У Санни Джоя много денег, его люди в состоянии прокормить себя и свои семьи.
Чиун негодующе выпрямился в седле.
— Но в пустыне не водится рыбы! — воскликнул он.
— Ну и что?
— И уток что-то я здесь не видел.
— Поясни, пожалуйста, — попросил Римо.
— Нельзя же жить на одном рисе!
— А я и не живу.
При этих словах ученика Чиун вздрогнул и тревожно спросил:
— Надеюсь, ты не ел свинину?
— Конечно, нет!
— А говядину?
— Знаешь ведь, что я уже давно не употребляю в пищу говядину.
— Тогда что ты ел, кроме риса?
— Пусть это останется тайной, моей и моих предков.
Мастер Синанджу критически окинул ученика оценивающим взглядом и слегка подался вперед.
— Цвет твоей кожи слегка изменился.
— И неудивительно. Я много времени провожу на солнце, теперь моя кожа начинает темнеть.
— И белки твоих глаз уже не такие чистые, как рис.
— На глаза пожаловаться не могу, — буркнул Римо.
— Я вижу, они слегка пожелтели.
Отвернувшись, ученик притворился, что с большим интересом наблюдает за краснохвостым ястребом, парящим в потоках восходящего воздуха.
Чуть ли не вплотную приблизившись к ученику, Чиун осторожно потянул носом воздух.
— Кукуруза! — завопил он через секунду. — Твое зловонное дыхание отдает кукурузой! Ты ел эти мерзкие отбросы, этот корм грязных свиней! Не удивлюсь, если завтра ты будешь, стоя на коленях, выкапывать из земли картофельные клубни и пожирать их прямо сырыми!
— Чем тебя не устраивает маис, который выращивает племя Сан Он Джо? У маиса отличный вкус!
— Ты не должен есть кукурузу!
— Но ведь Ко Джонг О тоже ел кукурузу.
— Кто смеет так гнусно лгать?
— Санни Джой сказал. Все вожди племени употребляли в пишу маис, в том числе и великий предок Ко Джонг О!
— Во-первых, его звали Коджонг, а во-вторых, маису не хватает добротности, чтобы стать основной пищей мастера Синанджу.
— Очень может быть, но смесь маиса и риса на вкус просто превосходна! Я не ел кукурузы лет двадцать.
— Я запрещаю тебе есть маис!
— Слишком поздно. Я уже успел пристраститься к нему и не собираюсь возвращаться к строгой рисовой диете.
— Ну и не надо. Тебе позволено также есть рыбу и уток.
— Ты же знаешь, я никогда не любил уток, — скривился Римо. — И ем их только для того, чтобы перебить вкус рыбы, а потом снова принимаюсь за рыбу, потому что утиный жир противно обволакивает язык.
— Если ты будешь питаться маисом и рисом, исключив из рациона рыбу и уток, то очень скоро ослабнешь и в конце концов умрешь. Что тогда будет с Домом Синанджу?
— Ничего. Он, как всегда, останется в Северной Корее.
— Мне не нравится, как ты отзываешься о Жемчужине Востока.
— Послушай, у меня есть отличная идея! — воскликнул Римо.
Чиун подозрительно сузил глаза:
— И что же это за идея?
— Почему бы нам не перевезти всех твоих людей сюда?
— Сюда?! Они скорее умрут от голода, чем согласятся жить в пустыне.
— Если Дом Синанджу не станет оказывать им регулярную финансовую помощь, они действительно умрут от голода. Чиун, я не шучу. Здесь отличный климат, много еды, к тому же это Америка!
— Вот именно. Страна, возникшая каких-то три века назад! Да она еще как следует из яйца не вылупилась!
— У тебя есть другое предложение?
— Честно говоря, я подумываю о том, чтобы предоставить кров и пищу этим несчастным потомкам корейского народа в моей деревне Синанджу.
— Хочешь, чтобы племя перебралось в Северную Корею? Туда, где девять месяцев в году длится зима, где мало продовольствия и совсем нет свободы?!
— В моей деревне свобода есть! И пусть только кто-нибудь посмеет возразить!
— А ты говорил об этом с Санни Джоем? — поинтересовался Римо.
— Пока нет. Сначала я хотел поговорить с тобой.
— Очень сомневаюсь, что он согласится.
— Эти несчастные сыны корейского народа приобрели здесь дурные привычки, Римо, — нахмурился Чиун. — Они не только едят кукурузу, но и пьют приготовленные из нее хмельные напитки!
— Тут я с тобой полностью согласен. Но Санни Джой, я уверен, теперь сумеет наставить их на правильный путь.
— Уж если корейцы стали есть кукурузу, то нет ничего удивительного в том, что они стали употреблять алкоголь. Нельзя лечить только симптомы болезни, следует искоренить ее причину! А она заключается в том, что они тоскуют по родине.
— У тебя ничего не выйдет, Чиун, забудь об этом.
Лицо корейца посуровело. Мастер Синанджу натянул поводья, заставив лошадку отступить назад, и громко произнес:
— Завтра утром я уезжаю.
— Понятно.
— С тобой или без тебя.
— Я еще не решил, как мне теперь жить, — задумчиво отозвался Римо.
— Ты поступишь так, как должен поступить.
— Можешь не сомневаться.
— Надо продолжить выбранный тобой раз и навсегда путь. Ты — ассасин Синанджу!
— Я больше не хочу быть ассасином. Время убийств кончилось. Теперь я мирный человек.
— Так и сказать Смиту?
— Так и скажи.
— А сказать ему о твоей удаче?
По лицу Римо пробежала легкая тень.
— Необязательно, — откликнулся он.
— Ну да, если он узнает, то, пожалуй, прикажет мне сделать что-нибудь такое, чего бы мне делать не хотелось.
— Когда доберешься до места назначения, дай мне знать, где ты, ладно?
— Договорились. Среди всех белых людей Смит выбрал для обучения Синанджу именно тебя, потому что ты был подкидышем. Теперь же, когда объявился твой родной отец, Император может счесть это серьезной угрозой для своей организации.
— Думаешь, Смит захочет убрать Санни Джоя?
— Не стоит называть его так фамильярно. Зови его «аппа», что по-корейски означает «отец».
— Я знаю его всего несколько недель и пока еще не могу заставить себя так к нему обращаться. «Санни Джой» мне больше нравится.
— Это не по-корейски и очень неуважительно по отношению к отцу.
— Но во мне больше индейской крови племени Сан Он Джо, чем корейской, помнишь? Ладно, вернемся к Смиту. Если ты просто-напросто меня шантажируешь, чтобы я поехал вместе с тобой, то напрасно. Я покончил с прошлым и не хочу больше быть ассасином.
— Я рассказывал тебе когда-нибудь о каменотесе?
— Если и рассказывал, то я уже давно забыл. Сейчас мне это совсем неинтересно. Ничего не говори Смиту о Санни Джое, поскольку в качестве убийцы он пошлет сюда именно тебя. Знай, в таком случае я сделаю все, чтобы помешать тебе.
Мастер Синанджу посмотрел на ученика долгим тяжелым взглядом непроницаемых глаз, потом задумчиво проговорил:
— Мне не нравится твой тон, Римо Ром.
— Римо Уильямс! Я привык к этому имени.
— Однако я перестал бы тебя уважать, если бы ты не встал на защиту родного отца, — продолжил Чиун. — Поэтому я тебя прощаю.
— Вот и отлично!
Повернув свою лошадку на восток, старик повторил:
— Завтра я уезжаю.
— Понятно.
— С тобой или без тебя.
— Я пока останусь здесь, а там посмотрим.
— А если твой отец согласится на переезд своего племени в мою деревню?
— Вряд ли.
— А если все-таки согласится?
— Тогда и я отправлюсь вместе с ним.
— Прекрасно. Пойду писать речь.
— Тебе придется написать чертовски длинную речь, чтобы убедить племя оставить резервацию.
— Зачем убеждать всех? Надо убедить только одного человека.
С этими словами мастер Синанджу повернул в сторону индейского поселения.
Римо долго смотрел вслед бодро семенившему пони, ровным счетом ничего не испытывая. Собственно говоря, он просто не знал, что должен сейчас чувствовать. Большую часть своей взрослой жизни он разрывался между двумя мирами — восточным миром Синанджу и западным миром Америки, между любовью к своей родной стране и глубокой привязанностью и уважением к мастеру Синанджу, который ему так много дал!
Теперь же душа его разрывалась между малознакомым ему родным отцом и человеком, что был его отцом по духу.
Нет, гармоничная картина единого целого никак не складывалась!
Пришпорив кобылу, Римо двинулся к Горе Красного Призрака. Ему вдруг тоже захотелось навестить могилу Ко Джонг О. Наконец-то Римо обрел отца, предков и настоящую родину! И никому теперь не удастся нарушить долгожданный покой и умиротворение в его душе, даже мастеру Синанджу, которого он любил всем сердцем.
Глава 3
Харолд В. Смит не стал сообщать в полицию о том, что произошло с его машиной, пока не добрался до своего кабинета в санатории «Фолкрофт». Сначала он решил было и вовсе ничего не предпринимать, но потом пришел к выводу, что тем самым вызовет ненужные подозрения, и позвонил в полицейский участок Гарлема.
— Мы никогда не найдем вашу машину, — уныло ответил ему сержант.
— Но она была припаркована на бульваре Малькольма всего пару часов назад, — попробовал возразить Смит.
— Нам не удастся вернуть ее вам в целости и сохранности. У вас есть страховка?
— Конечно!
— У некоторых ее почему-то нет. Советую вам сразу же вызвать страхового агента.
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы тем не менее нашли украденное...
— Сделаем все, что в наших силах, — коротко отозвался сержант, но в его голосе не прозвучало ни оптимизма, ни энтузиазма.
Смит холодно поблагодарил его за внимание и повесил трубку. Именно таких ситуаций и хотел избежать Президент, тридцать лет назад основавший КЮРЕ. Вот она, анархия и беззаконие! Пропало всякое уважение к частной собственности, вконец обесценилась человеческая жизнь!
Теперь даже в крупных городах полиция перестала следить за соблюдением законов, ибо не хватает денег, человеческих ресурсов и всего того, что в состоянии сдержать буйный рост преступности и беззакония.
Тридцать лет активной деятельности КЮРЕ, когда не раз приходилось поступать вопреки Конституции и даже осознанно нарушать ее, обеспечили безопасность Соединенным Штатам, но все же не помогли установить прочный порядок внутри страны. Вспоминая Америку своего детства, Харолд В. Смит ее не узнавал — настолько она успела измениться! Несмотря на все мыслимые и немыслимые усилия, большая часть американских городов пала жертвой анархии и кошмара.
В минуты таких философских раздумий Смит вновь и вновь сомневался: а стоило ли вообще затевать все это? Тогда, в начале шестидесятых, он был назначен первым директором КЮРЕ, и Президент незадолго до своей мученической кончины возложил на его плечи тяжелую и в общем-то пугающую ответственность. Уже тогда Америка медленно, но неуклонно скатывалась к анархии, и новая организация призвана была стать средством сохранения всеобщего порядка и безопасности. О существовании КЮРЕ знали только Смит, тогдашний Президент страны и его доверенное лицо. Официально же никакой КЮРЕ не существовало, Харолд В. Смит был директором санатория «Фолкрофт», о его прежней службе в ЦРУ и Управлении стратегических служб никто и не вспоминал.
В течение тридцати лет КЮРЕ успешно удавалось сохранять американскую демократию, которую очень многие считали невероятным экспериментом, и один только Харолд В. Смит знал, что эксперимент этот закончился фатальным крахом. Повсюду, на всех уровнях, процветала коррупция, и Смиту пришлось разработать целую систему справедливого наказания нарушителей закона, которых по тем или иным причинам не коснулась десница правосудия, а их преступная деятельность угрожала существованию всей нации.
В исключительных случаях КЮРЕ разрешалось убивать без соблюдения установленной судебной процедуры. Если бы вдруг журналистам стало известно о том, что секретная правительственная организация руководит деятельностью тайного агента-ассасина и об этом не знают ни Конгресс, ни широкая общественность, КЮРЕ была бы немедленно и со страшным скандалом разогнана.
А через два, самое большее три года все государство расползлось бы по швам, словно дешевый свитер плохого качества.
Именно осознание своей незаменимости заставляло Харолда В. Смита продолжать свою работу, хотя его старые кости давно уже просили покоя желанной отставки.
Похоже, для КЮРЕ настали тяжелые времена.
Вот уже почти год Римо Уильямс, правая рука Смита и непосредственный исполнитель заданий, грозился уйти в отставку. И понятно почему. Сколько может человек, пусть даже беззаветно преданный своей родине, заниматься разрешением наисерьезнейших государственных кризисов?
Римо и раньше не раз заводил разговор об отставке, но теперь, казалось, принял бесповоротное решение. Он уже успел выполнить немало акций КЮРЕ — некоторые с неохотой, другие с подлинным рвением, а третьи только потому, что его учитель настаивал на беспрекословном исполнении обязательств по контракту.
Проблема заключалась в том, что обязательства Римо перед Домом Синанджу, пятисотлетним Домом ассасинов, служившим еще королю Туту, как теперь нынешнему Президенту США, неуклонно возрастали. Защитой Дома Синанджу пользовалась еще древняя Персия, хотя современный Иран опасался гнева этого Дома. Все меньше и меньше Римо чувствовал свой долг перед американской нацией. Все больше и больше он принадлежал Дому Синанджу.
Весь последний год Смиту еще удавалось использовать Римо под предлогом помощи в поисках его настоящих родителей, хотя шефу КЮРЕ была прекрасно известна вся безнадежность этой затеи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Чиун негодующе выпрямился в седле.
— Но в пустыне не водится рыбы! — воскликнул он.
— Ну и что?
— И уток что-то я здесь не видел.
— Поясни, пожалуйста, — попросил Римо.
— Нельзя же жить на одном рисе!
— А я и не живу.
При этих словах ученика Чиун вздрогнул и тревожно спросил:
— Надеюсь, ты не ел свинину?
— Конечно, нет!
— А говядину?
— Знаешь ведь, что я уже давно не употребляю в пищу говядину.
— Тогда что ты ел, кроме риса?
— Пусть это останется тайной, моей и моих предков.
Мастер Синанджу критически окинул ученика оценивающим взглядом и слегка подался вперед.
— Цвет твоей кожи слегка изменился.
— И неудивительно. Я много времени провожу на солнце, теперь моя кожа начинает темнеть.
— И белки твоих глаз уже не такие чистые, как рис.
— На глаза пожаловаться не могу, — буркнул Римо.
— Я вижу, они слегка пожелтели.
Отвернувшись, ученик притворился, что с большим интересом наблюдает за краснохвостым ястребом, парящим в потоках восходящего воздуха.
Чуть ли не вплотную приблизившись к ученику, Чиун осторожно потянул носом воздух.
— Кукуруза! — завопил он через секунду. — Твое зловонное дыхание отдает кукурузой! Ты ел эти мерзкие отбросы, этот корм грязных свиней! Не удивлюсь, если завтра ты будешь, стоя на коленях, выкапывать из земли картофельные клубни и пожирать их прямо сырыми!
— Чем тебя не устраивает маис, который выращивает племя Сан Он Джо? У маиса отличный вкус!
— Ты не должен есть кукурузу!
— Но ведь Ко Джонг О тоже ел кукурузу.
— Кто смеет так гнусно лгать?
— Санни Джой сказал. Все вожди племени употребляли в пишу маис, в том числе и великий предок Ко Джонг О!
— Во-первых, его звали Коджонг, а во-вторых, маису не хватает добротности, чтобы стать основной пищей мастера Синанджу.
— Очень может быть, но смесь маиса и риса на вкус просто превосходна! Я не ел кукурузы лет двадцать.
— Я запрещаю тебе есть маис!
— Слишком поздно. Я уже успел пристраститься к нему и не собираюсь возвращаться к строгой рисовой диете.
— Ну и не надо. Тебе позволено также есть рыбу и уток.
— Ты же знаешь, я никогда не любил уток, — скривился Римо. — И ем их только для того, чтобы перебить вкус рыбы, а потом снова принимаюсь за рыбу, потому что утиный жир противно обволакивает язык.
— Если ты будешь питаться маисом и рисом, исключив из рациона рыбу и уток, то очень скоро ослабнешь и в конце концов умрешь. Что тогда будет с Домом Синанджу?
— Ничего. Он, как всегда, останется в Северной Корее.
— Мне не нравится, как ты отзываешься о Жемчужине Востока.
— Послушай, у меня есть отличная идея! — воскликнул Римо.
Чиун подозрительно сузил глаза:
— И что же это за идея?
— Почему бы нам не перевезти всех твоих людей сюда?
— Сюда?! Они скорее умрут от голода, чем согласятся жить в пустыне.
— Если Дом Синанджу не станет оказывать им регулярную финансовую помощь, они действительно умрут от голода. Чиун, я не шучу. Здесь отличный климат, много еды, к тому же это Америка!
— Вот именно. Страна, возникшая каких-то три века назад! Да она еще как следует из яйца не вылупилась!
— У тебя есть другое предложение?
— Честно говоря, я подумываю о том, чтобы предоставить кров и пищу этим несчастным потомкам корейского народа в моей деревне Синанджу.
— Хочешь, чтобы племя перебралось в Северную Корею? Туда, где девять месяцев в году длится зима, где мало продовольствия и совсем нет свободы?!
— В моей деревне свобода есть! И пусть только кто-нибудь посмеет возразить!
— А ты говорил об этом с Санни Джоем? — поинтересовался Римо.
— Пока нет. Сначала я хотел поговорить с тобой.
— Очень сомневаюсь, что он согласится.
— Эти несчастные сыны корейского народа приобрели здесь дурные привычки, Римо, — нахмурился Чиун. — Они не только едят кукурузу, но и пьют приготовленные из нее хмельные напитки!
— Тут я с тобой полностью согласен. Но Санни Джой, я уверен, теперь сумеет наставить их на правильный путь.
— Уж если корейцы стали есть кукурузу, то нет ничего удивительного в том, что они стали употреблять алкоголь. Нельзя лечить только симптомы болезни, следует искоренить ее причину! А она заключается в том, что они тоскуют по родине.
— У тебя ничего не выйдет, Чиун, забудь об этом.
Лицо корейца посуровело. Мастер Синанджу натянул поводья, заставив лошадку отступить назад, и громко произнес:
— Завтра утром я уезжаю.
— Понятно.
— С тобой или без тебя.
— Я еще не решил, как мне теперь жить, — задумчиво отозвался Римо.
— Ты поступишь так, как должен поступить.
— Можешь не сомневаться.
— Надо продолжить выбранный тобой раз и навсегда путь. Ты — ассасин Синанджу!
— Я больше не хочу быть ассасином. Время убийств кончилось. Теперь я мирный человек.
— Так и сказать Смиту?
— Так и скажи.
— А сказать ему о твоей удаче?
По лицу Римо пробежала легкая тень.
— Необязательно, — откликнулся он.
— Ну да, если он узнает, то, пожалуй, прикажет мне сделать что-нибудь такое, чего бы мне делать не хотелось.
— Когда доберешься до места назначения, дай мне знать, где ты, ладно?
— Договорились. Среди всех белых людей Смит выбрал для обучения Синанджу именно тебя, потому что ты был подкидышем. Теперь же, когда объявился твой родной отец, Император может счесть это серьезной угрозой для своей организации.
— Думаешь, Смит захочет убрать Санни Джоя?
— Не стоит называть его так фамильярно. Зови его «аппа», что по-корейски означает «отец».
— Я знаю его всего несколько недель и пока еще не могу заставить себя так к нему обращаться. «Санни Джой» мне больше нравится.
— Это не по-корейски и очень неуважительно по отношению к отцу.
— Но во мне больше индейской крови племени Сан Он Джо, чем корейской, помнишь? Ладно, вернемся к Смиту. Если ты просто-напросто меня шантажируешь, чтобы я поехал вместе с тобой, то напрасно. Я покончил с прошлым и не хочу больше быть ассасином.
— Я рассказывал тебе когда-нибудь о каменотесе?
— Если и рассказывал, то я уже давно забыл. Сейчас мне это совсем неинтересно. Ничего не говори Смиту о Санни Джое, поскольку в качестве убийцы он пошлет сюда именно тебя. Знай, в таком случае я сделаю все, чтобы помешать тебе.
Мастер Синанджу посмотрел на ученика долгим тяжелым взглядом непроницаемых глаз, потом задумчиво проговорил:
— Мне не нравится твой тон, Римо Ром.
— Римо Уильямс! Я привык к этому имени.
— Однако я перестал бы тебя уважать, если бы ты не встал на защиту родного отца, — продолжил Чиун. — Поэтому я тебя прощаю.
— Вот и отлично!
Повернув свою лошадку на восток, старик повторил:
— Завтра я уезжаю.
— Понятно.
— С тобой или без тебя.
— Я пока останусь здесь, а там посмотрим.
— А если твой отец согласится на переезд своего племени в мою деревню?
— Вряд ли.
— А если все-таки согласится?
— Тогда и я отправлюсь вместе с ним.
— Прекрасно. Пойду писать речь.
— Тебе придется написать чертовски длинную речь, чтобы убедить племя оставить резервацию.
— Зачем убеждать всех? Надо убедить только одного человека.
С этими словами мастер Синанджу повернул в сторону индейского поселения.
Римо долго смотрел вслед бодро семенившему пони, ровным счетом ничего не испытывая. Собственно говоря, он просто не знал, что должен сейчас чувствовать. Большую часть своей взрослой жизни он разрывался между двумя мирами — восточным миром Синанджу и западным миром Америки, между любовью к своей родной стране и глубокой привязанностью и уважением к мастеру Синанджу, который ему так много дал!
Теперь же душа его разрывалась между малознакомым ему родным отцом и человеком, что был его отцом по духу.
Нет, гармоничная картина единого целого никак не складывалась!
Пришпорив кобылу, Римо двинулся к Горе Красного Призрака. Ему вдруг тоже захотелось навестить могилу Ко Джонг О. Наконец-то Римо обрел отца, предков и настоящую родину! И никому теперь не удастся нарушить долгожданный покой и умиротворение в его душе, даже мастеру Синанджу, которого он любил всем сердцем.
Глава 3
Харолд В. Смит не стал сообщать в полицию о том, что произошло с его машиной, пока не добрался до своего кабинета в санатории «Фолкрофт». Сначала он решил было и вовсе ничего не предпринимать, но потом пришел к выводу, что тем самым вызовет ненужные подозрения, и позвонил в полицейский участок Гарлема.
— Мы никогда не найдем вашу машину, — уныло ответил ему сержант.
— Но она была припаркована на бульваре Малькольма всего пару часов назад, — попробовал возразить Смит.
— Нам не удастся вернуть ее вам в целости и сохранности. У вас есть страховка?
— Конечно!
— У некоторых ее почему-то нет. Советую вам сразу же вызвать страхового агента.
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы тем не менее нашли украденное...
— Сделаем все, что в наших силах, — коротко отозвался сержант, но в его голосе не прозвучало ни оптимизма, ни энтузиазма.
Смит холодно поблагодарил его за внимание и повесил трубку. Именно таких ситуаций и хотел избежать Президент, тридцать лет назад основавший КЮРЕ. Вот она, анархия и беззаконие! Пропало всякое уважение к частной собственности, вконец обесценилась человеческая жизнь!
Теперь даже в крупных городах полиция перестала следить за соблюдением законов, ибо не хватает денег, человеческих ресурсов и всего того, что в состоянии сдержать буйный рост преступности и беззакония.
Тридцать лет активной деятельности КЮРЕ, когда не раз приходилось поступать вопреки Конституции и даже осознанно нарушать ее, обеспечили безопасность Соединенным Штатам, но все же не помогли установить прочный порядок внутри страны. Вспоминая Америку своего детства, Харолд В. Смит ее не узнавал — настолько она успела измениться! Несмотря на все мыслимые и немыслимые усилия, большая часть американских городов пала жертвой анархии и кошмара.
В минуты таких философских раздумий Смит вновь и вновь сомневался: а стоило ли вообще затевать все это? Тогда, в начале шестидесятых, он был назначен первым директором КЮРЕ, и Президент незадолго до своей мученической кончины возложил на его плечи тяжелую и в общем-то пугающую ответственность. Уже тогда Америка медленно, но неуклонно скатывалась к анархии, и новая организация призвана была стать средством сохранения всеобщего порядка и безопасности. О существовании КЮРЕ знали только Смит, тогдашний Президент страны и его доверенное лицо. Официально же никакой КЮРЕ не существовало, Харолд В. Смит был директором санатория «Фолкрофт», о его прежней службе в ЦРУ и Управлении стратегических служб никто и не вспоминал.
В течение тридцати лет КЮРЕ успешно удавалось сохранять американскую демократию, которую очень многие считали невероятным экспериментом, и один только Харолд В. Смит знал, что эксперимент этот закончился фатальным крахом. Повсюду, на всех уровнях, процветала коррупция, и Смиту пришлось разработать целую систему справедливого наказания нарушителей закона, которых по тем или иным причинам не коснулась десница правосудия, а их преступная деятельность угрожала существованию всей нации.
В исключительных случаях КЮРЕ разрешалось убивать без соблюдения установленной судебной процедуры. Если бы вдруг журналистам стало известно о том, что секретная правительственная организация руководит деятельностью тайного агента-ассасина и об этом не знают ни Конгресс, ни широкая общественность, КЮРЕ была бы немедленно и со страшным скандалом разогнана.
А через два, самое большее три года все государство расползлось бы по швам, словно дешевый свитер плохого качества.
Именно осознание своей незаменимости заставляло Харолда В. Смита продолжать свою работу, хотя его старые кости давно уже просили покоя желанной отставки.
Похоже, для КЮРЕ настали тяжелые времена.
Вот уже почти год Римо Уильямс, правая рука Смита и непосредственный исполнитель заданий, грозился уйти в отставку. И понятно почему. Сколько может человек, пусть даже беззаветно преданный своей родине, заниматься разрешением наисерьезнейших государственных кризисов?
Римо и раньше не раз заводил разговор об отставке, но теперь, казалось, принял бесповоротное решение. Он уже успел выполнить немало акций КЮРЕ — некоторые с неохотой, другие с подлинным рвением, а третьи только потому, что его учитель настаивал на беспрекословном исполнении обязательств по контракту.
Проблема заключалась в том, что обязательства Римо перед Домом Синанджу, пятисотлетним Домом ассасинов, служившим еще королю Туту, как теперь нынешнему Президенту США, неуклонно возрастали. Защитой Дома Синанджу пользовалась еще древняя Персия, хотя современный Иран опасался гнева этого Дома. Все меньше и меньше Римо чувствовал свой долг перед американской нацией. Все больше и больше он принадлежал Дому Синанджу.
Весь последний год Смиту еще удавалось использовать Римо под предлогом помощи в поисках его настоящих родителей, хотя шефу КЮРЕ была прекрасно известна вся безнадежность этой затеи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36