Отчаянно орут птицы и коты, за суками следует экскорт жаждущих собачьей любви кобелей. Гуляющая молодежь сбросила шапки и куртки, пожилые люди распахнули пальтишки.
Мы медленно шли по аллее и молчали.
Перед входом на мостик расползлась большая лужа, которую не обойти. Машинально я поднял Светку на руки и шагнул в воду. Она положила голову на мое плечо, обхватила руками за шею — маленькая, беззащитная — и вдруг всхлипнула. Так жалобно, что у меня зашлось сердце. Действительно, кто у неё есть, кроме меня? Сын от первого брака, бессердечный тип, алкаш и наркоман, ставяший выше всего свои удовольствия и свое благополучие. Разве он поддержит в трудную минуту мать? Скорей всего, подтолкнет её к пропасти для того, чтобы заполучить квартиру и пропить её с дружками.
— Ну, что ты раскисаешь, маленькая? До тех пор, пока я рядом с тобой, ничего тебе не грозит… Давай распишемся? — неожиданно для себя предложил я.
— Давай, — всхлипнула Светка, успокаиваясь. — Я не потому, что не надеюсь на твою поддержку… просто — настроение… Отпусти, — попросила она, отстранившись, — что ты меня держишь, как маленькую…
Посредине мостика я осторожно отпустил женщину, поправил на ней куртку, потуже подтянул шарфик.
— Только для того, чтобы защитить тебя, я должен знать все. Начиная от письма, которое ты отвезла в Москву, и кончая сегодняшним телефонным разговором. В противном случае я бессилен… Это ты, надеюсь, понимаешь?
Светка согласно кивнула: да, понимаю. Обычно дерзкая, острая на неожиданные сравнения, не признающая любых проявлений женской слабости, сейчас она выглядела обиженной первоклашкой, которую мальчишки-хулиганы подергали за растопыренные косички.
Я терпеливо ожидал откровенных признаний. Все, что должен сказать — сказано, очередь за ней.
— Даже не знаю, с чего начать…
— С самого начала, — глупо сострил я.
— Очень остроумно, — в свою очередь с»язвила Светлана, помолчала и приступила к откровению. — Толком мне ничего неизвестно — одни мелочи, но чувствую — влипла я в смертельно опасную ситуацию и очень не хочу тащить тебя за собой… Итак, письмо… В тот вечер Сурен едва не стал передо мной на колени, Христом Богом молил выручить его, отвезти письмо в Москву. Дескать, иичего особенного, сам бы отвез — не может, в столице его ожидают крупные неприятности. В начале я отказалась: нет ни времени, ни желания, да и потом — почему я должна превращаться в курьера? Есть же в Росбетоне соответствующие люди рангом пониже… А он — никому, кроме тебя, довериться не могу, слишком важное письмо, слишком много от него зависит… Ну, я и поддалась на уговоры…
Светка помолчала, поерзала носком туфельки в щели между досками настила. Будто пыталась выковырять оттуда причину странного своего согласия. Я тоже молчал. В принципе, разговор с Вартаньяном меня не интересовал, если беседа, конечно, не балансировала на сексуальном уровне. Похоже, этого не было. Остальное — вступление, ни о чем не говорящее и ничего не значащее.
— Оказалось, моя задача сродни голубиной — обычная почтальонша. Разница только в том, что письмо я должна была положить в почтовый абонентский ящичек, а не — из рук в руки. Предварительно позвонить. Приехала в Москву и сразу — к телефону-автомату. Ответил мужской голос. Как было велено Суреном, сказала одно слово: конверт. В ответ — спасибо. После этого заглянула на почту, оставила письмо и поехала обратно… Вот и все.
— А сегодняшний телефонный разговор?
— Продолжение. Утром мне позвонили и сказали: будь на месте в пять часов.
— Тот же мужской голос?
— Нет, женский. Видимо, секретарша… А вот в пять — тот же.
— Куда ты должна позвонить?
Светка расстегнула сумочку, достала блокнотик, раскрыла и протянула мне. Обычный семизначный московский номер, судя по цифрам, телефонный аппарат находится где-то в центре города. Я записал номер на сигаретной пачке — обязательно нужно приобрести приличный блокнот, типа того, которым пользуется подруга. Пачки сигарет и спичечные коробки — вещи ненадежные, легко теряются либо оставляются в той же застекленной конторке.
— Костик, пошли домой, а? Проголодалась и зверски устала. Покушаем и ляжем в постельку…
Я согласился, несмотря на то, что страсть как хотелось продолжить откровенный обмен мнениями, потолковать по части выброшенного почему-то висячего замка и появления у Светки ключа от внутреннего запора.
Не успели дойти до конца мостика сзади забарабанили по настилу чьи-то торопливые шаги. Я обернулся и невольно загородил спиной Светку. К нам приближался… дед Ефим, воротный страж Росбетона, бывший в молодости сотрудником органов. Передвигался сменившийся с дежурства сторож довольно резво, бойко постукивал по доскам мосточка сучковатой палочкой, заранее ехидно улыбался.
— Гляжу издаля на голубков и никак не могу определить кто именно идет. Вроде — свои и вроде — чужаки? Вот и порешил догнать… Извините деда, больно уж любопытство заело… Весь день — один да один, ежели, конешно, не считать шоферов-матюганщиков… Что скажешь, никакой теперича культуры в стране — один разврат да бестолковщина…
Безостановочно говорит, а глазами обшаривает меня и Светлану, будто обыскивает. Странное любопытство, если не сказать большего!
— Небось, домой нацелились? Хорошо дома вдвоем, завидую. А у меня жинка в прошлом году померла, оставила меня бесприютным сиротинкой… Пошагали вместях, поговорю с вами — отойду, душу погрею…
Всю дорогу к жилому массиву дед изощрялся в признаниях да горестных всхлипываниях, не давал нам ни слова сказать, ни взглядами обменяться. Сколько раз мне хотелось сослаться на необходимость посетить продуктовый магазин и избавиться от соглядатая — удерживала Светка. Почему-то вслушивалась в стариковское бормотание, сочувственно качая головой или негодующе хмурясь.
Еще одна загадка на многострадальную мою голову! Уж не сговорились ли дед Ефим и главный технолог Росбетона повстречаться около мостика, да я помешал «задушевному» разговору. Знаю — глупо и непрофессионально, но отбросить приклеившуюся «версию» так и не удалось.
Все— таки решился проверить.
— Идите вдвоем, посудачьте, а я на полчаса — в магазин, Туалетная бумага кончилась — куплю.
Если бы идиотская моя версия действительно имела место, Светлана обрадовалась бы, охотно отпустила меня за «бумагой». А она, вместо этого, вцепилась в локоть — не оторвать.
— О чем ты говоришь, Костик? В кладовке ещё целых три рулончика лежит.
Так и добрели втроем до дома. Дед Ефим выждал пока мы не войдем в под»езд и появимся на балконе, только после этого отправился восвояси. Часто постукивая по асфальту палочкой, согнув и без того кривую спину. Бедный, несчастный топтун! Только неясно на кого он работает, кто ему платит?
— Как ты думаешь, зачем старику понадобилась эта явная слежка? — спросил я, провожая сторожа задумчивым взглядом. — Ведь догнал он нас не в порядке развлечения, сопровождал не ради удовольствия.
— А почемы ты меня спрашиваешь? Скорее, я должна задать тебе этот вопрос. И как мужчине, и как бывшему сыщику…
По логике Светлана, пожалуй, дала мне очередной урок. Действительно, кто кому должен задавать подобные вопросы: обычный, пусть даже главный, технолог Росбетона или бывший профессиональный сотрудник уголовного розыска?
— Почему тогда ты удерживала деда, выслушивала его трепотню?
— Думала, проговорится: на кого работает, откуда нам с тобой ожидать очередных неприятностей?
На кого работает воротный страж я узнал на следующий день.
К вечеру меня вызвал генеральный директор. Естественно, не лично — через секретаршу. Ничего особенного — начальнику желательно узнать о состоянии пожарно-сторожевой службы, о всех её достоинствах и нуждах, недостатках и возможностях. Скажем, уточнить, как могли скрыться с охраняемой территории убийцы Вартаньяна?
Поэтому я поднялся на третий этаж без тени подозрений. Шел и мысленно выстраивал доклад с выводами и, конечно, с предложениями. В частности, о назревшей необходимости опоясать территорию электрической сигнализацией.
До назначенного времени остается пятнадцать минут. Приходить раньше не рекомендуется точно так же, как и опаздывать. Поэтому я притормозил возле многокрасочного стенда, прямо-таки воспевающего достижения Росбетона. В самых высших традициях прошлого, застойного периода нашей многострадальной истории: на сколько процентов увеличился выпуск панельных домов, во сколько раз — элементов парковой архитектуры, какие новые изделия освоены, как выросла производительность труда…
Одно только отсутствует: социальная сфера. А неплохо бы узнать о росте реальных доходов на среднестатистическую душу того же бетонщика-арматурщика, о снижении платы за детсады, о новой школе и только-что введенном в эксплуатацию клубе, о снижении стоимости «корзины» с необходимыми для жизнедеятельности человека продуктами,,,
Это не афишируется — стыдливо умалчивается.
Торжественный, будто клятва Родине, стенд занимает весь простенок рядом с входом в приемную. Поэтому прихрамывающий дед Ефим, выползая оттуда, натолкнулся на меня, испуганно шарахнулся в сторону лифта, едва не сшиб с ног выходящего из кабины главного бухгалтера. Бормоча извинения, вытирая с лица испарину, запрыгал по лестничным ступеням.
Прежде всего, что делать сторожу в приемной генерального директора? Кокетничать с секретаршей или ремонтировать компьютер? Глупо даже подумать. Предположим, его вызвал глава Росбетона? Ничего предосудительного, начальство знает с кем и о чем беседовать, никто не имеет право диктовать. Но почему при этой беседе не присутствовал я, непосредственный начальник деда Ефима?
Значит, Пантелеймонов разговаривал со стариком обо мне! К примеру, о моих отношениях с главным технологом предприятия. И топтун выкладывал Вацлаву Егоровичу все, что ему удалось подслушать и подсмотреть… Ничего не скажешь, веселенькая картинка! Сейчас я разукрашу её в похоронные краски…
Ну, нет, ссориться с Пантелеймоновым сейчас не стоит — не та обстановка, не тот «карточный» расклад. Сначала послушаю, что он мне скажет, за какую струну дернет.
Помедлил, успокаиваясь, и решительно вошел в приемную.
— Сердечный привет, Катенька!
Отношения с секретаршей сложились, мягко говоря, совсем не сердечные, она невесть почему не взлюбила меня с первой же встречи. Причина лежит на поверхности — имею судимость, значит, опасный человек, от которого лучше держаться подальше. Подобное примитивное мышление свойственно умственно ограниченным людям. В тюрьмы и на зоны попадают не только преступники, там отсиживают сроки честные, добропорядочные люди, попавшие под карающий меч закона по несчастному стечению обстоятельств. Или по ложному доносу.
Но попробуй втемяшить это в заскорузлые мозги сторонников жесткой руки.
— Здравствуйте, Константин Сергеевич, — сурово продекламировала секретарша, не отрывая взгляда от бумаг. — Вас ожидают.
Возле двери, оббитой черным дермантином я остановился.
— Простите за неслужебный интерес: Ефим Сидорович уже был у Пантелеймонова?
Секретарша не успела распознать ядовитую начинку, на первый взгляд, невинного вопроса — ответила утвердительно: да, был, только-что ушел. Мои предположения оказались правильными: воротный страж — человек генерального директора, «работает» на него и, возможно, по его заданиям.
Странная, необ»яснимая ситуация! Зачем генеральному знать о моем времяпровождении, что ему дают сведения о наших отношениях с главным технологом, как увязать все это с убийством Вартаньяна? И почему в качестве соглядатая избран именно дед Ефим, воротный страж предприятия? Фантастические переплетения явно запутывали уже возникшие у меня правдоподобные версии…
При моем появлении Пантелеймонов не бросился жать руку своему пожарнику-сторожу, не изобразил неземное блаженство по поводу предстоящего общения — поднял голову и показал на стул напротив письменного стола.
Я послушно занял указанное место.
— Пригласил вас, Константин Сергеевич, для того, чтобы узнать о ходе расследования. По моему, имею на это право. На вашем месте не стал бы ожидать приглашения — пришел бы сам.
За внешне пристойными фразами чисто служебного плана прятался обидный намек на получаемую мной незаработанную зарплату плюс некое вознаграждение за следовательские труды. Захотелось бросить камнем в лицо генеральному нечто дерзкое, повернуться и уйти. Пусть даже на биржу труда или дежурным сторожем на автостоянку.Это неразумное желание подпитывалось организованной генеральным слежкой, непонятной и обидной.
Но я уже успел втиснуться в расследование убийства, наработал несколько правдоподобных и откровенно фантастических версий, бросить которые не хватит силы воли. Придется терпеть замаскированное хамство работодателя, изображать подхалимское согласие с его манерами рабовладельца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Мы медленно шли по аллее и молчали.
Перед входом на мостик расползлась большая лужа, которую не обойти. Машинально я поднял Светку на руки и шагнул в воду. Она положила голову на мое плечо, обхватила руками за шею — маленькая, беззащитная — и вдруг всхлипнула. Так жалобно, что у меня зашлось сердце. Действительно, кто у неё есть, кроме меня? Сын от первого брака, бессердечный тип, алкаш и наркоман, ставяший выше всего свои удовольствия и свое благополучие. Разве он поддержит в трудную минуту мать? Скорей всего, подтолкнет её к пропасти для того, чтобы заполучить квартиру и пропить её с дружками.
— Ну, что ты раскисаешь, маленькая? До тех пор, пока я рядом с тобой, ничего тебе не грозит… Давай распишемся? — неожиданно для себя предложил я.
— Давай, — всхлипнула Светка, успокаиваясь. — Я не потому, что не надеюсь на твою поддержку… просто — настроение… Отпусти, — попросила она, отстранившись, — что ты меня держишь, как маленькую…
Посредине мостика я осторожно отпустил женщину, поправил на ней куртку, потуже подтянул шарфик.
— Только для того, чтобы защитить тебя, я должен знать все. Начиная от письма, которое ты отвезла в Москву, и кончая сегодняшним телефонным разговором. В противном случае я бессилен… Это ты, надеюсь, понимаешь?
Светка согласно кивнула: да, понимаю. Обычно дерзкая, острая на неожиданные сравнения, не признающая любых проявлений женской слабости, сейчас она выглядела обиженной первоклашкой, которую мальчишки-хулиганы подергали за растопыренные косички.
Я терпеливо ожидал откровенных признаний. Все, что должен сказать — сказано, очередь за ней.
— Даже не знаю, с чего начать…
— С самого начала, — глупо сострил я.
— Очень остроумно, — в свою очередь с»язвила Светлана, помолчала и приступила к откровению. — Толком мне ничего неизвестно — одни мелочи, но чувствую — влипла я в смертельно опасную ситуацию и очень не хочу тащить тебя за собой… Итак, письмо… В тот вечер Сурен едва не стал передо мной на колени, Христом Богом молил выручить его, отвезти письмо в Москву. Дескать, иичего особенного, сам бы отвез — не может, в столице его ожидают крупные неприятности. В начале я отказалась: нет ни времени, ни желания, да и потом — почему я должна превращаться в курьера? Есть же в Росбетоне соответствующие люди рангом пониже… А он — никому, кроме тебя, довериться не могу, слишком важное письмо, слишком много от него зависит… Ну, я и поддалась на уговоры…
Светка помолчала, поерзала носком туфельки в щели между досками настила. Будто пыталась выковырять оттуда причину странного своего согласия. Я тоже молчал. В принципе, разговор с Вартаньяном меня не интересовал, если беседа, конечно, не балансировала на сексуальном уровне. Похоже, этого не было. Остальное — вступление, ни о чем не говорящее и ничего не значащее.
— Оказалось, моя задача сродни голубиной — обычная почтальонша. Разница только в том, что письмо я должна была положить в почтовый абонентский ящичек, а не — из рук в руки. Предварительно позвонить. Приехала в Москву и сразу — к телефону-автомату. Ответил мужской голос. Как было велено Суреном, сказала одно слово: конверт. В ответ — спасибо. После этого заглянула на почту, оставила письмо и поехала обратно… Вот и все.
— А сегодняшний телефонный разговор?
— Продолжение. Утром мне позвонили и сказали: будь на месте в пять часов.
— Тот же мужской голос?
— Нет, женский. Видимо, секретарша… А вот в пять — тот же.
— Куда ты должна позвонить?
Светка расстегнула сумочку, достала блокнотик, раскрыла и протянула мне. Обычный семизначный московский номер, судя по цифрам, телефонный аппарат находится где-то в центре города. Я записал номер на сигаретной пачке — обязательно нужно приобрести приличный блокнот, типа того, которым пользуется подруга. Пачки сигарет и спичечные коробки — вещи ненадежные, легко теряются либо оставляются в той же застекленной конторке.
— Костик, пошли домой, а? Проголодалась и зверски устала. Покушаем и ляжем в постельку…
Я согласился, несмотря на то, что страсть как хотелось продолжить откровенный обмен мнениями, потолковать по части выброшенного почему-то висячего замка и появления у Светки ключа от внутреннего запора.
Не успели дойти до конца мостика сзади забарабанили по настилу чьи-то торопливые шаги. Я обернулся и невольно загородил спиной Светку. К нам приближался… дед Ефим, воротный страж Росбетона, бывший в молодости сотрудником органов. Передвигался сменившийся с дежурства сторож довольно резво, бойко постукивал по доскам мосточка сучковатой палочкой, заранее ехидно улыбался.
— Гляжу издаля на голубков и никак не могу определить кто именно идет. Вроде — свои и вроде — чужаки? Вот и порешил догнать… Извините деда, больно уж любопытство заело… Весь день — один да один, ежели, конешно, не считать шоферов-матюганщиков… Что скажешь, никакой теперича культуры в стране — один разврат да бестолковщина…
Безостановочно говорит, а глазами обшаривает меня и Светлану, будто обыскивает. Странное любопытство, если не сказать большего!
— Небось, домой нацелились? Хорошо дома вдвоем, завидую. А у меня жинка в прошлом году померла, оставила меня бесприютным сиротинкой… Пошагали вместях, поговорю с вами — отойду, душу погрею…
Всю дорогу к жилому массиву дед изощрялся в признаниях да горестных всхлипываниях, не давал нам ни слова сказать, ни взглядами обменяться. Сколько раз мне хотелось сослаться на необходимость посетить продуктовый магазин и избавиться от соглядатая — удерживала Светка. Почему-то вслушивалась в стариковское бормотание, сочувственно качая головой или негодующе хмурясь.
Еще одна загадка на многострадальную мою голову! Уж не сговорились ли дед Ефим и главный технолог Росбетона повстречаться около мостика, да я помешал «задушевному» разговору. Знаю — глупо и непрофессионально, но отбросить приклеившуюся «версию» так и не удалось.
Все— таки решился проверить.
— Идите вдвоем, посудачьте, а я на полчаса — в магазин, Туалетная бумага кончилась — куплю.
Если бы идиотская моя версия действительно имела место, Светлана обрадовалась бы, охотно отпустила меня за «бумагой». А она, вместо этого, вцепилась в локоть — не оторвать.
— О чем ты говоришь, Костик? В кладовке ещё целых три рулончика лежит.
Так и добрели втроем до дома. Дед Ефим выждал пока мы не войдем в под»езд и появимся на балконе, только после этого отправился восвояси. Часто постукивая по асфальту палочкой, согнув и без того кривую спину. Бедный, несчастный топтун! Только неясно на кого он работает, кто ему платит?
— Как ты думаешь, зачем старику понадобилась эта явная слежка? — спросил я, провожая сторожа задумчивым взглядом. — Ведь догнал он нас не в порядке развлечения, сопровождал не ради удовольствия.
— А почемы ты меня спрашиваешь? Скорее, я должна задать тебе этот вопрос. И как мужчине, и как бывшему сыщику…
По логике Светлана, пожалуй, дала мне очередной урок. Действительно, кто кому должен задавать подобные вопросы: обычный, пусть даже главный, технолог Росбетона или бывший профессиональный сотрудник уголовного розыска?
— Почему тогда ты удерживала деда, выслушивала его трепотню?
— Думала, проговорится: на кого работает, откуда нам с тобой ожидать очередных неприятностей?
На кого работает воротный страж я узнал на следующий день.
К вечеру меня вызвал генеральный директор. Естественно, не лично — через секретаршу. Ничего особенного — начальнику желательно узнать о состоянии пожарно-сторожевой службы, о всех её достоинствах и нуждах, недостатках и возможностях. Скажем, уточнить, как могли скрыться с охраняемой территории убийцы Вартаньяна?
Поэтому я поднялся на третий этаж без тени подозрений. Шел и мысленно выстраивал доклад с выводами и, конечно, с предложениями. В частности, о назревшей необходимости опоясать территорию электрической сигнализацией.
До назначенного времени остается пятнадцать минут. Приходить раньше не рекомендуется точно так же, как и опаздывать. Поэтому я притормозил возле многокрасочного стенда, прямо-таки воспевающего достижения Росбетона. В самых высших традициях прошлого, застойного периода нашей многострадальной истории: на сколько процентов увеличился выпуск панельных домов, во сколько раз — элементов парковой архитектуры, какие новые изделия освоены, как выросла производительность труда…
Одно только отсутствует: социальная сфера. А неплохо бы узнать о росте реальных доходов на среднестатистическую душу того же бетонщика-арматурщика, о снижении платы за детсады, о новой школе и только-что введенном в эксплуатацию клубе, о снижении стоимости «корзины» с необходимыми для жизнедеятельности человека продуктами,,,
Это не афишируется — стыдливо умалчивается.
Торжественный, будто клятва Родине, стенд занимает весь простенок рядом с входом в приемную. Поэтому прихрамывающий дед Ефим, выползая оттуда, натолкнулся на меня, испуганно шарахнулся в сторону лифта, едва не сшиб с ног выходящего из кабины главного бухгалтера. Бормоча извинения, вытирая с лица испарину, запрыгал по лестничным ступеням.
Прежде всего, что делать сторожу в приемной генерального директора? Кокетничать с секретаршей или ремонтировать компьютер? Глупо даже подумать. Предположим, его вызвал глава Росбетона? Ничего предосудительного, начальство знает с кем и о чем беседовать, никто не имеет право диктовать. Но почему при этой беседе не присутствовал я, непосредственный начальник деда Ефима?
Значит, Пантелеймонов разговаривал со стариком обо мне! К примеру, о моих отношениях с главным технологом предприятия. И топтун выкладывал Вацлаву Егоровичу все, что ему удалось подслушать и подсмотреть… Ничего не скажешь, веселенькая картинка! Сейчас я разукрашу её в похоронные краски…
Ну, нет, ссориться с Пантелеймоновым сейчас не стоит — не та обстановка, не тот «карточный» расклад. Сначала послушаю, что он мне скажет, за какую струну дернет.
Помедлил, успокаиваясь, и решительно вошел в приемную.
— Сердечный привет, Катенька!
Отношения с секретаршей сложились, мягко говоря, совсем не сердечные, она невесть почему не взлюбила меня с первой же встречи. Причина лежит на поверхности — имею судимость, значит, опасный человек, от которого лучше держаться подальше. Подобное примитивное мышление свойственно умственно ограниченным людям. В тюрьмы и на зоны попадают не только преступники, там отсиживают сроки честные, добропорядочные люди, попавшие под карающий меч закона по несчастному стечению обстоятельств. Или по ложному доносу.
Но попробуй втемяшить это в заскорузлые мозги сторонников жесткой руки.
— Здравствуйте, Константин Сергеевич, — сурово продекламировала секретарша, не отрывая взгляда от бумаг. — Вас ожидают.
Возле двери, оббитой черным дермантином я остановился.
— Простите за неслужебный интерес: Ефим Сидорович уже был у Пантелеймонова?
Секретарша не успела распознать ядовитую начинку, на первый взгляд, невинного вопроса — ответила утвердительно: да, был, только-что ушел. Мои предположения оказались правильными: воротный страж — человек генерального директора, «работает» на него и, возможно, по его заданиям.
Странная, необ»яснимая ситуация! Зачем генеральному знать о моем времяпровождении, что ему дают сведения о наших отношениях с главным технологом, как увязать все это с убийством Вартаньяна? И почему в качестве соглядатая избран именно дед Ефим, воротный страж предприятия? Фантастические переплетения явно запутывали уже возникшие у меня правдоподобные версии…
При моем появлении Пантелеймонов не бросился жать руку своему пожарнику-сторожу, не изобразил неземное блаженство по поводу предстоящего общения — поднял голову и показал на стул напротив письменного стола.
Я послушно занял указанное место.
— Пригласил вас, Константин Сергеевич, для того, чтобы узнать о ходе расследования. По моему, имею на это право. На вашем месте не стал бы ожидать приглашения — пришел бы сам.
За внешне пристойными фразами чисто служебного плана прятался обидный намек на получаемую мной незаработанную зарплату плюс некое вознаграждение за следовательские труды. Захотелось бросить камнем в лицо генеральному нечто дерзкое, повернуться и уйти. Пусть даже на биржу труда или дежурным сторожем на автостоянку.Это неразумное желание подпитывалось организованной генеральным слежкой, непонятной и обидной.
Но я уже успел втиснуться в расследование убийства, наработал несколько правдоподобных и откровенно фантастических версий, бросить которые не хватит силы воли. Придется терпеть замаскированное хамство работодателя, изображать подхалимское согласие с его манерами рабовладельца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41