А.Гелда. В 1919 году он подвизался в армии Юденича, пытавшейся захватить революционный Петроград, год спустя очутился в банде Булак-Булаховича на территории Белоруссии, а после её разгрома удрал за границу. Там и жил, как придётся, до тех пор, пока власть в Германии не захватили фашисты. Шпион немедленно пошёл к ним на службу, не раз совершал нелегальные вояжи в Советский Союз.
Когда началась война, Гелда вновь поспешил в Белоруссию. Стал членом антисоветской националистической организации «Белорусское объединение», командиром одного из так называемых добровольных военных формирований оккупантов — вспомогательной полиции, участвовал в карательных экспедициях и арестах советских граждан.
Поистине можно удивляться неисчерпаемым способностям этого негодяя, которого вместе с Родько задержали советские пограничники.
На запугивание и репрессии со стороны предателей типа Родько и Гелды советские патриоты отвечали активными ударами по фашистским захватчикам.
Неувядаемой славой покрыли себя советские патриоты в годы временной оккупации Белоруссии, сражавшиеся против врага в небольшом посёлке Оболи около Полоцка, где действовали комсомольцы, входившие в группу «Юные мстители».
Гитлеровской контрразведке удалось напасть на след комсомольской организации. При активной помощи и непосредственном участии бывшего начальника обольской полиции Н.А.Экерта подпольщики были схвачены.
Что же из себя представлял этот выродок?
В пристанционном посёлке Оболь Сиротинского района Витебской области отец Николая Экерта некогда считался зажиточным хозяином, но все пропил и умер, а мать повесилась. Жил Николай у родственников. Когда вырос, стал работать трактористом. И тут одно за другим пошли ему письма от богатой тётушки из буржуазной Латвии. В них она, как бы между прочим, сообщала, что живёт в полнейшем достатке и не знает забот.
С тех пор у племянника появилась мечта: «Вот бы пожить в своём хозяйстве, со своим трактором, с хорошим скотным двором и батраками…»
А письма все шли и шли, подогревая мечты о богатстве, будили воспоминания о хозяйстве отца. Вместе с этими письмами в Экерте росла ненависть к тем, кто всем строем нашей советской действительности лишал его «права» на личное обогащение за счёт других.
Началась война, и Экерт воспрянул духом.
Многие обольские коммунисты, комсомольцы, советские активисты ушли в подполье и партизанские отряды, а он поспешил в услужение к фашистам. Заявления о том, что отец Экерта был немцем, оказалось достаточно для зачисления сына в полицию.
Вскоре младший Экерт доказал свою верность третьему рейху, выдав на расправу гитлеровцам председателя колхоза Е.Е.Барсукова, председателя сельского Совета В.А.Алексеева и его жену. Люди, проявившие несколько лет назад отеческую заботу о сироте, сделавшие из него механизатора, в «благодарность» за это пали под пулями фашистских палачей.
Усердие и исполнительность предателя получили достойную оценку оккупационных властей. По представлению руководителей службы безопасности — СД Экерта назначили начальником обольской полиции.
С этого и началась карьера предателя.
Прежде всего он выследил коммуниста Павла Акуционка, принципиального человека, все свои силы отдававшего работе в колхозе, и одним из первых внёс его в чёрный список. Акуционка и его жену с грудным ребёнком на руках немцы расстреляли на окраине деревни Оболонье.
А Николай Экерт уже не мог остановиться. Сам стал вешать приговорённых к смерти, участвовал в расстрелах. Делал это с таким хладнокровием и охотой, что получал похвалы даже профессиональных палачей.
От рук убийцы гибли не только отдельные люди, но и целые населённые пункты. Деревню Барсуки сначала разграбили, а потом облили хаты бензином и подожгли. В дом Эмилии Оболиной согнали около сорока человек — мужчин, женщин, стариков и детей, закрыли дверь на засов и тоже подожгли. Тех, кому удавалось вырваться из огня, фашисты тут же расстреливали или бросали в огонь. Пример подавал командовавший расправой начальник полиции Н.А.Экерт. В живых в тот страшный день остались только маленькая девочка Катя Елисеенко и колхозница Наталья Щербакова.
Деревня Барсуки превратилась в груды пепла и обгоревшие кирпичи, а в Оболь потянулся длинный обоз с награбленным у крестьян добром.
Готовя удар по советским войскам на Курской дуге, фашисты подтягивали к фронту боевую технику, которая следовала и через станцию Оболь. В это время здесь была взорвана единственная, действовавшая на участке Двинск — Витебск, водокачка. Замерли десятки железнодорожных составов. Наши штурмовики принялись их бомбить и обстреливать.
Взрыв водокачки организовали участники обольской подпольной комсомольской организации, уже давно собиравшие сведения о передвижении фашистских войск. Они же подожгли замаскированные сеном танки, уничтожили начальника окружного управления безопасности зондерфюрера Бормана.
Долго фашистам не удавалось напасть на след подпольщиков. Однако нашёлся провокатор. Десять человек — членов подпольной организации «Юные мстители» — были схвачены. В качестве заложницы взяли и мать секретаря подпольной организации Ефросиньи Зеньковой.
Был арестован и Владимир Езовитов, положивший мину в машину Бормана. За ним явился сам Экерт.
Арестованных, в том числе мать комсомольского вожака Марфу Александровну Зенькову, гитлеровцы расстреляли.
За усердие в службе Экерт получил звание унтер-офицера и наконец-то мог надеть желанный немецкий мундир. Не таким уж высоким было это звание, но стоило оно советским людям дорого — Экерт и его подручные загубили немало жизней.
К мундиру не хватало только медали. Предатель не терял надежды получить и её, но, увы, не успел. Летнее наступление Красной Армии 1944 года принесло белорусской земле освобождение от оккупантов.
Сокрушительный натиск четырех фронтов вымел с белорусской земли всю дрожащую от страха нечисть, а некоторое время спустя Экерт оказался в казармах, расположенных на окраине Элленбурга, на берегу Эльбы. Американцы создали здесь лагеря для перемещённых лиц, в которых было немало советских людей, угнанных фашистами на работы и теперь мечтавших скорее вернуться на Родину.
У Н.А.Экерта такого желания не было. И чтобы его не отправили в Советский Союз вместе с другими, бывший фашистский унтер подал майору американской армии, руководившему охраной лагеря, рапорт с просьбой о зачислении охранником.
Однако ему не повезло.
В то время в рядах американской армии было ещё немало честных людей, искренне считавших себя боевыми союзниками наших воинов и вместе с нами переживавших радость победы над гитлеровской Германией. Таким честным человеком оказался и тот майор. Вызвав Экерта, он выслушал рассказ о его «заслугах», а потом выгнал продажного подонка вон.
И вот произошло то, чего Николай Экерт боялся больше всего на свете: возвращение в Советский Союз, необходимая в таких случаях проверка…
Экерт прошёл проверку в Риге. Но вместо чистосердечного признания, спасая шкуру, рассказывал небылицы, приправленные крупицами правды. Не стал отрицать, что он, Николай Артурович Экерт, до войны жил в Сиротинском районе Витебской области, где работал в колхозе. Зато дальше — сплошная ложь. Во время войны, мол, работал на торфоразработках. Проклятые немцы за связь с партизанами расстреляли брата, а его самого насильно мобилизовали в «Русскую освободительную армию». В карательных частях не служил. Имеет ранение: на правой руке не хватает фаланги указательного пальца.
Для верности назвал и свидетелей, которые служили вместе с ним в «РОА». Те знали легенду, сочинённую Экертом, как знали и его истинные «заслуги». Пускай себе врёт, что фалангу пальца потерял в бою, а не тогда, когда пытался изнасиловать латышскую девушку и «за причинённое увечье» застрелил её. Пускай проклинает немецких извергов за мнимый расстрел единственного брата, который на самом деле жив и здоров, ничем себя не скомпрометировал и находится в Брестской области.
Все это станет известно несколько позднее. А в те дни друзья Экерта подтверждали его брехню, боясь, как бы он не рассказал правду о них.
Так Н.А.Экерту удалось пройти проверку. Вместе с другими возвратившимися на Родину людьми его послали работать на стройку.
Как будто пронесло…
Откуда этот предатель мог знать, что ещё во время войны, как только Витебская область освободилась от фашистской нечисти, начался сбор материалов о его преступной деятельности?
Начались планомерные поиски бывшего начальника полиции.
Вначале казалось, что Н.А.Экерт исчез бесследно, словно сквозь землю провалился. Но однажды в органы государственной безопасности поступило письмо. Конверт был без штампа почтового отделения и обратного адреса, а в нем лежал измятый листок бумаги с короткой фразой: «Рига, проспект Виестура, 2, Гарлевский Н.А.»
Обычная анонимка? Возможно.
А если предположить, что какой-то Гарлевский Н.А., проживающий по этому адресу, совершил государственное преступление и автор письма решил поставить об этом в известность органы государственной безопасности?
Произвели проверку. В домовых книгах Н.А.Гарлевский по указанному адресу не значится и в этом доме не проживает.
Что же, предать анонимное письмо забвению и на этом поставить точку? Нет, надо действовать.
Председатель Комитета государственной безопасности при Совете Министров БССР генерал-майор А.И.Перепелицын оказывал большую помощь руководителю оперативной группы подполковнику М.М.Колесникову в розыске преступника. Да и сам Колёсников понимал, что время работает не только на нас, но и на наших врагов, которые стремятся зарыться поглубже и уйти подальше от того места, где они совершали преступления.
Тем временем в органы государственной безопасности поступило новое безымянное письмо. В нем, как и в первом, находился клочок бумаги с тем же адресом, только фамилия «Гарлевский» была перечёркнута, а рядом написана карандашом другая — «Экерт».
Эта дописка внесла ясность. Н.А.Гарлевский и Н.А.Экерт — одно и то же лицо! Инициалы Экерта — Н.А., Николай Артурович, а фамилия «Гарлевский» принадлежит родственникам, у которых он когда-то жил. Очевидно, что это пишет человек, знающий Экерта, но не решающийся назвать себя.
Новая тщательная проверка помогла установить, что Н.А.Экерт, — уроженец Сиротинского района, 1914 года рождения, — действительно проживал в Риге, был на стройке, работал в бане, затем заведовал складом. А потом исчез, и никто не знает, где он. Хотя есть люди, которые работали вместе с ним. Сохранились даже кое-какие бумаги, среди которых имеется его автобиография.
Командированный в Ригу сотрудник комитета госбезопасности Юрий Петрович Незнамов составил обстоятельное описание жизни Н.А.Экерта в столице Латвии. Судя по поведению, его не устраивала работа на стройке, где все время приходилось быть на виду у людей. Поэтому разыскиваемый охотно пошёл истопником в баню. Поселился он в пристройке к бане, куда были вхожи только его бывшие дружки-власовцы.
Здесь, в тихой заводи, они подготавливали различные махинации, вплоть до уголовных, в которых Экерт принимал активное участие. В органах милиции Риги оказалось дело, из которого явствовало, что Экерт, заведуя складом, с помощью работницы стройки — сожительницы приятеля, сбывал на толкучке бывшие в употреблении одеяла, спецодежду, обувь. На допросе он заявил, что не знает, кто воровал эти вещи, и если виноват в чем-либо, так только в халатности.
Как раз в это время некоторых друзей «ротозея-кладовщика» привлекли к уголовной ответственности за действия, направленные против Советского государства в годы Великой Отечественной войны.
Воспользовавшись тем, что сам он вне подозрений, Экерт немедленно исчез.
Найти в Риге знакомую Экерта, которая работала продавщицей в магазине, стоило немалых трудов. Но знала она немногое. Николай никогда не рассказывал о своём прошлом, многословием не отличался и все время чего-то боялся. Закончилось их знакомство тем, что Экерт обманул эту женщину и сошёлся с другой. Её звали Аннушкой.
Из Риги они куда-то уехали.
Для Юрия Петровича эти обстоятельства представляли определённый интерес. Почему Экерт предпочёл продавщице, судя по её описанию, ничем не примечательную женщину? Что между ними общего? Возможно, что они и уехали вместе. Если так, то куда и зачем?
Теперь предстояло искать и Экерта, и Аннушку.
Потребовалось перелистать десятки архивных дел, прежде чем в приказах строительного управления был обнаружен документ о назначении Н.А.Экерта на должность истопника, а уборщицей в ту же баню Анны Викентьевны Шляхтенецкой.
Усиленно продолжались поиски и автора двух анонимных писем. Судя по отдельным полустёртым словам на обороте одного из них, бумага имела какое-то отношение к кирпичному заводу в Оболи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43