Осматриваю местность с точки зрения выгодной позиции снайпера (как я бы сам выбирал место для засады). Через несколько минут тщательнейшего осмотра близлежащих окрестностей намечаю в лесу подходящие три точки. Пронаблюдав за каждой по очереди, прихожу к выводу, что, скорее всего, противник находится правее, градусов тридцать от дороги. Падает некрупный снег, и хотя это несерьезная помеха, тем не менее видимость при возможном расположении снайпера на приличном удалении от коттеджа затруднена, вдобавок следует учитывать и мешающие стволы деревьев. Тем самым сектор обзора для меня сокращается приблизительно до пятидесяти метров. Натыкаюсь взглядом на небольшой занесенный снегом завальчик из кустарника и деревьев неподалеку от дома. Завал находится как раз в удобном месте на небольшой высотке или холме. Следов человека на снегу возле холма не замечаю, но ведь они могли зайти и с другой стороны. Пытаюсь обнаружить хоть какие-то признаки засады. Всматриваюсь, пока падающий снег не начинает рябить в глазах с интенсивностью помех на экране телевизора. Приходится ненадолго отвлечься. Нужен бинокль, да где его взять? Регулирую жалюзи, улучшая себе видимость, чтобы можно было в случае необходимости стрелять, отойдя от окна на пару шагов. Прицел у гипотетического снайпера, скорее всего, четырехкратный, стандартный для СВД, и через окно плюс снег да жалюзи он меня засечь в глубине помещения не может.
Ага, вот он, родимый! И не один! Замечаю шевеление в темном проеме за старым стволом поваленной сосны. Там они, голубчики. Вот теперь я знаю, где их искать. Всматриваюсь внимательнее и уже точно определяю месторасположение снайперов.
О'кей, ребята, вы мне помогли… Спускаюсь на первый этаж и подзываю Леву. Седой что-то выспрашивает у смиренно сидящих напротив него толстяков. Просто идиллия какая-то домашняя, если не знать, сколько жмуриков в комнате охраны. «Спортивного» Лева уже вытащил из гостиной.
— Ну как? — спрашивает тихо Лев, подходя.
— Я их засек.
Проходим к окну. Объясняю Леве, куда ему нужно будет смотреть. Затем он аккуратно высовывается из-за гардины, замирает на пару минут. Отойдя, показывает мне большой палец:
— В яблочко! Сейчас мы их уделаем.
Объясняю ему свой план. Лева согласен. Другого выхода у нас нет. Он остается внизу, я снова поднимаюсь на чердак, прихватив еще пару автоматных рожков охранников дома; у всех были автоматы Калашникова, и если толстяк говорит о длинноствольном карабине, то наверняка это «эсвэдэха». У окна нужно вести себя поаккуратней — коттедж выложен из бруса и от выстрела СВД стена не спасет. На тысячу двести метров СВД пробивает бронежилет, на двести метров кирпичную кладку толщиной в двенадцать сантиметров минимум, а эту стену прошьет, как картонку. Если за завалом действительно опытный снайпер, он уже мог бы заметить изменение в расположении планок жалюзи чердачного окна. Я бы заметил.
Прохожу вдоль стены и, просунув лезвие ножа между планками, пробую стекло на звук. Все нормально, стекло ничего выдающегося собой не представляет. Если уж стены не из бетона, то и стекло нет смысла бронировать. Рамы двойные, но наружное стекло сомнений не вызывает. Отхожу в глубину помещения на пару шагов. Люди за завалом на месте. Теперь, когда я обнаружил их лежбище, мне легче различить контуры двух голов. На парнях, видимо, маски.
Сейчас важно, чтобы Лева успел добежать до завала, — а для этого мне придется израсходовать парочку рожков, стреляя без перерыва и как можно точнее. Именно потому, что стрелять мне придется по возможности прицельно, я буду с минуту открыт для тех парней. Автомат, который у меня в руках, не пристрелян мной, и судить о его бое я смогу лишь, так сказать, «в процессе», после восьми-десяти выстрелов, учитывая жалюзи как реальную помеху. Вскидываю АКМС к плечу. Задерживаю дыхание, подвожу планку под бревно — поехали! Первая серия — три выстрела. Стекла лопаются и осыпаются вниз. Разрываю пелену осколков стекла и жалюзи длинной очередью. Подбегаю ближе к окну, быстро сменив рожок, бью уже прицельно, накрывая завал свинцовым ливнем. Лева по-спринтерски несется не пригибаясь к обнаруженной засаде. Втыкаю новый рожок. За завалом тишина. Прикрываю Леву почти до самой точки его подхода. Лев с двумя пистолетами в руках, промчавшись по неглубокому снегу, в прыжке скрывается за завалом. Слышна серия его быстрых выстрелов с двух рук. Через несколько секунд над завалом появляется голова Левы, — подняв руку известным жестом, он показывает мне, что все в порядке. Вот и ладненько. Можно и перекурить это дело. Спускаюсь к Седому. В гостиной толстяки сидят как на иголках. Седой резко оборачивается, но, увидев мою расслабленную походку, автомат в руке — стволом вниз, молча кивает. Ему очень некогда, он занимается своими жирными баранами. О чем же они разговаривали? Жаль, не слышал.
Возвращается Лева, довольный и румяный, как после лыжной прогулки.
— Я в них всадил по парочке, да это уже было лишнее. Ты их, судя по всему, первой очередью срубил. Все в голову, как в аптеке… — ржет Лева, хлопая меня по плечу.
Седой упруго поднимается с кресла и идет к двери.
— У нас все… — бросает он на ходу. — Приберите здесь…
Толстяки застывают в ужасе от его слов.
— Женя! — кричит пронзительно один из них, вскакивая с дивана. — Я ведь тебе еще нужен!!!
Седой, которого, оказывается, зовут Евгением, хмыкает, не оборачиваясь, и выходит из гостиной. Один из толстяков вдруг срывается с места. Такой прыти я от него не ожидал. Куда толстяк спешит, я знаю. Решил подобрать с пола пистолетик. Лева поднимает свою «беретту».
— Подожди, дай ему шанс, — говорю спокойно Льву.
Напарник опускает «беретту».
— А если у него были призы по стрельбе? — беспокоится он за возможный исход эксперимента.
Толстый, пыхтя, добегает наконец до пистолета и с довольной рожей поднимает его с пола.
— Все может быть, — пожимаю плечами, наблюдая за дальнейшими действиями толстяка.
А занимается он ерундой. Впрочем, это, может быть, нервы у него сдали.
Наставив на нас ствол, он жмет на курок. Выстрелов нет. Мы стоим, не двигаясь, ждем.
— Может, ему подсказать? — спрашивает Лев, повернувшись ко мне и показывая на толстого рукой.
Двое других пухляков оцепенели в ожидании.
— Скажи ему, — разрешаю Леве, — а то он его сломает…
Лева кричит толстяку:
— С предохранителя, мать твою, сними!
Толстяк наконец понимает, что нужно сделать, но, пока он возится с пистолетом, тот чуть не вываливается у него из рук.
Я жду. Лева, опустив голову, проверяет патроны в обойме «беретты», вытянув ее из ручки пистолета. На толстого он не обращает внимания. Два хлопка, и пули, подвякнув, проносятся рядом с нами. Срезаю толстяка короткой очередью навскидку. Лева быстро всаживает по пуле в головы оставшимся двоим.
— А ты азартный, Парамоша… — говорит он мне словами булгаковского генерала Чарноты. — У тех, за завалом, был сотовый…
Насколько я только что уяснил, Лева азартен не меньше.
Понятно. Прихватываем с собой еще один АК и подбираем рожки. На выезде можем и нарваться.
Седой ждет нас в машине. Забираемся на свои места.
— Неплохо поработали, мальчики, — одобрительно говорит Седой. — Но, возможно, это еще не все.
— Посмотрим, — отвечает ему в тон Лев, выводя БМВ на дорогу с территории коттеджа.
Вытащив из «бардачка» изоленту, скрепляю по два рожка вместе для своего и Левиного автомата. Насколько я знаю, наша «бомба», сделанная по спецзаказу, имеет бронированную защиту по шестой степени. Такую броню возьмет только пулемет. Эта мысль немного успокаивает, но ровно настолько, чтобы не чувствовать себя в тачке как в мышеловке. Не будем пока думать о гранатометах и прочей пакости помощнее, способной превратить и броню в груду обожженного металлолома.
У выезда на основную трассу, вливаясь в поток транспорта, видим, как мимо нас проскакивают несущиеся со стороны города три джипа «шевроле блейзер». Стекла у них слишком затонированы, чтобы была возможность увидеть, сколько там народа и какого. Но, собственно, это уже и не важно. Ребята опоздали. Кто не успел, тот точно опоздал… Умная мысля идеально отражает ситуацию. Смотрю в зеркало заднего вида — джипы скрываются за поворотом дороги. Даже если они сообразят развернуться и пустятся в погоню, нас им определенно не догнать. Рвем когти.
Две недели отдыхаю без проблем. Однако из дома-замка после нашего вояжа под Гатчину выезжал пока только раз — сопровождал Полынского и Седого в аэропорт. Лева тоже остался в «замке». Наши мафиози улетели с какими-то двумя типами, которых ни один словесный портрет не возьмет, настолько они безлики. Скорее всего, эти двое выполняют функции охраны наших шефов за рубежом. Если верить Полынскому, то он каким-то образом устроил мои «старые дела» так, что теперь мне можно не опасаться преследования ментов. Проверить я это еще не могу. И на связь с Румянцевым выходить тоже рано. Возможно, его люди где-то рядом, но обнаружить их трудно. Во всяком случае, ни я, ни Лева слежки за нами не замечаем. Может, ее просто нет? У меня пока мало свободы в передвижении, поэтому, если я попытаюсь связаться со своими, риск будет неоправдан. Не верить Полынскому у меня оснований нет. Что ни говори, а он и Седой — люди дела и слов на ветер не бросают, в этом я убеждаюсь все больше.
Дни проводим в совместных тренировках в изумительно обустроенном тире. О таком тренажере даже спецслужбы могут только мечтать. Здесь реально можно модулировать практически любые возможные огневые контакты с любым количеством противников и в таких условиях, какие только способна создать наша фантазия. Тир имеет несколько залов, рабочая площадь его как два хороших ангара в длину и столько же, если не больше, в ширину. Высота варьируется в зависимости от предназначения зала, где могут имитироваться тренажерные куски высотных домов. Из закрытых тиров я нигде подобного еще не встречал.
Для меня и Левы тренировки — сплошное удовольствие. По двенадцать, а то и четырнадцать часов не вылезаем из тренажерного уровня и даже едим здесь, как в полевых условиях, но, правда, с комфортом. Пару раз в неделю с нами тренируются и другие парни из охраны. Полынский лично попросил, чтобы мы поднатаскали их, привили им необходимые профессиональные навыки, которые ни в армии, ни даже в спецназе не подают на блюдечке.
Кто-то из ребят служил в диверсионных подразделениях десантуры и морпехов, кто-то во внутренних войсках. Почти все они — бывшие офицеры, брошенные родиной на произвол судьбы. Я, разумеется, не особо стараюсь пополнить запас знаний и умений этих мальчиков. Полынскому это, может, и надо, а вот мне ни к чему. Лева видит, что я филоню, но понимает это по-своему, он думает что я, серьезный спец, не желаю делиться секретами искусства выживания со случайными людьми. Он мне иногда подыгрывает, и мы преподносим самые простые вещи, неизвестные этим мальчикам, как нечто из ряда вон выходящее. Леве это нравится. Из разговоров с ним я понял, что он прошел подготовку в спецназе бывшего КГБ, а потом работал на ФСБ. Да это и заметно по уровню его тренировок, во время которых он иногда проделывает почти невозможное. Обо мне Лев составил положительное мнение после операции с толстяками. Мы не спрашивали друг друга, кто чем занимался раньше, но в тире поделились кое-каким опытом, приобретенным в тех или иных операциях.
Уезжая, Полынский сказал, что и в дальнейшем нам придется работать с Левой в паре, и это устраивает нас обоих. Мы понимаем друг друга с полуслова, полужеста. Лева балагур и любит жить весело. Я уверен, мы сработаемся. Единственное, чего бы мне не хотелось, так это оказаться с ним по разные стороны барьера. Мне кажется, если такая ситуация возникнет, я не смогу выстрелить в этого парня, ставшего мне другом. Готов поручиться, что и Леву посещают аналогичные мысли. Спецы нашего профиля и класса думают одинаково, иначе слаженная война в четыре руки не получилась бы. Отличаемся мы друг от друга лишь скоростью мысли и исполнения. Побеждает среди нас тот, кто сможет оказаться быстрее во всем.
Для себя в качестве постоянного оружия я выбрал хорошо знакомый «Глок-18», и Лева, поработав с этой машинкой, в конце концов отказался от своей тяжелой «беретты».
Австрийский «глок», кроме боевых его частей, сделан из суперпрочной армированной пластмассы, поэтому его корпус не подвержен быстрому износу и ржавчине. В разборке он очень прост, так как не имеет ни одного узла с винтами. Ствол длинный, как у ТТ. При боевом комплекте с девятнадцатью патронами весит не больше «макара». А скорострельность в автоматическом режиме сравнима только с авиационным пулеметом — тысяча триста выстрелов в минуту при установке обоймы на тридцать три патрона. Такой скорострельности нет даже у современных автоматов. Имея по «глоку» в каждой руке, можно и в одиночку вести серьезные боевые действия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36