Постепенно он возрос до таких размеров, что я больше не мог переносить его, и мне показалось, что сердце мое вот-вот разорвется.
Холодный порыв ветра пронесся по комнате. Барон поглядел поверх моей головы на дверь.
- Как, это вы?! - произнес он изумленно,- Что вам от меня угодно? Я не ожидал вас в этот час.
Я обернулся. В дверях стоял школьный учитель.
- Вы еще здесь, господин барон? - пробормотал он, едва переводя дыхание.- Я бежал сюда со всей возможной для меня скоростью. Почему вы еще не скрылись? Разве вы не знаете, что там творится?
- Знаю! - торжественно ответствовал барон фон Малхин.- Это звонят колокола, возвещающие приближение огромной процессии крестьян, распевающих гимны Пречистой Деве Марии.
- Деве Марии? - воскликнул школьный учитель.- Колокола? Господи, вы совсем с ума сошли! Да, колокола и впрямь звонят, но они бьют воровской набат. Да, крестьяне и впрямь поют, но только не гимны Деве Марии, а "Интернационал". Они хотят спалить ваш дом, господин барон!
Барон посмотрел на него недоумевающим взглядом и не произнес ни слова.
- Чего вы еще дожидаетесь? - закричал школьный учитель.- Идут ваши арендаторы, господин барон! Ваши крестьяне, вооруженные молотильными цепами и косами. Мы с вами никогда не были друзьями, но сейчас дело идет о спасении вашей жизни. Да перестаньте вы стоять как столб! Выводите из гаража автомобиль и бегите!
- Слишком поздно! - услыхали мы голос пастора.- Они оцепили весь дом. Они не выпустят его.
Опираясь на руку Федерико, пастор медленно спускался по винтовой лестнице с верхнего этажа. Сутана клочьями свисала с его тела, а большой белый в синюю клетку носовой платок, который он прижимал к своей щеке, был запачкан кровью. Из парка и с улицы доносились дикие возгласы и крики. Школьный учитель запер дверь и вынул ключ.
- Они напали на меня и стали избивать,- рассказывал пастор.- Среди них были и женщины. Они приволокли меня в амбар и заперли на замок. Но потом, как видно, они потеряли ко мне интерес, и я потихоньку выбрался.
"Где Бибиш?" - молнией пронеслось в моем мозгу. Во имя всего святого, я должен бежать к ней! Она там, на улице, лицом к лицу с этими взбунтовавшимися и разъяренными мужиками!
- Выпустите меня, я должен бежать к ней на помощь! -закричал я школьному учителю, но тот не обратил на меня никакого внимания.
- Эх, если бы я только мог спустить собак! - сказал барон.
Он вытащил из кармана револьвер и положил его перед собой на стол. Федерико молча стал подле него, и я увидел в его руках исполинский сарацинский меч. Должно быть, он сорвал это совершенно бесполезное оружие со стены кабинета барона.
- Заклинаю вас, господин барон, только не стреляйте! -воскликнул пастор.- Выслушайте этих людей! Попробуйте вступить с ними в переговоры, выиграть время... Жандармы уже выехали сюда.
Я схватил школьного учителя за руку.
- Я хочу выйти! Слышите? Дайте мне ключ! - закричал я.
Но он высвободился, и я тщетно сотрясал запертую дверь.
- Жандармы? Кто вызвал жандармов? - услыхал я голос барона.
- Я,- сказал пастор.- Сегодня я три раза говорил по телефону с Оснабрюком. Два раза утром и один - вечером, совсем недавно.
- Вы вызвали жандармов, ваше преподобие? - воскликнул барон.- Значит, вам было все известно еще днем?
- Да нет же! Я ничего не знал, но я все предчувствовал. Я боялся. Я ведь всегда говорил вам: вы думаете призвать Господа, а придет Молох. Вот Молох и пришел. Слышите, как он беснуется?
Снаружи изо всех сил колотили в дверь кулаками, дубинами и топорами.
Барон взял револьвер со стола и обратился к Федерико.
- Ты пойдешь наверх, в свою комнату,- приказал он.
- Нет,- ответил Федерико.
Барон вздрогнул от этого "нет", как от удара кнутом.
- Ты отправишься наверх и запрешься на ключ у себя в комнате,повторил он.
- Нет,- ответил Федерико.
- Федерико! - воскликнул барон фон Малхин.-Ты забыл, чему я тебя учил? В законах старой Германской империи сказано: "Тот сын, который откажет в повиновении своему отцу, да будет навеки лишен чести, так, чтобы он никогда не смог вновь обрести ее".
- Я остаюсь,- сказал Федерико.
Таким я видел этого мальчика в последний раз, таким он и сохранился в моей памяти: он неподвижно стоял, опершись руками на исполинский меч Гогенштауфенов, и бесстрашно глядел на дверь, вот-вот готовую рухнуть под напором нападающих. В этот момент он напоминал каменное изваяние своего великого предка.
- Отоприте! - раздался снаружи голос, услышав который, я вздрогнул, как от удара электрического тока.-Отоприте, иначе мы взломаем дверь!
То был голос Бибиш.
Мне помнится, что дверь отпер лично барон. В то же мгновение в приемную ворвалось дюжина крестьян, вооруженных топорами, молотильными цепами, ножами и дубинами. В числе первых была - Бибиш! Бибиш со сверкающими ненавистью глазами и резкими складками в углах холодно сжатых губ. За нею следовал князь Праксатин, последний отпрыск рода Рюриков. Он потрясал красным знаменем и пел во всю глотку "Интернационал" на русском языке.
- Ни с места! - закричал барон.- Стойте, или я буду стрелять! Чего вы хотите? Что вам нужно? Как осмелились вы вторгаться в частное владение?
- Мы представляем Революционный Совет морвердских рабочих и крестьян. Мы пришли, чтобы забрать то, что принадлежит нам по праву,-закричал стоявший у дверей мой хозяин-портной.
- Какой вы Совет? Вы сволочи, сброд! - закричал на них барон.Обыкновенные мятежники и пьяные бандиты!
- Вставай, проклятьем заклейменный! - орал князь Праксатин.
Лавочник протиснулся обратно в дверь и закричал стоявшим перед домом крестьянам:
- Он у нас в руках! Мы захватили его!
- Война дворцам! - надрывался князь Праксатин.-Да здравствует экономическое раскрепощение пролетариата! Смерть помещикам!
- Вздернуть его! Повесить! - доносились снаружи разъяренные крики.Деревьев здесь хватает. Да и телеграфные столбы имеются!
- Дети мои! - жалобно кричал пастор.- Ради всего святого, образумьтесь!
- Убейте этого попа! - завизжал чей-то голос; и среди крестьянских голов замелькало искаженное злобой лицо какой-то женщины, размахивавшей ножом.
- Назад! - повелительным тоном крикнул барон фон Малхин, и на мгновение в комнате воцарилась тишина.-Еще один шаг, и я буду стрелять. Если вы хотите мне что-нибудь сказать, то пусть один из вас выступит вперед. Остальные пусть молчат. Вот так! А теперь пусть ваш представитель скажет мне, в чем дело. Ну что, кто будет говорить?
- Я! - сказала Бибиш.- Я буду говорить! Барон фон Малхин наклонился и посмотрел ей в глаза.
- Вы, Каллисто? - воскликнул он.- Вы хотите говорить от имени этой сволочи?
- Я говорю от имени рабочих и крестьян Морведе,-сказала Бибиш.-Я говорю от имени трудящихся масс, которые здесь, как и всюду, страдают от голода, холода и прочих лишений. Я говорю от имени эксплуатируемых и угнетаемых.
Барон фон Малхин сделал шаг по направлению к ней.
- Вы меня обманули, не так ли? - спросил он с ледяным спокойствием.Вы обманывали меня изо дня в день. Вот к чему сводилась ваша работа! Чем вы отравили этих людей? Сознавайтесь!
Он схватил ее за руку. Она высвободилась.
- Поглядите на него! - закричала она крестьянам.- Вот тот паразит, который живет за ваш счет! Вот тот человек, который угоняет последнюю корову из вашего сарая, когда вы не в состоянии уплатить арендную плату за ваше поле и ваш огород. Не проходит дня без того, чтобы вы не голодали по его вине! Не проходит дня без того, чтобы он не обогащался за счет вашей нищеты. Теперь вы стоите с ним лицом к лицу. Так рассчитайтесь же с ним!
- Довольно! - закричал барон.- Прежде всего я должен рассчитаться с вами. Вы обманули меня. Вы уничтожили результаты моих многолетних трудов, свели на нет работу всей моей жизни. Зачем вы это сделали? Кто вам за это заплатил?
Я не знаю, в состоянии ли я воспроизвести с точностью все, что произошло затем. Возможно, хронологический ход событий был несколько иной. Я увидел, что какой-то тяжелый предмет, топор или молоток, пролетел на волосок от головы барона, который тотчас же поднял револьвер и прицелился. Раздался выстрел - и пуля попала в меня, ибо я прикрыл своим телом Бибиш.
Сначала я не почувствовал, что ранен. Крестьяне ворвались в комнату, и я больше не видел барона.
- Назад! - услыхал я грозный окрик Федерико.
- Дети мои, дети мои! - причитал пастор.- Ведь это же смертоубийство! Сейчас сюда прибудут жандармы...
Мимо меня пробежал с окровавленной головой князь Праксатин. Хозяин постоялого двора зашатался от удара, плашмя нанесенного ему Федерико, и повалился на пол.
Кузнец схватил одно из массивных кресел и замахнулся им на Федерико, но я схватил со стола бутылку из-под виски и изо всех сил ударил его по руке. Он вскрикнул от боли и выронил кресло.
Вдруг я ощутил острую боль в плече. Комната заколебалась и пошла кругом у меня перед глазами. Я увидел поднявшийся над моей головой молотильный цеп... Вот-вот на меня обрушится ужасный удар...
- Жандармы! Жандармы прибыли! - воскликнул пастор, и я услыхал сигнальные звуки рожка и слова команды. Цеп все еще висел над моей головой... Затем я потерял сознание.
Глава XXIII
Я лежу, укутавшись в одело, в своей постели. Сестра милосердия на несколько минут открыла окно, и в комнату вливается холодный зимний воздух. Это очень приятно. У меня ничего не болит, и я даже могу двигать рукой. Меня только раздражает, что я небрит,- я ощущаю на своем лице отросшую бороду, а я этого терпеть не могу. Мне хочется встать и пройтись по комнате, но сестра не позволят мне этого и говорит, что необходимо спросить разрешения старшего врача.
Как ненавижу я эту женщину! Она сидит у окна и с шумом потягивает свой утренний кофе. Ее рукоделие лежит подле нее на подоконнике. Вот она глядит на меня поверх чашки с кофе, которую только что поднесла ко рту, и ее глуповатое лицо выражает нечто вроде неодобрения. Должно быть, она желает, чтобы я лежал спокойно, а лучше всего поскорее заснул. Но я не могу спать, я не чувствую себя утомленным, хотя и не мог сомкнуть глаз почти всю ночь.
Я не мог сомкнуть глаз и всю ночь напролет думал. Я видел барский дом, по красноватым стенам которого ползут голые побеги дикого винограда, видел колодец, садовую беседку, четырехугольную колокольню церкви и деревенские домики, над которыми постоянно, день за днем, с утра до вечера, нависает белый туман. Как о потерянном рае вспоминал я о своей бедной и скромной комнатке, в которой Бибиш стала моей любовницей. Бибиш! Как изменилась она в ту страшную ночь! Какое безумие овладело ею? А морведские обыватели! Что побудило их, подобно стае диких волков, напасть на этого безобидного мечтателя барона фон Малхина?
Я не находил ответа на эти вопросы. Я гнал от себя мучительные мысли, стараясь больше не думать об этом. Мне казалось, что на моей груди лежит тяжелый камень, и я никак не могу избавиться от этого бремени.
Только под утро мне удалось заснуть.
* * *
В комнату вошел старший врач со своими ассистентами. На этот раз он не стал менять мне повязку.
- Ну что? Как вы себя чувствуете сегодня? Хорошо ли спалось? Чувствовали боли в голове? Как насчет аппетита? Посредственный, говорите? Ну ничего, со временем он восстановится. И все-таки заставляйте себя есть. Да, о чем же я хотел вас спросить?.. Ага! Что все-таки там у вас произошло с молотильным цепом? Вы обещали мне рассказать об этом.
- Вы же все равно не верите,- сказал я.- Да вы и не хотите верить.
Он погладил свою остроконечную бородку.
- Вы предубеждены против меня,- сказал он.- Я принципиально верю всему, что говорят мои пациенты. Мои пациенты всегда правы.
Однако он больше не вернулся к этой теме. Дав сестре милосердия необходимые указания по поводу моей диеты, он повернулся к дверям и собрался уходить. Я удержал его и попросил прислать мне парикмахера.
- Я распоряжусь на этот счет,- сказал доктор Фрибе и записал что-то в свой блокнот. Старший врач улыбнулся.
- Вот и хорошо! Значит, мы снова возвращается к жизни,- заметил он.Вы начинаете заботиться о своей внешности, а это хороший признак.
Врачи удалились, а пять минут спустя в комнату вошел князь Праксатин о кисточкой и бритвенными принадлежностями в руках.
У него было очень недовольное выражение лица, как если бы возложенное на него поручение было ему чрезвычайно неприятно. Однако он уже неоднократно под разными предлогами заходил в мою палату. Очевидно, его тянуло ко мне - он хотел удостовериться в том, что я его не узнал. При этом он всячески избегал подходить ко мне слишком близко и лишь украдкой, в те мгновения, когда ему казалось, что я не смотрю на него, наблюдал за мною. Впрочем, могло быть и так, что я абсолютно неверно истолковывал его поведение. Может быть, в нем говорили вовсе не недоверчивость и страх? Может быть, он искал удобного случая поговорить со мной тайком? Если ему нужно было мне что-нибудь сказать, то теперь для этого представлялся подходящий момент.
Он склонился надо мною, намылил мне щеки и начал брить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23