Элис застыла на месте. Она никак не могла сообразить, будет ли ошибкой с ее стороны появиться на европейском телевидении. Впрочем, это уже не имело никакого значения.
– Из чего, вы говорите, сделана новая ткань? – пожелала узнать телевизионщица.
– Из шелкового газа. – Элис была так напряжена, что едва шевелила губами. – Кружево, ламинированное в шелковом газе.
Николас Паллиадис двинулся через толпу по направлению к ней.
– Для создания такого материала требуются высокие температура и давление плюс добавляются новейшие разновидности смол.
Элис смотрела в объектив камеры на свое крошечное, как булавочная головка, изображение на выпуклом черном стекле. Она чувствовала, что тонет в водовороте проходящих событий. Она была беспомощна… здесь, в самом странном из всех мест, на экстравагантной пресс-конференции Джексона Сторма, устроенной для рекламы его последнего проекта. Западногерманское телевидение брало у нее интервью.
«Обвинительные акты… Международные преступления… Незаконные махинации»…
Все тот же мир, откуда она бежала.
Когда Элис отважилась поднять голову, она увидела, что вовсе не Николас Паллиадис пробирается к ней. Это был другой мужчина, но с таким же суровым и непреклонным лицом.
Свет начал меркнуть. Элис слышала, как кто-то из телевизионной группы вскрикнул, когда она подняла руку, чтобы дотронуться до своей холодной и влажной щеки.
Элис теряла сознание, но одно оставалось яснее ясного: лицо, надвигающееся на нее так целеустремленно, не принадлежало Николасу Паллиадису.
Это был Роберт, ее брат.
И он пришел, чтобы вернуть ее, лишить ее свободы. Телевизионные камеры все еще работали, бесстрастно запечатлевая происходящее.
Элис пошатнулась и упала бы на пол, если бы Николас Паллиадис не подхватил ее на руки.
13
– Ты загнал этих людей в угол, Джек, – выкрикнула Минди Феррагамо в лестничный колодец. – Хочешь получить кучу больничных счетов? Швеи гробят себя, работая сверх всяких норм над этими сумасшедшими костюмами, у твоего дизайнера руки дрожат от нервного напряжения. А твоя лучшая манекенщица, – выкрикнула она, оставляя самое лучшее на закуску, – потеряла сознание и повалилась замертво перед камерами европейского телевидения. В объятия твоего инвестора! Неужели этого мало? Ради всего святого, подумай, что ты делаешь, Джек?
– Это было не прямой трансляцией, а записывалось на пленку. – Джек в черном шерстяном пальто, отделанном каракулем, подписывал последнюю пачку счетов в холле на первом этаже. Питер Фрэнк держал перед ним папку. – Мы выкупили материал у «Дойчвидео». – Он пожал могучими плечами. – Он не будет демонстрироваться.
– Пять тысяч долларов? Пять кусков за тридцатиминутную немецкую видеопленку, в довершение к тем деньгам, которые мы вбухали в парижскую канализацию?!
Минди, рискуя жизнью, сильно перевесилась через мраморные перила. Мало кто видел вице-президента «Джексон Сторм интернэшнл» в таком бешенстве.
– Джек, помяни мои слова, ты попадешь в преисподнюю и нам всем не поздоровится!
Однако в ответ на ее тираду лишь захлопнулась парадная дверь.
Питер Фрэнк взглянул вверх в лестничный проем, обеспокоенный тем, что гневная речь Минди разнесись по всему зданию.
– Наши дела не так уж плохи, Минди, – сказал он, хотя сам далеко не был в этом уверен. – Никакой преисподней до конца следующего финансового квартала, ладно? Но ты права, – признал Питер, – мы все на пределе. – Он вымученно улыбнулся. – Устроим себе передышку на Рождество, хорошо?
Минди Феррагамо воинственно расправила плечи под черным деловым костюмом.
– Питер, что ты во все этом понимаешь? У Джека личные проблемы. Он не может найти Марианну и девочек. – Она отошла от перил, и ее лицо скрылось в тени. – Жена Джека его избегает.
– Бог мой, – ахнул Питер. – Вот бедняга!
Минди Феррагамо уже давно оставила площадку верхнего этажа, а изумленный Питер все еще стоял в холле, держа в руках папку со счетами.
Утром накануне Рождества Джексон Сторм вылетел на «Конкорде» из Парижа, рассчитывая провести праздники в Тахо. Или, может быть, в Сен-Круа. Никто не знал точно. Связываться с ним должны были через центральный офис в Нью-Йорке.
Минди Феррагамо отбыла в аэропорт Шарль де Голль на рейс в Канзас-Сити, чтобы отпраздновать Рождество с родителями. Питер Фрэнк направился в Бостон. Принцесса Жаклин осталась где-то в Париже со своим отцом принцем Алессио и замужней сестрой Кэтрин. На столике в ателье принцесса Джеки оставила для Элис огромный флакон духов «Джой» в красивой подарочной упаковке. Корреспондент журнала «Форчун» Кристофер Форбс вылетел в Лондон для выполнения срочного редакционного задания.
В день Сочельника Жиль Васс пришел на работу в Дом моды Лувель, очень надеясь закончить хотя бы несколько моделей для бала. В своей комнатке рядом с вестибюлем Абдул с удивлением наблюдал, как Жиль поднимается по лестнице. Он поспешно отметил его приход в своем списке.
Наннет и Сильвия тоже были на работе, хотя собирались уйти на полчаса раньше на ежегодный цеховой праздник швей, спонсируемый Сен-Лораном. Элис пришла, чтобы помочь им.
Казалось, весь Париж празднует наступление Рождества. Снег по-прежнему покрывал землю, воздух был свеж и морозен. Вокруг царило праздничное оживление. Шум транспорта на близлежащей рю Камбон походил на отдаленные раскаты грома. Колокола многочисленных церквей на правом берегу Сены трезвонили все утро и не собирались смолкать вплоть до рождественской полуночи.
– Ах как хорошо хоть недолго побыть в тишине! – воскликнула Наннет, обращаясь к стоявшей рядом Элис. – Ты в порядке? Так перепугала всех нас этим обмороком на пресс-конференции… – Она окинула Элис пронзительным взглядом. – Тебе не следует переутомляться.
Элис покраснела. «Наннет считает, что я беременна», – сообразила она, чувствуя себя униженной. Все, вероятно, думают, что она регулярно спит с Николасом Паллиадисом.
– Я слишком много работала, – выдавила Элис и, заметив недоверчивое выражение на лице собеседницы, добавила: – И сидела на диете. Я прибавила два килограмма.
– Два килограмма? – удивленно воскликнула полная, средних лет примерщица. – Ради Бога, какая тут трагедия?!
– Станет трагедией, если я не сброшу их к тому времени, когда надо будет примерять костюмы для бала.
– Правда, правда! – Француженка посмотрела на тоненькую, как тростинка, фигуру Элис и, покачав головой, повторила: – Два килограмма!
Элис, взяв несколько коробок, стала подниматься следом за Наннет по железным ступенькам лестницы к кладовой, расположенной под самой крышей.
– Что ж, теперь, когда дом пуст, святые отцы наконец-то обретут покой! – вздохнув, пробормотала Наннет.
– Какие святые отцы? – осведомилась Элис.
– Призраки! – произнесла таинственным шепотом Наннет. – Разве ты не знаешь, что у нас здесь водятся призраки монахов?
Элис рассмеялась, и Наннет неодобрительно посмотрела на нее:
– В этом нет ничего смешного! Когда-то здесь находился мужской монастырь и в нем жили монахи ордена святого Бенедикта. Нам рассказывали об этом в школе. Отсюда и пошло название – улица Бенедиктинцев, по имени их ордена. Под зданием есть крипта, оставшаяся от дома собраний святых отцов. Я не раз бывала там и видела надгробные плиты над могилами двух рыцарей. Мы считали их крестоносцами. Но теперь там все замуровано.
Ключ повернулся в замке, и дверь кладовой отворилась. Наннет нащупала рукой выключатель.
Вслед за щелчком над их головами вспыхнула электрическая лампочка. Комната была заполнена бесчисленными рядами одежды, свисавшей с металлических вешалок.
– Прямо здесь, в соседней комнате, во время оккупации Парижа гитлеровской армией укрывались бойцы Сопротивления. Никто не знал о них, кроме хозяйки ателье мадемуазель Клод. Одежда, что висит здесь, принадлежала ей. Во время войны маки спускались вниз и через крипту попадали прямо в канализационную систему. То же самое проделывали недавно торговцы наркотиками. Наннет поставила коробки с нитками и отряхнула руки от пыли.
– Был проведен крупный рейд. Я смотрела по телевизору. Когда были обнаружены эти безумные дети Хомейни, изготовлявшие здесь наркотики, полиция стреляла по верхним пролетам. Вот почему пришлось заменить весь мрамор выше четвертого этажа.
Элис припомнила, что читала о чем-то в этом роде, но тогда она не связала эти события с Домом моды Лувель. Она поставила принесенные ею коробки и принялась разглядывать ряды одежды. Ткань была чудесной. Даже при тусклом свете кладовой она залюбовалась рубиновым отблеском бархата, мерцанием золотой парчи и переливами легкого, как облако, шифона. Если бы это было в моде, одежда стоила бы целое состояние.
– Это произошло не так давно, – сказала ее спутница. – Может быть, год назад.
– Джексон Сторм знает об этом? – спросила Элис без особого интереса.
– О да, он был здесь. Как раз только что купил старое здание. – В голосе примерщицы исчезли восторженные интонации. – Американцы страшно забывчивые. Прошел всего один месяц, и будто ничего не случилось. К тому же в том году это был не единственный случай с иранцами и наркотиками в Париже. Время было неспокойное.
Они услышали отдаленный хлопок закрывшейся двери и звук шагов человека, буквально летевшего вниз по лестнице. Только один человек в Доме Лувель бегал так быстро.
– Черт! Это Жиль. – Наннет бросила взгляд на наручные часы. – В этой гонке он доведет себя до сумасшествия. А тут еще жена вот-вот родит.
Элис знала, что позднее Жиль будет жалеть, что ушел, не пожелав никому счастливого Рождества.
– Джексон Сторм не стал и слушать его, когда Жиль попытался втолковать ему, что не является дизайнером театральных костюмов.
Это было причиной последнего горячего спора Жиля со своим боссом.
Наннет пожала плечами.
– Говорю тебе, американцы никогда ни к чему не прислушиваются.
Она отодвинула в сторону висевшую одежду и проверила штабеля обернутых в коричневую бумагу рулонов ламинированного кружева, что складировали в том месте.
– Слишком много у нас скопилось этой дряни из Лиона, – поморщилась Наннет.
Элис думала о Жиле, который все утро бился над созданием причудливых костюмов птиц из «новейшего» ламинированного материала Джексона Сторма.
Кроме прочего, дело осложнилось непрерывной враждой Жиля со своей помощницей, принцессой Жаклин. Джексон Сторм дал принцессе возможность работать в Доме моды исключительно для Элис. Но Элис была моделью Жиля; он рисовал лишь для нее, рассчитывая на нее как на основной эталон своей коллекции. Разгорелся шумный скандал, голоса спорящих сторон разносились по всем этажам Дома Лувель.
Наконец Джексон Сторм нашел компромиссное решение: во время шоу Элис сперва должна была облачиться во «фламинго» принцессы Жаклин, а затем переодеться в костюм Жиля.
– Еще один такой скандал, – пригрозила изможденная Кэнденс Добс, – и я приму предложение работать с «Гессджинс».
Наннет шагнула к выходу.
– Мы идем? – нетерпеливо проговорила она, видя, что Элис все еще рассматривает одежду мадемуазель Клод. – Давай, иначе нам придется прямо здесь встречать Рождество. Почему бы тебе не отправиться на вечеринку у Сен-Лорана? Все слегка напьемся. Мы же одна семья, не важно, на кого работаешь. Недурно проведем время.
Элис покачала головой.
– Мне нельзя пить. От этого могут появиться круги под глазами.
– Уфф, только не у тебя. – Примерщица выключила свет, и Элис поневоле пришлось покинуть кладовую. – Твоей внешности ничто не повредит. Давай, ведь сегодня никто тебя не ждет, – добавила она многозначительно.
Наннет была права. «Даймлер» с шофером Николаса Паллиадиса не появлялся на улице Бенедиктинцев со дня пресс-конференции. Элис была уверена, что Николас не сдался; он страшно ревновал к Крису Форбсу и ко всему мужскому населению Парижа. Скорее всего его просто не было в городе.
Она была рада избавиться от его общества хотя бы на несколько дней.
Когда Элис потеряла сознание перед телевизионными камерами и Николас подхватил ее на руки, в последнем проблеске ее затуманенного рассудка все же мелькнула мысль, что не злой демон приближался к ней. Взгляд жарких черных глаз Паллиадиса был таким тревожным и исполненным такого сильного чувства! Сразу после того, как она пришла в себя, он растворился в толпе.
Элис двинулась вниз по лестнице.
– В любом случае благодарю тебя, – сказала она, на прощание дружески положив ладонь на руку примерщицы. Работницы ателье всегда были добры к ней. Они, казалось, недолюбливали Джексона Сторма, но, как ни странно, не Николаса Паллиадиса. – У меня действительно сегодня другие планы.
В Сочельник музыкальная школа при Сорбонне устраивала концерт лучших студентов, а затем небольшую вечеринку. Элис представила, как будет стоять в дальнем конце зала и слушать концерт, уже не принадлежа больше к этому миру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Из чего, вы говорите, сделана новая ткань? – пожелала узнать телевизионщица.
– Из шелкового газа. – Элис была так напряжена, что едва шевелила губами. – Кружево, ламинированное в шелковом газе.
Николас Паллиадис двинулся через толпу по направлению к ней.
– Для создания такого материала требуются высокие температура и давление плюс добавляются новейшие разновидности смол.
Элис смотрела в объектив камеры на свое крошечное, как булавочная головка, изображение на выпуклом черном стекле. Она чувствовала, что тонет в водовороте проходящих событий. Она была беспомощна… здесь, в самом странном из всех мест, на экстравагантной пресс-конференции Джексона Сторма, устроенной для рекламы его последнего проекта. Западногерманское телевидение брало у нее интервью.
«Обвинительные акты… Международные преступления… Незаконные махинации»…
Все тот же мир, откуда она бежала.
Когда Элис отважилась поднять голову, она увидела, что вовсе не Николас Паллиадис пробирается к ней. Это был другой мужчина, но с таким же суровым и непреклонным лицом.
Свет начал меркнуть. Элис слышала, как кто-то из телевизионной группы вскрикнул, когда она подняла руку, чтобы дотронуться до своей холодной и влажной щеки.
Элис теряла сознание, но одно оставалось яснее ясного: лицо, надвигающееся на нее так целеустремленно, не принадлежало Николасу Паллиадису.
Это был Роберт, ее брат.
И он пришел, чтобы вернуть ее, лишить ее свободы. Телевизионные камеры все еще работали, бесстрастно запечатлевая происходящее.
Элис пошатнулась и упала бы на пол, если бы Николас Паллиадис не подхватил ее на руки.
13
– Ты загнал этих людей в угол, Джек, – выкрикнула Минди Феррагамо в лестничный колодец. – Хочешь получить кучу больничных счетов? Швеи гробят себя, работая сверх всяких норм над этими сумасшедшими костюмами, у твоего дизайнера руки дрожат от нервного напряжения. А твоя лучшая манекенщица, – выкрикнула она, оставляя самое лучшее на закуску, – потеряла сознание и повалилась замертво перед камерами европейского телевидения. В объятия твоего инвестора! Неужели этого мало? Ради всего святого, подумай, что ты делаешь, Джек?
– Это было не прямой трансляцией, а записывалось на пленку. – Джек в черном шерстяном пальто, отделанном каракулем, подписывал последнюю пачку счетов в холле на первом этаже. Питер Фрэнк держал перед ним папку. – Мы выкупили материал у «Дойчвидео». – Он пожал могучими плечами. – Он не будет демонстрироваться.
– Пять тысяч долларов? Пять кусков за тридцатиминутную немецкую видеопленку, в довершение к тем деньгам, которые мы вбухали в парижскую канализацию?!
Минди, рискуя жизнью, сильно перевесилась через мраморные перила. Мало кто видел вице-президента «Джексон Сторм интернэшнл» в таком бешенстве.
– Джек, помяни мои слова, ты попадешь в преисподнюю и нам всем не поздоровится!
Однако в ответ на ее тираду лишь захлопнулась парадная дверь.
Питер Фрэнк взглянул вверх в лестничный проем, обеспокоенный тем, что гневная речь Минди разнесись по всему зданию.
– Наши дела не так уж плохи, Минди, – сказал он, хотя сам далеко не был в этом уверен. – Никакой преисподней до конца следующего финансового квартала, ладно? Но ты права, – признал Питер, – мы все на пределе. – Он вымученно улыбнулся. – Устроим себе передышку на Рождество, хорошо?
Минди Феррагамо воинственно расправила плечи под черным деловым костюмом.
– Питер, что ты во все этом понимаешь? У Джека личные проблемы. Он не может найти Марианну и девочек. – Она отошла от перил, и ее лицо скрылось в тени. – Жена Джека его избегает.
– Бог мой, – ахнул Питер. – Вот бедняга!
Минди Феррагамо уже давно оставила площадку верхнего этажа, а изумленный Питер все еще стоял в холле, держа в руках папку со счетами.
Утром накануне Рождества Джексон Сторм вылетел на «Конкорде» из Парижа, рассчитывая провести праздники в Тахо. Или, может быть, в Сен-Круа. Никто не знал точно. Связываться с ним должны были через центральный офис в Нью-Йорке.
Минди Феррагамо отбыла в аэропорт Шарль де Голль на рейс в Канзас-Сити, чтобы отпраздновать Рождество с родителями. Питер Фрэнк направился в Бостон. Принцесса Жаклин осталась где-то в Париже со своим отцом принцем Алессио и замужней сестрой Кэтрин. На столике в ателье принцесса Джеки оставила для Элис огромный флакон духов «Джой» в красивой подарочной упаковке. Корреспондент журнала «Форчун» Кристофер Форбс вылетел в Лондон для выполнения срочного редакционного задания.
В день Сочельника Жиль Васс пришел на работу в Дом моды Лувель, очень надеясь закончить хотя бы несколько моделей для бала. В своей комнатке рядом с вестибюлем Абдул с удивлением наблюдал, как Жиль поднимается по лестнице. Он поспешно отметил его приход в своем списке.
Наннет и Сильвия тоже были на работе, хотя собирались уйти на полчаса раньше на ежегодный цеховой праздник швей, спонсируемый Сен-Лораном. Элис пришла, чтобы помочь им.
Казалось, весь Париж празднует наступление Рождества. Снег по-прежнему покрывал землю, воздух был свеж и морозен. Вокруг царило праздничное оживление. Шум транспорта на близлежащей рю Камбон походил на отдаленные раскаты грома. Колокола многочисленных церквей на правом берегу Сены трезвонили все утро и не собирались смолкать вплоть до рождественской полуночи.
– Ах как хорошо хоть недолго побыть в тишине! – воскликнула Наннет, обращаясь к стоявшей рядом Элис. – Ты в порядке? Так перепугала всех нас этим обмороком на пресс-конференции… – Она окинула Элис пронзительным взглядом. – Тебе не следует переутомляться.
Элис покраснела. «Наннет считает, что я беременна», – сообразила она, чувствуя себя униженной. Все, вероятно, думают, что она регулярно спит с Николасом Паллиадисом.
– Я слишком много работала, – выдавила Элис и, заметив недоверчивое выражение на лице собеседницы, добавила: – И сидела на диете. Я прибавила два килограмма.
– Два килограмма? – удивленно воскликнула полная, средних лет примерщица. – Ради Бога, какая тут трагедия?!
– Станет трагедией, если я не сброшу их к тому времени, когда надо будет примерять костюмы для бала.
– Правда, правда! – Француженка посмотрела на тоненькую, как тростинка, фигуру Элис и, покачав головой, повторила: – Два килограмма!
Элис, взяв несколько коробок, стала подниматься следом за Наннет по железным ступенькам лестницы к кладовой, расположенной под самой крышей.
– Что ж, теперь, когда дом пуст, святые отцы наконец-то обретут покой! – вздохнув, пробормотала Наннет.
– Какие святые отцы? – осведомилась Элис.
– Призраки! – произнесла таинственным шепотом Наннет. – Разве ты не знаешь, что у нас здесь водятся призраки монахов?
Элис рассмеялась, и Наннет неодобрительно посмотрела на нее:
– В этом нет ничего смешного! Когда-то здесь находился мужской монастырь и в нем жили монахи ордена святого Бенедикта. Нам рассказывали об этом в школе. Отсюда и пошло название – улица Бенедиктинцев, по имени их ордена. Под зданием есть крипта, оставшаяся от дома собраний святых отцов. Я не раз бывала там и видела надгробные плиты над могилами двух рыцарей. Мы считали их крестоносцами. Но теперь там все замуровано.
Ключ повернулся в замке, и дверь кладовой отворилась. Наннет нащупала рукой выключатель.
Вслед за щелчком над их головами вспыхнула электрическая лампочка. Комната была заполнена бесчисленными рядами одежды, свисавшей с металлических вешалок.
– Прямо здесь, в соседней комнате, во время оккупации Парижа гитлеровской армией укрывались бойцы Сопротивления. Никто не знал о них, кроме хозяйки ателье мадемуазель Клод. Одежда, что висит здесь, принадлежала ей. Во время войны маки спускались вниз и через крипту попадали прямо в канализационную систему. То же самое проделывали недавно торговцы наркотиками. Наннет поставила коробки с нитками и отряхнула руки от пыли.
– Был проведен крупный рейд. Я смотрела по телевизору. Когда были обнаружены эти безумные дети Хомейни, изготовлявшие здесь наркотики, полиция стреляла по верхним пролетам. Вот почему пришлось заменить весь мрамор выше четвертого этажа.
Элис припомнила, что читала о чем-то в этом роде, но тогда она не связала эти события с Домом моды Лувель. Она поставила принесенные ею коробки и принялась разглядывать ряды одежды. Ткань была чудесной. Даже при тусклом свете кладовой она залюбовалась рубиновым отблеском бархата, мерцанием золотой парчи и переливами легкого, как облако, шифона. Если бы это было в моде, одежда стоила бы целое состояние.
– Это произошло не так давно, – сказала ее спутница. – Может быть, год назад.
– Джексон Сторм знает об этом? – спросила Элис без особого интереса.
– О да, он был здесь. Как раз только что купил старое здание. – В голосе примерщицы исчезли восторженные интонации. – Американцы страшно забывчивые. Прошел всего один месяц, и будто ничего не случилось. К тому же в том году это был не единственный случай с иранцами и наркотиками в Париже. Время было неспокойное.
Они услышали отдаленный хлопок закрывшейся двери и звук шагов человека, буквально летевшего вниз по лестнице. Только один человек в Доме Лувель бегал так быстро.
– Черт! Это Жиль. – Наннет бросила взгляд на наручные часы. – В этой гонке он доведет себя до сумасшествия. А тут еще жена вот-вот родит.
Элис знала, что позднее Жиль будет жалеть, что ушел, не пожелав никому счастливого Рождества.
– Джексон Сторм не стал и слушать его, когда Жиль попытался втолковать ему, что не является дизайнером театральных костюмов.
Это было причиной последнего горячего спора Жиля со своим боссом.
Наннет пожала плечами.
– Говорю тебе, американцы никогда ни к чему не прислушиваются.
Она отодвинула в сторону висевшую одежду и проверила штабеля обернутых в коричневую бумагу рулонов ламинированного кружева, что складировали в том месте.
– Слишком много у нас скопилось этой дряни из Лиона, – поморщилась Наннет.
Элис думала о Жиле, который все утро бился над созданием причудливых костюмов птиц из «новейшего» ламинированного материала Джексона Сторма.
Кроме прочего, дело осложнилось непрерывной враждой Жиля со своей помощницей, принцессой Жаклин. Джексон Сторм дал принцессе возможность работать в Доме моды исключительно для Элис. Но Элис была моделью Жиля; он рисовал лишь для нее, рассчитывая на нее как на основной эталон своей коллекции. Разгорелся шумный скандал, голоса спорящих сторон разносились по всем этажам Дома Лувель.
Наконец Джексон Сторм нашел компромиссное решение: во время шоу Элис сперва должна была облачиться во «фламинго» принцессы Жаклин, а затем переодеться в костюм Жиля.
– Еще один такой скандал, – пригрозила изможденная Кэнденс Добс, – и я приму предложение работать с «Гессджинс».
Наннет шагнула к выходу.
– Мы идем? – нетерпеливо проговорила она, видя, что Элис все еще рассматривает одежду мадемуазель Клод. – Давай, иначе нам придется прямо здесь встречать Рождество. Почему бы тебе не отправиться на вечеринку у Сен-Лорана? Все слегка напьемся. Мы же одна семья, не важно, на кого работаешь. Недурно проведем время.
Элис покачала головой.
– Мне нельзя пить. От этого могут появиться круги под глазами.
– Уфф, только не у тебя. – Примерщица выключила свет, и Элис поневоле пришлось покинуть кладовую. – Твоей внешности ничто не повредит. Давай, ведь сегодня никто тебя не ждет, – добавила она многозначительно.
Наннет была права. «Даймлер» с шофером Николаса Паллиадиса не появлялся на улице Бенедиктинцев со дня пресс-конференции. Элис была уверена, что Николас не сдался; он страшно ревновал к Крису Форбсу и ко всему мужскому населению Парижа. Скорее всего его просто не было в городе.
Она была рада избавиться от его общества хотя бы на несколько дней.
Когда Элис потеряла сознание перед телевизионными камерами и Николас подхватил ее на руки, в последнем проблеске ее затуманенного рассудка все же мелькнула мысль, что не злой демон приближался к ней. Взгляд жарких черных глаз Паллиадиса был таким тревожным и исполненным такого сильного чувства! Сразу после того, как она пришла в себя, он растворился в толпе.
Элис двинулась вниз по лестнице.
– В любом случае благодарю тебя, – сказала она, на прощание дружески положив ладонь на руку примерщицы. Работницы ателье всегда были добры к ней. Они, казалось, недолюбливали Джексона Сторма, но, как ни странно, не Николаса Паллиадиса. – У меня действительно сегодня другие планы.
В Сочельник музыкальная школа при Сорбонне устраивала концерт лучших студентов, а затем небольшую вечеринку. Элис представила, как будет стоять в дальнем конце зала и слушать концерт, уже не принадлежа больше к этому миру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40