В том числе, и властные структуры… К сожалению, у меня нет свободного времени для бесплодной дискуссии. Одно могу сказать: ищите убийц не у нас. Верить или не верить — ваши проблемы.
Я понял: настаивать, расспрашивать — зряшное дело. Видимо, причастность депутатской команды к убийству главного экономиста Росбетона можно считать не доказанной.
Пришлось самолично проводить усача к выходу. Не дай Бог, встретится с Волиным! Придется тогда начальнику аналитического отдела «крыши» изворачиваться ужом, кудахтать курицей с застрявшим в известном месте яйцом, блеять запутавшимся в веревке козлом. С неизвестными последствиями.
Бог выручил — Фомин беспрепятственно добрался до бетонной площадки, где его ожидала машина…
— Удовлетворил зануду? — по приятельски спросил Димыч, обнажая прокуренные зубы. — Спасибо тебе — не знал, что с ним делать.
— В получку выставишь бутылку — будем квиты, — ответил я в таком же тоне.
Времени предостаточно — вполне успею спрятать в вентиляционном отверстии полученный от Ивана микромагнитофон. При появлении в кабинете Волина подозреваемых лиц нажму кнопку дистанционного включателя. Отличная вещица! Не только записывает на пленку, но и передает записываемое на микронаушники. Жаль, нельзя полюбоваться мордами собеседников, но я настолько изучил их голоса, что узнаю с первого же слова.
Ровно в семь позвонили и женский кокетливый голосок, от которого, казалось, так и несло французскими ароматами, сообщил: известное вам свидание состоится в ресторанчике «Отдых».
Шеф в этот вечер так и не появился.
21
Небольшой ресторанчик ничем не отличается от своих собратьев. Зал на десять столов, вышколенные официанты — ни одной женщины! — экзотические блюда, на эстраде — «оркестр» из трех человек с тоненькой певичкой. Начисто отсутствуют балетные номера с раздеванием, демонстрация модных ножек и грудей, пение блатных песен.
Короче говоря, примитив.
Но оформление интерьера примечательное: стены представляют из себя зеркала, украшенные картинами на кулинарные темы. Натюрморт из фруктов и вина. Тарелка, заполненная супом или борщом, и тонко нарезанная селедочка. Свиная отбивная соседствует с новогодним гусем. Виноградные кисти окунают ягоды в дымящиеся чашки с кофе и чаем. Неизвестный художник дал волю своему воображению, даже потолок разрисовал фигурами поваров и официантов с подносами на растопыренны пальцах. Злые языки утверждают — один из поваров списан с хозяина, толстого добродушного армянина.
Посетители, поглощая сациви или отпивая из бокалов сухое вино, видят в зеркалах не только себя, но и соседей по залу. Знатоки говорят: подобное общение вкупе с натюрмортами способствует лучшему пищеварению, соответственно повышает настроение, вызывает своеобразную конкуренцию поглощаемости блюд.
Лично мне зеркальные стены очень понравились не по причине необычного оформления — можно, не поворачивая головы, видеть, что творится позади тебя и по бокам. Удобно и полезно.
Наметанным взглядом я сразу же вычислил на тротуаре возле входа интеллигентного парня лет двадцати пяти в шляпе и при модном галстуке. Манера пристально оглядывать каждого входящего, будто обыскивая его, широкие плечи, спрятанные под долгополым плащом, правая рука — в кармане — все это выдавало охранника или, лучше сказать — телохранителя. Интересно, кого он пасет: депутата или его противников? Ибо противников имеет каждый человек, начиная от вечно пьяного бомжа, кончая президентом и премьером.
Философствовать на работе — вредно и постыдно, сам себе сделал выговор зек-сыщик, открывая прозрачную дверь и принимая поклон дородного швейцара. А я ведь значусь по всем параметрам именно на работе: и по линии Волина, и по своей собственной.
В зале — человек восемь посетителей, каждый — за отдельным столиком. Трое из них, наверняка, мужики того же назначения, как и тот, в плаще. Ради Бога, пусть бдят, я пришел без оружия, которого вообще не имею, со стерильно чистыми намерениями — потолковать за жизнь с народным избранником…
Трех минут хватило для того, чтобы вычислить Севастьянова. Это, конечно, не развязный молодой человек из числа «новых русских», так задравший гордую голову, что, наверняка, сместились шейные позвонки. И не старик с аккуратно подстриженной седой бородкой клинышком, размазывающий по губам жидкую кашу. И не упивающийся музыкой худосочный человек средних лет, перешагнувший последнею грань, за которой — путешествие на четвереньках под стол. И не перекрашенная жрица любви, выбирающая на ночь клиента побогаче.
Я уверенно направился к столику, стоящему поодаль от других и от эстрады. За ним сидит мужчина лет пятидесяти с дряблыми щеками и злыми глазами, спрятанными под набрякшими веками. Оттопыренные уши походят на подслушивающие локаторы, короткий нос с пуговкой напоминает аналогичную деталь лица лидера одной из левых фракций парламента.
— Господин Севастьянов?
— Он самый, — привстав, депутат ткнул вялую руку в мою сторону и тут же, не дожидаясь рукопожатия, положил её на стол. — Если не ошибаюсь, вы посланы господином Волиным?
— Его помощник, — уклонился я от прямого ответа на опасный вопрос. — Будьте добры, изложите свою просьбу. Что вы хотите от нашей фирмы?
Севастьянов послал мне странную улыбку. Губы, не открываясь, растянулись, морщины на полных щеках углубились, но в глазах застыло полнейшее безразличие. Будто депутат беседовал с выставленным в витрине манекеном, передразнивая его ужимки. А я, между прочим, держал себя солидно и достойно, не улыбался, не подмигивал, не вертел пальцем у виска. И не робот я — обычный человек с несложившейся судьбой. Зачем же меня передразнивать?
Молодой официант склонился в полупоклоне, принялся сервировать стол, второй, приятно улыбаясь, выставлял на него экзотические закуски, про которые я нигде не читал и не слышал. В окружении тарелок и тарелочек гордо подняла голову бутылка коньяка. В стороне дружески обнялись более скромные бутылочки с нарзаном и фантой.
Выждав, когда официанты отошли, я повторил свой вопрос: что нужно всемогущему депутату от скромной «музыкальной» фирмы?
— Подобные вопросы вы могли бы задать Фомину — он уполномочен вести переговоры. Зачем вам понадобилась встреча со мной? Было бы не удивительно, когда бы на свидании настаивал сам господин Волин, — недовольно гудел депутат, наполняя рюмки.
Обычные парламентские выкрутасы, стремление вести переговоры на равном уровне: бизнесмен с бюизнесменом, президент с президентом. Но я не обиделся, следственный изолятор и зона начисто излечили от излишнего самолюбия. Не чокаясь, не провозглашая подхалимистого тоста, опрокинул в рот свою порцию спиртного… Какая все-таки гадость эти заграничные напитки, сродни современным политикам — вызывают головную боль и тошноту.
— Предпочитаю вести деловые разговоры с людьми, которые имеют право решать. Нет времени заниматься словоблудием с разными шестерками… Если вас устраивает — продолжим.
Повторная улыбка, но уже с более дружелюбным подтекстом. Кажется, мой демарш пришелся народному избраннику по вкусу. Тем лучше, терпеть не могу людей, зацикленных на своей избранности и величии. Севастьянов приложился к рюмке, как верующий к иконе — будто поцеловал её. И сразу поставил на стол.
Боится опьянеть и сделать что-нибудь не так, как задумано. Грызущая душу боязнь, свойственная любому политику. Впрочем, и не политику — тоже.
— Продолжим… У меня имеются некоторые предприятия, на которые то и дело наезжают рэкетиры. Приходится терпеть немалые убытки. Поэтому предпочел бы платить разумную сумму денег фирме, способной защитить мои интересы.
Нет нужды расспрашивать о законности совмещения депутатских обязанностей с занятием бизнесом. Фомин уже просветил меня в этой полукриминальной, а может быть и вполне криминальной, отрасли.
— Мне необходимо знать, что за предприятия, какой вы получаете от них доход, в виде наличных сумм или ценных бумаг… Короче, необходима исчерпывающая информация. Ответ получите только после того, как мы её проанализируем.
— Законное требование, — в третий раз раздвинул вялые губы депутат-бизнесмен. — Нечто подобное я предвидел, поэтому захватил с собой бизнес-план, — он отвернул полу пиджака, заглянул в его боковой карман и… замер. — Вы можете гарантировать мне конфиденциальность нашей беседы? Моя справка не попадет в руки…
— Не попадет, — перебил я, отвечая радушной улыбочкой на боязливую гримасу собеседника. — Мало того, я сейчас же вам её верну, только сделаю себе некоторые заметки. Так сказать, для внутреннего употребления.
— Приятно иметь дело с умным чловеком, — похвалил Севастьянов, протягивая несколько скрепленных между собой листов плотной бумаги. — Вы даже представить себе не можете, что произойдет, попади этот бизнес-план газетным писакам!
Я представлял. Очередная стопка «жаренных фактов» превратится в разгромные статьи того же «Московского комсомольца». Вслед за скандальной публикацией — возбуждение дела о защите чести и достоинства, оцененные в десятки миллионов рублей. Господи, какая куча дерьма вывалится на нищих пенсионеров и годами не получающих заработанных денег работяг, учителей, медиков! Как они «возрадуются» деловой активности своего избранника!
Размышляя о гнусном времени «демократии и свободы», я старательно переписывал себе в блокнот наименования «предприятий» и многонулевые их рибыли… Автосервиз… Магазины… Автозаправки… Мотели… Вот это прибарахлился «народный избранник», солидная прибавка к немалой депутатской зарплате.
Я ожидал увидеть в бизнес-плане знакомое до боли слово «Росбетон», предприятия, на котором трудится моя единственная и неповторимая сопостельница Светка, и… не увидел. Впрочем, ничего удивительного — Пантелеймонов продолжил дело погибшего главного экономиста, перезаключил договор с «музыкальной мастерской». А депутат исправно получает огромные дивиденты по полученным от Вартатьяна акциям. Никаких сложностей!
— Росбетон исправно вам платит? — все же поинтересовался я, внимательно отслеживая реакцию собеседника.
— За что? — удивился Севастьянов, но за удивлением, будто за ширмой, заколыхалось беспокойство. — Какой Росбетон?
— Я имею в виду Вартаньяна, — безмятежно пояснил я. — Которого убили. Ножом в грудь. Что же касается сертификата, его переслали через вашего помощника… Да вы не волнуйтесь, Борис Демьянович, вам ничего не грозит. Заведующая депозитарием убита, Вартаньяна нет в живых, я на покушение не пожаловался…
Депутат подскочил на стуле, будто под ним сработала катапульта. Но говорил громким полушепотом, не срываясь на скандальный крик и змеиное щипение.
— Не вмешивайте меня в криминальные делишки! Забыли, с кем разговариваете? Попытка очернить депутатов Думы не пройдет! Я найду способ наказать вас — завтра же позвоню господину Волину…
Этого мне только и не хватает! Узнает хозяин о подозрительном поведении начальника аналитического отдела — конец. И моей службе в «музыкальной мастерской», и расследованию, и, скорей всего, жизни.
— Успокойтесь, — посоветовал я. — Не привлекайте к себе внимание.
Моя минутная растерянность об»ясняется просто — в зеркале отражалась входная дверь заведения, к которой я сидел спиной. Она приоткрылась и в зал заглянул… Димыч. Да, да, верная шестерка Волина, бандит и по совместительству приемщик в ремонт музыкальных инструментов. Оглядел сидящих за столами и исчез.
Что он здесь делает? Единственный ответ — следит за мной. По поручению заботливого хозяина, почти друга, выплачивающего мне практически за безделье круглую сумму. А может быть, Димыч интересуется не моей скромной особой — тем же бородачем, продолжающим пережевывать манную кашку?… Или — моим собеседником?
Депутат постепенно успокоился. Гневные вытаращенные глаза вошли в берега орбит, покрасневшее отечное лицо побледнело, даже уши, кажется, прижались к черепу.
— Когда я получу ответ? — засовывая в карман возвращенную мной справку, спросил он. — Сами понимаете, промедление — страшные убытки.
Пришлось заверить парламентария — в самое ближайшее время, не исключено, что даже завтра к вечеру.
Минут пятнадцать, будто соревнуясь друг с другом, мы налегали на выпивку и закуски. Обменивались понимающими взглядами, приподнимали над столом рюмки, адресуя безмолвные дружеские тосты. Официанты стояли поодаль, готовые ринуться при малейшем движении перспективных клиентов.
Про обещанную жалобу Волину — молчок. А она больше всего меня беспокоит. Дай-то Бог, чтобы под воздействием алкоголя и фирменных закусок Севастьянов помягчел, изгнал из памяти свою угрозу.
Я постарался переключиться на более приятные размышления — на того же чертова Димыча. Приятного в его появлении, с одной стороны, маловато, с другой — предостаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Я понял: настаивать, расспрашивать — зряшное дело. Видимо, причастность депутатской команды к убийству главного экономиста Росбетона можно считать не доказанной.
Пришлось самолично проводить усача к выходу. Не дай Бог, встретится с Волиным! Придется тогда начальнику аналитического отдела «крыши» изворачиваться ужом, кудахтать курицей с застрявшим в известном месте яйцом, блеять запутавшимся в веревке козлом. С неизвестными последствиями.
Бог выручил — Фомин беспрепятственно добрался до бетонной площадки, где его ожидала машина…
— Удовлетворил зануду? — по приятельски спросил Димыч, обнажая прокуренные зубы. — Спасибо тебе — не знал, что с ним делать.
— В получку выставишь бутылку — будем квиты, — ответил я в таком же тоне.
Времени предостаточно — вполне успею спрятать в вентиляционном отверстии полученный от Ивана микромагнитофон. При появлении в кабинете Волина подозреваемых лиц нажму кнопку дистанционного включателя. Отличная вещица! Не только записывает на пленку, но и передает записываемое на микронаушники. Жаль, нельзя полюбоваться мордами собеседников, но я настолько изучил их голоса, что узнаю с первого же слова.
Ровно в семь позвонили и женский кокетливый голосок, от которого, казалось, так и несло французскими ароматами, сообщил: известное вам свидание состоится в ресторанчике «Отдых».
Шеф в этот вечер так и не появился.
21
Небольшой ресторанчик ничем не отличается от своих собратьев. Зал на десять столов, вышколенные официанты — ни одной женщины! — экзотические блюда, на эстраде — «оркестр» из трех человек с тоненькой певичкой. Начисто отсутствуют балетные номера с раздеванием, демонстрация модных ножек и грудей, пение блатных песен.
Короче говоря, примитив.
Но оформление интерьера примечательное: стены представляют из себя зеркала, украшенные картинами на кулинарные темы. Натюрморт из фруктов и вина. Тарелка, заполненная супом или борщом, и тонко нарезанная селедочка. Свиная отбивная соседствует с новогодним гусем. Виноградные кисти окунают ягоды в дымящиеся чашки с кофе и чаем. Неизвестный художник дал волю своему воображению, даже потолок разрисовал фигурами поваров и официантов с подносами на растопыренны пальцах. Злые языки утверждают — один из поваров списан с хозяина, толстого добродушного армянина.
Посетители, поглощая сациви или отпивая из бокалов сухое вино, видят в зеркалах не только себя, но и соседей по залу. Знатоки говорят: подобное общение вкупе с натюрмортами способствует лучшему пищеварению, соответственно повышает настроение, вызывает своеобразную конкуренцию поглощаемости блюд.
Лично мне зеркальные стены очень понравились не по причине необычного оформления — можно, не поворачивая головы, видеть, что творится позади тебя и по бокам. Удобно и полезно.
Наметанным взглядом я сразу же вычислил на тротуаре возле входа интеллигентного парня лет двадцати пяти в шляпе и при модном галстуке. Манера пристально оглядывать каждого входящего, будто обыскивая его, широкие плечи, спрятанные под долгополым плащом, правая рука — в кармане — все это выдавало охранника или, лучше сказать — телохранителя. Интересно, кого он пасет: депутата или его противников? Ибо противников имеет каждый человек, начиная от вечно пьяного бомжа, кончая президентом и премьером.
Философствовать на работе — вредно и постыдно, сам себе сделал выговор зек-сыщик, открывая прозрачную дверь и принимая поклон дородного швейцара. А я ведь значусь по всем параметрам именно на работе: и по линии Волина, и по своей собственной.
В зале — человек восемь посетителей, каждый — за отдельным столиком. Трое из них, наверняка, мужики того же назначения, как и тот, в плаще. Ради Бога, пусть бдят, я пришел без оружия, которого вообще не имею, со стерильно чистыми намерениями — потолковать за жизнь с народным избранником…
Трех минут хватило для того, чтобы вычислить Севастьянова. Это, конечно, не развязный молодой человек из числа «новых русских», так задравший гордую голову, что, наверняка, сместились шейные позвонки. И не старик с аккуратно подстриженной седой бородкой клинышком, размазывающий по губам жидкую кашу. И не упивающийся музыкой худосочный человек средних лет, перешагнувший последнею грань, за которой — путешествие на четвереньках под стол. И не перекрашенная жрица любви, выбирающая на ночь клиента побогаче.
Я уверенно направился к столику, стоящему поодаль от других и от эстрады. За ним сидит мужчина лет пятидесяти с дряблыми щеками и злыми глазами, спрятанными под набрякшими веками. Оттопыренные уши походят на подслушивающие локаторы, короткий нос с пуговкой напоминает аналогичную деталь лица лидера одной из левых фракций парламента.
— Господин Севастьянов?
— Он самый, — привстав, депутат ткнул вялую руку в мою сторону и тут же, не дожидаясь рукопожатия, положил её на стол. — Если не ошибаюсь, вы посланы господином Волиным?
— Его помощник, — уклонился я от прямого ответа на опасный вопрос. — Будьте добры, изложите свою просьбу. Что вы хотите от нашей фирмы?
Севастьянов послал мне странную улыбку. Губы, не открываясь, растянулись, морщины на полных щеках углубились, но в глазах застыло полнейшее безразличие. Будто депутат беседовал с выставленным в витрине манекеном, передразнивая его ужимки. А я, между прочим, держал себя солидно и достойно, не улыбался, не подмигивал, не вертел пальцем у виска. И не робот я — обычный человек с несложившейся судьбой. Зачем же меня передразнивать?
Молодой официант склонился в полупоклоне, принялся сервировать стол, второй, приятно улыбаясь, выставлял на него экзотические закуски, про которые я нигде не читал и не слышал. В окружении тарелок и тарелочек гордо подняла голову бутылка коньяка. В стороне дружески обнялись более скромные бутылочки с нарзаном и фантой.
Выждав, когда официанты отошли, я повторил свой вопрос: что нужно всемогущему депутату от скромной «музыкальной» фирмы?
— Подобные вопросы вы могли бы задать Фомину — он уполномочен вести переговоры. Зачем вам понадобилась встреча со мной? Было бы не удивительно, когда бы на свидании настаивал сам господин Волин, — недовольно гудел депутат, наполняя рюмки.
Обычные парламентские выкрутасы, стремление вести переговоры на равном уровне: бизнесмен с бюизнесменом, президент с президентом. Но я не обиделся, следственный изолятор и зона начисто излечили от излишнего самолюбия. Не чокаясь, не провозглашая подхалимистого тоста, опрокинул в рот свою порцию спиртного… Какая все-таки гадость эти заграничные напитки, сродни современным политикам — вызывают головную боль и тошноту.
— Предпочитаю вести деловые разговоры с людьми, которые имеют право решать. Нет времени заниматься словоблудием с разными шестерками… Если вас устраивает — продолжим.
Повторная улыбка, но уже с более дружелюбным подтекстом. Кажется, мой демарш пришелся народному избраннику по вкусу. Тем лучше, терпеть не могу людей, зацикленных на своей избранности и величии. Севастьянов приложился к рюмке, как верующий к иконе — будто поцеловал её. И сразу поставил на стол.
Боится опьянеть и сделать что-нибудь не так, как задумано. Грызущая душу боязнь, свойственная любому политику. Впрочем, и не политику — тоже.
— Продолжим… У меня имеются некоторые предприятия, на которые то и дело наезжают рэкетиры. Приходится терпеть немалые убытки. Поэтому предпочел бы платить разумную сумму денег фирме, способной защитить мои интересы.
Нет нужды расспрашивать о законности совмещения депутатских обязанностей с занятием бизнесом. Фомин уже просветил меня в этой полукриминальной, а может быть и вполне криминальной, отрасли.
— Мне необходимо знать, что за предприятия, какой вы получаете от них доход, в виде наличных сумм или ценных бумаг… Короче, необходима исчерпывающая информация. Ответ получите только после того, как мы её проанализируем.
— Законное требование, — в третий раз раздвинул вялые губы депутат-бизнесмен. — Нечто подобное я предвидел, поэтому захватил с собой бизнес-план, — он отвернул полу пиджака, заглянул в его боковой карман и… замер. — Вы можете гарантировать мне конфиденциальность нашей беседы? Моя справка не попадет в руки…
— Не попадет, — перебил я, отвечая радушной улыбочкой на боязливую гримасу собеседника. — Мало того, я сейчас же вам её верну, только сделаю себе некоторые заметки. Так сказать, для внутреннего употребления.
— Приятно иметь дело с умным чловеком, — похвалил Севастьянов, протягивая несколько скрепленных между собой листов плотной бумаги. — Вы даже представить себе не можете, что произойдет, попади этот бизнес-план газетным писакам!
Я представлял. Очередная стопка «жаренных фактов» превратится в разгромные статьи того же «Московского комсомольца». Вслед за скандальной публикацией — возбуждение дела о защите чести и достоинства, оцененные в десятки миллионов рублей. Господи, какая куча дерьма вывалится на нищих пенсионеров и годами не получающих заработанных денег работяг, учителей, медиков! Как они «возрадуются» деловой активности своего избранника!
Размышляя о гнусном времени «демократии и свободы», я старательно переписывал себе в блокнот наименования «предприятий» и многонулевые их рибыли… Автосервиз… Магазины… Автозаправки… Мотели… Вот это прибарахлился «народный избранник», солидная прибавка к немалой депутатской зарплате.
Я ожидал увидеть в бизнес-плане знакомое до боли слово «Росбетон», предприятия, на котором трудится моя единственная и неповторимая сопостельница Светка, и… не увидел. Впрочем, ничего удивительного — Пантелеймонов продолжил дело погибшего главного экономиста, перезаключил договор с «музыкальной мастерской». А депутат исправно получает огромные дивиденты по полученным от Вартатьяна акциям. Никаких сложностей!
— Росбетон исправно вам платит? — все же поинтересовался я, внимательно отслеживая реакцию собеседника.
— За что? — удивился Севастьянов, но за удивлением, будто за ширмой, заколыхалось беспокойство. — Какой Росбетон?
— Я имею в виду Вартаньяна, — безмятежно пояснил я. — Которого убили. Ножом в грудь. Что же касается сертификата, его переслали через вашего помощника… Да вы не волнуйтесь, Борис Демьянович, вам ничего не грозит. Заведующая депозитарием убита, Вартаньяна нет в живых, я на покушение не пожаловался…
Депутат подскочил на стуле, будто под ним сработала катапульта. Но говорил громким полушепотом, не срываясь на скандальный крик и змеиное щипение.
— Не вмешивайте меня в криминальные делишки! Забыли, с кем разговариваете? Попытка очернить депутатов Думы не пройдет! Я найду способ наказать вас — завтра же позвоню господину Волину…
Этого мне только и не хватает! Узнает хозяин о подозрительном поведении начальника аналитического отдела — конец. И моей службе в «музыкальной мастерской», и расследованию, и, скорей всего, жизни.
— Успокойтесь, — посоветовал я. — Не привлекайте к себе внимание.
Моя минутная растерянность об»ясняется просто — в зеркале отражалась входная дверь заведения, к которой я сидел спиной. Она приоткрылась и в зал заглянул… Димыч. Да, да, верная шестерка Волина, бандит и по совместительству приемщик в ремонт музыкальных инструментов. Оглядел сидящих за столами и исчез.
Что он здесь делает? Единственный ответ — следит за мной. По поручению заботливого хозяина, почти друга, выплачивающего мне практически за безделье круглую сумму. А может быть, Димыч интересуется не моей скромной особой — тем же бородачем, продолжающим пережевывать манную кашку?… Или — моим собеседником?
Депутат постепенно успокоился. Гневные вытаращенные глаза вошли в берега орбит, покрасневшее отечное лицо побледнело, даже уши, кажется, прижались к черепу.
— Когда я получу ответ? — засовывая в карман возвращенную мной справку, спросил он. — Сами понимаете, промедление — страшные убытки.
Пришлось заверить парламентария — в самое ближайшее время, не исключено, что даже завтра к вечеру.
Минут пятнадцать, будто соревнуясь друг с другом, мы налегали на выпивку и закуски. Обменивались понимающими взглядами, приподнимали над столом рюмки, адресуя безмолвные дружеские тосты. Официанты стояли поодаль, готовые ринуться при малейшем движении перспективных клиентов.
Про обещанную жалобу Волину — молчок. А она больше всего меня беспокоит. Дай-то Бог, чтобы под воздействием алкоголя и фирменных закусок Севастьянов помягчел, изгнал из памяти свою угрозу.
Я постарался переключиться на более приятные размышления — на того же чертова Димыча. Приятного в его появлении, с одной стороны, маловато, с другой — предостаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41