— Он даже, похоже было, разволновался. — Что ж, если это ерунда, я готов уступить вам свое место.
— Да я с удовольствием, — не моргнув и глазом, ответила Катажина. — Только сбегаю домой переоденусь.
Пан Адольф на мгновение потерял дар речи. Пацулка с насмешливой улыбочкой наблюдал за происходящим.
— Что-о-о? — наконец взорвался пан Адольф. — Это автомобиль, детка, а не кукла с оторванной ножкой.
Альберт отступила на шаг, и ее симпатия к пану Адольфу резко уменьшилась.
— Куклы меня не интересуют, — ледяным тоном произнесла она. — Этот тип машин я, правда, не очень хорошо знаю, но исправить такой пустяк, как трос сцепления, труда не составит.
Пан Адольф опешил. С минуту он недоверчиво и испуганно разглядывал Катажину, пока не убедился, что она не шутит.
И поступил как истинный джентльмен: выкарабкался из-под машины и низко поклонился, прижав руку к сердцу.
— Я вам чрезвычайно признателен, панна Катажина, — сказал он, — но не могу позволить, чтобы… в моем присутствии, и пока руки у меня еще не отсохли… чтобы такая очаровательная юная особа портила пальчики и пачкала личико, занимаясь грязной работой. Простите, что не могу пожать вам руку… — Он продемонстрировал свои ладони. Комментариев не потребовалось — ладони были еще чернее лица.
— Ну что вы, пан Долек, — сказала Катажина, переживая очередной приступ симпатии к пану Адольфу. — Мне правда не трудно.
— Эй! Это еще что?! — вдруг раздраженно воскликнул пан Долек. — Что вы там делаете, молодой человек?
Ибо молодой человек, то есть Пацулка, воспользовавшись тем, что место под машиной освободилось, неожиданно вышел из состояния туповатой задумчивости и нырнул под автомобиль. И, видимо, до чего-то там дотронулся или за что-то потянул, потому что раздался противный металлический скрежет.
— Немедленно вылезай! — крикнул пан Адольф. — Он мне окончательно испортит эту колымагу!
Катажина попыталась объяснить пану Адольфу, что Пацулка если ничего и не исправит, то уж, безусловно, ничего не испортит, но пан Адольф не пожелал ее слушать. Бросившись ничком на землю, он стал деликатно, но весьма решительно вытаскивать Пацулку из-под машины.
Пацулка, впрочем, и не думал сопротивляться. Он покорно вылез, потупился и от смущения отправил в рот целую горсть бобов.
Ика тем временем попрощалась с пани Краличек и подошла к автомобилю.
— Что ты опять натворил, Пацулка? — строго спросила она, лучезарно улыбаясь выглядывающей из-под машины физиономии пана Адольфа. — Вы уж нас простите, — продолжала она. — Вечно с этим ребенком неприятности. Везде он сует свой нос…
— Купите ему ошейник с поводком, — расхохотался пан Адольф.
— Не имеет смысла, — сказала, нагнувшись к пану Долеку, Катажина. — В воскресенье этот ребенок будет съеден.
— Что-о? — обалдело спросил пан Адольф.
— Съеден, — злобно подтвердил Пацулка, резко повернулся и удалился, провожаемый хохотом пана Адольфа.
Девочки встревоженно переглянулись. Пацулка заговорил, а это было неспроста. Видно, его что-то сильно взволновало. «Но что? И когда?» — взглядами спрашивали они друг у друга.
— Ну, мы пошли, — сказала Ика, — до свидания.
Грациозно раскланявшись, девочки двинулись в обратный путь. Но у калитки Ика о чем-то вспомнила и подбежала к пани Краличек.
— Ох, чуть не забыла! — воскликнула она. — Брошек… ну, мальчик, который заходил к вам утром… говорит, вы потеряли фонарик…
— А, да, — равнодушно подтвердила пани Краличек.
И тут глазам стоявшей у калитки Катажины представилось прелюбопытное зрелище. В окне появилась расцвеченная всеми цветами радуги унылая физиономия пана Краличека, а из-под машины высунулось украшенное черными разводами лицо пана Адольфа. Ика, конечно же, не обратила на это никакого внимания.
— Понимаете, мы как раз, — продолжала она, — мы как раз нашли возле моста фонарик…
— Вот вам! — воскликнул пан Адольф. — Возле моста! Немало, должно быть, вчера было выпито пива, если Ендрусь забыл, что сам потерял фонарик. Может, и глаз тебе тогда же подбили, а?
Пан Краличек побагровел, а синяки на его круглой физиономии стали фиолетовыми.
— Никто мне глаза не подбивал! — крикнул он. — Я уже говорил, что врезался в кусты! А пива вообще не было, потому что в разгар туристского сезона пивная, естественно, закрыта на учет.
— Но фонарик ты потерял, — саркастически рассмеялся пан Адольф.
— Успокойся, Ендрусь! — приказала пани Краличек и повернулась к Ике. — Фонарик у тебя, милочка?
Ика вытащила из кармана фонарь.
— Это наш, Ендрусь? — спросила пани Краличек.
Пан Краличек разочарованно махнул рукой.
— Нет, не наш, — сказал он и скрылся в глубине комнаты.
— Во всяком случае, спасибо за доброе намерение, — улыбнулась пани Краличек. Потом, прислушавшись, удивленно подняла брови. — Это еще что такое?
Ика посмотрела на шоссе, и сердце ее радостно забилось: опять что-то происходит!
Со стороны Соколицы рядышком катили велосипед и знакомый мопед. На мопеде, разумеется, восседал магистр Потомок, деловито нажимая на педали, — видно, не желая обгонять велосипедиста, которым был не кто иной, как… капрал соколицкого отделения милиции, известный своим меланхолическим характером и недюжинной силой Марианн Кацпер Стасюрек.
Капрал не торопился. Вид у него был серьезный и официальный.
— Что-то случилось? — пробормотала пани Краличек.
Ике показалось, что ее смуглое румяное лицо слегка побледнело. Поэтому, не сводя с него глаз, она небрежно спросила:
— Как, вы не знаете? Кто-то обокрал часовню на горе.
На этот раз пани Краличек побледнела по-настоящему. Попятившись, она прижала руку к сердцу.
— Ендрусь! — тихо, с отчаянием воскликнула она. — Часовню обокрали!
— Поразительно! — прозвучал из-под машины негодующий голос пана Адольфа.
У пана Краличек между тем это сообщение не вызвало ни малейшего интереса. Он даже не подошел к окну.
— Подумаешь, — пробормотал он где-то в глубине комнаты. — Не вижу ничего поразительного. Куда ни глянь, везде воруют! Вот в Швеции как стали за кражу отрубать руку, так ворюги и вывелись.
— Не говори глупостей! — сердито оборвала его жена. И ушла в дом, откуда послышался ее горячий шепот.
Ика дорого бы дала за возможность услышать, о чем взволнованно шепчутся супруги Краличек, но не могла себе этого позволить и только огляделась по сторонам. Во дворе царили тишина и скука. Панна Эвита спала с открытыми глазами. Чарусь у нее на коленях спал по-настоящему, тихонько посапывая. А пан Адольф, повторив еще несколько раз: «Поразительно!» — опять залез под машину.
Капрал Стасюрек и магистр уже ехали по мосту. Чтобы не упустить ни одной детали многообещающей новой сенсации, Ике следовало поторопиться. Тем более что Пацулка уже догнал странную пару, да и Катажина была от них в двух шагах.
Поэтому Ика только пробормотала «до свидания» и помчалась вслед за Катажиной.
Магистра и капрала она догнала, когда они начали взбираться в гору. Магистр, похоже, произносил речь. По-видимому, он в десятый раз повторял уже известные капралу и отвергнутые им аргументы, но не утратил надежды на одиннадцатый раз его убедить.
— Послушайте, — тяжело дыша, говорил он, не замечая меланхолического равнодушия милиционера, — я абсолютно убежден, что этот человек замешан в совершенном преступлении. Прошу вас принять мои соображения во внимание. Скульптура стоит огромных денег, но прежде всего — это выдающееся произведение искусства. Вы понимаете?
— Понимаю, — грустно ответил капрал.
Увидев, что магистр не может справиться со своим экипажем на скользкой дороге, он слез с велосипеда, сунул его под мышку, левой рукой взял мопед, тоже сунул под мышку и легко зашагал в гору.
— А раз понимаете, — кричал магистр, размахивая длинными руками, — проведите у этого негодяя обыск!
— У меня нет ордера на обыск, — сказал капрал Стасюрек. И остановился.
Остановился он не потому что устал, а потому что заметил: на пути к часовне их с магистром сопровождает свита, состоящая из пятерых молодых людей. Катажина, Ика и Пацулка уже давно шли за ними, а теперь к процессии присоединились и Брошек с Влодеком.
Известно дело: дети всюду должны сунуть свой нос!
— Добрый день! — меланхолично протянул капрал.
— Здравствуйте, пан капрал, — ответил ему дружный хор. Девочки при этом приветливо улыбались, а Пацулка даже подмигнул милиционеру, который был старым знакомцем обитателей Черного Камня.
Однако капрал находился при исполнении служебных обязанностей и на провокацию не поддался.
— Попрошу разойтись, — сказал он. — Проходите, проходите, граждане, не останавливайтесь.
— Да ведь это вы остановились, а не мы, — заметила Ика.
Капрал окинул окружающий его мир печальным взглядом и озабоченно покачал головой. Не успел он появиться на своем участке, как набежала толпа зевак! Ребят этих капрал Стасюрек, правда, знал и на свой меланхолический лад любил, но его отношение к ним как к зевакам было сугубо отрицательное. А уж сегодня присутствие посторонних было особенно нежелательным.
Вздохнув над своей нелегкой участью, он повторил: — Попрошу разойтись.
Но магистр Потомок, который только теперь заметил сопровождающий их эскорт, явно обрадовался, по-видимому, сочтя присутствие пятерых любопытных детишек полезным для дела.
— Простите, но эти молодые люди нам понадобятся, — заявил он. — Их следует вызвать в качестве свидетелей. Они были в часовне, видели украденную скульптуру, знают этого неприлично толстого и не внушающего доверия типа, по моему мнению, вполне способного совершить преступление. Преступление, которое я бы, не задумываясь, назвал циничным. Я даже припоминаю, — воскликнул он, указывая на Ику, — что эта юная особа однажды назвала это человека подозрительной личностью!
— Как? — переспросил капрал Стасюрек.
— Подозрительной личностью! — с торжеством повторил магистр.
Капрал почему-то с неприязнью посмотрел на Ику.
— Что там она понимает! — пробормотал он.
— Ну, знаете… — возмущенно начала Ика, но Влодек успел ударить ее ногой по щиколотке, поэтому она только пронзительно взвизгнула и замолчала, поняв, что никак нельзя себя выдавать.
И, несмотря на боль в лодыжке, улыбнулась капралу.
— Я не сомневаюсь, что вы схватите этого циничного преступника, — проворковала она.
— А где он? — грустно спросил капрал и зашагал вперед.
Около сарая он остановился. Поставил велосипед и мопед на землю, потряс кистями рук и поправил ремешок фуражки под подбородком. Остальные застыли в напряженном молчании, ожидая, пока капрал приступит к обыску в сарае. Похоже было, он намеревался этим заняться.
Капрал между тем вопросительно посмотрел на магистра.
— Ну? — сказал он.
Магистр вытаращил глаза.
— Что ну? — недоумевающее спросил он.
— Ну, пошли на место этого… преступления, — сказал капрал. — Ведите, гражданин.
Магистр только развел руками. Ика же, растирая лодыжку, защебетала:
— Ведите, пан магистр. Пан капрал наверняка найдет вора.
— Ищи ветра в поле, — задумчиво пробормотал капрал и пошел вслед за магистром.
Ребята же еще на минуту задержались возле сарая. Поведение капрала им не понравилось. Почти все они знали Стасюрека уже три года. Он был человеком меланхолическим и немногословным, но всегда казался очень симпатичным. Пацулка, например, просто высоко ценил его общество.
В тот день, однако, — с учетом того, что Ика застукала капрала о чем-то шептавшимся с Толстым, — поведение Стасюрека ребят сильно встревожило. Больше того: вызвало пока еще неопределенные, но крайне неприятные подозрения. Неужели кто-то совратил капрала с пути истинного? Что, например, могла означать странная фраза «Ищи ветра в поле»? На что он намекал?
— К черту намеки! — сердито пробормотал Брошек, который терпеть не мог, когда пользовавшиеся его доверием люди этого доверия не оправдывали.
— Чего вы ждете, молодые люди? — нетерпеливо крикнул с порога часовни магистр Потомок.
— Идем! — скомандовала Альберт.
И они пошли. Возле сарая на две три минуты задержался одни Пацулка, выражение лица которого свидетельствовало о том, что в его уме происходит необыкновенно сложный мыслительный процесс. Никто, правда, этого не заметил.
А Пацулка вдруг хлопнул себя по лбу.
— Ох! — простонал он. А потом глубоко вздохнул: — А-а-ах! — И, чем-то обрадованный, покатился к часовне.
Между тем магистр вновь демонстрировал свое ораторское мастерство перед выглядевшим страшно утомленным капралом и время от времени дружно поддакивающими «зеваками».
— Я уже говорил вам, — гремел он, угрожающе хмуря брови, — что еще вчера… вчера вечером… скульптура стояла на постаменте. А поскольку… вы знаете, почему… мне точно известно, какую она представляет ценность, я постоянно следил за часовней. И вот вечером, часов около десяти, услыхал подозрительный шорох. Это могут подтвердить наши юные друзья, так как двое из них в это время вели возле моей палатки оживленную дискуссию…
— Чего вели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34