список сократился до трех человек. Эд Колл, Дж.Р. Дероз, Зак Мидоуз.
Она еще раз сличила почерк, но так и не определила, кто из троих написал письмо. Казалось, все трос посещали одну и ту же школу, где постигли премудрости безграмотности.
Она опять перечитала письмо и выделила место, где говорилось: «А когда вы у себя в белом доме примитесь за дело то почему бы вам не разобраться с продажными полицейскими которые от каждого урывают кусок и трясут любого заслужил он это или нет».
Снова повинуясь смутной догадке, она дала машине задание проверить, не фигурирует ли эта троица среди лиц, пытавшихся за последние 20 лет поступить на службу в нью-йоркскую полицию. На поиски ушло три минуты, после чего Руби получила краткий ответ: «Зак Мидоуз».
Руби нашла в манхэттенской телефонной книге номер Зака Мидоуза и позвонила. Судя по адресу, контора находилась в убогом закоулке Вест-Сайда, среди трущоб. Номер был отключен, и Руби спросила компьютер, в чем причина отключения. Машина запросила нью-йоркскую телефонную сеть и нашла ответ: номер отключен за неуплату.
Руби потребовала у компьютера полную информацию о Заке Мидоузе и получила домашний адрес (трущоба!), сведения о прохождении воинской службы (без отличий), об образовании (неполное) и об уплате налогов (смех!).
Несмотря на отсутствие среди сведений домашнего телефона. Руби доискалась до номера управляющего домом, который сообщил, что Мидоуза две недели как след простыл и что задержка по квартплате составляет четыре дня.
Достаточно. Автор письма — Зак Мидоуз. Тот же Мидоуз числился среди пропавших за последние несколько недель.
Она вернулась к Смиту.
— Его зовут Зак Мидоуз. Его не видели уже три недели.
Смит кивнул и задумался.
— Поедете в Нью-Йорк, — решил он.
— Отлично! Надоело торчать на одном месте! Хотите, чтобы я нашла этого Мидоуза?
— Совершенно верно.
Смит коротко ввел ее в курс дела: угроза, нависшая над Липпинкоттами, и последствия неприятностей в этой семье для американской экономики.
— Понятно, — сказала Руби. — Выезжаю.
Она направилась к двери.
— Организуйте мне встречу с Римо, — сказал Смит.
— Когда?
— Как можно быстрее.
— Тогда сегодня вечером.
— Сегодня вечером не получится.
— Почему?
— Римо любит, чтобы его предупреждали заранее. Он не приедет.
— Еще как приедет! — заверила его Руби. — Можете на меня положиться. — У двери она оглянулась. — Вы подключаете к этому делу и его?
Смит кивнул.
— Передайте этому тупице, что я разберусь сама, не дожидаясь его.
Глава четвертая
Римо свирепо посмотрел на Смита.
— Что вы сказали?
— Он сказал, что хочет поручить нам охрану семьи Липпинкоттов, — проговорил Чиун.
— Это я слышал, — буркнул Римо.
— Тогда зачем требовать повторения?
— Потому что мне хочется, чтобы он сказал то же самое еще раз.
— Понятно, — сказал Чину. — Теперь мне все ясно. — Он закатил глаза и повернулся к окну.
Они сидели в роскошном номере отеля «МидоулендзХилтон» на 14-м этаже. За рекой Хекенсак и нешироким лугом темнела громада стадиона «Гигант», где футбольная команда «Гиганты» обычно принимала команды соперников. Рядом со стадионом находился ярко освещенный гоночный трек.
— Зачем? — спросил Римо у Смита. — Если Липпинкоттам нужна охрана, то у них хватает денег, чтобы нанять детективное агентство «Пинкертон» в полном составе. Приплюсуйте к этому ФБР.
Смит покачал головой. Он привык к подобному ворчанию.
— Мы не знаем, кто стоит за попыткой уничтожить Липпинкоттов, Римо. Мы даже не знаем, действительно ли они в опасности.
— Начните-ка сначала, — попросил Римо. — Вы запутали меня больше, чем обычно.
— А мне все абсолютно понятно, — сказал Чиун.
— Один из Липпинкоттов вылетает в Токио из окна, — начал Смит. — Никто не знает, что он находился там по тайному поручению президента, связанному с торговлей. Президенту стало известно, что существует план убийства всех Липпинкоттов с помощью каких-то животных. Вот и все, что мы знаем.
— Немало, — сказал Римо.
— Не исключено, что какое-то иностранное правительство решило убрать семейство Липпинкоттов, чтобы они не выполнили особое поручение президента. Мы ничего не знаем толком, но не можем рисковать. Поэтому мы обратились к вам.
— Что это за особое поручение? — спросил Римо.
— Оно касается валют и положения доллара на мировых рынках.
— Ни слова больше! — отмахнулся Римо. — Ненавижу экономику!
— А мне это очень интересно, — сказал Чиун, снова поворачиваясь лицом к говорящим. — Расскажите мне.
— Тебе понравится, — обнадежил его Римо.
Смит послушно принялся объяснять Чиуну, как снижается курс доллара, как из-за этого дорожает американский импорт и как это приводит к удорожанию американских товаров. Из-за роста цен растут зарплаты, хотя производительность труда не увеличивается, а это приводит к инфляции, которая подстегивает безработицу, а из-за безработицы возникает угроза спада...
Пока он говорил, Римо, сидя на краю дивана, крутанул барабан воображаемого револьвера, вставил в него патрон, снова крутанул, приставил дуло к виску, взвел затвор и спустил курок. Несуществующая пуля пробила насквозь его голову. Голова упала на плечо. Смит покосился на Римо.
— Не обращайте внимания, — призвал Смита Чиун. — Его сегодня не выпустили проветриться в перемену.
Римо сидел с безжизненно упавшей на плечо головой, пока Смит не закончил.
— Понятно, — молвил Чиун. — Мы будем охранять Липпинкоттов, поскольку это чрезвычайно важно.
Римо выпрямился.
— Как это «будем»? Кто это решил?
— Руби Гонзалес сказала, что вы с радостью согласитесь выполнить это задание, — пояснил Смит.
— У Руби вышли все козыри, — сказал Римо. — Я ее больше не боюсь. — Он вытащил из кармана два мягких резиновых конуса. — Это затычки. При следующей встрече с ней я заткну ими уши, и пускай она вопит сколько влезет — это не произведет на меня ни малейшего впечатления. Кстати, где она?
— Она занята тем же делом, — сказал Смит. — Пытается выследить человека, написавшего президенту письмо насчет Липпинкоттов.
— Где конкретно?
— В Нью-Йорке, — ответил Смит и показал в ту сторону, где на расстоянии четырех миль высился город Нью-Йорк.
Римо поднял оконную раму и высунулся наружу.
— Руби! — крикнул он во тьму. — Я тебя больше не боюсь!
Он сделал вид, будто прислушивается, а потом отошел от окна.
— Она говорит, что пока ничего не выяснила.
— Я ничего не слышал, — сказал Смит.
— Тут всего четыре мили, — сказал Рима. — На таком расстоянии слышен даже шепот Руби.
— Приятная женщина, — сказал Чиун. — Она может родить чудесных ребятишек.
— И думать забудь, Чиун! — сказал Римо.
— Верно, — согласился Чиун и продолжил сценическим шепотом, обращаясь к Смиту: — Руби на него не польстится. Она неоднократно говорила мне, что считает Римо слишком уродливым, чтобы стать отцом ее детей.
— Что? — окликнул его Рамо.
— Руби сказала кое-что еще, — вспомнил Смит. — Воспроизвожу буквально: «Передайте этому тупице, что я разберусь в этом сама, не дожидаясь его».
— Так и сказала? — насторожился Римо.
Смит кивнул и продолжал:
— Элмер Липпинкотт-старший находится у себя в Уайт-Плейнс. Он ждет вас. Ему сказали, что вы — консультанты правительства, которым поручено предложить его семейству новую систему безопасности. Держите со мной связь: я передам вам, что удалось разузнать Руби.
— Обойдемся, — сказал Римо. — Мы сами все выясним еще до того, как она найдет, где припарковаться.
После ухода Смита Римо сказал Чиуну:
— Я по-прежнему считаю, что охранять Липпинкоттов — глупое занятие, папочка. Разве мы телохранители? Пускай наймут себе охрану.
— Ты совершенно прав, — ответил Чиун.
— Погоди-ка! Повтори это еще раз.
— Ты совершенно прав. Зачем повторять?
— Мне захотелось насладиться звуком этих слов, — сказал Римо. — Если я совершенно прав, то зачем нам этим заниматься?
— Очень просто. Ты слышал, что говорил император Смит. Если мы сделаем это, то сэкономим Америке уйму долларов. Естественно, в таком случае часть долларов перейдет нам.
— Говоря о спасении доллара, Смит имел в виду совсем не это, — возразил Римо.
— Разве? — огорчился Чиун. — О, человеческое двуличие! Учти, Римо, за свою историю Дом Синанджу работал на многих императоров, но этот — единственный, который никогда не говорит того, что на самом деле подразумевает, и всегда подразумевает не то, что говорит.
— Это точно, — сказал Римо. — Но мы все равно будем выполнять задание.
— Зачем?
— Чтобы преподать урок Руби. — Сказав это, Римо вернулся к открытому окну, высунулся и крикнул: — Руби, ты меня слышишь? Мы уже идем!
Шестью этажами ниже ему ответил густой техасский бас:
— Заткнись, парень! У нас на этой неделе игра.
— Исчезни! — откликнулся Римо.
— Что ты сказал, парень?
— Ты не только тупой, но и глухой? Я сказал «исчезни».
— Ты в каком номере, парень?
— А капитаны ваших болельщиков — уроды! — присовокупил Римо.
Так была обеспечена победа команды «Гиганты» в первой игре сезона: все защитники первой линии «Далласских ковбоев» за два дня до встречи угодили в больницу. Игроки общим весом в полторы тонны предпочли наврать тренеру, что больны, а не признаться, что на самом деле у них вышла потасовка с одним дряхлым азиатом и одним худощавым бельм в холле четырнадцатого этажа гостиницы «Мидоулендс-Хилтон», в результате которой все они разлетелись по углам, как кегли. Противник, обрадовавшись прорехам в защите «Ковбоев», озверел и выиграл 9:8, причем выигрыш был бы сухим, если бы «Гиганты», устремившись вперед, не забыли об обороне. Римо и Чиун не видели матча: они находились в Нью-Йорке.
Глава пятая
Элмер Липпинкотт-старший тихо поднялся с огромной кровати, стараясь не разбудить спавшую рядом с ним жену Глорию. Липпинкотту было восемьдесят лет, он был высок и тощ, лицо его оставалось худым и обветренным еще с той давней поры, когда он искал нефть в пустынях Техаса, Ирана и Саудовской Аравии, а также в пышущих испарениями джунглях Южной Америки.
Легкость его движений не соответствовала преклонному возрасту. Он был краснолиц, волосы, несмотря на седину, сохранили густоту. Если бы в его голубых глазах мелькал огонек веселья, его можно было бы принять за содержателя ирландского бара, двадцать лет тому назад давшего зарок не пить. Однако взгляд Элмера Липпинкотта был тверд и пронзителен. Впрочем, сейчас, когда он смотрел на мирно спящую жену, взгляд этот смягчился. Глория Липпинкотт была блондинкой двадцати пяти лет, кожа ее была изумительно гладкой, тогда как у Липпинкотта — жесткой, как наждак.
Ее длинные светлые волосы образовывали на подушке золотистый нимб, и сердце старика сжалось, как бывало всегда, когда он наслаждался без ее ведома зрелищем ее красоты. Он смотрел на ее волосы, безупречные черты лица, грациозный изгиб шеи, невысокую грудь и холм живота, накрытого голубой атласной простыней. Он улыбнулся: она была на шестом месяце беременности, она готовилась подарить ему ребенка. Боже, как она красива!
Он легонько прикоснулся к ее животу, ненадолго задержав руку, но не ощутил толчков и разочарованно отошел. Потом он не спеша прошествовал в просторную гардеробную, где с презрением отверг услуги камердинера.
«Я всю жизнь одевался самостоятельно. То, что я нашел немного нефти, вовсе не значит, что я разучился сам застегивать пуговицы», — сказал он как-то раз репортеру.
Он взглянул на часы: стрелки показывали 6.30 утра.
На пути в кабинет располагалась кухня. Кухарка Джерти, поступившая к нему в ранней молодости и уже разменявшая седьмой десяток, стояла у плиты. Он шлепнул ее по заду.
— Доброе утро, Джерт! — крикнул он.
— Доброе утро, Первый, — ответила женщина, не оборачиваясь. — Ваш сок и кофе на подносе.
— А яичница?
— Сейчас будет готова.
Она разбила скорлупу над сковородкой и, вынув из тостера два куска хлеба, намазала их маргарином из кукурузного масла.
— Отличный сегодня денек, Джерти, — сказал Липпинкотт, выпив одним глотком утренние шесть унций апельсинового сока.
— Постыдились бы! Лэма только что опустили в могилу, а вы называете день отличным.
Липпинкотт прикусил язык.
— Что ж, — сказал он, — для него день нехорош. Но мы то живы, и для нас день отличный! Моя жена готовится родить мне сына — разве это плохо? Ты жаришь мне лучшую в мире яичницу — как же я могу не славить день? Туча не должна заслонять солнце.
— Миссис Мэри перевернулась бы в гробу, услышь она ваши речи так скоро после смерти Лэма, — упрекнула его Джерти, выкладывая на тарелку яичницу и три кружочка колбасы с другой сковородки.
— Наверное, — согласился Липпинкотт, с неприязнью вспоминая Мэри, высокомерную аристократку, тридцать лет бывшую его женой и родившую ему троих сыновей, носивших фамилию Липпинкоттов. — Но она ворочается там не только из-за этого.
Он снова шлепнул Джерти, отказываясь расставаться с веселым настроением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Она еще раз сличила почерк, но так и не определила, кто из троих написал письмо. Казалось, все трос посещали одну и ту же школу, где постигли премудрости безграмотности.
Она опять перечитала письмо и выделила место, где говорилось: «А когда вы у себя в белом доме примитесь за дело то почему бы вам не разобраться с продажными полицейскими которые от каждого урывают кусок и трясут любого заслужил он это или нет».
Снова повинуясь смутной догадке, она дала машине задание проверить, не фигурирует ли эта троица среди лиц, пытавшихся за последние 20 лет поступить на службу в нью-йоркскую полицию. На поиски ушло три минуты, после чего Руби получила краткий ответ: «Зак Мидоуз».
Руби нашла в манхэттенской телефонной книге номер Зака Мидоуза и позвонила. Судя по адресу, контора находилась в убогом закоулке Вест-Сайда, среди трущоб. Номер был отключен, и Руби спросила компьютер, в чем причина отключения. Машина запросила нью-йоркскую телефонную сеть и нашла ответ: номер отключен за неуплату.
Руби потребовала у компьютера полную информацию о Заке Мидоузе и получила домашний адрес (трущоба!), сведения о прохождении воинской службы (без отличий), об образовании (неполное) и об уплате налогов (смех!).
Несмотря на отсутствие среди сведений домашнего телефона. Руби доискалась до номера управляющего домом, который сообщил, что Мидоуза две недели как след простыл и что задержка по квартплате составляет четыре дня.
Достаточно. Автор письма — Зак Мидоуз. Тот же Мидоуз числился среди пропавших за последние несколько недель.
Она вернулась к Смиту.
— Его зовут Зак Мидоуз. Его не видели уже три недели.
Смит кивнул и задумался.
— Поедете в Нью-Йорк, — решил он.
— Отлично! Надоело торчать на одном месте! Хотите, чтобы я нашла этого Мидоуза?
— Совершенно верно.
Смит коротко ввел ее в курс дела: угроза, нависшая над Липпинкоттами, и последствия неприятностей в этой семье для американской экономики.
— Понятно, — сказала Руби. — Выезжаю.
Она направилась к двери.
— Организуйте мне встречу с Римо, — сказал Смит.
— Когда?
— Как можно быстрее.
— Тогда сегодня вечером.
— Сегодня вечером не получится.
— Почему?
— Римо любит, чтобы его предупреждали заранее. Он не приедет.
— Еще как приедет! — заверила его Руби. — Можете на меня положиться. — У двери она оглянулась. — Вы подключаете к этому делу и его?
Смит кивнул.
— Передайте этому тупице, что я разберусь сама, не дожидаясь его.
Глава четвертая
Римо свирепо посмотрел на Смита.
— Что вы сказали?
— Он сказал, что хочет поручить нам охрану семьи Липпинкоттов, — проговорил Чиун.
— Это я слышал, — буркнул Римо.
— Тогда зачем требовать повторения?
— Потому что мне хочется, чтобы он сказал то же самое еще раз.
— Понятно, — сказал Чину. — Теперь мне все ясно. — Он закатил глаза и повернулся к окну.
Они сидели в роскошном номере отеля «МидоулендзХилтон» на 14-м этаже. За рекой Хекенсак и нешироким лугом темнела громада стадиона «Гигант», где футбольная команда «Гиганты» обычно принимала команды соперников. Рядом со стадионом находился ярко освещенный гоночный трек.
— Зачем? — спросил Римо у Смита. — Если Липпинкоттам нужна охрана, то у них хватает денег, чтобы нанять детективное агентство «Пинкертон» в полном составе. Приплюсуйте к этому ФБР.
Смит покачал головой. Он привык к подобному ворчанию.
— Мы не знаем, кто стоит за попыткой уничтожить Липпинкоттов, Римо. Мы даже не знаем, действительно ли они в опасности.
— Начните-ка сначала, — попросил Римо. — Вы запутали меня больше, чем обычно.
— А мне все абсолютно понятно, — сказал Чиун.
— Один из Липпинкоттов вылетает в Токио из окна, — начал Смит. — Никто не знает, что он находился там по тайному поручению президента, связанному с торговлей. Президенту стало известно, что существует план убийства всех Липпинкоттов с помощью каких-то животных. Вот и все, что мы знаем.
— Немало, — сказал Римо.
— Не исключено, что какое-то иностранное правительство решило убрать семейство Липпинкоттов, чтобы они не выполнили особое поручение президента. Мы ничего не знаем толком, но не можем рисковать. Поэтому мы обратились к вам.
— Что это за особое поручение? — спросил Римо.
— Оно касается валют и положения доллара на мировых рынках.
— Ни слова больше! — отмахнулся Римо. — Ненавижу экономику!
— А мне это очень интересно, — сказал Чиун, снова поворачиваясь лицом к говорящим. — Расскажите мне.
— Тебе понравится, — обнадежил его Римо.
Смит послушно принялся объяснять Чиуну, как снижается курс доллара, как из-за этого дорожает американский импорт и как это приводит к удорожанию американских товаров. Из-за роста цен растут зарплаты, хотя производительность труда не увеличивается, а это приводит к инфляции, которая подстегивает безработицу, а из-за безработицы возникает угроза спада...
Пока он говорил, Римо, сидя на краю дивана, крутанул барабан воображаемого револьвера, вставил в него патрон, снова крутанул, приставил дуло к виску, взвел затвор и спустил курок. Несуществующая пуля пробила насквозь его голову. Голова упала на плечо. Смит покосился на Римо.
— Не обращайте внимания, — призвал Смита Чиун. — Его сегодня не выпустили проветриться в перемену.
Римо сидел с безжизненно упавшей на плечо головой, пока Смит не закончил.
— Понятно, — молвил Чиун. — Мы будем охранять Липпинкоттов, поскольку это чрезвычайно важно.
Римо выпрямился.
— Как это «будем»? Кто это решил?
— Руби Гонзалес сказала, что вы с радостью согласитесь выполнить это задание, — пояснил Смит.
— У Руби вышли все козыри, — сказал Римо. — Я ее больше не боюсь. — Он вытащил из кармана два мягких резиновых конуса. — Это затычки. При следующей встрече с ней я заткну ими уши, и пускай она вопит сколько влезет — это не произведет на меня ни малейшего впечатления. Кстати, где она?
— Она занята тем же делом, — сказал Смит. — Пытается выследить человека, написавшего президенту письмо насчет Липпинкоттов.
— Где конкретно?
— В Нью-Йорке, — ответил Смит и показал в ту сторону, где на расстоянии четырех миль высился город Нью-Йорк.
Римо поднял оконную раму и высунулся наружу.
— Руби! — крикнул он во тьму. — Я тебя больше не боюсь!
Он сделал вид, будто прислушивается, а потом отошел от окна.
— Она говорит, что пока ничего не выяснила.
— Я ничего не слышал, — сказал Смит.
— Тут всего четыре мили, — сказал Рима. — На таком расстоянии слышен даже шепот Руби.
— Приятная женщина, — сказал Чиун. — Она может родить чудесных ребятишек.
— И думать забудь, Чиун! — сказал Римо.
— Верно, — согласился Чиун и продолжил сценическим шепотом, обращаясь к Смиту: — Руби на него не польстится. Она неоднократно говорила мне, что считает Римо слишком уродливым, чтобы стать отцом ее детей.
— Что? — окликнул его Рамо.
— Руби сказала кое-что еще, — вспомнил Смит. — Воспроизвожу буквально: «Передайте этому тупице, что я разберусь в этом сама, не дожидаясь его».
— Так и сказала? — насторожился Римо.
Смит кивнул и продолжал:
— Элмер Липпинкотт-старший находится у себя в Уайт-Плейнс. Он ждет вас. Ему сказали, что вы — консультанты правительства, которым поручено предложить его семейству новую систему безопасности. Держите со мной связь: я передам вам, что удалось разузнать Руби.
— Обойдемся, — сказал Римо. — Мы сами все выясним еще до того, как она найдет, где припарковаться.
После ухода Смита Римо сказал Чиуну:
— Я по-прежнему считаю, что охранять Липпинкоттов — глупое занятие, папочка. Разве мы телохранители? Пускай наймут себе охрану.
— Ты совершенно прав, — ответил Чиун.
— Погоди-ка! Повтори это еще раз.
— Ты совершенно прав. Зачем повторять?
— Мне захотелось насладиться звуком этих слов, — сказал Римо. — Если я совершенно прав, то зачем нам этим заниматься?
— Очень просто. Ты слышал, что говорил император Смит. Если мы сделаем это, то сэкономим Америке уйму долларов. Естественно, в таком случае часть долларов перейдет нам.
— Говоря о спасении доллара, Смит имел в виду совсем не это, — возразил Римо.
— Разве? — огорчился Чиун. — О, человеческое двуличие! Учти, Римо, за свою историю Дом Синанджу работал на многих императоров, но этот — единственный, который никогда не говорит того, что на самом деле подразумевает, и всегда подразумевает не то, что говорит.
— Это точно, — сказал Римо. — Но мы все равно будем выполнять задание.
— Зачем?
— Чтобы преподать урок Руби. — Сказав это, Римо вернулся к открытому окну, высунулся и крикнул: — Руби, ты меня слышишь? Мы уже идем!
Шестью этажами ниже ему ответил густой техасский бас:
— Заткнись, парень! У нас на этой неделе игра.
— Исчезни! — откликнулся Римо.
— Что ты сказал, парень?
— Ты не только тупой, но и глухой? Я сказал «исчезни».
— Ты в каком номере, парень?
— А капитаны ваших болельщиков — уроды! — присовокупил Римо.
Так была обеспечена победа команды «Гиганты» в первой игре сезона: все защитники первой линии «Далласских ковбоев» за два дня до встречи угодили в больницу. Игроки общим весом в полторы тонны предпочли наврать тренеру, что больны, а не признаться, что на самом деле у них вышла потасовка с одним дряхлым азиатом и одним худощавым бельм в холле четырнадцатого этажа гостиницы «Мидоулендс-Хилтон», в результате которой все они разлетелись по углам, как кегли. Противник, обрадовавшись прорехам в защите «Ковбоев», озверел и выиграл 9:8, причем выигрыш был бы сухим, если бы «Гиганты», устремившись вперед, не забыли об обороне. Римо и Чиун не видели матча: они находились в Нью-Йорке.
Глава пятая
Элмер Липпинкотт-старший тихо поднялся с огромной кровати, стараясь не разбудить спавшую рядом с ним жену Глорию. Липпинкотту было восемьдесят лет, он был высок и тощ, лицо его оставалось худым и обветренным еще с той давней поры, когда он искал нефть в пустынях Техаса, Ирана и Саудовской Аравии, а также в пышущих испарениями джунглях Южной Америки.
Легкость его движений не соответствовала преклонному возрасту. Он был краснолиц, волосы, несмотря на седину, сохранили густоту. Если бы в его голубых глазах мелькал огонек веселья, его можно было бы принять за содержателя ирландского бара, двадцать лет тому назад давшего зарок не пить. Однако взгляд Элмера Липпинкотта был тверд и пронзителен. Впрочем, сейчас, когда он смотрел на мирно спящую жену, взгляд этот смягчился. Глория Липпинкотт была блондинкой двадцати пяти лет, кожа ее была изумительно гладкой, тогда как у Липпинкотта — жесткой, как наждак.
Ее длинные светлые волосы образовывали на подушке золотистый нимб, и сердце старика сжалось, как бывало всегда, когда он наслаждался без ее ведома зрелищем ее красоты. Он смотрел на ее волосы, безупречные черты лица, грациозный изгиб шеи, невысокую грудь и холм живота, накрытого голубой атласной простыней. Он улыбнулся: она была на шестом месяце беременности, она готовилась подарить ему ребенка. Боже, как она красива!
Он легонько прикоснулся к ее животу, ненадолго задержав руку, но не ощутил толчков и разочарованно отошел. Потом он не спеша прошествовал в просторную гардеробную, где с презрением отверг услуги камердинера.
«Я всю жизнь одевался самостоятельно. То, что я нашел немного нефти, вовсе не значит, что я разучился сам застегивать пуговицы», — сказал он как-то раз репортеру.
Он взглянул на часы: стрелки показывали 6.30 утра.
На пути в кабинет располагалась кухня. Кухарка Джерти, поступившая к нему в ранней молодости и уже разменявшая седьмой десяток, стояла у плиты. Он шлепнул ее по заду.
— Доброе утро, Джерт! — крикнул он.
— Доброе утро, Первый, — ответила женщина, не оборачиваясь. — Ваш сок и кофе на подносе.
— А яичница?
— Сейчас будет готова.
Она разбила скорлупу над сковородкой и, вынув из тостера два куска хлеба, намазала их маргарином из кукурузного масла.
— Отличный сегодня денек, Джерти, — сказал Липпинкотт, выпив одним глотком утренние шесть унций апельсинового сока.
— Постыдились бы! Лэма только что опустили в могилу, а вы называете день отличным.
Липпинкотт прикусил язык.
— Что ж, — сказал он, — для него день нехорош. Но мы то живы, и для нас день отличный! Моя жена готовится родить мне сына — разве это плохо? Ты жаришь мне лучшую в мире яичницу — как же я могу не славить день? Туча не должна заслонять солнце.
— Миссис Мэри перевернулась бы в гробу, услышь она ваши речи так скоро после смерти Лэма, — упрекнула его Джерти, выкладывая на тарелку яичницу и три кружочка колбасы с другой сковородки.
— Наверное, — согласился Липпинкотт, с неприязнью вспоминая Мэри, высокомерную аристократку, тридцать лет бывшую его женой и родившую ему троих сыновей, носивших фамилию Липпинкоттов. — Но она ворочается там не только из-за этого.
Он снова шлепнул Джерти, отказываясь расставаться с веселым настроением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18