалуй, можно было назвать ничем не примечательным субботним ненастьем. Дождик не то моросил, как в понедельник, не то висел в воздухе, как во вторник. В долине еще плавали клочья тумана среды, которые река, словно тени плотов, уносила вниз по течению. И вообще в атмосфере чувствовалась какая-то вялость и нерешительность. Это могло вселять некоторую надежду, пока смутную, но все же…
Тут следует сказать, что Ике с Брошеком было не до погоды. Физиономии у них были довольно кислые. Бояться они не боялись, в этом доме в отношениях между родителями и детьми понятия страха не существовало: они были друзьями. Ребят волновало нечто совсем другое.
В доме появилась тайна. Секреты. Взрослые не были допущены в ребячьи дела. Они не обижались, понимая: у каждого могут и даже должны быть свои секреты. Но хорошо ли так долго скрывать что бы то ни было от друзей? Вот в этом и заключалась главная сложность.
— Поверьте, мне ничуть не хочется совать нос в ваши дела, — мягко сказала мама. — Просто я… как бы это сказать… ну, просто я начала беспокоиться. Всякий имеет право на собственные секреты. И я не собираюсь заставлять вам ими со мной делиться. Однако, если не ошибаюсь, игра, которой вы увлеклись в последние дни, перестала быть игрой и… перестала быть безопасной. Я ведь вижу: тут что-то связанное с часовней, с магистром Потомком и капралом Стасюреком. Словом, сдается мне, вы впутались в уголовную историю. Да или нет?
— Да, — шепнула Ика.
— А нельзя ли узнать поподробнее, — спросила мама, — что это за история?
После нескольких минут тягостного молчания первым заговорил Брошек.
— Потерпите еще немножко, — попросил он. — Самое позднее через три дня мы вам все расскажем.
Икина мама покачала головой.
— Ладно, что поделаешь, — вздохнула она. — Вижу, члены Клуба имени Шерлока Холмса намерены молчать даже под пытками. Так уж и быть, молчите. Но у меня есть одна просьба, очень серьезная.
— Какая? — немного веселее спросила Ика.
— Вы должны дать мне честное слово, что в случае опасности мы с отцом будем немедленно вызваны в качестве резервного батальона.
— Слово-то зачем давать? — удивилась Ика.
На мамином лице появилась очаровательная хитрая улыбка.
— Если мне не изменяет память, — сказала она, — за последние три года никто из вас слова не нарушал. Надеюсь, так будет и впредь. Поэтому я его от вас и требую. А в противном случае, под предлогом опасности наводнения, немедленно увожу отсюда всех пятерых. И тут уж я вам даю честное слово!
— Это шантаж! — возмутилась Ика.
Однако при этом они с мамой весело переглянулись. Условие было не таким уж и неприемлемым.
— Считаю до трех, — сказала мама. — Раз… два… три!
— Честное слово! — одновременно выкрикнули Ика и Брошек.
Мама смешно наморщила нос.
— Двенадцать букв. Цветок на букву «к». Задумайте желание. Быстро! Раз, два, три…
— Колокольчик! — крикнула Ика.
— Колокольчик, — сказал Брошек.
— Опыт подсказывает мне, — произнесла мама, вставая со скамейки (а это означало конец разговора), — что вы задумали в течение ближайших двадцати четырех часов завершить некую операцию и разоблачить преступника или даже шайку преступников. Верно?
— Ох! — с негодованием фыркнула Ика. — Ужасно сложно было догадаться! Тебе и трудиться не пришлось.
— Да уж, дело нехитрое, — пробормотал Брошек.
— Ладно, ладно, — рассмеялась мама. — Вы правы. Однако напоминаю: ловить преступников — это вам не цветочки собирать. Жизнь не всегда усеяна розами. И даже колокольчиками.
— Это еще надо обдумать, — вежливо сказал Брошек.
И тут Икина мама доказала, что она вполне достойна своей дочурки. Высунув язык, она показала Брошеку нос и произнесла его голосом:
— А мне надо обдумать, есть ли хоть немного мозгов в ваших пустых головенках.
В заключение она ущипнула Ику, больно щелкнула Брошека по носу и, прежде чем они успели опомниться, исчезла.
— Моя мать иногда ведет себя крайне несерьезно, — неодобрительно заметила Ика.
— Она просто очаровательна, — убежденно заявил Брошек и якобы задумчиво произнес: — Интересно, такое передается по наследству?
— А вы, сударь, еще в этом не убедились? — якобы грозно спросила Ика.
— Как сказать, — якобы неуверенно ответил Брошек. — Возможно…
Тогда Ика продемонстрировала, что она прежде всего дочь своей мамы. А именно: высунула язык, показала Брошеку нос и произнесла его голосом:
— Предлагаю вам в течение ближайших пятидесяти лет это обдумать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34