Вы ведь не откажетесь? Я буду держать банк.
- Вы очень устали? Или у вас какая-нибудь неприятность? - тихо спросила меня Бибиш.
- Нет уж, вы меня извините, но я играть не стану,- сказал пастор.Прежде я, бывало, поигрывал по вечерам в скат с моими мужичками или в пикет с помещиком. Но теперь...
- Я играю и в пикет,- поторопился заметить русский.
- Я хочу быть вполне откровенным. Мои материальные обстоятельства не позволяют мне более рисковать возможностью проигрыша в карты. Даже в том случае, если играют по самой маленькой. Видите ли, у меня каждый грош на счету.
Пастор говорил правду. Я уже слышал о том, что на свои скромные доходы он содержит многодетную семью брата, недавно уволенного со службы. Для того чтобы как-то свести концы с концами, он сдал почти все комнаты своего дома Бибиш, а сам ютился чуть ли не на чердаке. В той комнате, где Бибиш устроила лабораторию, красовавшиеся на стене распятие и запечатленное неизвестным художником "Святое семейство" с удивлением взирали на колбы, реторты, электрические трубочки, лакмусовую бумагу, комья ваты и наполненные желатином мисочки.
- Ваше преподобие, в том случае, если проиграете, вы всегда можете выдать мне долговое обязательство,- предложил русский.
- Это значило бы злоупотреблять вашей любезностью,- заметил пастор с легкой усмешкой.- Долговое обязательство, снабженное моей подписью, представляет собой меньше ценности, чем чистый лист бумаги. Нет, право, мне не хочется играть.
Русский спрятал карты обратно в карман.
- В таком случае, ваше преподобие, возьмите еще кусочек этого пирога,сказал он.- Он начинен толченой сиренью и ежевичным вареньем. Да и вам, доктор, следовало бы его отведать. Этим вы окажете мне большую честь. Это мое собственное "креасьон" **, работа моих рук. Вы должны знать, что мы празднуем сегодня, так сказать, "знаменательное событие".
- Да,- подтвердил пастор.- Мы тут устроили небольшое импровизированное празднество.
- Дело в том,-продолжал Праксатин,-что сегодня ровно год с того дня, как наше одиночество украсилось появлением Каллисто. Каллисто, разве я не отдал вам свою душу в первый же момент, как увидел вас?
- О да, вы мне ее тотчас же поднесли,- сказала Бибиш,- и она, должно быть, и по сию пору хранится под стеклянным колпаком в лаборатории, если, конечно, не испарилась с того времени.
В ее словах было нечто такое, что пристыдило меня и заставило покраснеть. Разве я, в свою очередь, не "поднес ей свою душу" в первый же момент, как увидел ее? С первого дня мысли мои беспрестанно витали вокруг нее. Ей это было известно, я сам ей в этом сознался. Но раньше я был горд и сдержан. А теперь? Без малейших усилий, несколькими словами, одним подаренным мне взглядом она сокрушила всю мою гордость. Она видела, что я безоружен, и это доставляло ей искреннее удовольствие. Иногда ей нравилось заставлять меня верить в то, что я представляю для нее известный интерес. Но эту веру она внушала мне на какое-то мгновение, после чего неизменно ускользала от меня, как фокусница. Почему же мне стало ясно только сейчас, что ее насмешки относились вовсе не к князю Праксатину?
Я поднялся со стула. Волна грусти и озлобления захлестнула меня.
- Ах, так у вас интимное торжество,- сказал я.- В таком случае я не хочу ему дольше мешать.
Она посмотрела на меня с нескрываемым изумлением.
- Вы уходите? Но почему? Останьтесь еще ненадолго. Что, не можете? Даже если я вас об этом попрошу?
Я не остался. Коротко простившись, я вышел за дверь. С чувством горького удовлетворения я констатировал, что Бибиш больше не делала попыток удержать меня.
Дома я бросился на диван. Все предстало передо мной совершенно в ином свете. Я был сбит с толку, беспомощен и недоволен собой. Я воскрешал в памяти каждое произнесенное Бибиш слово, взвешивал его, так и сяк прокручивал в уме - словом, мучился, как влюбленный первокурсник. У меня раскалывалась голова, и, возможно, меня даже лихорадило. "Даже если я вас об этом попрошу?" - сказала она. Но я все же ушел. Я обидел ее, задел ее самолюбие... "У вас плохое настроение?"... Да, теперь ей не нравится мое плохое настроение... Если бы только я мог загладить нанесенную ей обиду! Что, если прямо сейчас вернуться туда? Захватить с собою немного цветов? "Я только хотел занести вам эти розы, Бибиш. Ведь сегодня годовщина вашего пребывания здесь. Только потому-то я и ушел, а не по какой-либо другой причине". Но где в этой глуши достать розы, да еще зимой? В моей вазе стоят искусственные цветы. Они безобразны и запылены. Почему у барона нет оранжереи? Если бы вместо лаборатории он завел оранжерею... Да, но в таком случае Бибиш не было бы здесь. Сегодня я где-то видел сирень, белую сирень... Где это было? Нет, то была "толченая сирень", его "креасьон". А что если поднести ей мою душу? Она посадит ее под стеклянный колпак и будет разглядывать в микроскоп.
Внезапный стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Вошел тот самый маленький мальчик, который накануне выносил пустые кувшины из пасторского дома. Он долго осматривался, прежде чем заметил меня.
- Добрый вечер,- сказал он.- Вот, барышня просила передать вам это.
Он подал мне записку. Я вскочил с дивана и стал читать:
"Вы сердитесь на меня, а я не знаю за что. Бедняжка Бибиш! Я должна поговорить с вами - желательно прямо сегодня. Я приглашена к барону на обед. Ждите меня в одиннадцать часов у ворот парка. Ждите непременно. Уйти раньше я не смогу".
Слово "непременно" было перечеркнуто и вместо него написано "пожалуйста".
Резкий северный ветер швырял мне в лицо колючий снег. Я изрядно замерз, но продолжал ждать. После того как я простоял у ворот парка четверть часа, пробило одиннадцать часов. Наконец в парке послышался какой-то шум, под чьими-то шагами заскрипел снег, и ворота открылись.
- Кто это там стоит? - раздался голос, и по моему лицу скользнул лучик карманного фонарика.
- А, это вы, доктор! Ночные прогулки в это время года? - спросил барон фон Малхин.
Подле него из темноты вырисовывалась фигура Бибиш -несчастной и смущенной Бибиш. Она посмотрела на меня, как ребенок, опасающийся побоев. "Он настоял на том, чтобы проводить меня, и я ничего не могла поделать",прочел я в ее глазах.
- Пойдемте, доктор, проводим это милое дитя до дому,- сказал барон.
Я ничуть не злился. Я был счастлив, что вижу Бибиш и что между нами все опять по-прежнему. Она сейчас же заметила это и просунула свою руку под мою.
- Вы, однако, умеете быть несносным,-произнесла она тихо, но очень решительным тоном.
* * *
По дороге к пасторскому дому барон без умолку болтал в своей обычной манере.
- Я должен поблагодарить вас, доктор,- сказал он,-за то, что вы помогли мне осуществить мой маленький опыт.
Мною овладело неприятное чувство. Он благодарил меня, хотя я не сдержал своего обещания и, хуже того, обманул его. Может быть, мне следовало тут же сказать ему всю правду, но я подумал, что разумнее будет промолчать.
- Мой пациент был у вас? - осведомился я.
- Да, он с головой засыпал меня библейскими цитатами из Книги Иова и Послания к коринфянам. Он каялся в том, что украл у меня из лесу несколько вязанок дров, а в рождественский сочельник подстрелил козла.
- Вы будете возбуждать против него обвинение?
- За кого вы меня принимаете, доктор? Я ведь не чудовище какое-нибудь! Все произошло приблизительно так, как я и рассчитывал. Он пришел и стал каяться. Я был не совсем убежден, что опыт удастся применительно к отдельной личности. Но он вполне удался.
Мы добрались до пасторского дома. Бибиш стояла, устало прислонившись к дверям, и, судя по всему, боролась со сном.
- Вы устали? - спросил барон.
- Очень,- пожаловалась Бибиш.- Чуть было не уснула на ходу. Я не так привыкла к крепким винам, как... Она запнулась на мгновение, но затем продолжала:
- ...как младший из ваших гостей. Барон улыбнулся.
- Вы можете безбоязненно говорить о том, кого вы у меня встретили. Один из моих гостей был прежде губернатором отдаленной английской колонии. Сейчас он является частным лицом и стоит во главе английского легитимистского движения ***. А вот второй... Эта молодая дама, что стоит тут перед нами и прикрывает рукой рот, чтобы мы не заметили, как она зевает,-так вот, эта молодая дама ужинала сегодня с английским королем.
- С английским королем?! - изумленно переспросил я и посмотрел на Бибиш.
- Да, с Ричардом XI,- сказала она.- Извините меня, я едва держусь на ногах от усталости. Спокойной ночи!
- Но ведь английского короля зовут вовсе не Ричард XI,- сказал я.
- Я имею в виду Ричарда XI из дома Тюдоров,- пояснил барон.- В настоящее время он служит учителем рисования в одной из суссекских женских школ. В глазах английских легитимистов он является законным королем.
* Тридцать одно (фр.) - карточная игра.
** Творение (фр.).
*** Легитимисты - приверженцы свергнутых династий какого-либо государства. Во Франции второй половины XIX в. отстаивали права на престол свергнутой во время июльской революции 1830 года династии Бурбонов, в Англии - права династии Тюдоров, последней представительницей которой была Елизавета I (ум. в 1603 г.).
Глава XII
То обстоятельство, что на пути из дома лесничего в деревню я встретился на опушке соснового леса с бароном, не могло быть простой случайностью. Было недалеко до полудня; барон охотился и даже успел подстрелить ястреба и двух куропаток, но у меня создалось совершенно определенное впечатление, что он намеренно поджидал меня неподалеку от того места, где дорога выходит из лесу. Теперь я знаю, чего ему хотелось: по мере того, как его опыты подходили к концу, он ощущал все большую потребность высказаться. Бывает такое душевное состояние, когда человек, до того обрекший себя на молчание, вынужден заговорить для сохранения своего душевного равновесия. То же случилось и с бароном.
На протяжении целого года он делил свою тайну с Бибиш. Кое о чем он, может быть, говорил и с пастором. Скорее всего пастор его разочаровал. Барон встретил у этого старого человека молчаливое сопротивление, которое был не в состоянии преодолеть. Он искал нового человека, свежего слушателя, которому мог бы во всю широту развернуть свои необычайные планы и помыслы. Ко мне, сыну своего покойного друга, он с первого же дня испытывал доверие.
Я вышел из лесу, и надо мной необъятным куполом раскинулось ясное, голубое небо. Ледяные сосульки на сучьях сосен искрились в свете бледного солнца. Из деревни, красная четырехугольная колокольня которой едва виднелась на горизонте, доносился собачий лай.
Барон увидал меня и направился навстречу по полузамерзшему болоту.
- Доброе утро, доктор,- поприветствовал он.- Не ходите дальше, не то завязнете по колено в снегу. Давайте я проведу вас другим путем.
Сначала он заговорил о своих уехавших накануне гостях, которых мне удалось увидеть лишь мельком, затем перешел на охоту. Некоторое время речь только и шла что о различных породах собак, козлах да шотландских болотных курочках. Сейчас я не могу толкам припомнить, каким образом беседа свернула на политические темы.
Барон фон Малхин признался, что является монархистом и ярым приверженцем легитимистской идеи, которую определил как подчинение высшей воле.
Провидение, пояснял он, с гораздо большей определенностью сказывается в наследственности, чем в воле народа, если таковая вообще существует. Наличие народной воли представляется ему сомнительным и требующим доказательств. Монархия же, по его мнению, не нуждается ни в каком социологическом оправдании - и это касается как прошлого, так и будущего. Не существует какой-то определенной исторической эпохи для естественного установления монархии, нельзя также сказать, что монархия является лучшей формой правления. Просто это единственная законная форма. Вера в монархию является составной частью его религии.
Воззрения эти, да еще высказанные из уст представителя поместного дворянства, не слишком удивляли меня. Но затем он вдруг сказал нечто совершенно необычное. Причем сказал небрежным тоном, как если бы это было нечто само собой разумеющееся и давно известное всем на свете.
- Если Германии и Европе вообще и предстоит еще какая-нибудь будущность, то лишь в связи с восстановлением Священной Римской империи* германской нации.
- Что вы говорите? - воскликнул я с изумлением.- Вы что, всерьез мечтаете о восстановлении Священной Римской империи? Да разве она не являлась на протяжении веков посмешищем всего мира?
Он согласился с этим.
- Да, на протяжении нескольких столетий или, выражаясь точнее, в период господства Габсбургов. В это время она утратила свой смысл, свое содержание, свою мощь. Священная Римская империя может восстановиться только под властью династии, призванной для сего провидением и освященной историей.
- Так значит, вы думаете, что в случае возвращения Гогенцоллернов**...
- Гогенцоллернов? - перебил он меня.- Куда это забрели ваши мысли, доктор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23