Это такие женщины, которые не снимают траурных одежд, даже когда никто не умер, и обручальных колец, не будучи замужем?
— Они самые, — сказал Римо.
— Им по должности полагалось находить у тебя прекрасное сердце, — сказал Чиун. — То дитя в больнице попало в твое силовое поле, ощутило его давление на все свое тело и не знало, куда от него деваться. Ведь оно ничего подобного никогда не испытывало. Это все равно, как если бы к девушке прикоснулось сразу несколько рук.
— Телесное послание? Ты хочешь сказать, что я тискаю курочек, даже не дотрагиваясь до них?
— Если тебе нравятся грубые сравнения — а они тебе нравятся, — то да, это я и хочу сказать.
— Значит, сигналы отражаются, и если бы я был более усерден, то умел бы их читать?
— Ты снова прав. Очень важно, чтобы ты быстрее взялся за учебу и постиг эту премудрость.
— Почему? — спросил Римо. Он не мог не удивиться: обычно Чиун поучал его так, словно впереди у них было еще лет пятьдесят учебы.
— Потому что эти двое перешли на бег, и если ты не защитишься, мне придется заняться поисками нового ученика.
Римо развернулся в тот самый момент, когда преследователи настигли их. Один бежал тяжело, припадая на левую ногу, второй парил над асфальтом с той же природной грацией, которой Римо обладал много лет тому назад, будучи обыкновенным человеком. У хромого был нож, у его приятеля дубинка. На обоих были клетчатые куртки и белые брюки.
Мужчина с ножом на бегу занес оружие над головой и попытался вонзить его в плечо Римо, Римо убрал плечо, так что лезвие просвистело в доле дюйма от него, и развернулся вокруг своей оси. При этом он заметил краем глаза, как Чиун неторопливо направляется к галерее игровых автоматов.
На завершающем отрезке разворота Римо выбросил в сторону левую ногу и выбил дубинку из правой руки грациозного недруга. Дубинка упала на тротуар. Пока недруг нагибался за дубинкой, Римо наступил ему на кисть. Раздался хруст костей.
Недруг вскрикнул. Его напарник, вооруженный ножом, попытался полоснуть Римо по лицу, однако лезвие задержалось в четверти дюйма от цели, поскольку Римо перехватил руку с ножом. Волна боли пробежала по пойманной руке от кисти до плеча, ударилась в туловище и достигла позвоночника. В первый раз за 15 лет, минувшие с той поры, когда ему пришлось уйти из Национальной футбольной лиги из-за травмы, нападающий почувствовал боль в левом колене. Ощущал он ее совсем недолго: в следующее мгновение ему обожгло живот, куда погрузились пальцы вертлявого брюнета, и бывший футболист догадался, что его внутренним органам наносится непоправимый вред. Он походил сейчас на волчок, у которого кончается завод. Вращение делалось все медленнее, а потом совсем прекратилось.
Футболист осел на тротуар. Его напарник вытащил руку из-под подошвы Римо и опять попытался нанести ему удар дубинкой, но уже левой рукой. Римо пригнулся и дотянулся до плеча нападающего, вследствие чего дубинка, промахнувшаяся мимо цели, заехала самому нападающему по макушке, расколов ему череп.
Бедняга хотел было вскрикнуть, но не сумел; тогда он рухнул поверх тела своего сообщника.
Римо посмотрел на поверженных врагов. Под их клетчатыми куртками оказались белые накидки, которые в сочетании с белыми штанами смотрелись как больничная форма. Оба не шевелились. Римо выругался. Надо было думать раньше: хотя бы один должен был выжить, чтобы ответить на вопросы.
К Римо и двум трупам у его ног приближались мужчина и женщина. Глядя прямо перед собой, они обошли живописную группу справа и слева, после чего их руки снова соединились, и они продолжили неспешную прогулку.
Появился полицейский. Он взглянул на трупы.
— Готовы? — поинтересовался он.
— Полагаю, что да, — ответил Римо.
— Хотите заявить? — спросил полицейский.
— А надо? — спросил Римо.
— В общем, можно. На вас напали двое грабителей, и вы уложили их на месте. В полицейском управлении любят коллекционировать такие сведения.
— А вы не любите?
— Ты сам подумай, парень, — честно сказал полицейский, подойдя ближе. (Римо прочел у него на груди: «Патрульный Л. Блейд».) — Если ты подашь заявление, мне придется писать отчет, снимать с него уйму копий и так далее. — Прохожие шли мимо, не останавливаясь и то всех сил стараясь не смотреть на трупы. — Твое имя и адрес зафиксируют, тебя вызовут в суд, а там мало ли что может случиться — чего доброго, еще засудят.
— За самооборону?
— Это Нью-Йорк. Надо понимать, как мы тут относимся к подобным вещам, — сказал патрульный Л. Блейд. — Скажем, я на твоей стороне, как и добрая половина копов. Но если мы надоумим людей самостоятельно защищаться, на что они, кстати, имеют полное право, то полиция превратится в любительскую ассоциацию.
— Иными словами, защищаться от грабителя, не будучи членом профсоюза полицейских, — это все равно что заниматься штрейкбрехерством?
— Вот именно!
— Понятно, — сказал Римо. — Можно мне узнать, кто это такие?
— Давай обыщем их, — предложил полицейский и нагнулся. Натренированные руки ловко обшарили карманы. У обоих убитых не оказалось ни бумажников, ни удостоверений личности.
— Жаль, ничего нет.
— Если я заявлю о случившемся, тела попадут в морг?
Полицейский кивнул.
— И их опознают по отпечаткам пальцев?
— В теории — да.
— Почему в теории?
— Потому что у нас такое количество трупов, что этим придется ждать своей очереди пару месяцев. Так что результатов опознания не будет долго. А если возникнут трудности, то их не будет вообще.
— А что случится, если я не заявлю?
— Ничего.
— Как это «ничего»?
— Ты да я отправимся дальше по своим делам, словно ничего не произошло.
— А как же они? — спросил Римо, указывая на трупы.
— К утру их здесь не будет.
— Куда же они денутся?
— Этого я не знаю. Я знаю одно: к утру трупы всегда исчезают. Наверное, их забирают студенты-медики для экспериментов. — Полицейский подмигнул Римо. — Или извращенцы для своих целей. Не знаю. Они не из моего профсоюза.
— Да поможет нам Бог, — вздохнул Римо. — Поступайте по своему усмотрению. — Он направился было к галерее игровых автоматов, но полицейский окликнул его:
— Постой, парень! Запомни: мы с тобой не разговаривали. Я знать ничего не знаю.
— Истинно так, — сказал Римо.
Под высокими сводами галереи Чиун вел переговоры со служащим о размене доллара. Оба с облегчением посмотрели на приближающегося Римо.
— Римо, объясни этому идиоту, что эта долларовая купюра — серебряный сертификат, стоящий больше, чем четыре монеты по двадцать пять центов! — взмолился Чиун.
— Он прав, — сказал Римо служащему.
Тот покачал головой.
— Ничего не знаю. Хозяин оторвет мне голову, если я стану давать на один доллар больше четырех четвертаков.
— Непоколебимое невежество, — сказал Чиун.
Римо вынул из кармана доллар и протянул его служащему. Тот отдал серебряный сертификат. Чиун вырвал его у Римо и спрятал в складках кимоно, прежде чем Римо успел его разглядеть.
— За мной доллар, — сказал Чиун.
— Если забудешь, я тебе напомню, — сказал Римо и спросил служащего, какой из автоматов труднее всего обыграть.
— "Мечты Южных морей" там, в углу, — сказал парень. — Этот автомат ни разу не проигрывал.
Римо проводил Чиуна к дальнему автомату и объяснил, как кидать монетки и в чем цель игры. Чиун оскорбился, что выигрыш нельзя забрать наличными.
Двое в черных кожаных куртках подмигнули друг другу, услышав верещание Чиуна. Они дергали за ручку соседний автомат.
— Этот джентльмен будет играть, — обратился к ним Римо. — Если не хотите неприятностей, оставьте его в покое.
— С какой это стати?
— Ради вашей же пользы. Не трогайте его.
— Чего ради мы станем тебя слушать?
— Как хотите, — со вздохом отступил Римо.
Рядом с галереей находился телефон-автомат, еще не превращенный вандалами в писсуар. Римо набрал номер, по которому полагалось связываться со Смитом в вечернее время.
— Какие новости о Липпинкотте? — спросил он.
— Все по-прежнему. Никто не может понять, что с ним, — ответил Смит.
— Чиун говорит, что это какой-то яд.
— В его организме не находят посторонних веществ, — сказал Смит.
— Если Чиун говорит, что это яд, значит, это яд.
— А вы что-нибудь узнали? — спросил Смит.
— Почти ничего, — ответил Римо. — Двое парней попытались укокошить нас посреди улицы.
— Кто они такие?
— Их уже нет в живых. Я не знаю, кто они такие: при них не оказалось удостоверений. Но, Смитти...
— Да?
— На них была больничная форма. Я подозреваю, что в деле замешаны медики. Попытайте свой компьютер.
— Что ж, проверю, — согласился Смит.
Римо заглянул в окно галереи. Двое парней в кожаных куртках, с сальными волосами по моде 50-х годов взяли Чиуна в кольцо, беседуя между собой. Чиун делал вид, что не обращает внимания на их неучтивость. Римо покачал головой и отвернулся, не желая становиться свидетелем развязки.
— Какие сведения от Руби? — спросил он у Смита.
— Пока никаких.
— Хорошо. Когда она позвонит, скажите ей, что мы со всем разберемся, прежде чем она додумается, из-за чего весь сыр-бор. Так ей и передайте.
— Вы обязательно хотите, чтобы я так прямо и сказал? — спросил Смит.
— В общем... — Римо замялся. — Не обязательно. Я позвоню завтра.
Вернувшись в галерею, он нашел обоих юнцов стоящими на цыпочках слева и справа от Чиуна. Римо быстро разобрался, в чем дело: Чиун поймал их за указательные пальцы и заставил двигать рычаги бильярдного автомата.
— Я вас предупреждал, — сказал он юнцам.
— Скажи ему, чтобы он нас отпустил? — взвыл один.
— Отпусти их, Чиун, — сказал Римо.
— Не отпущу, пока не кончится игра, — ответил Чиун. — Они любезно согласились показать мне, как надо играть.
— Согласились, держи карман шире! Какой у тебя шар?
— Я играю первый шар, — ответил Чиун.
— Столько времени? — удивился Римо.
— Он не имеет изъянов, — сказал Чиун. — Зачем менять его на другой?
Римо знал, что пройдет несколько дней, прежде чем Чиун сыграет во все пять шаров, поэтому он надавил на автомат бедром и легонько пристукнул. Там, где только что горел счет, остались пустые бельма. Загорелась надпись: «Наклон».
— Что случилось? — спросил Чиун.
— Машина наклонилась, — объяснил Римо.
Чиун нажал пальцами двоих лоботрясов на рычаги, но ничего не добился.
— Что это за наклон? — спросил Чиун.
— Это значит, что игра завершена, — сказал Римо.
— Как это получилось?
— Иногда это происходит само по себе, — сказал Римо.
— Ага, — подал голос один из юнцов. — Пожалуйста, отпустите нас, сэр.
Чиун кивнул и отпустил их. Те стали ожесточенно тереть затекшие пальцы.
— Когда в следующий раз сюда заглянет благородная душа, жаждущая минутного отдохновения от трудов праведных, советую не досаждать ей, — сказал им Чиун.
— Да, сэр. Обязательно, сэр.
Чиун удалился. Римо последовал за ним. В дверях Чиун обернулся.
— Я видел, как ты наклонил автомат, нажав на него бедром.
— Прости, Чиун.
— Ничего. Иначе у меня ушло бы на эту игру несколько дней. Глупейший способ времяпрепровождения, не приносящий дохода.
Вернувшись из клиники, где он навещал остающегося в бессознательном состоянии сына Рендла, Элмер Липпинкотт тяжело поднялся к себе в спальню. То, что ему предстояло совершить, не доставляло ему ни малейшего удовольствия, но он всю жизнь подчинялся долгу, и это превратилось в кодекс поведения.
И все-таки, как сказать любимой женщине то, что уничтожит ее любовь?
— А вот так и сказать, — проговорил он вполголоса, шагая по холлу второго этажа.
Стены холла были свободны от картин. Богачи, подобные Липпинкотту, обычно завешивают холлы портретами предков, но предки Элмера Липпинкотта ковырялись в земле и пасли коров, и он однажды признался шутя, что, не будучи отбросами общества, они не могли претендовать и на то, чтобы называться солью земли.
Из спальни доносился смех. Прежде чем войти, он легонько постучал в дверь.
Его жена Глория сидела в постели в атласной рубашке, скромно обернувшись простыней. На стульчике у гардероба чинно восседал доктор Джесс Бирс. Видимо, они только что смеялись над какой-то шуткой, потому что при его появлении у них был несколько ошеломленный вид. Обладай Липпинкотт способностью рассуждать более здраво, он счел бы их вид виноватым.
Бирс высморкался в платок и украдкой протер лицо. Глория выглядела не так безупречно, как обычно: бретелька ночной рубашки сползла у нее с плеча, почти вся левая грудь торчала наружу, губная помада была размазана. Впрочем, Липпинкотт не замечал мелочей.
Бирс встал, вытерев лицо. Он был молод, высок и широкоплеч.
— Как самочувствие пациентки, доктор? — осведомился Липпинкотт.
— Прекрасно, сэр! Лучше не придумаешь.
— Хорошо. — Липпинкотт улыбнулся жене и сказал, не глядя на врача: — Прошу нас извинить, доктор.
— Разумеется. Доброй ночи, миссис Липпинкотт, доброй ночи, сэр.
Когда он затворил за собой дверь, Липпинкотт проговорил:
— Славный малый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18