Более того, очевидно, этим обвинениям верят!
– Так что же с вами случилось? Приступ диспепсии?
– Возможно. Во всяком случае были боли в брюшной полости. И головокружение.
– Разве, с вами такое бывало и раньше?
– Никогда! – резко ответила д'Обиссон. – Впрочем, меня также никогда не обвиняли в непрофессиональном поведении.
– Марлена слишком впечатлительна. Почему вы принимаете ее слова так близко к сердцу?
– Вы не возражаете, если мы сменим тему? В ее сканограмме нет никаких изменений. Если она была здорова несколько дней назад, значит, она здорова и сейчас.
– В таком случае вы как врач полагаете, что Марлена может продолжать исследование Эритро?
– Поскольку у нее нет никаких заметных отклонений, я не имею оснований запрещать.
– Тогда не хотите ли вы сами предложить Марлене выйти на поверхность планеты?
Д'Обиссон перешла от обороны к наступлению.
– Вам известно, что я разговаривала с комиссаром Питтом, – в голосе д'Обиссон звучал не столько вопрос, сколько констатация факта.
– Да, известно, – спокойно ответил Генарр.
– Он просил меня стать руководителем нового этапа работ по изучению чумы Эритро. Работы будут щедро ассигнованы.
– Ну что ж, это очень хорошая мысль, а вы – самая подходящая кандидатура на место руководителя работ.
– Благодарю. Однако Питт не сместил вас и не назначил меня командором станции. Следовательно, пока вы должны решать, можно позволить Марлене Фишер выходить на Эритро или нет. Мои же функции ограничиваются медицинским контролем в случае появления аномальных симптомов.
– Я намерен разрешить Марлене исследовать Эритро в любое время по ее желанию. Могу ли я заручиться вашим согласием?
– Как вам известно, в моем медицинском заключении говорится об отсутствии у девушки симптомов чумы. Поэтому я не буду возражать, но соответствующее распоряжения должны давать только вы. Если необходим письменный приказ, то он также должен быть подписан вами.
– Но вы не будете пытаться остановить меня?
– На то у меня нет оснований.
Глава 70
Обед подошел к концу; тихо играла успокаивающая музыка. Зивер Генарр, старательно уклонявшийся от опасной темы в течение всего обеда, наконец сказал обеспокоенной Юджинии Инсигне:
– Рэне д'Обиссон говорила то, что думает. Но на такие мысли ее натолкнул Джэйнус Питт.
Беспокойство Юджинии усилилось.
– Ты действительно так думаешь?
– Да, и ты тоже должна это понять. Ты знаешь Джэйнуса не хуже меня. Для нас обстоятельства складываются не лучшим образом. Рэне – высококвалифицированный медик, у нее неординарное мышление, она неплохой человек, но – как и все мы в той или иной мере – тщеславна, поэтому ее можно подкупить. Думаю, она и в самом деле хочет войти в историю как один из победителей чумы Эритро.
– И потому готова рисковать Марленой?
– Я бы не сказал, что в этом она видит какую-то самоцель, но если у нее не будет другого пути, то – да, готова.
– Но ведь должны быть и другие пути. Подвергать Марлену опасности, превращать ее в какого-то подопытного кролика – это чудовищно.
– Но не с точки зрения д'Обиссон и уж тем более Питта. Ведь можно рассуждать примерно и так: допустимо пожертвовать одним человеком ради избавления планеты от чумы и ее превращения в место обитания миллионов людей. Жестокость таких рассуждений очевидна, но будущие поколения могут сделать из д'Обиссон героиню именно за ее жестокость. Они могут согласиться с тем, что, если это неизбежно, вполне допустимо принести в жертву жизнь одного человека или даже тысячи людей.
– Да, потому что это жизнь другого человека.
– Конечно. Сколько существует человечество, столько люди были готовы на жертвы – если в жертву приносятся жизни других. Не приходится сомневаться, что Питт готов на такие жертвы. Или ты не согласна со мной?
– Что касается Питта, конечно, согласна, – горячо ответила Юджиния. – Подумать только, с таким человеком я работала много лет!
– Тогда ты должна знать, что при обсуждении он, вероятно, надежно прикрылся нравоучительными фразами и сказал что-нибудь вроде: «Наша цель – наивысшее благосостояние для наибольшего числа людей». Рэне не скрывает, что во время последнего визита на Ротор она говорила с Питтом, а я совершенно уверен, что он аргументировал свои предложения именно так, возможно, конечно, другими словами.
– А что он скажет, – с горечью заметила Юджиния, – если Марлена заболеет и лишится рассудка, а загадка чумы так и не будет решена? Что он скажет, если напрасно будет исковеркана жизнь моей дочери? И что скажет доктор д'Обиссон?
– Д'Обиссон будет огорчена. Я в этом уверен.
– Потому что она так и не получит наград за победу над чумой?
– Конечно, но она будет огорчена и за Марлену. Осмелюсь предположить, что она даже будет чувствовать за собой вину. Она не чудовище. Что же до Питта…
– Питт – настоящее чудовище.
– Его беда в том, что буквально во всем он видит только одну сторону – свой план развития поселения. Если же для Марлены и для нас все кончится катастрофой, он, без сомнения, скажет, что Марлена почему-то мешала осуществлению его планов и что все случившееся к лучшему для всего поселения. Его не будут мучить угрызения совести.
Юджиния медленно покачала головой:
– Как бы я хотела, чтобы мы ошибались, чтобы Питт и д'Обиссон оказались неспособными на такую жестокость.
– Я бы тоже хотел этого, но я склонен верить Марлене и тому, что она читает на этом языке жестов. Марлена сказала, что Рэне была просто счастлива, когда узнала, что перед ней вроде бы открывается возможность обследовать больного чумой. Думаю, она была права.
– Д'Обиссон утверждала, что если она и рада, то только по чисто профессиональным мотивам, – сказала Юджиния. – В какой-то мере я могу этому поверить. В конце концов, я тоже ученый.
– Конечно, ученый, – отозвался Генарр, и его простое лицо осветила улыбка. – Ведь ты добровольно оставила Солнечную систему и отправилась в рискованное путешествие только для того, чтобы в нескольких световых годах от Солнца получить какие-то новые астрономические данные, хотя знала, что это путешествие может окончиться гибелью всех роториан.
– Мне казалось, что вероятность такого исхода очень мала.
– Достаточно мала, чтобы ты сочла возможным рисковать жизнью своей годовалой дочери. Ты могла бы оставить ее с отцом на Земле, там бы ей ничто не угрожало. Правда, в таком случае ты ее никогда бы не увидела. Но нет, ты осмелилась рисковать жизнью Марлены – и даже не для блага всего Ротора, а только потому, что так было удобнее тебе.
– Зивер, замолчи, – сказала Юджиния. – Это слишком жестоко.
– Я всего лишь хотел показать тебе, что при достаточной изобретательности почти на все можно смотреть по меньшей мере с двух противоположных точек зрения. Например, д'Обиссон говорит, что возможность изучать болезнь доставит ей только профессиональное удовлетворение. А Марлена утверждает, что д'Обиссон вообще настроена недоброжелательно. Опять-таки я склонен больше верить словам Марлены.
– Тогда, мне кажется, д'Обиссон должна сделать так, чтобы Марлена снова оказалась на планете, – сказала Юджиния, и уголки ее губ опустились.
– Подозреваю, что именно этого она и хочет. Но она очень осторожна и настаивает, чтобы такое разрешение дал я. Она даже предложила, чтобы это разрешение было оформлено в виде приказа за моей подписью. Если что-то пойдет не так, за все буду отвечать я один. Она начинает рассуждать, как Питт. Болезнь нашего друга Джэйнуса заразна.
– В таком случае, Зивер, ты не должен разрешать Марлене покидать станцию. Зачем подыгрывать Питту?
– Напротив. Все не так просто. Нам придется разрешить Марлене выходить на Эритро, когда она того захочет.
– Что?
– Видишь ли, у нас нет выбора. И Марлене не грозит никакая опасность. Теперь я начинаю думать, что ты была права, когда предположила, будто бы на планете существует некая всепроникающая форма жизни, которая при желании может каким-то образом проявлять свою власть над нами. Ты сама говорила: стоит нам только попытаться возразить Марлене, как с нами непременно что-то происходит. Это испытали и я, и ты, и охранник. А теперь я своими глазами видел, что случилось с Рэне. Она только попробовала заставить Марлену сделать сканирование мозга, как тут же согнулась вдвое. Потом я убедил Марлену согласиться, и Рэне сразу же стало лучше.
– Вот мы и пришли к тому же. Зивер, если на планете существует враждебно настроенная жизнь…
– Подожди, Юджиния. Я не сказал, что она враждебна. Даже если именно эта жизнь, чем бы она ни была, вызвала, как ты предположила, чуму Эритро, то ведь эпидемия прекратилась. Ты объясняла это тем, что мы заперли себя на станции. Но если бы жизнь Эритро была нашим врагом, она давно уничтожила бы нас и на станции, а не довольствовалась существующим положением, которое я бы мог назвать разумным компромиссом.
– Не думаю, что можно достаточно надежно прогнозировать действия и поступки абсолютно незнакомой нам формы жизни или пытаться угадать ее эмоции и намерения. Возможно, жизнь Эритро думает о чем-то, совершенно недоступном нашему пониманию.
– Согласен, но она не причиняет вреда Марлене. Все ее действия были направлены на защиту девочки, на то, чтобы ей не мешали.
– Допустим, это так, – согласилась Юджиния. – Тогда почему же Марлена испугалась, почему она закричала и побежала назад на станцию? Я ни на секунду не могу поверить ее не слишком убедительному объяснению, будто бы она испугалась тишины и захотела ее нарушить криком и звуком собственных шагов.
– Согласен, в это трудно поверить. Но в данном случае важнее тот факт, что Марлена быстро успокоилась. К тому времени, когда охранники добежали до нее, она была уже в абсолютно нормальном состоянии. Я допускаю, что Марлену могли испугать какие-то действия местной формы жизни – ведь для этой жизни понять наши эмоции так же трудно, как нам разобраться в ее мотивах. Существенно другое: эта форма жизни поняла, что сделала что-то не так, и быстро исправила свою ошибку. Мое предположение объясняет буквально все случившееся и лишний раз свидетельствует о гуманной природе жизни Эритро.
– Зивер, ты, как обычно, склонен думать хорошо обо всех и обо всем, – нахмурилась Юджиния. – Меня твоя гипотеза не удовлетворяет.
– Удовлетворяет или не удовлетворяет, но ты же видишь, что у нас нет возможности возражать Марлене. Если девочка захочет что-то сделать, она это сделает, а осмелившиеся возражать свалятся, хватая ртом воздух или вообще без сознания.
– Но что же это за жизнь? – спросила Юджиния.
– Не знаю.
– Теперь меня больше всего пугает другое: что эта жизнь хочет от Марлены?
– Юджиния, я не знаю, – покачал головой Генарр. И они безнадежно посмотрели друг на друга.
Блуждание
Глава 71
Крайл Фишер задумчиво смотрел на яркую звезду. Поначалу она была слишком яркой, чтобы на нее можно было смотреть в полном смысле слова. Крайл время от времени бросал на звезду мимолетный взгляд, а потом в глазах долго мелькал ее, как говорят офтальмологи, последовательный образ. У Тессы Вендель хватало своих забот, доводивших ее почти до отчаяния, и все же она находила время, чтобы отругать Крайла и предупредить, что он непременно повредит сетчатку. В конце концов Крайл затемнил иллюминатор так, чтобы на яркую звезду можно было смотреть без опасения. Другие звезды превратились в еле различимые тусклые точки.
Яркой звездой было, конечно. Солнце.
Если не считать роториан, что бежали из Солнечной системы, никто из людей не видел свое светило на таком удалении. Сейчас «Суперлайт» находился вдвое дальше от Солнца, чем Плутон в самой удаленной точке своей орбиты, поэтому Солнце казалось уже более или менее обычной звездой, хотя и светило еще в сто раз ярче Луны (если смотреть на нее с Земли), причем весь этот свет был сконцентрирован в одной слепящей точке. Неудивительно, что долго глядеть на Солнце без светофильтра было невозможно.
Положение «Суперлайта» в корне меняло отношение человека к Солнцу. На Земле никто не удивлялся этому светилу. Там смотреть на него не имело смысла; по своей яркости, по положению на небе оно не имело себе равных. Даже ничтожной доли излучаемого Солнцем света, которая рассеивалась в атмосфере Земли и придавала ей синеву, было достаточно, чтобы погасить сияние всех других звезд. Если же из-за отсутствия атмосферы (например, на Луне) другие звезды все же были видны, то все равно рядом с Солнцем они казались настолько ничтожными, что ни о каком сравнении не могло быть и речи.
Только отсюда, из далекого космоса, можно было, наконец, сравнить Солнце с другими звездами. Тесса сказала, что из этой точки пространства Солнце кажется в сто шестьдесят тысяч раз более ярким, чем Сириус – второй по яркости объект на небе, и приблизительно в двадцать миллионов раз ярче самой тусклой звездочки, которую еще можно заметить невооруженным глазом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Так что же с вами случилось? Приступ диспепсии?
– Возможно. Во всяком случае были боли в брюшной полости. И головокружение.
– Разве, с вами такое бывало и раньше?
– Никогда! – резко ответила д'Обиссон. – Впрочем, меня также никогда не обвиняли в непрофессиональном поведении.
– Марлена слишком впечатлительна. Почему вы принимаете ее слова так близко к сердцу?
– Вы не возражаете, если мы сменим тему? В ее сканограмме нет никаких изменений. Если она была здорова несколько дней назад, значит, она здорова и сейчас.
– В таком случае вы как врач полагаете, что Марлена может продолжать исследование Эритро?
– Поскольку у нее нет никаких заметных отклонений, я не имею оснований запрещать.
– Тогда не хотите ли вы сами предложить Марлене выйти на поверхность планеты?
Д'Обиссон перешла от обороны к наступлению.
– Вам известно, что я разговаривала с комиссаром Питтом, – в голосе д'Обиссон звучал не столько вопрос, сколько констатация факта.
– Да, известно, – спокойно ответил Генарр.
– Он просил меня стать руководителем нового этапа работ по изучению чумы Эритро. Работы будут щедро ассигнованы.
– Ну что ж, это очень хорошая мысль, а вы – самая подходящая кандидатура на место руководителя работ.
– Благодарю. Однако Питт не сместил вас и не назначил меня командором станции. Следовательно, пока вы должны решать, можно позволить Марлене Фишер выходить на Эритро или нет. Мои же функции ограничиваются медицинским контролем в случае появления аномальных симптомов.
– Я намерен разрешить Марлене исследовать Эритро в любое время по ее желанию. Могу ли я заручиться вашим согласием?
– Как вам известно, в моем медицинском заключении говорится об отсутствии у девушки симптомов чумы. Поэтому я не буду возражать, но соответствующее распоряжения должны давать только вы. Если необходим письменный приказ, то он также должен быть подписан вами.
– Но вы не будете пытаться остановить меня?
– На то у меня нет оснований.
Глава 70
Обед подошел к концу; тихо играла успокаивающая музыка. Зивер Генарр, старательно уклонявшийся от опасной темы в течение всего обеда, наконец сказал обеспокоенной Юджинии Инсигне:
– Рэне д'Обиссон говорила то, что думает. Но на такие мысли ее натолкнул Джэйнус Питт.
Беспокойство Юджинии усилилось.
– Ты действительно так думаешь?
– Да, и ты тоже должна это понять. Ты знаешь Джэйнуса не хуже меня. Для нас обстоятельства складываются не лучшим образом. Рэне – высококвалифицированный медик, у нее неординарное мышление, она неплохой человек, но – как и все мы в той или иной мере – тщеславна, поэтому ее можно подкупить. Думаю, она и в самом деле хочет войти в историю как один из победителей чумы Эритро.
– И потому готова рисковать Марленой?
– Я бы не сказал, что в этом она видит какую-то самоцель, но если у нее не будет другого пути, то – да, готова.
– Но ведь должны быть и другие пути. Подвергать Марлену опасности, превращать ее в какого-то подопытного кролика – это чудовищно.
– Но не с точки зрения д'Обиссон и уж тем более Питта. Ведь можно рассуждать примерно и так: допустимо пожертвовать одним человеком ради избавления планеты от чумы и ее превращения в место обитания миллионов людей. Жестокость таких рассуждений очевидна, но будущие поколения могут сделать из д'Обиссон героиню именно за ее жестокость. Они могут согласиться с тем, что, если это неизбежно, вполне допустимо принести в жертву жизнь одного человека или даже тысячи людей.
– Да, потому что это жизнь другого человека.
– Конечно. Сколько существует человечество, столько люди были готовы на жертвы – если в жертву приносятся жизни других. Не приходится сомневаться, что Питт готов на такие жертвы. Или ты не согласна со мной?
– Что касается Питта, конечно, согласна, – горячо ответила Юджиния. – Подумать только, с таким человеком я работала много лет!
– Тогда ты должна знать, что при обсуждении он, вероятно, надежно прикрылся нравоучительными фразами и сказал что-нибудь вроде: «Наша цель – наивысшее благосостояние для наибольшего числа людей». Рэне не скрывает, что во время последнего визита на Ротор она говорила с Питтом, а я совершенно уверен, что он аргументировал свои предложения именно так, возможно, конечно, другими словами.
– А что он скажет, – с горечью заметила Юджиния, – если Марлена заболеет и лишится рассудка, а загадка чумы так и не будет решена? Что он скажет, если напрасно будет исковеркана жизнь моей дочери? И что скажет доктор д'Обиссон?
– Д'Обиссон будет огорчена. Я в этом уверен.
– Потому что она так и не получит наград за победу над чумой?
– Конечно, но она будет огорчена и за Марлену. Осмелюсь предположить, что она даже будет чувствовать за собой вину. Она не чудовище. Что же до Питта…
– Питт – настоящее чудовище.
– Его беда в том, что буквально во всем он видит только одну сторону – свой план развития поселения. Если же для Марлены и для нас все кончится катастрофой, он, без сомнения, скажет, что Марлена почему-то мешала осуществлению его планов и что все случившееся к лучшему для всего поселения. Его не будут мучить угрызения совести.
Юджиния медленно покачала головой:
– Как бы я хотела, чтобы мы ошибались, чтобы Питт и д'Обиссон оказались неспособными на такую жестокость.
– Я бы тоже хотел этого, но я склонен верить Марлене и тому, что она читает на этом языке жестов. Марлена сказала, что Рэне была просто счастлива, когда узнала, что перед ней вроде бы открывается возможность обследовать больного чумой. Думаю, она была права.
– Д'Обиссон утверждала, что если она и рада, то только по чисто профессиональным мотивам, – сказала Юджиния. – В какой-то мере я могу этому поверить. В конце концов, я тоже ученый.
– Конечно, ученый, – отозвался Генарр, и его простое лицо осветила улыбка. – Ведь ты добровольно оставила Солнечную систему и отправилась в рискованное путешествие только для того, чтобы в нескольких световых годах от Солнца получить какие-то новые астрономические данные, хотя знала, что это путешествие может окончиться гибелью всех роториан.
– Мне казалось, что вероятность такого исхода очень мала.
– Достаточно мала, чтобы ты сочла возможным рисковать жизнью своей годовалой дочери. Ты могла бы оставить ее с отцом на Земле, там бы ей ничто не угрожало. Правда, в таком случае ты ее никогда бы не увидела. Но нет, ты осмелилась рисковать жизнью Марлены – и даже не для блага всего Ротора, а только потому, что так было удобнее тебе.
– Зивер, замолчи, – сказала Юджиния. – Это слишком жестоко.
– Я всего лишь хотел показать тебе, что при достаточной изобретательности почти на все можно смотреть по меньшей мере с двух противоположных точек зрения. Например, д'Обиссон говорит, что возможность изучать болезнь доставит ей только профессиональное удовлетворение. А Марлена утверждает, что д'Обиссон вообще настроена недоброжелательно. Опять-таки я склонен больше верить словам Марлены.
– Тогда, мне кажется, д'Обиссон должна сделать так, чтобы Марлена снова оказалась на планете, – сказала Юджиния, и уголки ее губ опустились.
– Подозреваю, что именно этого она и хочет. Но она очень осторожна и настаивает, чтобы такое разрешение дал я. Она даже предложила, чтобы это разрешение было оформлено в виде приказа за моей подписью. Если что-то пойдет не так, за все буду отвечать я один. Она начинает рассуждать, как Питт. Болезнь нашего друга Джэйнуса заразна.
– В таком случае, Зивер, ты не должен разрешать Марлене покидать станцию. Зачем подыгрывать Питту?
– Напротив. Все не так просто. Нам придется разрешить Марлене выходить на Эритро, когда она того захочет.
– Что?
– Видишь ли, у нас нет выбора. И Марлене не грозит никакая опасность. Теперь я начинаю думать, что ты была права, когда предположила, будто бы на планете существует некая всепроникающая форма жизни, которая при желании может каким-то образом проявлять свою власть над нами. Ты сама говорила: стоит нам только попытаться возразить Марлене, как с нами непременно что-то происходит. Это испытали и я, и ты, и охранник. А теперь я своими глазами видел, что случилось с Рэне. Она только попробовала заставить Марлену сделать сканирование мозга, как тут же согнулась вдвое. Потом я убедил Марлену согласиться, и Рэне сразу же стало лучше.
– Вот мы и пришли к тому же. Зивер, если на планете существует враждебно настроенная жизнь…
– Подожди, Юджиния. Я не сказал, что она враждебна. Даже если именно эта жизнь, чем бы она ни была, вызвала, как ты предположила, чуму Эритро, то ведь эпидемия прекратилась. Ты объясняла это тем, что мы заперли себя на станции. Но если бы жизнь Эритро была нашим врагом, она давно уничтожила бы нас и на станции, а не довольствовалась существующим положением, которое я бы мог назвать разумным компромиссом.
– Не думаю, что можно достаточно надежно прогнозировать действия и поступки абсолютно незнакомой нам формы жизни или пытаться угадать ее эмоции и намерения. Возможно, жизнь Эритро думает о чем-то, совершенно недоступном нашему пониманию.
– Согласен, но она не причиняет вреда Марлене. Все ее действия были направлены на защиту девочки, на то, чтобы ей не мешали.
– Допустим, это так, – согласилась Юджиния. – Тогда почему же Марлена испугалась, почему она закричала и побежала назад на станцию? Я ни на секунду не могу поверить ее не слишком убедительному объяснению, будто бы она испугалась тишины и захотела ее нарушить криком и звуком собственных шагов.
– Согласен, в это трудно поверить. Но в данном случае важнее тот факт, что Марлена быстро успокоилась. К тому времени, когда охранники добежали до нее, она была уже в абсолютно нормальном состоянии. Я допускаю, что Марлену могли испугать какие-то действия местной формы жизни – ведь для этой жизни понять наши эмоции так же трудно, как нам разобраться в ее мотивах. Существенно другое: эта форма жизни поняла, что сделала что-то не так, и быстро исправила свою ошибку. Мое предположение объясняет буквально все случившееся и лишний раз свидетельствует о гуманной природе жизни Эритро.
– Зивер, ты, как обычно, склонен думать хорошо обо всех и обо всем, – нахмурилась Юджиния. – Меня твоя гипотеза не удовлетворяет.
– Удовлетворяет или не удовлетворяет, но ты же видишь, что у нас нет возможности возражать Марлене. Если девочка захочет что-то сделать, она это сделает, а осмелившиеся возражать свалятся, хватая ртом воздух или вообще без сознания.
– Но что же это за жизнь? – спросила Юджиния.
– Не знаю.
– Теперь меня больше всего пугает другое: что эта жизнь хочет от Марлены?
– Юджиния, я не знаю, – покачал головой Генарр. И они безнадежно посмотрели друг на друга.
Блуждание
Глава 71
Крайл Фишер задумчиво смотрел на яркую звезду. Поначалу она была слишком яркой, чтобы на нее можно было смотреть в полном смысле слова. Крайл время от времени бросал на звезду мимолетный взгляд, а потом в глазах долго мелькал ее, как говорят офтальмологи, последовательный образ. У Тессы Вендель хватало своих забот, доводивших ее почти до отчаяния, и все же она находила время, чтобы отругать Крайла и предупредить, что он непременно повредит сетчатку. В конце концов Крайл затемнил иллюминатор так, чтобы на яркую звезду можно было смотреть без опасения. Другие звезды превратились в еле различимые тусклые точки.
Яркой звездой было, конечно. Солнце.
Если не считать роториан, что бежали из Солнечной системы, никто из людей не видел свое светило на таком удалении. Сейчас «Суперлайт» находился вдвое дальше от Солнца, чем Плутон в самой удаленной точке своей орбиты, поэтому Солнце казалось уже более или менее обычной звездой, хотя и светило еще в сто раз ярче Луны (если смотреть на нее с Земли), причем весь этот свет был сконцентрирован в одной слепящей точке. Неудивительно, что долго глядеть на Солнце без светофильтра было невозможно.
Положение «Суперлайта» в корне меняло отношение человека к Солнцу. На Земле никто не удивлялся этому светилу. Там смотреть на него не имело смысла; по своей яркости, по положению на небе оно не имело себе равных. Даже ничтожной доли излучаемого Солнцем света, которая рассеивалась в атмосфере Земли и придавала ей синеву, было достаточно, чтобы погасить сияние всех других звезд. Если же из-за отсутствия атмосферы (например, на Луне) другие звезды все же были видны, то все равно рядом с Солнцем они казались настолько ничтожными, что ни о каком сравнении не могло быть и речи.
Только отсюда, из далекого космоса, можно было, наконец, сравнить Солнце с другими звездами. Тесса сказала, что из этой точки пространства Солнце кажется в сто шестьдесят тысяч раз более ярким, чем Сириус – второй по яркости объект на небе, и приблизительно в двадцать миллионов раз ярче самой тусклой звездочки, которую еще можно заметить невооруженным глазом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63