Да и рожа у него разрисована внушительно, как у индейца на тропе войны, правда, не краской, а всевозможными шрамами. Боксерская походка и повадки душегуба с большой дороги. Детина даже пиджак на груди не может нормально застегнуть, настолько он широк для своей одежки.
— Ты чей, парень? — спрашивает он, подходя и грузно присаживаясь рядом на стул.
С удивлением отмечаю, что стул выдерживает его нешуточный вес. Голос у монстра вполне нормальный и даже интонации спокойные. Умеет держать себя в руках. Парень, понятно, решил для начала выяснить, не принадлежу ли я к какой-нибудь из питерских группировок, чтобы на всякий случай избежать ненужного конфликта в будущем. Время теперь такое — считаться со многими приходится, даже если этого и не очень хочется.
Смотрю ему в глаза, они у него серые и невыразительные. Чего-то в них не хватает. Ума, что ли?
— Ничей я, дядя. Сам по себе. Понял? — говорю тихо. — О чем у тебя базар, мальчик?
Бык не дергается, уверен в себе.
— Просто перейди в другой зал. Какая тебе разница? — просит он дипломатично и даже по-доброму.
Официантка испарилась. Значит, кормить меня сегодня не собираются. Мотаю головой отрицательно.
— Не… Слышь, мне и здесь неплохо, приятель. Я — буду — кушать — здесь, — чуть ли не по слогам отвечаю и тянусь за пачкой сигарет, лежащей на столе передо мной.
Бык протягивает свою лапу и накрывает мою кисть. Лапка у него — мама не горюй! Чувствую, как моими же пальцами пачка раздавлена всмятку. Бычара продолжает давить на руку — весь напрягся и внимательно наблюдает за моей реакцией. Я улыбаюсь. Ну не совсем, конечно, улыбаюсь — скорее скалюсь, как волк перед прыжком. Улыбка у меня явно не голливудская, но быку это, собственно, по барабану. Одна рука у меня свободна, ее я и пускаю в ход. Действую, как всегда, эффективно. Промышленный пресс перестал работать над моей рукой, и весь его механизм вместе с внушительным корпусом загремел со стула на пол. Теперь это просто металлолом. Пока приятель рухнувшего быка сообразил, что произошло, и рванулся ко мне через зал, я успел взглянуть, как обстоит дело с моей рукой, побывавшей в тисках. Вроде функционирует. Вижу вытянувшуюся морду директора ресторана и удивленный взгляд босса в сером костюме.
Гостей встречают по-разному. Кого с радостью, как старых друзей, кого с кислой миной и так далее. Я встречаю второго охранника благожелательно, принимаю его на правую ногу, слегка обрабатываю голову с двух сторон и отправляю бычка в обратную дорогу.
Маршрут бычара выбирает произвольный, сносит три столика по пути, прежде чем устраивается возле дальней стены, грохнувшись спиной о решетчатую деревянную стенку, с которой тут же в соответствии с законами земного притяжения ему на голову падает здоровенный цветочный горшок с геранью. Горшок разлетелся вдребезги, вывалив кучу влажной земли на морду охранника, и прикрыл ее заботливо зеленым растением. Маленькие похороны большой головы. Небольшой разгромчик, который я тут учинил, принес мне некоторое облегчение. Ну а что еще делать, раз не кормят, сволочи?
Мужик в сером смотрит на меня уже с интересом. Его компаньон вжался в стул и думает-гадает, наверно, кому из них, оставшихся, придется первому получить на орехи. Директор исчез. В зал влетели охранник и швейцар. У охранника в руке пушка «Макаров». Неплохая машинка для ближнего боя, если ею умело пользоваться. Охранник, судя по его движениям, мало что умеет. Во всяком случае, пока он строил из себя крутого мэна перед безоружным посетителем, резко стартовала, не без моей, конечно, помощи, с одного из столиков тяжелая хрустальная пепельница и вошла в контакт с его рожей. Пятнистый супермен, хрюкнув, развалился на полу, потеряв и пистолет, и сознание. Швейцар, молодой парень, похоже, знает толк в восточных единоборствах. Приняв стойку и прокричав что-то устрашающее, парнишка подпрыгнул и в воздухе попытался провести удар ногой мне в голову. Задумано было неплохо, а вот исполнение… Я даже разрешил ему приземлиться и лишь после того, как он коснулся подошвами пола, влепил дурачку ладонью в лоб. Приятных сновидений, малыш из гардероба! Пусть тебе приснится Брюс Ли или Чак Норрис. Пожалуйся им на меня.
Приглушенный топот ног по мягкому покрытию пола в большом зале вызывает у меня некоторый интерес. Ба! Знакомые все лица! Я несколько удивлен — три милиционера влетают в зал. Очень оперативно работают блюстители порядка. У всех троих в руках дубинки. И надо полагать, дубинками этими они намерены поколотить именно меня. Сержантский состав патрульно-постовой службы горит справедливым гневом по отношению к нарушителю спокойствия. И сейчас они будут окучивать меня, почковать, заковывать в железо. Посмотрим, как это у них получится. Раз-два — начали? Ухожу влево и, пропустив над собой со свистом рассекшую воздух дубинку, слегка упираюсь напряженными пальцами в солнечное сплетение сержанта. Этот теперь не боец. На выходе из нижнего положения корпуса отработал ногой нижний уровень второго и, легко выбив дубинку у третьего, коротким тычком пальцев в шею возле уха отправил его досматривать утренние сны, уж больно вид у парня был вялый и сонный. Хрен с ними, пора уходить. Помахав пальчиками сидящим в ступоре бизнесменам, я уж было собрался отчаливать, но передумал. Поднимаю руки вверх над головой. Делаю я это, конечно же, лишь потому, что на меня серьезно смотрит ствол автомата — это в дверном проеме между залами появился еще один, четвертый, мент. Выходит, пэпээсников было четверо.
Похоже, мент плохо понимает, что ему делать в сложившейся ситуации.
— Руки над головой! Лечь на пол! — хрипит он с каменным, неестественно побледневшим лицом и весь трясется, и, если я промедлю хотя бы полминуты, он точно нашпигует меня свинцом под завязку. Такое удовольствие я ему доставить не могу и не хочу, поэтому послушно выполняю приказ. Покрытие пола ворсистое и теплое, но, блин, брюки ведь помнутся! Пэпээсник, не приближаясь ко мне, окликает своих поврежденных приятелей. Те, кого я слегка приглушил, начинают шевелиться. Пока я прикидываю, что может быть дальше, получаю, нехилый удар дубинкой по почкам. Это, конечно, только начало… Прихожу в себя уже в ментовской машине. Ощущение такое, будто по мне полдня ходили демонстранты, а потом проехал бульдозер.
В «козле» растрясло основательно, и, когда подкатили ко входу в отделение, я почувствовал даже некоторое облегчение — наконец-то можно будет выбраться из этого дребезжащего всеми своими железяками совдеповского рыдвана. Наручники, сцепившие руки за спиной, не дают никакой возможности почесать нос, который чешется, зараза! Пытаюсь успокоить зуд о воротник крутки.
— А ну давай вылазь, сучара! — рявкает мент, открывая дверцу «стакана» «уазика» и держа наготове в одной руке «калаш». Бздит, и правильно делает — это тебе не торговок обносить на бабки и фрукты.
— Сучара — это ты, козел, — мило щерюсь ему в ответ, ставя одну ногу на потрескавшийся, в мелких выбоинах асфальт.
Взбешенный мент пытается схватить меня за воротник куртки — ага, схватил, рванул… По идее, я должен был упасть. Перебьется, я и пешком постою, тем более уже пришел в себя. Скованные руки за спиной — это, конечно, неудобно, но координацию я пока не потерял. Второй сержант приготовился сбоку огреть меня дубинкой.
— Сщас, падла, разберемся, кто и что… — шипит мент мне в лицо. Рожа у него деревенская, вся в веснушках. От сохи в город подался, после службы в доблестных российских вооруженных силах захотелось стать крутым мэном, то есть бомбить рынки, жрать спокойненько водку и иметь какую-никакую, а вооруженную власть. Тема известная.
Тычок ствола автомата в почку указывает направление движения.
— Вперед! — рычит рыжий сержант.
Вперед так вперед. Нос чешется, спасу нет. Наверняка по шнопаку мне колонут сегодня еще не раз. Ладненько, там поглядим.
Поднимаемся по ступенькам мимо дежурного автоматчика в каске и бронежилете. Проходим внутрь. Толчками «калаша» меня вталкивают в дежурную часть. Народу здесь как на демонстрации. Половина ментов в форме и штатском, половина каких-то бичей, «синяков» и прочего гражданского люда. Присесть негде.
— Сюда иди! — тявкает рыжий и пропихивается к дежурному капитану за столом с пультом. Тот что-то орет в телефонную трубку.
Запашок в ихнем помещении аховый. Воняет грязной одеждой, нестираными носками, мочой. Как можно находиться целый день в таком гадюшнике, не представляю.
Сержант что-то говорит капитану и показывает на меня свободной от автомата рукой. Капитан в мятом кителе, с испитой рожей бросает в мою сторону хмурые взгляды, кивает и снова берется за телефон.
Второй сержант, тот, который с дубинкой, разговаривает у меня за спиной с подошедшим к нему третьим ментом. С интересом рассматриваю публику, набившуюся в дежурку. Вдруг с удивлением отмечаю приезд Барина. Барин, он же солидняк из ресторана в сером костюме, появляется во входных дверях дежурной части в сопровождении уже известного мне бычары, голова которого оказалась крепче цветочного горшка, поэтому выглядит он уже сравнительно бодро. Правда, увидев меня, почему-то хмурится. Наверное, по большому счету он не любитель таких развлечений, какие предложил я ему в ресторане. Ну что же, на вкус и цвет…
Барин в сером костюме подходит к столу дежурного, что-то говорит капитану, и меня выталкивают из вонючего помещения и ведут в не менее вонючий подвал. КПЗ как КПЗ, то бишь камера предварительного заключения, чтоб всем было понятно. Судя по выходящим в узкий коридор обитым железом дверям, в наличии имеется пять камер. Почему-то слово «камера» у меня всегда ассоциируется с камерной музыкой. Странно. Пора бы уже привыкнуть, что Вивальди здесь не услышишь. Дежурный по КПЗ, старшина лет под пятьдесят, отрывается от бутылки пива «Балтика» и поднимается нам навстречу из-за грубо сколоченного, обтянутого непонятного цвета клеенкой стола. Почему, интересно, у него дверь не заперта, как положено по инструкции? Может, уже и задержанных не имеют? Нет, судя по дежурке, вряд ли в подвале пусто.
Еще раз получаю тычок автоматным стволом в поясницу. Терпеть можно. Главное, у рыжего, я видел, пушка стоит на предохранителе — значит, случайно не пальнет, сопляк.
— Николаич, принимай еще одного… — говорит рыжий старшина, протолкнув меня к камерам.
Старшина окидывает мою персону опытным взглядом старого тюремщика, поворачивается к сержанту:
— Как оформлять его? За кем?
Тот пожимает плечами:
— За дежуркой. Гаршин сказал: сюда его пока. У них там запарка полная.
Выходит, меня не пэпээсники брали, а местные менты. Тоже неплохо. Впрочем, какая разница?
— Ладно… — хмурится старшина. — А чего он натворил-то?
Сержант закидывает автомат за плечо и злобно смотрит на меня. Я ухмыляюсь, глядя, как злится рыжий.
— Гляди, щерится, падла! — закипает рыжий. — Дали бы мне волю, я бы тебя, падла, расшмалял еще там!.. — Он достает сигареты, придерживая одной рукой АКМ. — Еле взяли его, Николаич, — объясняет старшине, прикуривая сигарету от его зажигалки. — Он нас чуть не уделал и уже почти ушел, но под стволом обосрался…
Старшина, кинув на меня недоверчивый взгляд, хмыкает. Затем, вытащив ключи от наручников, подходит и освобождает мне руки. Отходит к столу. Молодой, заметив, как я не спеша растираю запястья, снимает автомат с плеча и берет его поудобней. Старшина снова хмыкает.
— Ты потише с пушкой-то… — говорит он наставительно. — Некуда ему уже рыпаться…
Молодой поморщился, но автомат оставил перед собой. Послышались шаги со стороны лестницы, и в дверь позвонили. Старшина поплелся открывать. Я достал измятую пачку, нашел целую сигарету, закурил.
— Тебе што, разрешили?! — окрысился рыжий.
Обыскали меня поверхностно, их интересовало только оружие, а всякую мелочевку оставили в карманах, в том числе и сигареты. Забрали только радиотелефон и документы. Документы, один черт, левые, пусть порадуются, придурки.
Ответить салаге я не успеваю, входит какой-то майор — форма на нем как с иголочки и сидит словно влитая. Имеет, наверное, лавэ на хорошего портного, что, собственно, неудивительно, так как появился мент не один, а с Барином в сером костюме. На пристальный взгляд Барина я презрительно усмехаюсь и выпускаю в его сторону обильный клуб дыма от затяжки. Майор что-то шепчет старшине, а Барин прямиком направляется ко мне. Подойдя почти вплотную, говорит так, чтобы слышал только я:
— Запомни номер… — и называет цифры, которые я автоматически запоминаю. — Назовешься, а дальше решим… Да, насчет твоей машины… Я уже навел о тебе справки. Машина у нас… Вытаскивать тебя отсюда я, парень, не стану. Сможешь выбраться, тогда ты мне подойдешь. Не сможешь — сам понимаешь…
Усмехаюсь, отвечаю мысленно: «Ладно, мужик, было бы сказано…» Зажигалка у меня «ронсоновская», тяжелая; запускаю ее из-за плеча Барина, и она четко втыкается в висок рыжего сержанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Ты чей, парень? — спрашивает он, подходя и грузно присаживаясь рядом на стул.
С удивлением отмечаю, что стул выдерживает его нешуточный вес. Голос у монстра вполне нормальный и даже интонации спокойные. Умеет держать себя в руках. Парень, понятно, решил для начала выяснить, не принадлежу ли я к какой-нибудь из питерских группировок, чтобы на всякий случай избежать ненужного конфликта в будущем. Время теперь такое — считаться со многими приходится, даже если этого и не очень хочется.
Смотрю ему в глаза, они у него серые и невыразительные. Чего-то в них не хватает. Ума, что ли?
— Ничей я, дядя. Сам по себе. Понял? — говорю тихо. — О чем у тебя базар, мальчик?
Бык не дергается, уверен в себе.
— Просто перейди в другой зал. Какая тебе разница? — просит он дипломатично и даже по-доброму.
Официантка испарилась. Значит, кормить меня сегодня не собираются. Мотаю головой отрицательно.
— Не… Слышь, мне и здесь неплохо, приятель. Я — буду — кушать — здесь, — чуть ли не по слогам отвечаю и тянусь за пачкой сигарет, лежащей на столе передо мной.
Бык протягивает свою лапу и накрывает мою кисть. Лапка у него — мама не горюй! Чувствую, как моими же пальцами пачка раздавлена всмятку. Бычара продолжает давить на руку — весь напрягся и внимательно наблюдает за моей реакцией. Я улыбаюсь. Ну не совсем, конечно, улыбаюсь — скорее скалюсь, как волк перед прыжком. Улыбка у меня явно не голливудская, но быку это, собственно, по барабану. Одна рука у меня свободна, ее я и пускаю в ход. Действую, как всегда, эффективно. Промышленный пресс перестал работать над моей рукой, и весь его механизм вместе с внушительным корпусом загремел со стула на пол. Теперь это просто металлолом. Пока приятель рухнувшего быка сообразил, что произошло, и рванулся ко мне через зал, я успел взглянуть, как обстоит дело с моей рукой, побывавшей в тисках. Вроде функционирует. Вижу вытянувшуюся морду директора ресторана и удивленный взгляд босса в сером костюме.
Гостей встречают по-разному. Кого с радостью, как старых друзей, кого с кислой миной и так далее. Я встречаю второго охранника благожелательно, принимаю его на правую ногу, слегка обрабатываю голову с двух сторон и отправляю бычка в обратную дорогу.
Маршрут бычара выбирает произвольный, сносит три столика по пути, прежде чем устраивается возле дальней стены, грохнувшись спиной о решетчатую деревянную стенку, с которой тут же в соответствии с законами земного притяжения ему на голову падает здоровенный цветочный горшок с геранью. Горшок разлетелся вдребезги, вывалив кучу влажной земли на морду охранника, и прикрыл ее заботливо зеленым растением. Маленькие похороны большой головы. Небольшой разгромчик, который я тут учинил, принес мне некоторое облегчение. Ну а что еще делать, раз не кормят, сволочи?
Мужик в сером смотрит на меня уже с интересом. Его компаньон вжался в стул и думает-гадает, наверно, кому из них, оставшихся, придется первому получить на орехи. Директор исчез. В зал влетели охранник и швейцар. У охранника в руке пушка «Макаров». Неплохая машинка для ближнего боя, если ею умело пользоваться. Охранник, судя по его движениям, мало что умеет. Во всяком случае, пока он строил из себя крутого мэна перед безоружным посетителем, резко стартовала, не без моей, конечно, помощи, с одного из столиков тяжелая хрустальная пепельница и вошла в контакт с его рожей. Пятнистый супермен, хрюкнув, развалился на полу, потеряв и пистолет, и сознание. Швейцар, молодой парень, похоже, знает толк в восточных единоборствах. Приняв стойку и прокричав что-то устрашающее, парнишка подпрыгнул и в воздухе попытался провести удар ногой мне в голову. Задумано было неплохо, а вот исполнение… Я даже разрешил ему приземлиться и лишь после того, как он коснулся подошвами пола, влепил дурачку ладонью в лоб. Приятных сновидений, малыш из гардероба! Пусть тебе приснится Брюс Ли или Чак Норрис. Пожалуйся им на меня.
Приглушенный топот ног по мягкому покрытию пола в большом зале вызывает у меня некоторый интерес. Ба! Знакомые все лица! Я несколько удивлен — три милиционера влетают в зал. Очень оперативно работают блюстители порядка. У всех троих в руках дубинки. И надо полагать, дубинками этими они намерены поколотить именно меня. Сержантский состав патрульно-постовой службы горит справедливым гневом по отношению к нарушителю спокойствия. И сейчас они будут окучивать меня, почковать, заковывать в железо. Посмотрим, как это у них получится. Раз-два — начали? Ухожу влево и, пропустив над собой со свистом рассекшую воздух дубинку, слегка упираюсь напряженными пальцами в солнечное сплетение сержанта. Этот теперь не боец. На выходе из нижнего положения корпуса отработал ногой нижний уровень второго и, легко выбив дубинку у третьего, коротким тычком пальцев в шею возле уха отправил его досматривать утренние сны, уж больно вид у парня был вялый и сонный. Хрен с ними, пора уходить. Помахав пальчиками сидящим в ступоре бизнесменам, я уж было собрался отчаливать, но передумал. Поднимаю руки вверх над головой. Делаю я это, конечно же, лишь потому, что на меня серьезно смотрит ствол автомата — это в дверном проеме между залами появился еще один, четвертый, мент. Выходит, пэпээсников было четверо.
Похоже, мент плохо понимает, что ему делать в сложившейся ситуации.
— Руки над головой! Лечь на пол! — хрипит он с каменным, неестественно побледневшим лицом и весь трясется, и, если я промедлю хотя бы полминуты, он точно нашпигует меня свинцом под завязку. Такое удовольствие я ему доставить не могу и не хочу, поэтому послушно выполняю приказ. Покрытие пола ворсистое и теплое, но, блин, брюки ведь помнутся! Пэпээсник, не приближаясь ко мне, окликает своих поврежденных приятелей. Те, кого я слегка приглушил, начинают шевелиться. Пока я прикидываю, что может быть дальше, получаю, нехилый удар дубинкой по почкам. Это, конечно, только начало… Прихожу в себя уже в ментовской машине. Ощущение такое, будто по мне полдня ходили демонстранты, а потом проехал бульдозер.
В «козле» растрясло основательно, и, когда подкатили ко входу в отделение, я почувствовал даже некоторое облегчение — наконец-то можно будет выбраться из этого дребезжащего всеми своими железяками совдеповского рыдвана. Наручники, сцепившие руки за спиной, не дают никакой возможности почесать нос, который чешется, зараза! Пытаюсь успокоить зуд о воротник крутки.
— А ну давай вылазь, сучара! — рявкает мент, открывая дверцу «стакана» «уазика» и держа наготове в одной руке «калаш». Бздит, и правильно делает — это тебе не торговок обносить на бабки и фрукты.
— Сучара — это ты, козел, — мило щерюсь ему в ответ, ставя одну ногу на потрескавшийся, в мелких выбоинах асфальт.
Взбешенный мент пытается схватить меня за воротник куртки — ага, схватил, рванул… По идее, я должен был упасть. Перебьется, я и пешком постою, тем более уже пришел в себя. Скованные руки за спиной — это, конечно, неудобно, но координацию я пока не потерял. Второй сержант приготовился сбоку огреть меня дубинкой.
— Сщас, падла, разберемся, кто и что… — шипит мент мне в лицо. Рожа у него деревенская, вся в веснушках. От сохи в город подался, после службы в доблестных российских вооруженных силах захотелось стать крутым мэном, то есть бомбить рынки, жрать спокойненько водку и иметь какую-никакую, а вооруженную власть. Тема известная.
Тычок ствола автомата в почку указывает направление движения.
— Вперед! — рычит рыжий сержант.
Вперед так вперед. Нос чешется, спасу нет. Наверняка по шнопаку мне колонут сегодня еще не раз. Ладненько, там поглядим.
Поднимаемся по ступенькам мимо дежурного автоматчика в каске и бронежилете. Проходим внутрь. Толчками «калаша» меня вталкивают в дежурную часть. Народу здесь как на демонстрации. Половина ментов в форме и штатском, половина каких-то бичей, «синяков» и прочего гражданского люда. Присесть негде.
— Сюда иди! — тявкает рыжий и пропихивается к дежурному капитану за столом с пультом. Тот что-то орет в телефонную трубку.
Запашок в ихнем помещении аховый. Воняет грязной одеждой, нестираными носками, мочой. Как можно находиться целый день в таком гадюшнике, не представляю.
Сержант что-то говорит капитану и показывает на меня свободной от автомата рукой. Капитан в мятом кителе, с испитой рожей бросает в мою сторону хмурые взгляды, кивает и снова берется за телефон.
Второй сержант, тот, который с дубинкой, разговаривает у меня за спиной с подошедшим к нему третьим ментом. С интересом рассматриваю публику, набившуюся в дежурку. Вдруг с удивлением отмечаю приезд Барина. Барин, он же солидняк из ресторана в сером костюме, появляется во входных дверях дежурной части в сопровождении уже известного мне бычары, голова которого оказалась крепче цветочного горшка, поэтому выглядит он уже сравнительно бодро. Правда, увидев меня, почему-то хмурится. Наверное, по большому счету он не любитель таких развлечений, какие предложил я ему в ресторане. Ну что же, на вкус и цвет…
Барин в сером костюме подходит к столу дежурного, что-то говорит капитану, и меня выталкивают из вонючего помещения и ведут в не менее вонючий подвал. КПЗ как КПЗ, то бишь камера предварительного заключения, чтоб всем было понятно. Судя по выходящим в узкий коридор обитым железом дверям, в наличии имеется пять камер. Почему-то слово «камера» у меня всегда ассоциируется с камерной музыкой. Странно. Пора бы уже привыкнуть, что Вивальди здесь не услышишь. Дежурный по КПЗ, старшина лет под пятьдесят, отрывается от бутылки пива «Балтика» и поднимается нам навстречу из-за грубо сколоченного, обтянутого непонятного цвета клеенкой стола. Почему, интересно, у него дверь не заперта, как положено по инструкции? Может, уже и задержанных не имеют? Нет, судя по дежурке, вряд ли в подвале пусто.
Еще раз получаю тычок автоматным стволом в поясницу. Терпеть можно. Главное, у рыжего, я видел, пушка стоит на предохранителе — значит, случайно не пальнет, сопляк.
— Николаич, принимай еще одного… — говорит рыжий старшина, протолкнув меня к камерам.
Старшина окидывает мою персону опытным взглядом старого тюремщика, поворачивается к сержанту:
— Как оформлять его? За кем?
Тот пожимает плечами:
— За дежуркой. Гаршин сказал: сюда его пока. У них там запарка полная.
Выходит, меня не пэпээсники брали, а местные менты. Тоже неплохо. Впрочем, какая разница?
— Ладно… — хмурится старшина. — А чего он натворил-то?
Сержант закидывает автомат за плечо и злобно смотрит на меня. Я ухмыляюсь, глядя, как злится рыжий.
— Гляди, щерится, падла! — закипает рыжий. — Дали бы мне волю, я бы тебя, падла, расшмалял еще там!.. — Он достает сигареты, придерживая одной рукой АКМ. — Еле взяли его, Николаич, — объясняет старшине, прикуривая сигарету от его зажигалки. — Он нас чуть не уделал и уже почти ушел, но под стволом обосрался…
Старшина, кинув на меня недоверчивый взгляд, хмыкает. Затем, вытащив ключи от наручников, подходит и освобождает мне руки. Отходит к столу. Молодой, заметив, как я не спеша растираю запястья, снимает автомат с плеча и берет его поудобней. Старшина снова хмыкает.
— Ты потише с пушкой-то… — говорит он наставительно. — Некуда ему уже рыпаться…
Молодой поморщился, но автомат оставил перед собой. Послышались шаги со стороны лестницы, и в дверь позвонили. Старшина поплелся открывать. Я достал измятую пачку, нашел целую сигарету, закурил.
— Тебе што, разрешили?! — окрысился рыжий.
Обыскали меня поверхностно, их интересовало только оружие, а всякую мелочевку оставили в карманах, в том числе и сигареты. Забрали только радиотелефон и документы. Документы, один черт, левые, пусть порадуются, придурки.
Ответить салаге я не успеваю, входит какой-то майор — форма на нем как с иголочки и сидит словно влитая. Имеет, наверное, лавэ на хорошего портного, что, собственно, неудивительно, так как появился мент не один, а с Барином в сером костюме. На пристальный взгляд Барина я презрительно усмехаюсь и выпускаю в его сторону обильный клуб дыма от затяжки. Майор что-то шепчет старшине, а Барин прямиком направляется ко мне. Подойдя почти вплотную, говорит так, чтобы слышал только я:
— Запомни номер… — и называет цифры, которые я автоматически запоминаю. — Назовешься, а дальше решим… Да, насчет твоей машины… Я уже навел о тебе справки. Машина у нас… Вытаскивать тебя отсюда я, парень, не стану. Сможешь выбраться, тогда ты мне подойдешь. Не сможешь — сам понимаешь…
Усмехаюсь, отвечаю мысленно: «Ладно, мужик, было бы сказано…» Зажигалка у меня «ронсоновская», тяжелая; запускаю ее из-за плеча Барина, и она четко втыкается в висок рыжего сержанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36