Затем вдруг бескрайнее пространство тьмы прорезал жалобный и визгливый вой пролетающего мимо товарняка.
* * *
Римо резко сел в постели. Казалось, поезд с грохотом катил прямо по голове. Уши заложило от пронзительного визга тормозов. Римо мигом натянул одежду и бросился к двери.
Из всех дверей и окон мотеля высовывались встревоженные лица. Металлический скрежет и лязг сливались с хором испуганных голосов.
— Катастрофа! — выкрикнул вдруг кто-то.
Римо завернул за угол. Тут начинались железнодорожные пути. Вой тем временем все нарастал. Мимо, сильно накренившись и жутко искря, промчался последний вагон. Искры сыпались на прогнувшиеся и искривленные под тяжестью состава рельсы, проржавевшие костыли отзывались жалобным поскрипыванием.
Вот визг тормозивших колес превратился в долгий оглушительный вой, и рельсы не выдержали — лопнули и разлетелись в разные стороны, вывернув из земли шпалы и разбросав костыли.
Римо пригнулся: один из костылей, просвистев, как шрапнель, так и метил ему в голову. Но угодил он в кирпичную стену и задымился рядом, точно метеорит.
Римо бросился вдоль искореженных путей к хвосту поезда. Как там пассажиры? Однако, приглядевшись, мастер увидел, что состав состоит из вагонов для перевозки скота.
Секунду стояла зловещая тишина, затем из вагонов донеслось жалобное ржание. А через щели в бортах Римо увидел испуганные черные глаза. В воздухе запахло навозом.
Вскочив на подножку, Римо отодвинул засов и толкнул широкую дверь вагона. Лошади топтались на месте, напирали друг на друга, лягались, но, ощутив, что путь открыт, лавиной устремились к выходу.
Римо едва увернулся от массы разгоряченных тел.
В следующем вагоне тоже были животные. Вагон сошел с рельсов и лежал на боку. Третий от конца врезался в высокую толстую ель и стоял, накренившись и цепляясь за нее, точно пьяница за фонарный столб. Из щелей сочилась кровь.
Римо подошел поближе.
Больше всего пострадали те вагоны, которые находились в середине состава. Они буквально разлетелись в щепки.
Хорошо хоть нет людей, с облегчением отметил Римо. Он шагал вдоль состава, и отовсюду на него жалобно смотрели глаза испуганных, израненных и совершенно беспомощных животных.
Дойдя до головного вагона, Римо увидел, что электровоз, сойдя с рельсов, угодил в лесополосу, состоявшую по большей части из красного дуба. Свет прожектора пронзал тьму широким лучом голубоватого света.
— Эй! — крикнул Римо. — Есть здесь кто-нибудь?
Ответа не последовало. Белый мастер Синанджу тотчас по маленькой металлической лестнице вскарабкался в кабину электровоза.
Машиниста он нашел у приборной доски. Шея его напоминала красный кровоточащий обрубок. Головы не было. Римо обвел кабину взглядом. Голова отсутствовала... Лобовое стекло пострадало от удара — по нему расползалась паутина мелких трещин, — но ни одного осколка, который бы срезал машинисту голову, на полу не было.
Ну и загадка!
Ситуация стала еще загадочнее, когда Римо, шагая обратно вдоль искореженных и перекрученных рельсов, вдруг углядел голову машиниста на дереве. Она угодила в развилку между ветвями и висела там, напоминая окровавленный и страшный пчелиный улей.
Римо решил оставить все как есть.
К счастью, на месте происшествия стали появляться люди.
Первым оказался полицейский в синей униформе.
— Бог ты мой, ну и месиво! Вы только гляньте на этих бедных лошадей! — Он вынул из кобуры пистолет. — Думаю, раненых надо пристрелить. Избавить от мучений... Хотя, видит Бог, мне не хочется этого делать.
— А почему бы не выпустить из вагонов целых и невредимых? — спросил Римо.
— У вас что, с собой кран в кармане?
— Значит, так: тех лошадей, что умирают, надо пристрелить. Я пока займусь вагонами, а остальное — ваша задача.
— Идет, — сказал полицейский и зашагал туда, откуда раздавались особенно жалобные стоны.
Римо же пробрался к двери накренившегося вагона и открыл ее.
Лошади — в основном мустанги и черно-белые аппалуса — сбились в кучу у противоположной стены. Глаза расширены от ужаса и так и сверкают злобой. Некоторые нервно ржут и бьют копытами.
Ноги у всех, кроме одной, к счастью, оказались целы. Единственная проблема — это соорудить мостик, по которому они могли бы сойти на землю.
Оглядевшись по сторонам и убедившись, что за ним никто не следит, Римо атаковал раздвижную дверь, сломал рельсы, по которым она скользила, и ударом ладони вышиб ее наружу. Получился шаткий, но все-таки мостик.
Приблизившись к лошадям, Римо стал ободряюще похлопывать их по крупам. Помогло — одна за другой лошади сводили на землю и тут же устремлялись прочь.
Даже конь со сломанной ногой — из-под колена у него вылезал острый осколок кости — умудрился спуститься по этому самодельному трапу.
Тем временем в следующем вагоне лошади-паломино пытались выбраться наружу через пролом в стене.
Римо остановился перед бешено бьющейся в западне лошадью. В огромных темных ее глазах читались страх и смятение. Бедняжка застряла, а сзади на нее с диким ржанием уже напирали другие, стремясь поскорее вырваться на волю.
Держась одной рукой за лесенку на вагонной стене, Римо второй стал выламывать щепки из дыры. Наконец первая лошадь выпрыгнула. Несчастное животное приземлилось неудачно — сломало обе передние ноги и со стоном повалилось набок. Но остальным удалось выбраться без повреждений.
Римо занимался спасением лошадей добрых два часа и сберег от пуль полицейских около шестидесяти животных.
Забрезжил рассвет, и в сероватой мгле показались какие-то всадники. Одни из них стали сгонять разбежавшихся лошадей в табун, другие убирали тела погибших и застреленных животных. В воздухе витал запах крови и навоза.
— А вы молодец! — заметил полицейский. — Потрудились на славу. И как вам это удалось?! Ведь с напуганными лошадьми справиться не так-то легко. Владелец табуна просто обязан вас вознаградить. Я замолвлю словечко.
— Пусть подарит мне лошадь.
— Точно! В любом случае я должен поблагодарить вас от имени полиции за экономию средств.
— Как это? — удивился Римо.
Полицейский усмехнулся.
— Да если бы не вы, нашим ребятам пришлось бы израсходовать месячный запас патронов!
Римо рассмеялся. И почти тут же смолк, заметив среди густых ветвей мастера Синанджу.
— Прошу прощения, — кивнул Римо полицейскому и отошел.
Еще издали он заметил суровое лицо корейца. Похоже, предстоит неприятное объяснение.
Однако, приблизившись, ученик увидел, как Чиун расплылся в широкой радостной улыбке.
— Здорово, Римо! Я доволен, что ты проявил такую инициативу.
— О чем ты? И как, черт возьми, меня нашел?
— Точно так же, как действовал ты. Через императора Смита. Ты нашел, что искал?
— Сестра Мария Маргарита умерла прошлой ночью. Я был рядом с ней, папочка.
Чиун опечаленно кивнул.
— Хорошо, что она умерла не в одиночестве, хорошо, что рядом был близкий, любящий человек.
Римо промолчал.
— И что же, она успела открыть тебе тайну?
— Нет. Но сказала, что видела человека, который оставил меня на пороге сиротского приюта. Правда, так и не узнала, кто это был.
— Значит, тебе все же не удалось разыскать родственников?
— Нет. Но сестра Мария сообщила мне нечто странное.
Кореец с любопытством взирал на Римо, слегка склонив свою птичью голову набок.
— Потом она видела его еще раз. В кинотеатре.
— Надо же!..
— Самое странное, что случилось это здесь, в Оклахома-Сити!
— Ну и что?
— Как «ну и что»? Почему человек, бросивший меня на пороге приюта в Ньюарке, где работала сестра Мария, вдруг оказался здесь, в городе, куда она переехала?
— Вот уж не знаю.
Римо огляделся по сторонам.
— Я, наверное, поболтаюсь тут еще немного.
— Но если ты не знаешь, кто был тот человек и как он выглядел, как же ты собираешься найти его, сын мой?
— Пока не знаю.
— Мне кажется, ничего у тебя не выйдет.
— Почему?
Чиун пожал плечами.
— Да просто потому, что тебе не дано знать, что известно мне.
— Ладно. В любом случае пока что можешь забыть о путешествии в Гесперию и прочих подобных штучках. Я останусь здесь до тех пор, пока все не выясню.
— Но ведь ты уже побывал в Гесперии.
— О чем ты? — удивился Римо.
— Да о Греции. Гесперия раньше входила в состав греческих земель на западе. — Кореец широко развел руками. — Главное — все время держать курс на запад, и тогда непременно туда попадешь. Причем не важно как, пешком или на транспорте.
— Замечательно, но я не собираюсь ни в какую Гесперию. Вообще никуда. И никаких деяний больше совершать не буду!
— Деяний?
— Не пудри мозги, Чиун. Смит мне объяснил, что значит «атлой».
— Но ведь ты только что совершил очередной атлой. Ну, пусть деяние или подвиг, называй, как хочешь. — Учитель указал на поезд, потерпевший катастрофу. — Тебе удалось укротить коней Диомеда.
Ученик сердито подбоченился.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что для этого собирался затащить меня в Оклахома-Сити?
— Вообще-то я подумывал об Аргентине, но и здесь все получилось. Поздравляю, Римо. Ты новый мастер Синанджу, выполнивший очередное деяние без указки и руководства своего учителя.
— И что с того?
— Считай, что это доброе предзнаменование.
— Значит, ритуалу посвящения пришел конец? Вот и хорошо, мне бы очень хотелось поболтаться тут немного.
— Что ж, отговаривать не буду.
— Я и прежде такое слыхивал...
— Я бы посоветовал тебе обратиться к дельфийскому оракулу.
— Дельфийскому? Опять в Греции, что ли?
— Все мастера на пути к совершенству должны побеседовать с дельфийским оракулом.
— Все, кроме меня! Я по горло сыт этой Грецией и остаюсь здесь!
Чиун отвесил вежливый поклон и, к удивлению Римо, сказал:
— Как хочешь.
— Что-то уж больно легко ты согласился. Даже странно как-то.
— Ты не доволен?
— Не знаю. Кстати, в Пустоте я встретил Нуича.
Кореец насторожился.
— И ты победил?
— Да.
— Замечательно!
— И загадку Сфинкса разгадал: у него лицо Великого Ванга.
Мастер Синанджу окинул ученика подозрительным взглядом.
— Может, и самого Ванга видел? — спросил он.
— Какая разница... — проворчал Римо.
— Этого болтуна... Что он тебе еще наговорил?
— Сказал, что мои сны — часть ритуала посвящения. И что о моем отце знал Нонья. Но когда я встретился с Нонья, он посоветовал спросить у Коджинга. Правда, я еще не успел этого сделать.
— Понятно.
Чиун тотчас извлек из просторного рукава кимоно некий предмет из дерева и металла.
— Что это? — спросил Римо.
— Пэнг.
— Не больно-то похож. Ведь гонги обычно круглые.
— Это не простой гонг.
Римо пригляделся. К небольшой штуковине из отполированного тикового дерева величиной с ладонь был прикреплен на проволочных петлях стальной цилиндрик. Чиун вытащил из него деревянный молоточек и внезапно ударил по металлу. Цилиндрик загудел. Абсолютная нота «до». В ушах Римо так и загудело. Нота висела в воздухе добрую минуту. И уже начала умирать, затихая, как вдруг кореец снова ударил молоточком, и снова все вокруг отозвалось.
— Чем это ты, черт возьми, занимаешься? — спросил Римо.
— Зову твоего давно утерянного отца.
— Гонгом?
— Это знаменитый гонг. Принадлежал моей семье еще со времен мастера Коджинга. Ведь я рассказывал тебе о Коджинге, верно?
— Знакомое имя. Впрочем, все они как будто знакомые. Каждого третьего мастера Синанджу наверняка называли в честь гонга. Ну, сам посуди — если не Ванг, то Юнг или Хонг, или же Танг, а то и Тэнг или Кэнг. Неудивительно, что я вечно их путаю.
Чиун зашагал прочь. И снова ударил в гонг Продолжительная трепетная нота вновь запела в воздухе.
— Куда ты? — крикнул вслед Римо.
— Я же говорил — иду искать твоего отца.
— Почему ты так уверен, что он откликнется?
Учитель снова стукнул молоточком.
— Да кто ж такое не услышит?
Они шагали по утренним улицам. Чиун — впереди, ударяя в гонг всякий раз, когда очередная нота начинала замирать, Римо — за ним, с довольно озадаченным видом.
Где бы они ни проходили, в окнах появлялись удивленные лица, открывались двери.
На них смотрели, им подмигивали, их окликали. Несколько раз останавливала полиция, но тут же отпускала.
В полдень мастер Синанджу убрал деревянный молоточек на место, и гонг умолк. И вовремя, ибо Римо уже начал сходить с ума от протяжного и мерного гула.
— Твой отец не ответил. Стало быть, его здесь нет, — важно объявил Чиун.
— Это еще неизвестно.
— Даю тебе слово прошедшего обряд посвящения мастера Синанджу — его здесь нет.
— Откуда ты знаешь?
— Тебе надо поговорить с дельфийским оракулом.
— Не о чем мне с ним говорить! Я остаюсь здесь.
— Ну, тогда позвони Смиту.
— Зачем?
— Как хочешь. Продолжай упорствовать, упрямец ты эдакий!
Римо скрестил руки на груди.
— Договорились. Отныне «Упрямец» — мое второе имя.
— Ты выглядишь усталым, сынок.
— Благодаря тебе.
— Может, вздремнешь ненадолго?
— Только после того, как переверну весь этот город в поисках отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37