— Возможно, — словно эхо, повторил Колльберг.
— Гюнвальд не так глуп, как кажется.
— В самом деле?
— Послушай, Леннарт.
— Да?
— Что с тобой, собственно, происходит?
— То же самое, что и с тобой.
— Что же?
— Я боюсь.
На это Мартин Бек ничего не ответил. Отчасти потому, что Колльберг был прав, отчасти потому, что они были знакомы уже так давно и так хорошо знали друг друга, что в большинстве случаев понимали друг друга без слов.
Подгоняемые одной и той же мыслью, они спустились по лестнице и вышли на улицу. Там стоял красный «сааб» с иностранными номерами, который, несмотря на это, принадлежал государственной полиции.
— Этот малыш, как бишь его зовут… — задумчиво сказал Мартин Бек.
— Бу Оскарсон, — сказал Колльберг. — Они зовут его Буссе.
— Да, я с ним общался, но только пару минут. Кто с ним разговаривал?
— Думаю, Сильвия. Или Соня.
Стояла невыносимая жара, и на улицах было безлюдно. Они переехали через Вестерброн, свернули к Полсундет-каналу и продолжили путь по Бергсундстранд. Во время езды они слушали бесконечную болтовню на волне сорок метров.
— Сюда может влезть любой радиолюбитель на расстоянии до восьмидесяти километров, — раздраженно проворчал Колльберг. — Знаешь, сколько стоит изолировать частную радиостанцию?
Мартин Бек кивнул. Он где-то слышал, что это стоило бы каких-нибудь сто пятьдесят тысяч. Которых, естественно, у них не было.
В действительности же он думал о другом. Когда в последний раз они разыскивали убийцу с привлечением всех средств и напряжением всех сил, им понадобилось сорок дней и ночей, чтобы схватить его. Когда в последний раз у них был случай, похожий на этот, им понадобилось десять дней. Теперь убийца нанес удар дважды с промежутком меньше четырех дней. Меландер сказал, что грабителю в парке может повезти пять или шесть раз подряд, что, кстати говоря, вполне соответствовало действительности. Но если бы это оказалось справедливым для того дела, которое они сейчас расследовали, то это уже была бы не математика, а кошмар.
Они проехали по Лильехольмсброн, продолжили путь но Хорнстульстранд, переехали через железную дорогу и выскочили на холм к высотным домам, в места, где раньше стоял городской сахарный завод. В скверике перед домом играли дети, но их было мало.
Они поставили машину и поднялись лифтом на седьмой этаж. Позвонили, но им никто не открыл. Они немного подождали, а потом Мартин Бек позвонил в соседнюю квартиру. Дверь приоткрылась, и выглянула какая-то женщина. У нее за спиной стояла девочка лет пяти-шести.
— Полиция, — сказал Колльберг успокаивающим тоном и показал служебное удостоверение.
— Ах, — перевела дух женщина.
— Вы не знаете, Оскарсоны дома? — спросил Мартин Бек.
— Нет, сегодня утром они уехали. К каким-то родственникам в деревню. Фру Оскарсон с детьми.
— Не сердитесь…
— Сами понимаете, все уехать не могут, — продолжила женщина. — Даже если бы захотели.
— Вы не знаете, куда они уехали? — спросил Колльберг.
— Нет, но в пятницу утром они вернутся. Ну, а потом снова куда-нибудь поедут.
Она посмотрела на него и объяснила:
— У них ведь начинается отпуск.
— Значит, герр Оскарсон дома?
— Ну, он будет дома вечером. Вы можете ему позвонить.
— Мы так и сделаем, — сказал Мартин Бек.
Девочка начала сердиться и тащила маму за юбку.
— С детьми прямо сладу никакого нет, — пожаловалась женщина. — Потому что мы боимся выпускать их на улицу, чтобы они там играли.
— Наверное, их лучше не выпускать.
— Но ведь надо что-то делать, — продолжала тараторить она, — а дети иногда капризничают и не слушаются.
— К сожалению, да.
Они молча спустились в лифте и молча ехали по городу, осознавая, насколько они бессильны и какие противоречивые чувства испытывают к обществу, которое призваны защищать.
Они свернули к Ванадислундену, где их остановил полицейский, не узнавший ни их, ни служебный автомобиль. В парке никого не было видно, кроме нескольких детей, играющих там, несмотря на случившееся. И, конечно же, неутомимых зевак.
На пересечении Оденгатан и Свеавеген Колльберг заявил:
— Я хочу пить.
Мартин Бек кивнул. Они остановились, вошли в ресторан «Метрополь» и заказали по бокалу сока.
Кроме них, в баре сидели еще двое мужчин. Пиджаки они положили на соседние стулья, и это нарушение хорошего тона доказывало, что на улице действительно небывалая жара. Мужчины пили шотландское виски и разговаривали.
— Все это из-за того, что сегодня не наказывают как следует, — утверждал более молодой из них. — Следовало бы публично линчевать.
— Это ясно, — заявил старший.
— Грустно, что приходится такое говорить, но это единственное, что остается делать.
Колльберг открыл рот и собрался что-то сказать, но тут же передумал и залпом выпил целый бокал сока.
Мартин Бек услышал это же мнение в тот день еще раз. В табачной лавке, куда он зашел купить пачку «Флориды». Покупатель, стоящий перед ним, говорил:
— …знаете, что они должны сделать, когда схватят этого негодяя? Его следовало бы публично казнить, причем показать все по телевизору и не делать этого за один раз. Нет, постепенно разрубить его на кусочки и делать это в течение нескольких дней.
Когда он ушел, Мартин Бек спросил продавца:
— Кто это был?
— Его фамилия Ског, — ответил продавец. — У него неподалеку мастерская по ремонту радиоаппаратуры. Очень достойный господин.
Возвращаясь в управление, Мартин Бек думал о том, что в конце концов не так уж и давно были времена, когда ворам отрубали руки. Но ведь все равно воровали. И еще как.
Вечером он позвонил отцу Бу Оскарсона.
— Ингрид с детьми? Я отправил их к ее родственникам в Эланд. Нет, туда нельзя позвонить.
— Когда они вернутся?
— В пятницу утром. А вечером мы сядем в автомобиль и уедем за границу. Черт возьми, не стану же я оставлять их здесь. Здесь страшно.
— Да, — устало сказал Мартин Бек.
Все это произошло во вторник, тринадцатого июня.
В среду не произошло ничего. Жара усилилась.
XIII
В четверг, сразу после одиннадцати, кое-что произошло. Мартин Бек стоял в позе, к которой он привык в последнее время, и опирался правым локтем на металлический шкафчик. Он услышал, как звонит телефон (как минимум уже в семидесятый раз за этот день) и Гюнвальд Ларссон ответил:
— Да, Ларссон слушает. Что? Да, уже бегу вниз:
Он встал и сказал Мартину Беку:
— Это дежурный. Внизу какая-то девушка, она утверждает, что якобы что-то знает.
— О чем?
Гюнвальд Ларссон уже стоял в двери.
— Об этом грабителе.
Через минуту фрёкен сидела у стола. Ей было не больше двадцати лет, но выглядела она старше. На ней были фиолетовые узорчатые чулки, туфельки на высоких каблуках и нечто такое, что этим летом называли миниюбкой. Ее декольте заслуживало внимания, то же самое относилось к пепельным обесцвеченным волосам, огромным накладным ресницам и не слишком скромному слою косметики вокруг глаз. Ротик у нее был маленький и капризный, а грудь смело приподнята бюстгальтером.
— Так что же вы знаете? — немедленно набросился на нее Гюнвальд Ларссон.
— Кажется, вы хотели что-нибудь узнать об этом субъекте из Ваза-парка и Ванадислундена, не так ли? — высокомерно произнесла она. — По крайней мере, я что-то такое слышала.
— Если это не так, зачем же вы пришли сюда?
— Эй, послушайте, не злите меня.
— Ну, так что же вы знаете? — заорал Гюнвальд Ларссон.
— Вы неприятный человек, — заявила фрёкен, — Не понимаю, почему все легавые должны быть такими грубиянами.
— Если вы думаете, что получите вознаграждение, то вы ошибаетесь, — сказал Гюнвальд Ларссон.
— Чихать я хотела на ваши деньги, — заявила фрёкен.
— Зачем же вы пришли к нам? — как можно тише спросил Мартин Бек.
— У меня хватает денег, — добавила она.
Было ясно, зачем она пришла сюда, по крайней мере отчасти, — устраивать сцены, и в этом намерении ее вряд ли сможет что-то поколебать. Мартин Бек видел, как на лбу у Гюнвальда Ларссона вздуваются вены. Фрёкен сказала:
— Я зарабатываю больше вас всех, вместе взятых.
— Да, в полиц… — начал Гюнвальд Ларссон, но вовремя остановился и сказал: — О том, как вы зарабатываете себе на жизнь, нам лучше не говорить вслух.
— Если вы еще раз скажете что-то подобное, я встану и уйду.
— Вы никуда не уйдете, — сказал Гюнвальд Ларссон.
— Разве мы не живем в свободной стране? Я думала, у нас демократия или как она там называется.
— Зачем вы пришли к нам? — уже не так тихо, как перед этим, спросил Мартин Бек.
— А вы бы хотели это знать, да? Вижу, что вы насторожили уши. Я бы с удовольствием встала и ушла, не сказав вам ни словечка.
Лед сломал наконец Меландер. Он поднял голову, вынул изо рта трубку, впервые посмотрел на девушку и спокойно сказал:
— Ну так скажите нам об этом, фрёкен.
— О том, из Ваза-парка и Ванадислундена и…
— Да, если вы действительно о нем что-то знаете, — сказал Меландер.
— А потом я сразу смогу уйти?
— Несомненно.
— Честное слово?
— Честное слово, — заверил ее Меландер.
— И вы не скажете ему, что…
Она пожала плечами, очевидно, подумав о чем-то своем.
— Он все равно сам это вычислит, — сказала она.
— Как его зовут? — спросил Меландер.
— Роффе.
— А фамилия?
— Лундгрен. Рольф Лундгрен.
— Где он живет? — спросил Гюнвальд Ларссон.
— Вапенгатан, пятьдесят семь.
— А где он сейчас?
— Там, — сказала она.
— Откуда вы с такой уверенностью знаете, что это он? — спросил Мартин Бек.
Он заметил, как у нее что-то блеснуло в уголках глаз, и с изумлением понял, что это не что иное, как слезы.
— Еще бы мне не знать, — почти неразборчиво пробормотала она.
— Вы, фрёкен, наверное, сожительствуете с этим субъектом? — сказал Гюнвальд Ларссон.
Она внимательно посмотрела на него и не ответила.
— Какая фамилия на двери? — спросил Меландер.
— Симонссон.
— Чья это квартира? — спросил Мартин Бек.
— Его. Роффе. По крайней мере, я так думаю.
— Ну так все же? — сказал Гюнвальд Ларссон.
— Ну, тот, другой, наверное, сдал ему квартиру. Вы что же, думаете, он такой дурак, чтобы на двери красовалась его собственная фамилия?
— Он в розыске?
— Не знаю.
— Сбежал откуда-то?
— Не знаю.
— Но вы ведь наверняка это знаете, — сказал Мартин Бек. — Может, он сбежал из тюрьмы?
— Нет, не сбежал. Роффе никогда не сидел.
— На этот раз он сядет, — сказал Гюнвальд Ларссон. Она с ненавистью смотрела на него блестящими глазами. Гюнвальд Ларссон быстро засыпал ее вопросами.
— Так значит, Вапенгатан, пятьдесят семь?
— Да. Разве я это не сказала?
— Со двора или с улицы?
— Со двора.
— Этаж?
— Второй.
— Квартира большая?
— Однокомнатная.
— Кухня?
— Нет, только одна комната.
— Сколько окон?
— Два.
— Окна выходят во двор?
— Нет, на солнечный пляж.
Гюнвальд Ларссон прикусил губу. На лбу у него снова начали вздуваться вены.
— Ну-ну, — успокоил его Меландер. — Так значит, у него одна комната на втором этаже и два окна во двор. И вы точно знаете, что в эту минуту он дома?
— Да, — сказала она. — Знаю.
— У вас есть ключи от этой квартиры? — дружеским тоном сказал Меландер.
— Откуда? Ключ только один.
— И дверь, очевидно, заперта?
— Еще бы.
— Она открывается внутрь или наружу? — спросил Гюнвальд Ларссон.
Она ненадолго задумалась. Потом сказала:
— Внутрь.
— Точно?
— Да.
— Сколько квартир в тыльной части дома, со двора? — спросил Мартин Бек.
— Ну, наверное, квартиры четыре.
— А что находится на первом этаже?
— Какая-то мастерская.
— Из окна виден парадный вход в дом с улицы? — спросил Гюнвальд Ларссон.
— Нет, оттуда виден фьорд, — ответила фрёкен. — И королевский дворец. И часть ратуши.
— Достаточно! — заорал Гюнвальд Ларссон. — Уведите ее!
Девушка вздрогнула.
— Секундочку, — сказал Меландер.
В кабинете стало тихо. Гюнвальд Ларссон с любопытством посмотрел на Меландера.
— Мне нельзя уйти? — спросила девушка. — Вы ведь обещали мне, что…
— Конечно же, — сказал Меландер, — понятно, что вы можете уйти. Но вначале мы должны проверить, сказали ли вы нам правду. Это для вашей же пользы. И еще кое-что.
— Что?
— Он в этой комнате, наверное, будет не один, да?
— Да, — тихо сказала она.
— Послушайте, а как вас, собственно, зовут? — спросил Гюнвальд Ларссон.
— Это вас не касается.
— Уведите ее, — сказал Гюнвальд Ларссон.
Меландер встал, открыл дверь в соседний кабинет и сказал:
— Рённ, у нас тут есть одна фрёкен. Она может у тебя немного посидеть?
Рённ появился в дверях. У него были покрасневшие глаза и красный нос. Он окинул взглядом всех по очереди.
— Да, — сказал он.
— Высморкайся, — сказал Гюнвальд Ларссон.
— Я должен предложить ей кофе?
— Думаю, что должен, — сказал Меландер.
Он придержал ей дверь и церемонно произнес:
— Соблаговолите, фрёкен. В дверях она остановилась и окинула ледяным взглядом Гюнвальда Ларссона и Мартина Бека. Очевидно, им не удалось вызвать у нее особой симпатии. Не понимаю, как нас учили здесь психологии, подумал Мартин Бек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25