— Любовь моя, — бормотал он. — Будь умницей, не сопротивляйся. Дорогая моя, прекрасная, замечательная, просто отдайся мне.
Это и впрямь походило на безумие. Ночь полностью поглотила их. Темноту разрывали только ослепительные вспышки огня, которые обрушивались на Саманту, нашептывая, что здесь, на верхнем этаже мрачного дома, в совершенно чужой стране, за тысячи миль от всего, что важно для нее, она может забыть обо всем и поступить так, как подсказывает звучащий в ушах мрачный голос.
Она испугалась.
— Я не могу! — Сэмми вытянулась в струнку. Она боялась этого человека. Он обладал слишком большой властью над ней. Казалось, она спускается в кратер бурлящего вулкана.
Чип быстро приподнял Саманту и, обняв за плечи, слегка прижал к себе. Сэмми глубоко вдохнула теплый мускусный запах его тела. Сильные пальцы, лаская и поглаживая ее кожу, не давали высвободиться из крепких объятий.
— Ты можешь. Люби меня, Саманта, дай себе волю. Думай о том, что я делаю и как сильно ты этого хочешь.
Он быстро накрыл жадным ртом ее губы. Поцелуй, словно разряд электрического тока, горячий и болезненный, пронзил ее. Против собственной воли она ощутила, что тело уносится в буйную, жгучую темноту, и мозг фиксирует лишь какие-то клокочущие удары и все разрастающиеся красные вспышки. Сэмми вдруг изогнулась, ноги сами собой начали неистово скользить вверх и вниз по его бедрам, и она погрузилась в волшебную темноту, где разгорающийся огонь концентрировался вокруг бесподобных ласк его пальцев.
— Отдайся мне целиком, любовь моя. — Чип внимательно наблюдал за ней, на его лице застыло выражение сладострастия.
Кожа Сэмми покрылась испариной, она стонала, все плотнее прижимаясь к нему, поднимаясь выше и выше в безумном экстазе горячечного любовного танца. Она, громко всхлипывая, еще пыталась бороться с нарастающим наслаждением, но вдруг в глазах почернело, яркие вспышки молний разорвали окружающую темноту. Это чувство захватило ее целиком, подняло на невероятную высоту, заставило вплотную прижаться к Чипу. Саманта кричала в полный голос. Неконтролируемая страсть заставляла ее извиваться, состря-сала и пожирала ее.
Жесткие губы закрыли ей рот, стараясь заглушить крики. Чип упал на нее, обхватил бедра руками и проник в нее настолько глубоко, что Саманта всхлипнула Охваченная всполохами пламени, она впустила его в себя, словно меч в ножны. Раздался громкий стон Чипа.
— Саманта, открой глаза и посмотри на меня. — Она выполнила его просьбу и увидела совсем близко пылающий взгляд. — Обними меня. — Чип прижался к ней всем телом. — Смотри на меня.
Ее руки заскользили по его гладкой коже, по подрагивающим мощным мышцам и широким плечам, крепко обняли за шею. Пальцы Саманты нащупали чуть взмокшие от пота пряди курчавых волос. И наконец с восторженным победным криком он вошел в нее целиком, и его ритмичные движения внутри ее тела подвели Сэм к новому пику наслаждения и страсти.
Теперь Саманта уже сама впилась в его губы неистовым поцелуем. Он что-то попытался сказать, но слова утонули в ее губах. Адское смятение чувств слилось в общем крике. Саманта задрожала всем телом, хриплые стоны Чипа раздавались где-то прямо над ее ухом. Он напрягся, прижимая Сэмми к себе, изливая в ее лоно всю свою страсть. Она уткнулась лицом в его плечо, рот открылся в безмолвном крике, зубы впились в скользкую от пота кожу, так что на языке появился соленый привкус.
Не переставая содрогаться, Чип всей своей тяжестью упал на Сэмми. Он сжал ее ладони, пальцы их переплелись.
— О, Саманта, — странным, дрогнувшим голосом проговорил он. — Лучше не бывает. — В тоне Чипа звучало некоторое удивление.
За безумием страсти последовало долгое молчание. Она полностью погрузилась в баюкающее, уносящее за собой, не отпускающее ощущение удовольствия. Об этом нельзя сказать «лучше», промелькнуло у нее в голове, это великолепно! Наконец это свершилось!
Он осторожно притянул Сэмми к себе, обнимая, словно давно имел на это право, словно она — его собственность. Его губы утонули в копне ее волос.
— Устала? — заботливо спросил Чип.
Когда Сэмми не ответила, он повернулся к ней и внимательно заглянул в лицо. Потом выпрямился, натянул простыни поверх обнаженных тел и устроил их обоих поудобнее.
— Поспи, — тихо сказал он.
Прошло немало времени, и посреди глубокой ночи она вдруг услышала:
— Саманта, проснись.
Сэмми с огромным нежеланием вернулась к действительности, усталость не отступала. Она даже не отдавала себе отчета, где находится, да и чувствовала такое изнеможение, что это не имело принципиального значения.
Низкий мужской голос настойчиво продолжал обращаться к ней.
— Саманта, дорогая, проснись. — Сильные руки обхватили ее и приподняли над подушкой. — Ты плакала во сне, любовь моя.
Возможно, так и было. Причем не в первый раз. Это был давнишний знакомый ночной кошмар. Она почувствовала, что в темноте прижимается щекой к чему-то крепкому и теплому, к сильным мышцам под гладкой кожей. Чьи-то руки сжимали ее в объятиях. Лицо Саманты было мокрым от слез, влажной оказалась даже кожа Чипа.
Скорее всего ей приснился все тот же ужасный сон, который приходил всякий раз, когда Сэмми попадала в беду: поднимается буран, а она стоит, охваченная ужасом, потому что рядом никого нет. Но на сей раз вообще все пропало, все покинули ее. Она никак не могла отыскать людей, которых любила.
Постель показалась ей уютной, как насиженное птичье гнездышко, лежащий рядом большой, сильный мужчина нежно сжимал ее в объятиях. Так до конца и не проснувшись, Сэмми повернулась к нему, ища тепла и покоя.
— Подари мне еще раз твою любовь, — прошептала она.
Его пальцы очень нежно смахнули с ее лица оставшиеся слезинки.
— Ты уверена, что хочешь этого? — прошептал в темноте низкий голос. — Ты хочешь, чтобы я снова занялся с тобой любовью?
— М…м… да.
Ее голос слегка охрип со сна. Тело само собой прильнуло к нему, а руки притянули к себе его сильную, мускулистую фигуру. Она почувствовала, как Чип тут же оказался между ее ног, напряженный, жаждущий снова обладать ею.
Она, наверное, должна вспомнить о Джеке. В конце концов, именно Джек был мужчиной, которого Сэмми не так давно любила. Чувство вины и боли, которое она испытывала, думая о Джеке Сторме, должно было оживить в ее памяти его образ, но этого не произошло.
И был кто-то еще, теплый, нежный и волнующий, но кто именно — Сэмми понять не могла. Мысли сами собой уплывали в темень ночи.
Единственным, что она могла представить себе, когда горячие губы устремились навстречу и накрыли ее рот страстным поцелуем, были прекрасные аристократические черты и карие с золотинкой глаза Алана де Бо.
8
ПОКРОЙ
В Доме моды Лувель было два дверных звонка. Один — маленькая, спрятанная в небольшой нише перламутровая кнопочка — не работал уже много лет. Крепился этот звоночек на старой деревянной двери, выходящей прямо на улицу Бенедиктинцев. Второй, которым почти никогда не пользовались, поскольку клиенты заходили в салон без специального предупреждения, располагался на лестничной площадке первого этажа, перед дверью, ведущей непосредственно и Дом моды. Если нажать на эту кнопку, раздавалось громкое раздражающее дребезжание, эхом отражающееся от стен и широкой мраморной лестницы и разносящееся по всему зданию. В течение трех-четырех минут, когда утренняя встреча Сэмми и Соланж Дюмер уже подходила к концу, кто-то настойчиво трезвонил в этот звонок.
Впервые в жизни Сэмми мучилась от столь тяжелого похмелья. Чувство вины и боль черным туманом застилали глаза. Мысль о том, что где-то в этом большом доме может находиться Чип, также не приносила облегчения. Дребезжание звонка, на которое никто почему-то не обращал внимания, только усиливало пытку. К тому же прямо перед ней сидела мадам Дю-мер.
Директриса Дома моды Лувель, расположившаяся за своим рабочим столом, крепко сплела пальцы рук и уставилась на американку с выражением какого-то театрального отчаяния. Черное глухое платье оттеняло темно-рыжие волосы, подчеркивало бледность лица и все еще привлекательную, несмотря на возраст, фигуру. Софи рядом не оказалось, так что помочь с переводом было некому. Сэмми решила, что это подстроено умышленно. Мадам Дюмер говорила исключительно по-французски.
Словно ведя какую-то странную игру, они ни на шаг не могли продвинуться в переговорах. Лишь отдельные слова — такие как «счет», «наличные», — насколько успела заметить Сэмми, доходили до Соланж Дюмер. В ее взгляде мелькали быстрые искорки понимания, но она сразу же отводила в сторону немного водянистые карие глаза. Сама же директриса выплескивала только быстрый поток французской речи, в котором то и дело проскакивали имя Джексона Сторма и «personne d'autorite».
— Джексон Сторм сейчас объезжает свои дальневосточные предприятия, — в третий или четвертый раз объясняла Сэмми. — Он не смог лично переговорить с вами. Сейчас эта работа поручена мне. Я была бы вам очень благодарна за хотя бы небольшую помощь и сотрудничество.
Сэмми не думала, что мадам Дюмер без ее ведома свяжется с Нью-Йорком. Собственно, это не имело ни малейшего смысла. Сейчас именно ей отвели роль представителя Джексона Сторма в Париже.
— К тому же я хочу, чтобы вы отправили кого-нибудь в квартиру наверху, чтобы навести там порядок. Пылесос, понимаете? — С обезоруживающей простотой Сэмми изобразила, как чистят пол пылесосом. В широко распахнутых глазах Соланж Дюмер застыло недоверчивое выражение. — И пусть кто-нибудь заменит простыни на кровати на белые, если не трудно.
Сэмми прижала большой палец к переносице и на мгновение закрыла глаза. Кто бы там ни названивал, ее гудящая после вчерашнего голова больше не могла вынести эту пытку.
— Я не могу спать на черных простынях. Я на них не могу даже заснуть.
Женщина с блеклыми губами, сидящая напротив Сэм, непонимающе уставилась на нее.
— Je ne comprends rien tout ce que vous dites.
— Давайте перенесем встречу на завтрашнее утро, — медленно и отчетливо проговорила Сэмми. — Но пусть в следующий раз здесь присутствует ваша дочь, чтобы переводить разговор.
Сэмми была на сто процентов уверена, что Соланж Дюмер поняла ее, но она не собиралась выяснять, так ли это на самом деле. Сейчас она намеревалась собственноручно придушить того, кто звонил у двери.
Вскочив, Саманта бросилась прочь из кабинета директрисы прямо на лестничную площадку и посмотрела вниз, на огромную витую лестницу.
— Кто там? — закричала Сэмми во весь голос. — Кто там внизу, черт вас побери? Чего вы хотите?
Фигурка молодой женщины, которая, задрав голову, пыталась рассмотреть, кто стоит наверху, отделилась от двери салона и приблизилась к перилам.
— Никто не отвечает на звонок! — прокричала она в ответ. — Ведь здесь открыто по понедельникам, правда?
О боже, неужели еще одна? Сэм разглядывала женщину. Черные волосы незнакомки с выкрашенными в ярко-рыжий цвет кончиками были столь обильно политы лаком, что стрелками торчали во все стороны, словно у певички из панк-клуба. Девица разоделась в зеленую атласную блузку в оборочках, длинную хлопчатобумажную юбку с пестрым рисунком и красные пластиковые босоножки. В руках она держала большую черную сумку.
— Вы здесь работаете? — поинтересовалась гостья, опираясь на перила и медленно поднимаясь по ступенькам. — Я Брукси Гудман — свободный репортер и фотожурналист, работаю в Париже. Мое настоящее имя Элен, а Брукси — это в честь Бруклина. Все равно французы улавливают мой акцент, хотя на самом-то деле я из Лонг-Айленда. — Она с трудом перевела дыхание и продолжила: — Я пишу для «Фэйрчайлд пабликейшнс». А еще меня публиковали в некоторых французских журналах, таких как «Эль». А что делает американка…
Поднявшись еще на несколько ступенек, она смогла получше разглядеть Саманту.
— Ого! — воскликнула странная девица. — Знаете, на кого вы похожи? Да нет, вы и есть… Вы ведь и есть она, правда? — Гостья добралась до верхней ступеньки. — Вы и есть знаменитая Сэм Ларедо Джексона Сторма, да?
Сэм сбежала вниз, перескакивая через две ступени. Не хватает еще свободного репортера! Ну как со всем этим справиться? Судя по звукам, кто-то поднимался снизу на лифте. Услышав жалобное поскрипывание, Брукси замерла.
— Я могу зайти к вам попозже? — быстро спросила она. — Потому что если это тот, о ком я думаю…
Журналистка показала на лифт, залезла в свою огромную кожаную сумку и вытащила профессиональную фотокамеру «Никон» со вспышкой.
— Подождите, — запротестовала Сэм. — Что вы собираетесь делать?
В этот момент лифт как раз добрался до их этажа. Дверцы распахнулись: внутри, тесно прижавшись друг к другу, стояла странная группа. Толкнув створки, двое крупных мужчин в твидовых пиджаках вышли на лестничную площадку, за их спинами маячил еще один — коренастый лысеющий человек, придерживающий за плечи девочку-подростка в ветровке, узких линялых джинсах и грязных кроссовках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46