А о брате жены, о Батыреве, заговорил с откровенным презрением:
— Никчёмная личность, совершенно не умеет приспособиться к жизни. Ничтожен и на работе, и в семейных взаимоотношениях. Поэтому и жена его бросила, и недавно прогнали с работы.
— Почему же вы не поможете ему устроиться на хорошее место? У вас такие огромные связи.
— Увольте! — Попов решительно покачал головой. — Не ребёнок, пора самому научиться думать о себе.
— И вы никогда не пытались помочь Батыреву с работой?
— Нет.
Стоп! Вот и первая ложь, первое конкретное и определённое «нет», не помогал.
— Как же не помогали? Вы же совсем недавно посылали Батырева к старшему меховщику универмага на Советской улице?
— Впервые слышу. Может быть, он и ходил, откуда мне знать об этом?
— Что ж, истину не трудно установить. Батырев арестован, находится в тюрьме…
— Знаю.
— Хорошо, что знаете.
Попов сидел, щуря глаза и покусывая губу. Надо было не дать ему опомниться, собраться с мыслями, и я, чуть повысив голос, спросил:
— Какое письмо вы посылали в уголовный розыск?
— Письмо-о? Что за письмо? Понятия не имею.
— А это что? Графическая экспертиза установила: оно написано вашей рукой. Будете дальше увиливать или приступим к серьёзному разговору?
Попов был умнее своего незадачливого родича и понял, что отпираться нет смысла.
— Да, в угрозыск написал я, — с завидным самообладанием признался он. — И форму гипсовую дал этому болвану, чтобы он незаметно подбросил её к меховщику. Надоело кормить дармоеда, хотел устроить его на местечко потеплее. На этом, собственно, мои прегрешения заканчиваются, не так ли? Письмо — моё, но, кроме него, я не сделал ничего предосудительного.
— И что же?
— А то, — Попов снисходительно улыбнулся, — что мне можно предъявить обвинение лишь в косвенном соучастии в преднамеренном подлоге. В косвенном — да, в прямом преступлении — нет.
— Кто же, по-вашему, преступник?
— Батырев. Он упросил меня устранить меховщика из магазина. Он и фальшивые рубли принёс. А отлить по ним гипсовую форму мог любой. Что же касается моего совета сходить к меховщику, так Батырев мог меня и не послушаться. Это его дело.
— Вы так считаете?
— Безусловно! Не посоветуй я ему действовать осторожнее, мог бы ещё больших бед натворить. А теперь придётся голубчику целиком взять вину на себя.
Повторялась обычная в таких случаях картина: схваченные за руку сообщники старались безжалостно топить друг друга. Интересно, что теперь скажет Батырев?
Он был поражён показаниями Попова:
— Что-о? Я во всем виноват? Как бы не так!
И начал выкладывать все начистоту.
Попов не раз давал ему фальшивые рубли и полтинники, посылая сбывать их в торговых предприятиях и ресторанах города. Заставлял нелегально скупать и приносить ему серебряные украшения и посуду. Батырев собственными глазами видел, как его шурин пытался изготовлять и бумажные денежные знаки, но иметь дело с серебряными оказалось вернее и безопаснее. Крупнейший в городе универмаг они давно взяли на прицел: пробраться бы туда хоть в рядовые продавцы, а там и до заведующего секцией дойти нетрудно. Такие комбинации можно будет обтяпывать с нэпманами и спекулянтами, что любо-дорого!
Слушал я эту гнусную исповедь, а сам думал: «Сколько невинных, честных людей задумали оболгать и погубить проходимцы!»
Меховщика освободили, дело о нем было прекращено. А Батырев и Попов под конвоем отправились в Тамбов, в губернский отдел ОГПУ.
Фальшивомонетчик получил в губернском суде сполна. Отправился отбывать срок наказания и его незадачливый подручный.
ВОЛКИ ГИБНУТ В КАПКАНАХ
Работая помощником уполномоченного ОГПУ по Борисоглебскому уезду, я нередко встречался с теми, кого мы когда-то освобождали из временно созданных лагерей для участников контрреволюционного антоновского мятежа. Большинство из них уже обжилось, привыкло к мирной жизни.
Но где-то затаились и такие, которых все ещё приходилось искать. Зная цену совершённым преступлениям, они продолжали скрываться. Прятался и один из ближайших сподвижников Антонова — П.И.Сторожев, названный за свою жестокость Волком.
Исчезновение Сторожева тревожило всех: сколько крови советских работников, сельских активистов, сотрудников милиции и чекистов пролил этот зверь! В том, что он жив, сомнений не возникало. А вот где затаился Волк, судя по всему, не знал ни один из бывших участников мятежа.
Интересовался Сторожевым и Тамбовский губернский отдел ОГПУ, непосредственно руководивший розыском опасного преступника. Для этого у него были и опытные работники, и необходимые для поисков средства. Наконец в августе 1925 года мы получили из губотдела срочное сообщение о том, что Сторожев в настоящее время проживает на нелегальном положении в городе Борисоглебске. Товарищи предупреждали, что он, вероятно, вооружён и может при аресте оказать сопротивление. А скрывается преступник у своей близкой знакомой Насти, живущей в сторожке при городской церкви.
Нам предписывалось: немедленно принять меры к установлению местонахождения П.И.Сторожева и его аресту.
— Вот это здорово! — удивился уездный уполномоченный ОГПУ Андрей Иустинович Болдырев. — Мерзавец, оказывается, у нас под боком, а мы ничего не знаем. Утёрли нам тамбовские товарищи нос…
И, обращаясь ко мне, добавил:
— Ладно, с этим разберёмся потом. Придётся тебе срочно заняться старым знакомым.
Старый знакомый…
Заочно я знал его давно. Были известны приметы, повадки и характер Волка. Нет, Сторожев не рядовой бандит, тем более не человек, случайно втянутый в ряды мятежников. Он убеждённый враг, и таким останется до конца. Волк понимает, что рассчитывать на снисхождение не может, стало быть живым не сдастся ни за что.
А хотелось взять его именно живым. Взять и заставить перед всем народом рассказать о своих преступлениях. Чтобы сами люди определили судьбу этого изверга.
— С чего начнём? — спросил Болдырев. И сам же ответил: — С Насти.
Настю мы немного знали. Не составило большого труда осторожно навести о ней подробные справки у знакомых борисоглебских прихожан, по старой привычке наведывавшихся в городскую церковь. Пожилая, располневшая женщина, она в молодости если и не была красавицей, то во всяком случае выделялась среди своих сверстниц. По поведению же — была как все. А потом вдруг стала замкнутой, неразговорчивой, набожной. Поступила в церковные сторожихи.
С тех пор, обычно в вечерние часы, Настю посещали в её сторожке возле церкви странствующие монахи и монашки. Правда, никогда долго не задерживались там…
Постепенно накапливая все эти сведения, мы одновременно наблюдали за сторожихой, тщательно изучали подходы к её жилищу. Наблюдение дало небезынтересные результаты: однажды вечером, едва начало темнеть, из города к сторожихе неторопливой походкой направился какой-то человек, по приметам очень похожий на Сторожева.
Значит, он действительно здесь?
Это надо ещё уточнить, чтобы не ошибиться и действовать наверняка. Но вот беда, сторожка находится за высокой каменной стеной, окружающей церковный двор. Большие железные ворота открываются только в дневное время. Рядом с ними — железная калитка. И её, и ворота Настя закрывает на замок сразу после окончания вечерней службы. Вторая калитка, недалеко от сторожки, хотя и не запирается на ночь, но скрипит так пронзительно, что своим визгом способна разбудить мертвеца.
А что, если устроить проверку днём?
Но, во-первых, в дневное время нужного нам человека можно не застать, на рассвете он опять уйдёт в город. А, во-вторых, если человек этот на самом деле Сторожев, он не будет сидеть сложа руки — подготовится к встрече так, что без жертв наверняка не обойтись.
Значит, брать его нужно ночью. И не завтра, а именно сегодня. Брать внезапно, без шума, чтобы не успел опомниться. Не сыграть ли нам роль обычных посетителей Насти, странствующих монахов? Это даст возможность без помех проникнуть в сторожку, а там будет видно, как сложится обстановка.
Оперативная группа в составе наших сотрудников Леонида Иванова, Сергея Мелихова, работника городской милиции и меня так и решила. Незадолго до полуночи мы уже были возле церковной ограды. Наблюдающие доложили, что, кроме Насти и явившегося вечером неизвестного, в сторожке никого нет. Последняя посетительница, знакомая сторожихи, покинула церковный двор за полчаса до прихода ночного гостя.
Оставив работника милиции на наружном посту, мы втроём бесшумно перебрались через кирпичную стену в заранее намеченном, удалённом от скрипучей калитки месте. Тихонько подобрались к сторожке. Обошли вокруг неё. Небольшое окно закрыто, света нет. Подёргали за дверную ручку: заперто…
Что ж, придётся постучать.
В ответ на негромкий стук за дверью послышались шаркающие шаги, и заспанный женский голос сердито спросил:
— Кто там?
— Свои, — прижав губы к замочной скважине, зашептал Иванов. — Открывай скорее, Настя, срочное дело есть!
— Носит вас по ночам нечистая сила, — заворчала сторожиха, нехотя приоткрывая дверь. — Какое ещё дело в такую поздноту?
Но нам уже было не до объяснений. Рванув дверь, мы с Ивановым бросились в комнату, а Мелихов придержал хозяйку, чтобы она не предупредила криком находящегося в сторожке человека.
Тоненький лучик электрического фонарика заметался по комнате, выхватывая из темноты то табуретку, то стол с остатками ужина на нем. Наконец остановился на кровати. На ней, открыв рот и широко раскинув руки, оказался, как мы и ожидали, наш «старый знакомый». Он так и не пошевелился. Даже свет карманного фонарика не разбудил его. Не теряя драгоценные секунды, я подскочил к кровати, сунул руку под подушку и выхватил оттуда револьвер. А «старый знакомый» продолжал спать. Или он слишком был уверен в своей безопасности, или уж очень устал за минувший день…
— Гражданин, проснитесь! — потряс его за плечо Иванов. — Предъявите документы!
Впрочем, мне и без документов было ясно, что это за «гражданин». Правда, Сторожев сильно изменился: постарел, осунулся. Не легко ему, видно, жилось в последнее время. Но я сразу же узнал Волка. Не только по рассказам его бывших подчинённых, а и по фотографии, которая имелась у нас, — такого не спутаешь ни с кем.
А он и в эти минуты решил действовать по-волчьи. На секунду затих, не открывая глаз, и вдруг стремительно метнул руку под подушку.
— Не беспокойтесь, — сказал я. — Ваш револьвер у меня.
Скрипнув зубами, Сторожев откинул одеяло и сел. Из-под густых бровей кольнули злые глаза.
— Все-таки выследили, — проворчал он. — Сонного взяли. Эх, Настя…
Сторожиха заплакала, громко запричитала:
— Да откуда же мне было знать, что это они? Будить пожалела, думала, что ко мне стучатся. Ой горюшко, что же теперь с нами будет?
— Хватит! — цыкнул на неё Волк. — Поздно реветь, теперь уж отпевать придётся.
Мы не сразу позволили Сторожеву одеться. Я держал его на мушке, Мелихов, тоже с оружием наготове, стал возле двери. А Иванов сначала прощупал брошенные на стул пиджак и брюки преступника, потом так же тщательно проверил подушку и перину на кровати.
— Ну, а теперь одевайтесь! — скомандовал Иванов. — Пора.
Однако Сторожев не торопился. Может быть, надеялся, что и на этот раз удастся уйти, или ждал чьей-нибудь помощи? Чтобы не рисковать, а потом не раскаиваться в случайной оплошности, пришлось связать ему за спиной руки и только после этого приступить к обыску.
Он ничего существенного не дал. Создавалось такое впечатление, что бандит пришёл к Насте налегке, как бы по пути, не собираясь долго у неё задерживаться.
Наконец, мы оформили все необходимые в таких случаях документы. Теперь, действительно, пора уходить; до рассвета оставалось совсем немного временя.
Ни разу не взглянув на Настю, даже не кивнув ей на прощание, Волк тяжело переступил порог сторожки и зашагал по безлюдной улице.
А мне все ещё с трудом верилось, что нам удалось без единого выстрела взять этого матёрого, осторожного и жестокого врага. Помогла, конечно, Настя, помимо своего желания открывшая опергруппе путь к дорогому для неё Петру Ивановичу. Сколько времени оберегала, прятала, и вдруг, не разобрав спросонья, кто стучит, распахнула перед чекистами дверь…
Мы оставили её в сторожке, не трогали и позднее. Я потом не раз встречал Настю в городе. Она казалась мне одинокой, безучастной ко всему.
Судьба? Нет. Эту несчастную женщину погубил, лишив радости жизни, все тот же Волк.
Сам он стал угрюмым, держался с каким-то тупым безразличием к настоящему и будущему. Знал, конечно, что и братьев Антоновых уже нет, и что многие участники кулацко-эсеровского мятежа давно явились с повинной. У них была надежда остаться в живых.
Есть ли такая надежда у него, у Сторожева?
Мне очень хотелось услышать, что скажет этот страшный человек, с головы до ног залитый кровью невинных людей, о крушении всех своих планов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43