— Он решил, что ни к чему осложнять ситуацию разговорами о Братстве. Скорее всего кто-то похимичил с твоим бустером, Зозо, но если мы подберем необходимое медицинское…
Она снова покачала головой и сказала, чуть не улыбаясь, отчего выглядела ужасно:
— С Тэмом это уже два года, Ваун. Два года? Он тупо уставился в ее самодовольную физиономию.
— Врачи-то как раз советовали ему увеличивать дозу.
— Но он же не такой старый! — стал спорить Ваун и понял, что не имел ни малейшего представления о том, сколько лет Тэму. Старше него — это да, но ему стоило бы разузнать, на сколько. Хотя его возраст не имел значения. Как и ее.
Такие проблемы никого не волнуют. Забираясь к мужчине в постель, женщина никогда не спрашивает, сколько ему лет. Многие раздвигали колени перед прапрадедушками и не всегда по недоразумению.
Но, по-видимому, его гипотеза оказалась верной, поскольку Зозо кивнула.
— Просто некоторые уходят раньше, адмирал. Тело начало сопротивляться лекарствам. Ты же понимаешь! Некоторым из нас Господь дарует сто лет; другим пожалованы двести. На все воля Божья! — Слова прозвучали искренне, но сморщенное лицо было безутешно. — Рано или поздно Господь посылает за каждым из нас, сейчас вот он послал за Тэмом.
— Два года?
Ваун знал этот холодок, когда ты близок к смерти. Он знал, что сможет встретиться с нею, не намочив штанов, но вот удалось бы ему контролировать свой мочевой пузырь в течение двух лет, он не был уверен. А Тэм ни разу даже косвенно ничем себя не выдал, никак не намекнул.
А Ваун в чем не был силен, так это в разгадывании намеков.
Нервные слова Зозо унесли тишину прочь.
— Когда доза становится слишком большой, внезапно возникает сопротивление.
Фатальное сопротивление. В данном случае это произошло неделю назад.
— А ты? Не может же так совпасть.
Она опустила голову, чтобы спрятать глаза.
— Мы долго были вместе. И мы уйдем вместе. Интересно, знал Тэм о таком решении, и что по поводу самоубийств говорит его религия? Ваун почувствовал себя необычайно одиноко. Глупо, но большая часть его внимания была отдана пульсирующей боли в коленке. Он был безумно голоден, страшно устал, и не в меньшей степени разочарован проясняющейся бессмысленностью долгого предприятия.
Было уже утро, а он не принял бустера.
— Я понял, — сказал. — Я восхищен, Зозо.
Две откровенных лжи подряд. Она пристально посмотрела на него и сказала:
— Спасибо, Ваун.
Она, казалось, почувствовала себя свободнее, как будто в данных обстоятельствах можно верить чьим-либо словам.
— Скорее всего у меня и у самой не так много осталось времени, поскольку я очень быстро слабею. Сначала это незаметно, но с каждым часом проявляется все сильнее и сильнее. Я так устала…
Он никогда до этого не слышал, чтобы она жаловалась. От Зозо можно было бы ожидать большего героизма. Когда ее запас общих мест исчерпался, он сказал:
— Как он сейчас выглядит? — Тэм? Отвратительно!
Она стала агрессивной, и на мгновение в этих останках появилось что-то от былой силы.
— Тебе бы не захотелось этого видеть, и он не хочет видеть тебя.
Самоустранение — неотъемлемое право каждого. Мужчины хотят, чтобы их помнили такими, какими они были. Женщины, конечно, тоже, и тебе нет никакого смысла вторгаться сюда подобным образом.
Смысл… он напрягся, чтобы начать снова думать о смысле своей затеи. Если Тэм уже два года разрушается, то подозрения Вауна не имеют под собой почвы.
Самоустранение комкома в данный момент оказалось не более чем жутким, издевательским совпадением. Но все остальные имеют право жить дальше.
— Мне необходимо поговорить с Тэмом, Зозо. Q-корабль грозит столкнуться с планетой. Смерть угрожает не только тебе и ему. Всем. Всей планете.
Он увидел, как в ее глазах снова вспыхнуло подозрение. Она вспомнила про пистолет и начала медленно поднимать его.
— Почему ты думаешь, что меня послал Рокер? — резко спросил он.
И к чему такая безумная огневая оборона, если все здесь правда?
Складки кожи собрались вокруг глаз.
— Это все Тэм… Он… не бредит… но ему почему-то мнится, что Рокер может прийти за ним.
Прийти за ним? Кому может понадобиться умирающий? И тут Ваун понял, в чем дело, а Зозо сказала вслух.
— Он говорит, что Рокер грозил ему выкачкой мозгов.
Даже в Доггоце Ваун нечасто видел врачей в человеческом обличье, но эта определенно была человеком. Белоснежный халат выпирал в бедрах и на груди.
Белки глаз имели желтоватый оттенок, голова и руки были черны, как уголь, — как и густые волосы. Вспомнив занятия по антропологии, он пришел к выводу, что она является характерным представителем одной из редких элгицских рас. Некоторые нашли бы ее привлекательной. Нет, конечно, это не машина.
Он был без одежды, но стоял по стойке смирно из-за металлических знаков отличия на ее белоснежных плечах. Она была выше него ростом.
Она изучала показания кома, который держала в руках, не обращая внимания на его наготу. Его подобные вещи тоже никогда не заботили. Все его мысли были об одном — он покидает Доггоц. И все-таки для голой задницы в аскетичной комнатке было чертовски холодно.
— Занятно, — сказала она и воззрилась на него желто-черным взором. — Ты необычайно интересный экземпляр, младший матрос. С медицинской точки зрения интересный, я хочу сказать.
Имея такой цвет лица, зардеться она не могла, он тоже не собирался. Если она именно это хотела сказать, то она зря теряет время. Но похоже, что именно это она и хотела сказать.
— Мэм.
Она пожала плечами.
— Тебе предписано принять участие в выкачке мозгов. Ты знаешь, что это собой представляет?
— Да, мэм.
Он подразумевал, что в общих чертах ему это было известно, он догадывался, что это отвратительно, но ради того, чтобы покинуть Доггоц, он был готов на все. На все.
— Мне нужно удостовериться, что ты действуешь по собственной воле, что ты понимаешь, что данная процедура не входит в действующий устав, что ты можешь отказаться от нее без каких-либо отметок в твоем личном деле.
Это когда сам адмирал так пожелал? Ха!
— Я понимаю, мэм.
Она осмотрела его с сомнением. На полных губах появилась тень улыбки.
— Мне кажется, что все-то ты врешь, младший матрос, но все, что ты говоришь, записывается.
— Мэм, — произнес он автоматически. Что бы это ни было, ему хотелось, чтобы они начинали.
— Это будет не больно, но неприятно. Мы обреем тебе голову, понимаешь? И просверлим дырочки в черепе.
— Мэм! — ответил Ваун чуть менее уверенно. Она явно тащилась.
— Очень маленькие дырочки. Размером с волосок. Штук семь или восемь. Через пару дней они заживут, и следа не останется. В процедуре будет принимать участие еще один человек, и то, что будет происходить с ним, гораздо более неприятно, а тебе не будет причинено никакого вреда.
Она сделала паузу, и он еще раз повторил свою мантру:
— Мэм!
Она посмотрела на ручной ком и закатила глаза.
— У тебя есть выдержка. Ладно, можешь надевать штаны.
Она не пошевелилась, поэтому и он тоже. Она снова задумчиво посмотрела на него.
— Младший матрос… Самое ужасное достается донору. Ты должен быть с ним рядом, так что тебе придется посмотреть. Приятного мало. Просто не забывай, что с тобой ничего такого делать не будут. На этот раз он ограничился кивком. Она пожала плечами и отвернулась, как будто собралась уходить, но остановилась и нажала какую-то кнопку на ручном коме.
— Младший матрос… Вы, конечно, знаете о бустере?
Эта черная колода уже начала его доставать, из-за нее он вынужден торчать в холодной комнате. Он сейчас действует по приказу адмирала и недосягаем для наглых пальчиков врачей, а посему впервые в жизни может позволить себе некоторую наглость.
— Бустер — общее название пищевой добавки, необходимой для обмена веществ человека во время его пребывания на чужой планете, содержит важные аминокислоты, витамины и микроэлементы, кроме того, различные препараты, обладающие терапевтическим и профилактическим эффектом, в том числе антигистаминный антидеград…
— Довольно! — оборвала она его. Черный янтарь вспыхнул в ее глазах. — Если ты нуждаешься в дополнительных уколах, младший матрос, я в самом деле могу взять иглу.
— Мэм! — сказал он понимающе. Она усмехнулась.
— Ты вот-вот будешь представлен на комиссии, насколько я понимаю?
— Мэм.
И покину Доггоц!
— Одна из привилегий спейсера — это возможность подбирать свой собственный состав, микс. Кроме тех случаев, когда находишься на задании.
— Мэм.
Она понимающе кивнула, изучая какую-то невидимую ему информацию, и ему вдруг стало интересно. Там, в ее черных, как уголь, руках, был он весь. Все, что способна знать о нем наука, лежало у нее на ладони. И ему было интересно, что там такое она находит для себя интересным.
— Тебе скорее всего никогда не понадобятся добавки для улучшения настроения. Не для протокола, младший матрос… это очень личный вопрос, и ты, если не хочешь, можешь не отвечать. У тебя когда-нибудь были женщины?
— Да, мэм.
Сейчас ему показалось, что он покраснел. Кранц!
— Но не часто? Не часто для здорового двадцатилетнего парня? Невероятно сильного, умного и красивого парня?
— Наверное, так, мэм.
Один раз это было, мэм. На спор, мэм. Они говорили, что у меня не получится, мэм. Я им продемонстрировал, что могу, мэм. Занимайся своими гребаными делишками с мозгом, мэм.
Она посмотрела на ком и сказала:
— А парень когда-нибудь был? Ну, мне известно, что тут, в Доггоце, бывает с новобранцами.
— Нет, мэм.
Это было бы еще более мерзко.
Она кивнула машине, и он с удивлением понял, что она смущена и хочет продолжать разговор не больше него.
— Вот о чем говорят цифры. О том, что физически ты способен, но твое… твое влечение практически не… очень невысоко. Ты знаешь о «закрепителе»?
— Да, мэм.
После отбоя почти все разговоры сводятся к тому, что новобранцы будут делать с «закрепителем», когда вернутся в мир. Женская разновидность называется «размягчитель». За пять лет он ни о чем другом и не слышал.
— Я дам тебе еще один совет, младший матрос, — сказала она как бы своим рукам, — поскольку мне кажется, что этого никто никогда не сделает, врачи-машины не делятся информацией по собственному произволу. Большинство спейсеров добавляют в свой бустер три единицы в день. Машины понимают, что тебе нужно, когда ты просишь «закрепитель». Четыре, может быть, даже пять единиц для вечеринки — допустимо. Что бы там тебе ни рассказывали, почти никто не принимает больше. Шесть или семь — и мужчина становится козлом, он начинает бегать за всем и вся, включая канареек. Как правило, кто-нибудь в конце концов пристреливает его в порядке самообороны. Понятно?
— Да, мэм.
Ваун не сомневается, что покраснел уже до самого паха. И это после пяти лет в Доггоце!
— Тебе бы я выписала начальную дозу в объеме десяти.
— Мэм?
— Можешь поэкспериментировать, но, на мой взгляд, приняв семь, ты приблизишься к нормальному состоянию обычного гражданского мужика, а чтобы стать среднестатистическим похотливым приставалой-спейсером, тебе понадобятся где-то десять. Для вечеринок — двенадцать.
Он кивнул, не понимая, почему оскорблен и зол. Она улыбнулась ему по-настоящему, и очень белые зубы засверкали на очень черном лице.
— Так жить интереснее, младший матрос. Поверь, тебе понравится.
Она сунула ком в карман и отвернулась.
— Приор так и делал, — сказала она через плечо по дороге к дверям. — Иначе у него не получалось. Надевай штаны и выходи.
В Форхиле «закрепителя» не было. Не было вообще никакого бустера.
Медицинские машины замерли, безмолвные и темные, и, как Ваун ни старался, оживить их ему не удалось.
Ну, он не пробудет здесь долго, а один день без бустера не причинит вреда.
Его обмен веществ нарушить намного сложнее, чем у большинства людей, и за один день мало что изменится. А потом он быстро восстановится. Один день без «закрепителя» — это может быть даже полезно, поскольку замену Лэнн он пока не нашел, что означало, что через день-другой женщины начнут странно на него коситься, а мужчины попробуют поприставать. Спейсер без вожделения — это ненормально.
А еще начнут одолевать сны.
Он принял душ, побрился, облачил себя в чистую одежду, принесенную Зозо собственноручно. Потом он пошел в медицинскую комнату, собираясь пройти полный осмотр после катапультирования из торча. Со злобным изумлением уставившись на кучу бесполезного поблескивающего мусора, он примирился с тем, что ему придется походить в синяках до возвращения в Вэлхэл.
На самом деле не синяки его, конечно, тревожили. По правде говоря, его ошеломило состояние Зозо.
Когда эта мысль пришла в голову, он счел ее нехорошей. Как чувствует себя мужчина, когда в конце концов он слышит предупреждение — то самое предупреждение, которого никому не избежать, — о том, что его ежедневная доза консерванта увеличивается?
Сколько лет Тэму?
Сколько лет Вауну?
На него нахлынуло тоскливое воспоминание о злобной издевке Мэви прошлой ночью по поводу того, что его не узнали на вечеринке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Она снова покачала головой и сказала, чуть не улыбаясь, отчего выглядела ужасно:
— С Тэмом это уже два года, Ваун. Два года? Он тупо уставился в ее самодовольную физиономию.
— Врачи-то как раз советовали ему увеличивать дозу.
— Но он же не такой старый! — стал спорить Ваун и понял, что не имел ни малейшего представления о том, сколько лет Тэму. Старше него — это да, но ему стоило бы разузнать, на сколько. Хотя его возраст не имел значения. Как и ее.
Такие проблемы никого не волнуют. Забираясь к мужчине в постель, женщина никогда не спрашивает, сколько ему лет. Многие раздвигали колени перед прапрадедушками и не всегда по недоразумению.
Но, по-видимому, его гипотеза оказалась верной, поскольку Зозо кивнула.
— Просто некоторые уходят раньше, адмирал. Тело начало сопротивляться лекарствам. Ты же понимаешь! Некоторым из нас Господь дарует сто лет; другим пожалованы двести. На все воля Божья! — Слова прозвучали искренне, но сморщенное лицо было безутешно. — Рано или поздно Господь посылает за каждым из нас, сейчас вот он послал за Тэмом.
— Два года?
Ваун знал этот холодок, когда ты близок к смерти. Он знал, что сможет встретиться с нею, не намочив штанов, но вот удалось бы ему контролировать свой мочевой пузырь в течение двух лет, он не был уверен. А Тэм ни разу даже косвенно ничем себя не выдал, никак не намекнул.
А Ваун в чем не был силен, так это в разгадывании намеков.
Нервные слова Зозо унесли тишину прочь.
— Когда доза становится слишком большой, внезапно возникает сопротивление.
Фатальное сопротивление. В данном случае это произошло неделю назад.
— А ты? Не может же так совпасть.
Она опустила голову, чтобы спрятать глаза.
— Мы долго были вместе. И мы уйдем вместе. Интересно, знал Тэм о таком решении, и что по поводу самоубийств говорит его религия? Ваун почувствовал себя необычайно одиноко. Глупо, но большая часть его внимания была отдана пульсирующей боли в коленке. Он был безумно голоден, страшно устал, и не в меньшей степени разочарован проясняющейся бессмысленностью долгого предприятия.
Было уже утро, а он не принял бустера.
— Я понял, — сказал. — Я восхищен, Зозо.
Две откровенных лжи подряд. Она пристально посмотрела на него и сказала:
— Спасибо, Ваун.
Она, казалось, почувствовала себя свободнее, как будто в данных обстоятельствах можно верить чьим-либо словам.
— Скорее всего у меня и у самой не так много осталось времени, поскольку я очень быстро слабею. Сначала это незаметно, но с каждым часом проявляется все сильнее и сильнее. Я так устала…
Он никогда до этого не слышал, чтобы она жаловалась. От Зозо можно было бы ожидать большего героизма. Когда ее запас общих мест исчерпался, он сказал:
— Как он сейчас выглядит? — Тэм? Отвратительно!
Она стала агрессивной, и на мгновение в этих останках появилось что-то от былой силы.
— Тебе бы не захотелось этого видеть, и он не хочет видеть тебя.
Самоустранение — неотъемлемое право каждого. Мужчины хотят, чтобы их помнили такими, какими они были. Женщины, конечно, тоже, и тебе нет никакого смысла вторгаться сюда подобным образом.
Смысл… он напрягся, чтобы начать снова думать о смысле своей затеи. Если Тэм уже два года разрушается, то подозрения Вауна не имеют под собой почвы.
Самоустранение комкома в данный момент оказалось не более чем жутким, издевательским совпадением. Но все остальные имеют право жить дальше.
— Мне необходимо поговорить с Тэмом, Зозо. Q-корабль грозит столкнуться с планетой. Смерть угрожает не только тебе и ему. Всем. Всей планете.
Он увидел, как в ее глазах снова вспыхнуло подозрение. Она вспомнила про пистолет и начала медленно поднимать его.
— Почему ты думаешь, что меня послал Рокер? — резко спросил он.
И к чему такая безумная огневая оборона, если все здесь правда?
Складки кожи собрались вокруг глаз.
— Это все Тэм… Он… не бредит… но ему почему-то мнится, что Рокер может прийти за ним.
Прийти за ним? Кому может понадобиться умирающий? И тут Ваун понял, в чем дело, а Зозо сказала вслух.
— Он говорит, что Рокер грозил ему выкачкой мозгов.
Даже в Доггоце Ваун нечасто видел врачей в человеческом обличье, но эта определенно была человеком. Белоснежный халат выпирал в бедрах и на груди.
Белки глаз имели желтоватый оттенок, голова и руки были черны, как уголь, — как и густые волосы. Вспомнив занятия по антропологии, он пришел к выводу, что она является характерным представителем одной из редких элгицских рас. Некоторые нашли бы ее привлекательной. Нет, конечно, это не машина.
Он был без одежды, но стоял по стойке смирно из-за металлических знаков отличия на ее белоснежных плечах. Она была выше него ростом.
Она изучала показания кома, который держала в руках, не обращая внимания на его наготу. Его подобные вещи тоже никогда не заботили. Все его мысли были об одном — он покидает Доггоц. И все-таки для голой задницы в аскетичной комнатке было чертовски холодно.
— Занятно, — сказала она и воззрилась на него желто-черным взором. — Ты необычайно интересный экземпляр, младший матрос. С медицинской точки зрения интересный, я хочу сказать.
Имея такой цвет лица, зардеться она не могла, он тоже не собирался. Если она именно это хотела сказать, то она зря теряет время. Но похоже, что именно это она и хотела сказать.
— Мэм.
Она пожала плечами.
— Тебе предписано принять участие в выкачке мозгов. Ты знаешь, что это собой представляет?
— Да, мэм.
Он подразумевал, что в общих чертах ему это было известно, он догадывался, что это отвратительно, но ради того, чтобы покинуть Доггоц, он был готов на все. На все.
— Мне нужно удостовериться, что ты действуешь по собственной воле, что ты понимаешь, что данная процедура не входит в действующий устав, что ты можешь отказаться от нее без каких-либо отметок в твоем личном деле.
Это когда сам адмирал так пожелал? Ха!
— Я понимаю, мэм.
Она осмотрела его с сомнением. На полных губах появилась тень улыбки.
— Мне кажется, что все-то ты врешь, младший матрос, но все, что ты говоришь, записывается.
— Мэм, — произнес он автоматически. Что бы это ни было, ему хотелось, чтобы они начинали.
— Это будет не больно, но неприятно. Мы обреем тебе голову, понимаешь? И просверлим дырочки в черепе.
— Мэм! — ответил Ваун чуть менее уверенно. Она явно тащилась.
— Очень маленькие дырочки. Размером с волосок. Штук семь или восемь. Через пару дней они заживут, и следа не останется. В процедуре будет принимать участие еще один человек, и то, что будет происходить с ним, гораздо более неприятно, а тебе не будет причинено никакого вреда.
Она сделала паузу, и он еще раз повторил свою мантру:
— Мэм!
Она посмотрела на ручной ком и закатила глаза.
— У тебя есть выдержка. Ладно, можешь надевать штаны.
Она не пошевелилась, поэтому и он тоже. Она снова задумчиво посмотрела на него.
— Младший матрос… Самое ужасное достается донору. Ты должен быть с ним рядом, так что тебе придется посмотреть. Приятного мало. Просто не забывай, что с тобой ничего такого делать не будут. На этот раз он ограничился кивком. Она пожала плечами и отвернулась, как будто собралась уходить, но остановилась и нажала какую-то кнопку на ручном коме.
— Младший матрос… Вы, конечно, знаете о бустере?
Эта черная колода уже начала его доставать, из-за нее он вынужден торчать в холодной комнате. Он сейчас действует по приказу адмирала и недосягаем для наглых пальчиков врачей, а посему впервые в жизни может позволить себе некоторую наглость.
— Бустер — общее название пищевой добавки, необходимой для обмена веществ человека во время его пребывания на чужой планете, содержит важные аминокислоты, витамины и микроэлементы, кроме того, различные препараты, обладающие терапевтическим и профилактическим эффектом, в том числе антигистаминный антидеград…
— Довольно! — оборвала она его. Черный янтарь вспыхнул в ее глазах. — Если ты нуждаешься в дополнительных уколах, младший матрос, я в самом деле могу взять иглу.
— Мэм! — сказал он понимающе. Она усмехнулась.
— Ты вот-вот будешь представлен на комиссии, насколько я понимаю?
— Мэм.
И покину Доггоц!
— Одна из привилегий спейсера — это возможность подбирать свой собственный состав, микс. Кроме тех случаев, когда находишься на задании.
— Мэм.
Она понимающе кивнула, изучая какую-то невидимую ему информацию, и ему вдруг стало интересно. Там, в ее черных, как уголь, руках, был он весь. Все, что способна знать о нем наука, лежало у нее на ладони. И ему было интересно, что там такое она находит для себя интересным.
— Тебе скорее всего никогда не понадобятся добавки для улучшения настроения. Не для протокола, младший матрос… это очень личный вопрос, и ты, если не хочешь, можешь не отвечать. У тебя когда-нибудь были женщины?
— Да, мэм.
Сейчас ему показалось, что он покраснел. Кранц!
— Но не часто? Не часто для здорового двадцатилетнего парня? Невероятно сильного, умного и красивого парня?
— Наверное, так, мэм.
Один раз это было, мэм. На спор, мэм. Они говорили, что у меня не получится, мэм. Я им продемонстрировал, что могу, мэм. Занимайся своими гребаными делишками с мозгом, мэм.
Она посмотрела на ком и сказала:
— А парень когда-нибудь был? Ну, мне известно, что тут, в Доггоце, бывает с новобранцами.
— Нет, мэм.
Это было бы еще более мерзко.
Она кивнула машине, и он с удивлением понял, что она смущена и хочет продолжать разговор не больше него.
— Вот о чем говорят цифры. О том, что физически ты способен, но твое… твое влечение практически не… очень невысоко. Ты знаешь о «закрепителе»?
— Да, мэм.
После отбоя почти все разговоры сводятся к тому, что новобранцы будут делать с «закрепителем», когда вернутся в мир. Женская разновидность называется «размягчитель». За пять лет он ни о чем другом и не слышал.
— Я дам тебе еще один совет, младший матрос, — сказала она как бы своим рукам, — поскольку мне кажется, что этого никто никогда не сделает, врачи-машины не делятся информацией по собственному произволу. Большинство спейсеров добавляют в свой бустер три единицы в день. Машины понимают, что тебе нужно, когда ты просишь «закрепитель». Четыре, может быть, даже пять единиц для вечеринки — допустимо. Что бы там тебе ни рассказывали, почти никто не принимает больше. Шесть или семь — и мужчина становится козлом, он начинает бегать за всем и вся, включая канареек. Как правило, кто-нибудь в конце концов пристреливает его в порядке самообороны. Понятно?
— Да, мэм.
Ваун не сомневается, что покраснел уже до самого паха. И это после пяти лет в Доггоце!
— Тебе бы я выписала начальную дозу в объеме десяти.
— Мэм?
— Можешь поэкспериментировать, но, на мой взгляд, приняв семь, ты приблизишься к нормальному состоянию обычного гражданского мужика, а чтобы стать среднестатистическим похотливым приставалой-спейсером, тебе понадобятся где-то десять. Для вечеринок — двенадцать.
Он кивнул, не понимая, почему оскорблен и зол. Она улыбнулась ему по-настоящему, и очень белые зубы засверкали на очень черном лице.
— Так жить интереснее, младший матрос. Поверь, тебе понравится.
Она сунула ком в карман и отвернулась.
— Приор так и делал, — сказала она через плечо по дороге к дверям. — Иначе у него не получалось. Надевай штаны и выходи.
В Форхиле «закрепителя» не было. Не было вообще никакого бустера.
Медицинские машины замерли, безмолвные и темные, и, как Ваун ни старался, оживить их ему не удалось.
Ну, он не пробудет здесь долго, а один день без бустера не причинит вреда.
Его обмен веществ нарушить намного сложнее, чем у большинства людей, и за один день мало что изменится. А потом он быстро восстановится. Один день без «закрепителя» — это может быть даже полезно, поскольку замену Лэнн он пока не нашел, что означало, что через день-другой женщины начнут странно на него коситься, а мужчины попробуют поприставать. Спейсер без вожделения — это ненормально.
А еще начнут одолевать сны.
Он принял душ, побрился, облачил себя в чистую одежду, принесенную Зозо собственноручно. Потом он пошел в медицинскую комнату, собираясь пройти полный осмотр после катапультирования из торча. Со злобным изумлением уставившись на кучу бесполезного поблескивающего мусора, он примирился с тем, что ему придется походить в синяках до возвращения в Вэлхэл.
На самом деле не синяки его, конечно, тревожили. По правде говоря, его ошеломило состояние Зозо.
Когда эта мысль пришла в голову, он счел ее нехорошей. Как чувствует себя мужчина, когда в конце концов он слышит предупреждение — то самое предупреждение, которого никому не избежать, — о том, что его ежедневная доза консерванта увеличивается?
Сколько лет Тэму?
Сколько лет Вауну?
На него нахлынуло тоскливое воспоминание о злобной издевке Мэви прошлой ночью по поводу того, что его не узнали на вечеринке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51