— По-моему, они сбежали.
— Тоже мне, уголовники! — воскликнул Василий.
Впереди простиралась главная улица города, туда и направились Римо с Рабиновичем. На дороге, где стоял грузовик-рефрижератор, послышались звуки стрельбы. Очевидно, солдаты генерала Матесева, оставшись без своего гениального командира, делали то, что естественно делать солдатам. Они окопались и палили в мнимого противника. В данный момент они обстреливали из легких минометов шоссе. Их девизом было: погибнем, но не сдадимся.
Римо нашел небольшое кафе.
— Вы первый, кто отнесся ко мне в Америке по-человечески, — заявил Василий. — Я считаю вас своим другом.
— В таком случае, приятель, вам не позавидуешь.
— Мне действительно не позавидуешь, — согласился Василий. — У меня нет друзей. Моя криминальная «семья» распалась. Знаете, я был главой крупнейшего криминального клана в Америке. Не верите? Сейчас я вам покажу.
Василий куда-то отлучился и вскоре вернулся с охапкой нью-йоркских газет. Гордо положив их на столик перед Римо, он принялся за сладкую булочку и кофе со сливками, которые принес ему официант.
— Вы знаете, сахар — это яд, — сказал Римо, глядя на липкую, ядовитого цвета глазурь с химическими красителями, покрывающую нечто, сварганенное из сахара и муки.
Если бы Римо когда-нибудь попробовал эту отраву, его организм попросту не выдержал бы.
— Мне нравится, — ответил Василий.
— Некоторые люди то же самое говорят о кокаине и героине.
Римо поморщился, глядя на Василия, с аппетитом поглощающего сдобу.
— Очень свежая булочка. Читайте же. Обратите внимание на заметку про «хитрую бестию». Это я.
Римо прочитал об убийствах в лифте, в спальне и на ступенях собора.
— Выглядит довольно жутко, — заметил он.
— Благодарю вас. Это мой первый опыт по части мокрухи... Кажется, это так называется. Вот вам, например, когда-нибудь приходилось пришить человека?
— Вы имеете в виду убить?
— Да, именно так, убить.
— Разумеется, — сказал Римо.
— Не хотели бы вы стать членом нового мафиозного клана, который я собираюсь создать?
— Нет, я уезжаю за границу.
— Куда?
— Пока еще не знаю.
— Вообще-то мафиозные кланы — совсем не то, что о них выдумывают, — признался Василий. — Все мои подопечные разбежались. Не понимаю, что с ними произошло. Ведь я сделал их главарями самостоятельных банд, а они взяли и разбежались. Вот я и спрашиваю вас, что происходит с современной преступностью? Я слышал, что Америка стоит на грани вырождения. Может, это относится и к американской преступности?
— Не знаю, — сказал Римо. — У меня свои проблемы. Мне осталось только выяснить, чем вы занимаетесь, и я свободен. Я вкалывал без выходных больше двадцати лет, с меня хватит. Ну ладно, я, кажется, отвлекся. Так что мне доложить о вас своему боссу? Мне нужна правда. Видите ли, я не могу поверить, чтобы из-за обыкновенного гипнотизера целое подразделение диверсантов из вашей страны вторглось на территорию нашей страны Вероятно, русский генерал все-таки меня обманул.
— Не обманул. Русские — сумасшедшие, сумасшедший народ. Так вы говорите, они вторглись в Америку?
В небе гудели вертолеты Национальной гвардии. Вдалеке слышались выстрелы. Посетители выбежали из кафе, но полицейские приказали всем оставаться на местах. Прошел слух, что русские напали на Америку, правда, небольшими силами.
Кто-то закричал, что русских окружили.
— Значит, они послали за мной военных, — сказал Василий, закрыв глаза руками. — Что же делать? Я не могу сражаться с целой страной, понимаете? Вы должны стать моим другом.
Василий решил для себя, что если этот человек не станет его другом по доброй воле, он прибегнет к испытанному средству. Разумеется, лучше, когда стремление дружить обоюдно, но на худой конец остается довольствоваться тем, что есть.
Это как с женщинами. Предпочтительно, чтобы дама отдавалась с искренней страстью, но если она таковой не испытывает, можно удовлетвориться и неискренней. Это все-таки лучше, чем отсутствие какой бы то ни было страсти вообще. Рабинович решил дать человеку по имени Римо последний шанс.
— Будьте моим другом, — повторил он.
— У меня уже есть друг, — ответил Римо. — Я сыт им по горло.
— Ну что ж, — проговорил Василий и убрал руки с лица, чтобы посмотреть в глаза Римо, который должен стать его другом независимо от того, хочет он этого или нет.
К несчастью, Римо обладал невероятным проворством Не успел Василий опомниться, как тот вышел из кафе и был таков.
В Вашингтоне наконец вздохнули с облегчением. Президент не скупился на похвалы в адрес КЮРЕ. Однако на душе у Смита почему-то было тревожно. Когда-то мисс Эшфорд, его первая учительница в Вермонте, говорила «Выполнять работу нужно не ради похвалы, а потому что ее необходимо выполнить. И выполнить как следует. Нельзя хвалить кого бы то ни было за хорошо выполненную работу, потому что всякая работа должна быть выполнена хорошо».
Подобной точки зрения придерживалась не только требовательная и скупая на похвалы мисс Эшфорд — ее разделяли и Смиты, и Коукли, и Уинтропы, и Манчестеры. Атмосфера, в которой прошло детство Харолда Смита, была столь же суровой, как при дворе китайских императоров. С тех пор многое изменилось, неизменной осталась лишь благодарная память Харолда Смита об этих стариках, к которым он в свои шестьдесят семь лет справедливо причислял и себя.
Поэтому когда президент сказал Смиту, что он оказался на высоте в необычайно трудной ситуации, тот вежливо перебил его:
— Могу я быть еще чем-нибудь полезен, господин президент?
— Мы с легкостью захватили русских диверсантов. Кстати, знаете, почему их было невозможно вовремя обнаружить? Потому что они внедрились в нашу страну заранее и были готовы по сигналу своего командира немедленно приступить к действиям. Ваш агент сумел обезвредить его, а остальные оказались дилетантами. Теперь мы примем необходимые меры, чтобы впредь не допустить ничего подобного. Мы живем в трудные времена, дорогой Смит, и чертовски приятно сознавать, что хоть в чем-то мы добились успеха.
— Что еще я могу сделать для вас, сэр?
— Принять наконец мои поздравления, черт возьми!
— Насколько я понимаю, сэр, наша организация существует не для того, чтобы получать медали и прочие награды.
— Ну ладно, все равно примите мою благодарность. Представляете, советские власти открестились от причастности к этому инциденту, публично объявив его заговором международного империализма и сионизма! Но на неофициальном уровне они подняли лапки кверху и извинились. Ситуация резко изменилась в нашу пользу: их разведывательная сеть понесла колоссальный урон, особые диверсионные подразделения уничтожены навсегда, одним словом, Россия поджала хвост. Судя по всему, мы их здорово припугнули.
— И все же мы так и не знаем, почему они пошли на такой риск.
— Вам не удалось этого выяснить?
— Пока нет, но полагаю, что когда вернется мой агент, я получу ответ на этот вопрос.
— Хорошо, держите меня в курсе, — сказал президент и вновь поддался эйфории: — Что ни говорите, дорогой Смит, но быть американцем в наши дни здорово. Мне все равно, во что нам обойдется поиск украденных драгоценностей. Затраты себя оправдывают.
— Наверное, это немалое бремя для бюджета страны, сэр.
— Перестаньте, Смит. К чему трястись над несколькими миллиардами, если они себя окупают? Сколько миллиардов мы списываем неизвестно на что!
— Я понимаю, сэр, — сказал Смит и повесил трубку.
Вернувшись в «Вистана вьюз», Римо обошел квартиру, проверяя, не забыл ли что-нибудь. Очень скоро он навсегда покинет Америку. Последнее задание выполнено. С минуты на минуту здесь появится Смит, чтобы выслушать его последний отчет.
Римо было грустно, хотя он и не понимал почему. Было нечто символическое в том, что его последним пристанищем в Америке стала эта квартира возле Эпкотовского центра, созданного компанией Уолта Диснея. Вся его жизнь чем-то смахивала на приключения Микки Мауса.
Выиграла ли что-нибудь Америка от его трудов? Выиграл ли он сам что-нибудь? Единственное, что он приобрел за все эти годы, так это совершенное владение своим телом и разумом.
Чиун всячески старался подбодрить своего ученика, рассказывая ему о славных королевских династиях, о том, как приятно служить диктаторам и тиранам. Как, напротив, неприятно находиться в подчинении у Смита, который почему-то стыдится своих подданных, замалчивает их деяния, да и сам старается держаться в тени. Зато в стране истинного тирана ассасины всегда на виду, их чтят, ими гордятся.
— Да, это здорово, — поддакнул Римо, но на душе у него было мерзко, он чувствовал себя ненужной вещью, которую вот-вот должны выбросить на свалку.
— Ты грустишь, Римо. Великий Ван понял бы тебя. Такое случается со всеми Мастерами Синанджу, даже с самыми знаменитыми.
— С тобой тоже это случалось, папочка? — спросил Римо.
— Нет, ни разу в жизни.
— Почему же?
— Видишь ли, каждый человек имеет основания для недовольства собой. Но я всегда оценивал свою жизнь в целом. Как учил Великий Ван: «Не суди о своей жизни по отдельным поступкам, как это делают люди Запада, а взгляни на весь пройденный путь». Если даже всю оставшуюся жизнь я буду допускать сплошные ошибки и промахи, мне все равно уготовано почетное место в истории Синанджу.
— Значит, мы с тобой устроены по-разному. Я чувствую себя так, словно земля ни с того ни с сего ушла из-под моих ног.
— И опять-таки Великий Ван сказал: «Всякому совершенству предшествует сознание несовершенства, а посему хуже всего человек чувствует себя перед тем, как поднимается на новую высоту». Именно это и происходит с тобой, Римо. Ты готовишься преодолеть новый рубеж, и мы должны быть благодарны за это судьбе.
— Великий Ван, Великий Ван... Не понимаю, почему, черт возьми, его считают таким великим. Помимо него существовало множество других Мастеров Синанджу. Я читал о них.
— Ты еще не дорос до этого. А теперь поторапливайся. С каждым днем в мире остается все меньше тиранов. Их постоянно свергают.
— Почему ты считаешь, что Ван действительно великий? Он был мудрее твоего отца?
— Нет, я мудрее моего отца.
— Как же тогда прикажешь тебя понимать?
— Когда ты достигнешь определенного уровня совершенства, ты увидишь Великого Вана.
— Разве он жив? Или его нетленный дух все еще пребывает в мире?
— Нет. Но он живет в величии Синанджу. И когда ты поднимешься на новый уровень совершенства, ты увидишь его.
— Скажи хоть, как он выглядит.
— Пожалуй, немного грузен, но он сказал мне, что я чересчур худ, и мне пришлось по его совету набрать полторы унции.
— Ты действительно разговаривал с ним?
— Да, это становится возможным, когда преодолеешь определенный путь. Сейчас ты в самом начале этого пути.
— И ради этой чепухи я должен покорять очередную вершину? Мне вполне хватает того, что я уже умею.
— Ах, как ужасно, когда твой воспитанник, которого ты лелеял, как родного сына, вонзает тебе в сердце острый нож, возвращаясь к замашкам белого человека! Теперь я понимаю, почему белая раса никогда не достигнет подлинного величия.
— Если ты хочешь освободиться от меня, папочка, так и скажи.
— Ба, какие мы сегодня раздражительные! — усмехнулся Чиун.
Мастер Синанджу чувствовал, что победа на его стороне. Что бы ни говорил Римо, он на пути к новой вершине. Это вовсе не означало, что он должен стремиться как можно скорее ее одолеть. Напротив, если бы до этого он не проявлял порой чрезмерного усердия, то давно уже был бы там. На этот раз он не одержим честолюбивым желанием достичь чего-то небывалого. Значит, скоро он увидит Великого Вана и получит от него совет, который тот дает лишь настоящим Мастерам Синанджу. Каков бы ни был этот совет, он будет правильным. Великий Ван никогда не ошибался. Об этом записано в анналах Дома Синанджу, и это действительно так. Каждый раз, когда Римо взбирался на отвесную стену и понимал, что единственным его врагом является страх падения, каждый раз, когда он дышал в одном ритме с великими силами Космоса, Великий Ван воскресал из небытия. И сейчас он лишь ждал подходящего момента, чтобы приветствовать нового Мастера Синанджу.
Все это знал Чиун, Римо же только предстояло это узнать.
Безумный Смит явился с опозданием в четверть часа. Если, по мнению Чиуна, в этом психе и было что-то хорошее, то лишь пунктуальность. Теперь он лишился и этого единственного преимущества. «Какое счастье, что нам недолго осталось тебя терпеть», — проворчал Чиун по-корейски. Однако в переводе на английский эта фраза претерпела некоторое изменение.
— Добро пожаловать, мудрейший император! — воскликнул Чиун, открывая дверь главе КЮРЕ. — В день, когда кончается наша служба, призванная возвеличить ваше имя, и наступает час прощания, тоска переполняет наши сердца, ибо мы понимаем, что равного вам не сыскать.
При том, что Смит страдал дальтонизмом, он узнал красное кимоно с вышитыми на нем золотыми драконами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36