— Вы можете доставить нас отсюда в штаб-квартиру Администрации Союза?
— Он почесал за ухом.
— Мы на самом кончике Языка. И я знаю эту часть Снэп только по карте. Но чувствователи говорят мне, что мы на самом начале течения Наталь-бета. Оно проходит через Снэп, по нему мы можем добраться до Атлоас-ран, а оттуда до дверей Администрации Союза. Восемнадцатьдвадцать часов полета.
— Тогда летим.
Ридра посмотрела на Батчера. Он не возражал.
— Хорошая мысль, — сказал Брасс. — Примерно половина «Тарика»… гм… лишены тела.
— Захватчики победили?
— Нет. Крибианцы победили. Они наконец поняли, что происходит, поджарили большой корабль, и схватка кончилась. Но еще до этого «Тарик» получил в корпусе дыру, достаточную, чтобы пропустить три корабля-паука. Киппи сказал мне, что все оставшиеся заняты работой, но у них нет двигательной силы.
— А что с Джебелом? — спросил Батчер.
— Мертв, — сказал Брасс.
Дьявол просунул свою белую голову в дверь.
— Вот они.
Брасс взял бутылку и стаканы.
Громкоговоритель: — Батчер, мы видели, как вы схватились с крейсером Захватчиков. Вы живы?
— Батчер жив, шеф.
— Мало кому еще так повезло. Капитан Вонг, я надеюсь, вы посвятите мне элегию?
— Джебел? — Ридра села рядом с Батчером. — Мы немедленно направляемся в штаб-квартиру Администрации Союза. И вернемся с помощью.
— Как вам будет угодно, капитан. У нас тут немного тесно.
— Мы отправляемся.
Брасс был у двери.
— Помощник, парни в норме?
— Присутствуют и пересчитаны. Капитан, вы никому не давали разрешения на пронос на борт шутихи?
— Нет, насколько я помню.
— Это все, что я хотел знать. Pan, ко мне…
Ридра рассмеялась.
— Навигаторы?
— Готовы, — ответил Рои.
Ридра расслышала голос Молли: «Пили така, кулала, милала, милеле…» — Перестаньте спать, — сказала Ридра, — мы стартуем.
— Молли учит нас стихотворению на суахили, ответил Рон.
— О! Чувствователи?
— Ап-чхи! Я всегда говорил, капитан, что нужно держать кладбище чистым… Однажды и вам оно может потребоваться. Джебел этого не учитывает. Мы готовы.
— Пусть помощник пошлет вниз одного из парней со шваброй, Брасс.
— Все проверено и готово, капитан.
Включились стасис-генераторы, и Ридра откинулась в кресле. Внутри нее что-то расслабилось наконец.
— Я не думала, что мы выберемся отсюда, — Ридра повернулась к Батчеру, который сидел на краю кресла, глядя на нее. — Вы знаете, я нервная, как кошка. И чувствую себя не очень хорошо. О, дьявол, этот старт. — С расслабленностью болезнь, которую она так долго отгоняла от себя, начала овладевать ее телом. — Я чувствую себя так, будто разлетаюсь на части. Знаете, когда во всем сомневаешься, когда кажется, что чувства тебя обманывают…
Дыхание причиняло ей боль.
— Я — быть, — мягко сказал Батчер, — а вы — суть.
— Не позволяйте мне сомневаться в этом, Батчер. Я и об этом начала задумываться… Среди моего экипажа есть шпион, я ведь говорила вам об этом? Может, это Брасс, и он швырнет нас в другую Новую? — Болезненность начала переходить в истерию. Она выхватила бутылку из руки Батчера. — Не пейте это! Д… д… он мог отравить нас! — Она неуверенно встала. Все было охвачено красным туманом. — Или один из мертвых. Как… как я мог… могу… сражаться с призраком? — Чувствуя боль в животе, она боролась с тошнотой. С болью пришел страх. Она уже не могла говорить ясно. — У… убить… убить нас! — прошептала она. — Ни вы ни я…
«Уйти от боли, которая являла опасность, а опасность означала тишину.» Батчер сказал:
— Если вы будете в опасности, посмотрите в мой мозг, используйте, как нужно.
Картина в ее мозгу без слов: однажды она, Мулле и Фобо ввязались в ссору на «Танторе». Она получила удар в челюсть и отпрянула назад, и успела увернуться, когда кто-то схватил зеркало с прилавка и швырнул в нее. Ее собственное испуганное лицо с криком летело на нее и ударилось в протянутые руки… И когда она глядела в лицо Батчера сквозь Батчера, сквозь боль и Вавилон-17, это случилось с нею…
Часть четвертая
БАТЧЕР
— Мы только что миновали Снэп, капитан. Хотите выпить?
Голос Ридры: — Нет.
— Как вы себя чувствуете?
Голос Ридры: — Мозг в порядке, тело в порядке.
— Эй, Батчер, кажется у нее уже нет бреда?
Голос Батчера: — Да, нет.
— Оба вы кажетесь чертовски веселыми. Послать помощника взглянуть на вас?
Голос Батчера: — Нет.
— Отлично. Сейчас полет легкий, и я могу выключиться на несколько часов. Что скажете?
Голос Батчера: — А что сказать? — Скажи «спасибо». Вы знаете, я здесь привязан хвостом.
Голос Ридры: — Спасибо.
— Выздоравливайте. Оставляю вас одних. Простите, если прервал.
«Батчер, я не знала! Я не могла знать».
Эхом в их мозгах возник крик.
«Не могла… не мог… Этот свет… Я говорила Брассу, говорила ему, что вы должны говорить на языке без слов „я“, и сказала, что не знаю такого языка: но один такой был, очевидно, Вавилон-17…» Соответственные сипансы гармонически двигались, пока изображение не замкнулось, и она вокруг вне себя создала его, увидела его…
… В одиночке Титана он шпорой царапал на стене карту поверх непристойностей, написанных за два столетия заключенными, карту, которую обнаружили после его побега, и которая увела преследователей в неверном направлении, она видела, как он три месяца шагал по своей четырехфутовой камере, пока не упал от изнеможения и голода.
На тройной веревке из слов она выбралась из тюрьмы: голод, лестница, столб, падать, собираться, отличить, цепи, изменения, шанс…
Он взял свой выигрыш у кассира и был уже готов двинуться по опустевшему коридору казино «Космика» к двери, когда черный крупье преградил ему путь, улыбаясь и глядя на его набитый деньгами мешок.
— Не хотите ли попытаться еще, сэр? Могу предложить такое, что заинтересует игрока вашего класса. — Его проводили к магнитной трехмерной шахматной доске с глазированным керамическими фигурами. Вы играете против нашего компьютера. При каждой потерянной фигуре ставите тысячу кредитов. Если выигрываете фигуру, получаете столько же. Шах дает или отнимает у вас пять тысяч. Мат дает выигравшему тысячу ставок…
Это была игра даже для его чрезмерного выигрыша, а он выиграл чрезмерно.
— Пойду домой и возьму деньги, — сказал он крупье.
Крупье улыбнулся и ответил: — Дом настаивает, чтобы вы платили сейчас…
Ридра следила, очарованная, как Батчер пожал плечами, повернулся к доске и… в семь ходов дал компьютеру «детский мат». Они выдали ему его миллион кредитов — и трижды пытались убить его, пока он добирался до выхода из казино. Им это не удалось, но этот спорт был лучше игры.
Следя за его действиями и реакцией в этой ситуации, ее мозг колотился внутри, изгибаясь от боли или удовольствия, от чуждых эмоций, ибо они были лишены «я» — невыразимы, механически, соблазнительны, мифичны, Б а т ч е р…
Ридра пыталась прервать безудержное кружение.
… Если вы все время понимали Вавилон-17,- бушевало в ее мозгу, — почему вы использовали это для себя во время игры, во время грабежа банка, а днем позже вы утратили все и не сделали попытки вернуть это?
— Зачем? Там не было «я».
Она вела его в мир изумительной обращенной сексуальности. Следуя за ней, он был в агонии.
— Свет… вы делаете… Вы делаете! — кричал он в ужасе.
— Батчер, — спросила она, более привыкшая к эмоциональным водопадам слов, чем он, — на что похож мой мозг в вашем мозгу?
— Яркое, яркое движение, — вопил он в аналитической точности Вавилона-17, грубого, как камень, чтобы выразить многочисленные образы, рисунки, их соединение, смещение и разделение.
— Я — поэт, — объяснила она, моментально приводя в порядок мысленные течения. — Поэт, по-гречески, значит, создатель или строитель.
— Вот оно! Этот рисунок! Ах! Такой яркий, яркий!
— Такая простая семантическая связь? — она была удивлена.
— Но греки были поэтами три тысячи лет назад. А вы поэт теперь. Вы соедините слова на большом расстоянии, и их праздник слепит меня. Ваши мысли — сплошной огонь, даже тени я не могу схватить. Они звучат, как глубокая музыка, которая потрясает меня.
— Это потому, что вас никогда не потрясало раньше. Но я буду мягче.
— Вы так велики внутри меня. Я вижу рисунок, преступное и артистическое сознание встречаются в одной голове с языком между ними…
— Да, я начала думать о чем-то вроде…
— Летят мысли, имена… Видон… ахх! и Водлер. Это древние французские по…
— Слишком ярко, слишком ярко! «Я» во мне достаточно сильно, чтобы выдержать. Ридра, когда я смотрю на ночь и звезды, то это лишь пассивный акт, но вы активны даже взглядом, и звезды окружены еще более ярким светом.
— То, что вы воспринимаете, меняет вас, Батчер. Но вы должны воспринимать.
— Я должен… свет: в вас я вижу зеркало, в нем смешиваются картины, они вращаются, и все изменяется.
— Мои стихи!
Это было замешательство и обнаженность. Определение «я» — точное и величественное.
Ридра подумала: «Я — глаз, орган зрительного восприятия.» Батчер начал: по-английски звучание слов «я» и «глаз» совпадают.
— Вы… вы накаляете мои слова значением. Что меня окружает? Что такое Я, окруженный ВАМИ?
Наблюдая, Ридра видела его, совершающего грабеж, убийство, наносящего увечья, поскольку семантическая важность различия мой и твой была разрушена в столкновении сипансов.
— Батчер, я слышала, как оно звучало в ваших мускулах, это одиночество, которое заставило вас убедить Джебела извлечь наш «Рембо», просто, чтобы иметь кого-нибудь рядом с вами, кто бы мог говорить на этом аналитическом языке, по той же причине вы старались спасти ребенка, — шептала Ридра.
Образы замкнулись в ее мозгу.
Длинная трава шелестела у плотины. Луна Алппо освещала вечер. Плеймобиль гудел. Бачтер с нетерпением коснулся рулевого колеса концом своей левой шпоры. Лил извивалась около него, смеясь.
— Вы знаете, Батчер, если бы мистер Виг подумал, что вы направились сюда со мной, в такую романтическую ночь, он был бы очень сердит. Вы действительно хотите взять меня с собой в Париж?
Безымянная теплота смешивалась в нем с безымянным нетерпением. Ее плечи были влажными под его рукой, ее губы были красными. Она забрала свои волосы цвета шампанского высоко над одним ухом. Ее тело рядом с ним двигалось танцующими движениями, и она не поворачивала к нему свое лицо.
— Если вы обманете меня насчет Парижа, я скажу мистеру Вигу. Если бы я была ловкой девушкой, я подождала бы, пока вы возьмете меня отсюда, прежде чем позволить вам… быть дружественным. — Дыхание ее благоухало в ночи. Он положил ей на плечо руку. Батчер, заберите меня из этого горячего мертвого мира. Болота, пещеры, дождь! Мистер Виг ругает меня, Батчер! Возьмите меня от него в Париж! Не упрямьтесь. Я очень хочу уйти с вами. — Она испустила своими губами смеющийся звук. — Я думаю, я… я вовсе не ловкая девушка.
Он прижался ртом к ее рту… и сломал ей шею ударом ребра ладони. Она упала, глаза ее по-прежнему были открыты. Гиподермическая ампула, которую она собиралась вонзить ему в плечо, выпала из ее руки, покатилась и остановилась у ножных педалей.
Он отнес девушку на плотину и вернулся, по бедра вымазанный тиной. На сидении он нащупал кнопку радио.
— Все кончено, мистер Виг.
— Хорошо. Я слушал, утром можете получить деньги. Очень глупо с ее стороны было пытаться помешать мне.
Плеймобиль двинулся. Теплый ветерок просушил тину на его руках, длинная трава расступалась со свистом.
— Батчер!
— Но это я, Ридра!
— Я знаю. Но я…
— Двумя неделями позже то же самое я проделал с мистером Вигом.
— Куда вы обещали взять его?
— В игровые пещеры Миноса. И однажды я припал к земле…
— … хотя это его тело прижалось к земле под зеленым огнем Крето, дыша широко открытым ртом, чтобы заглушить все звуки, это было ее ожидание, ее страх, который она заставила утихнуть. Грузчик в красном мундире остановился и вытер лоб носовым платком.
Быстро сделал шаг вперед шлепнуть его по плечу.
Грузчик, удивленный, обернулся, и руки сжались вокруг его горла. Шпора вспорола ему живот, его внутренности расплескались по платформе, а затем раздался сигнал тревоги, и пришлось бежать, прыгать через мешки с песком, сорвать цепь и швырнуть ее в изумленное лицо охранника, который повернулся и стоял с распростертыми руками…
— …прорвался и убежал, — сказал он ей, маскировка подействовала, и трессоры не могли следить за мной через лавовые поля.
— Откройте мне, Батчер. Откройте мне весь побег!
— Поможет ли это? Я не знаю.
— Но в вашем мозгу нет слов. Только Вавилон-17, как мозговой шум компьютера, занятого чисто синаптическим анализом.
— Да, теперь вы начинаете понимать…
… Стоял, дрожа, в ревущих пещерах Диса, где он был замурован девять месяцев, ел пищу любимого пса Лонни, потом Лонни замерз, пытаясь перебраться через горы льда, пока внезапно планетоид не вышел из тени Циклопа, и сверкающая Церера загорелась на небе, так что через сорок минут талая вода в пещере доходила ему до пояса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Он почесал за ухом.
— Мы на самом кончике Языка. И я знаю эту часть Снэп только по карте. Но чувствователи говорят мне, что мы на самом начале течения Наталь-бета. Оно проходит через Снэп, по нему мы можем добраться до Атлоас-ран, а оттуда до дверей Администрации Союза. Восемнадцатьдвадцать часов полета.
— Тогда летим.
Ридра посмотрела на Батчера. Он не возражал.
— Хорошая мысль, — сказал Брасс. — Примерно половина «Тарика»… гм… лишены тела.
— Захватчики победили?
— Нет. Крибианцы победили. Они наконец поняли, что происходит, поджарили большой корабль, и схватка кончилась. Но еще до этого «Тарик» получил в корпусе дыру, достаточную, чтобы пропустить три корабля-паука. Киппи сказал мне, что все оставшиеся заняты работой, но у них нет двигательной силы.
— А что с Джебелом? — спросил Батчер.
— Мертв, — сказал Брасс.
Дьявол просунул свою белую голову в дверь.
— Вот они.
Брасс взял бутылку и стаканы.
Громкоговоритель: — Батчер, мы видели, как вы схватились с крейсером Захватчиков. Вы живы?
— Батчер жив, шеф.
— Мало кому еще так повезло. Капитан Вонг, я надеюсь, вы посвятите мне элегию?
— Джебел? — Ридра села рядом с Батчером. — Мы немедленно направляемся в штаб-квартиру Администрации Союза. И вернемся с помощью.
— Как вам будет угодно, капитан. У нас тут немного тесно.
— Мы отправляемся.
Брасс был у двери.
— Помощник, парни в норме?
— Присутствуют и пересчитаны. Капитан, вы никому не давали разрешения на пронос на борт шутихи?
— Нет, насколько я помню.
— Это все, что я хотел знать. Pan, ко мне…
Ридра рассмеялась.
— Навигаторы?
— Готовы, — ответил Рои.
Ридра расслышала голос Молли: «Пили така, кулала, милала, милеле…» — Перестаньте спать, — сказала Ридра, — мы стартуем.
— Молли учит нас стихотворению на суахили, ответил Рон.
— О! Чувствователи?
— Ап-чхи! Я всегда говорил, капитан, что нужно держать кладбище чистым… Однажды и вам оно может потребоваться. Джебел этого не учитывает. Мы готовы.
— Пусть помощник пошлет вниз одного из парней со шваброй, Брасс.
— Все проверено и готово, капитан.
Включились стасис-генераторы, и Ридра откинулась в кресле. Внутри нее что-то расслабилось наконец.
— Я не думала, что мы выберемся отсюда, — Ридра повернулась к Батчеру, который сидел на краю кресла, глядя на нее. — Вы знаете, я нервная, как кошка. И чувствую себя не очень хорошо. О, дьявол, этот старт. — С расслабленностью болезнь, которую она так долго отгоняла от себя, начала овладевать ее телом. — Я чувствую себя так, будто разлетаюсь на части. Знаете, когда во всем сомневаешься, когда кажется, что чувства тебя обманывают…
Дыхание причиняло ей боль.
— Я — быть, — мягко сказал Батчер, — а вы — суть.
— Не позволяйте мне сомневаться в этом, Батчер. Я и об этом начала задумываться… Среди моего экипажа есть шпион, я ведь говорила вам об этом? Может, это Брасс, и он швырнет нас в другую Новую? — Болезненность начала переходить в истерию. Она выхватила бутылку из руки Батчера. — Не пейте это! Д… д… он мог отравить нас! — Она неуверенно встала. Все было охвачено красным туманом. — Или один из мертвых. Как… как я мог… могу… сражаться с призраком? — Чувствуя боль в животе, она боролась с тошнотой. С болью пришел страх. Она уже не могла говорить ясно. — У… убить… убить нас! — прошептала она. — Ни вы ни я…
«Уйти от боли, которая являла опасность, а опасность означала тишину.» Батчер сказал:
— Если вы будете в опасности, посмотрите в мой мозг, используйте, как нужно.
Картина в ее мозгу без слов: однажды она, Мулле и Фобо ввязались в ссору на «Танторе». Она получила удар в челюсть и отпрянула назад, и успела увернуться, когда кто-то схватил зеркало с прилавка и швырнул в нее. Ее собственное испуганное лицо с криком летело на нее и ударилось в протянутые руки… И когда она глядела в лицо Батчера сквозь Батчера, сквозь боль и Вавилон-17, это случилось с нею…
Часть четвертая
БАТЧЕР
— Мы только что миновали Снэп, капитан. Хотите выпить?
Голос Ридры: — Нет.
— Как вы себя чувствуете?
Голос Ридры: — Мозг в порядке, тело в порядке.
— Эй, Батчер, кажется у нее уже нет бреда?
Голос Батчера: — Да, нет.
— Оба вы кажетесь чертовски веселыми. Послать помощника взглянуть на вас?
Голос Батчера: — Нет.
— Отлично. Сейчас полет легкий, и я могу выключиться на несколько часов. Что скажете?
Голос Батчера: — А что сказать? — Скажи «спасибо». Вы знаете, я здесь привязан хвостом.
Голос Ридры: — Спасибо.
— Выздоравливайте. Оставляю вас одних. Простите, если прервал.
«Батчер, я не знала! Я не могла знать».
Эхом в их мозгах возник крик.
«Не могла… не мог… Этот свет… Я говорила Брассу, говорила ему, что вы должны говорить на языке без слов „я“, и сказала, что не знаю такого языка: но один такой был, очевидно, Вавилон-17…» Соответственные сипансы гармонически двигались, пока изображение не замкнулось, и она вокруг вне себя создала его, увидела его…
… В одиночке Титана он шпорой царапал на стене карту поверх непристойностей, написанных за два столетия заключенными, карту, которую обнаружили после его побега, и которая увела преследователей в неверном направлении, она видела, как он три месяца шагал по своей четырехфутовой камере, пока не упал от изнеможения и голода.
На тройной веревке из слов она выбралась из тюрьмы: голод, лестница, столб, падать, собираться, отличить, цепи, изменения, шанс…
Он взял свой выигрыш у кассира и был уже готов двинуться по опустевшему коридору казино «Космика» к двери, когда черный крупье преградил ему путь, улыбаясь и глядя на его набитый деньгами мешок.
— Не хотите ли попытаться еще, сэр? Могу предложить такое, что заинтересует игрока вашего класса. — Его проводили к магнитной трехмерной шахматной доске с глазированным керамическими фигурами. Вы играете против нашего компьютера. При каждой потерянной фигуре ставите тысячу кредитов. Если выигрываете фигуру, получаете столько же. Шах дает или отнимает у вас пять тысяч. Мат дает выигравшему тысячу ставок…
Это была игра даже для его чрезмерного выигрыша, а он выиграл чрезмерно.
— Пойду домой и возьму деньги, — сказал он крупье.
Крупье улыбнулся и ответил: — Дом настаивает, чтобы вы платили сейчас…
Ридра следила, очарованная, как Батчер пожал плечами, повернулся к доске и… в семь ходов дал компьютеру «детский мат». Они выдали ему его миллион кредитов — и трижды пытались убить его, пока он добирался до выхода из казино. Им это не удалось, но этот спорт был лучше игры.
Следя за его действиями и реакцией в этой ситуации, ее мозг колотился внутри, изгибаясь от боли или удовольствия, от чуждых эмоций, ибо они были лишены «я» — невыразимы, механически, соблазнительны, мифичны, Б а т ч е р…
Ридра пыталась прервать безудержное кружение.
… Если вы все время понимали Вавилон-17,- бушевало в ее мозгу, — почему вы использовали это для себя во время игры, во время грабежа банка, а днем позже вы утратили все и не сделали попытки вернуть это?
— Зачем? Там не было «я».
Она вела его в мир изумительной обращенной сексуальности. Следуя за ней, он был в агонии.
— Свет… вы делаете… Вы делаете! — кричал он в ужасе.
— Батчер, — спросила она, более привыкшая к эмоциональным водопадам слов, чем он, — на что похож мой мозг в вашем мозгу?
— Яркое, яркое движение, — вопил он в аналитической точности Вавилона-17, грубого, как камень, чтобы выразить многочисленные образы, рисунки, их соединение, смещение и разделение.
— Я — поэт, — объяснила она, моментально приводя в порядок мысленные течения. — Поэт, по-гречески, значит, создатель или строитель.
— Вот оно! Этот рисунок! Ах! Такой яркий, яркий!
— Такая простая семантическая связь? — она была удивлена.
— Но греки были поэтами три тысячи лет назад. А вы поэт теперь. Вы соедините слова на большом расстоянии, и их праздник слепит меня. Ваши мысли — сплошной огонь, даже тени я не могу схватить. Они звучат, как глубокая музыка, которая потрясает меня.
— Это потому, что вас никогда не потрясало раньше. Но я буду мягче.
— Вы так велики внутри меня. Я вижу рисунок, преступное и артистическое сознание встречаются в одной голове с языком между ними…
— Да, я начала думать о чем-то вроде…
— Летят мысли, имена… Видон… ахх! и Водлер. Это древние французские по…
— Слишком ярко, слишком ярко! «Я» во мне достаточно сильно, чтобы выдержать. Ридра, когда я смотрю на ночь и звезды, то это лишь пассивный акт, но вы активны даже взглядом, и звезды окружены еще более ярким светом.
— То, что вы воспринимаете, меняет вас, Батчер. Но вы должны воспринимать.
— Я должен… свет: в вас я вижу зеркало, в нем смешиваются картины, они вращаются, и все изменяется.
— Мои стихи!
Это было замешательство и обнаженность. Определение «я» — точное и величественное.
Ридра подумала: «Я — глаз, орган зрительного восприятия.» Батчер начал: по-английски звучание слов «я» и «глаз» совпадают.
— Вы… вы накаляете мои слова значением. Что меня окружает? Что такое Я, окруженный ВАМИ?
Наблюдая, Ридра видела его, совершающего грабеж, убийство, наносящего увечья, поскольку семантическая важность различия мой и твой была разрушена в столкновении сипансов.
— Батчер, я слышала, как оно звучало в ваших мускулах, это одиночество, которое заставило вас убедить Джебела извлечь наш «Рембо», просто, чтобы иметь кого-нибудь рядом с вами, кто бы мог говорить на этом аналитическом языке, по той же причине вы старались спасти ребенка, — шептала Ридра.
Образы замкнулись в ее мозгу.
Длинная трава шелестела у плотины. Луна Алппо освещала вечер. Плеймобиль гудел. Бачтер с нетерпением коснулся рулевого колеса концом своей левой шпоры. Лил извивалась около него, смеясь.
— Вы знаете, Батчер, если бы мистер Виг подумал, что вы направились сюда со мной, в такую романтическую ночь, он был бы очень сердит. Вы действительно хотите взять меня с собой в Париж?
Безымянная теплота смешивалась в нем с безымянным нетерпением. Ее плечи были влажными под его рукой, ее губы были красными. Она забрала свои волосы цвета шампанского высоко над одним ухом. Ее тело рядом с ним двигалось танцующими движениями, и она не поворачивала к нему свое лицо.
— Если вы обманете меня насчет Парижа, я скажу мистеру Вигу. Если бы я была ловкой девушкой, я подождала бы, пока вы возьмете меня отсюда, прежде чем позволить вам… быть дружественным. — Дыхание ее благоухало в ночи. Он положил ей на плечо руку. Батчер, заберите меня из этого горячего мертвого мира. Болота, пещеры, дождь! Мистер Виг ругает меня, Батчер! Возьмите меня от него в Париж! Не упрямьтесь. Я очень хочу уйти с вами. — Она испустила своими губами смеющийся звук. — Я думаю, я… я вовсе не ловкая девушка.
Он прижался ртом к ее рту… и сломал ей шею ударом ребра ладони. Она упала, глаза ее по-прежнему были открыты. Гиподермическая ампула, которую она собиралась вонзить ему в плечо, выпала из ее руки, покатилась и остановилась у ножных педалей.
Он отнес девушку на плотину и вернулся, по бедра вымазанный тиной. На сидении он нащупал кнопку радио.
— Все кончено, мистер Виг.
— Хорошо. Я слушал, утром можете получить деньги. Очень глупо с ее стороны было пытаться помешать мне.
Плеймобиль двинулся. Теплый ветерок просушил тину на его руках, длинная трава расступалась со свистом.
— Батчер!
— Но это я, Ридра!
— Я знаю. Но я…
— Двумя неделями позже то же самое я проделал с мистером Вигом.
— Куда вы обещали взять его?
— В игровые пещеры Миноса. И однажды я припал к земле…
— … хотя это его тело прижалось к земле под зеленым огнем Крето, дыша широко открытым ртом, чтобы заглушить все звуки, это было ее ожидание, ее страх, который она заставила утихнуть. Грузчик в красном мундире остановился и вытер лоб носовым платком.
Быстро сделал шаг вперед шлепнуть его по плечу.
Грузчик, удивленный, обернулся, и руки сжались вокруг его горла. Шпора вспорола ему живот, его внутренности расплескались по платформе, а затем раздался сигнал тревоги, и пришлось бежать, прыгать через мешки с песком, сорвать цепь и швырнуть ее в изумленное лицо охранника, который повернулся и стоял с распростертыми руками…
— …прорвался и убежал, — сказал он ей, маскировка подействовала, и трессоры не могли следить за мной через лавовые поля.
— Откройте мне, Батчер. Откройте мне весь побег!
— Поможет ли это? Я не знаю.
— Но в вашем мозгу нет слов. Только Вавилон-17, как мозговой шум компьютера, занятого чисто синаптическим анализом.
— Да, теперь вы начинаете понимать…
… Стоял, дрожа, в ревущих пещерах Диса, где он был замурован девять месяцев, ел пищу любимого пса Лонни, потом Лонни замерз, пытаясь перебраться через горы льда, пока внезапно планетоид не вышел из тени Циклопа, и сверкающая Церера загорелась на небе, так что через сорок минут талая вода в пещере доходила ему до пояса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57