Магдиев, возвращаясь на место, поинтересовался:
— Может, все-таки водки или коньяка?
— Нет, что вы. Не люблю. Честно говоря, и вам не советую.
— Ну, мне уже поздно начинать, — засмеялся Магдиев и одним глотком осушил свою чашку.
Следующие пятнадцать минут Гильфанов усердно поглощал бутерброды и печенья, что было нелегко, но необходимо. По уму таблетки из кармана следовало выпить немедленно, но они, к сожалению, были ярко-синими, никак не оправдывая свое пребывание в коробочке из-под аспирина. Вряд ли эта тонкость могла всерьез обеспокоить Магдиева, который, сто к одному, ничего бы и не заметил. Но теперь, когда дело было сделано, рисковать — совсем непроходимая глупость.
Гильфанов дожевал третий бутерброд под одобрительное бурчание Магдиева, нахваливавшего молодой аппетит и блистательные перспективы полковника, и лишь после этого поспешил с благодарностью откланяться. Прощальные реплики вышли теплыми и трогательными, а рукопожатие — затяжным и горячим. Для полноты ощущений можно было бы и обняться, но это было бы совсем нездорово.
Гильфанов продолжал сдерживаться и пока не самым ударным шагом, раскланиваясь и обмениваясь любезностями со встречными (приподнятый дух распирал решительно все населявшие Кремль тела), проходил приемную, крысиный лабиринт коридоров и просторный холл на первом этаже.
Лишь перешагнув через порог калитки в кованом заборе и направившись к поджидавшей его машине, он зашарил в кармане, выдавливая из облатки сразу пяток таблеток.
Воды у водителя не оказалось, пришлось разжевать их всухую. Ощущение прегадостное. Впрочем, через пару минут выскочившая из Спасских ворот «Волга» притормозила у ближайшего продмага на Кремлевской. Ильдар остановил рванувшего было на штурм водителя и отправился в шоп-тур самостоятельно. Это позволило ему не только на полминуты приблизить переливание в себя одной из двух купленных бутылочек нарзана, но и досрочно забросить в опустевшую бутылочку «паркер», а образовавшуюся конструкцию незаметно завернуть в купленный здесь же цветастый пакет и сунуть в случившуюся на выходе урну.
Оставалось выкинуть пиджак (на совсем уже пожарный случай) — и казанскую часть своей жизни Гильфанов мог считать исчерпанной.
5
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
Омар Хайям

КАЗАНЬ. 18 АВГУСТА
К прилету Борисова основной контур системы управления воздушным движением аэропорта был восстановлен — точнее, завезен и смонтирован заново: суеверные кураторы транспортной сферы в руководстве Татарстана связываться с компаниями из стран НАТО просто не рискнули — несмотря на то, что те же французы предлагали самые выгодные условия и кредиты с минусовым процентом. В итоге Магдиев распорядился отдать предпочтение Китаю, про себя решив, что неизбежные, по мнению глобальных политологов, неприятности на финско-китайской границе начнутся тогда, когда диспетчерское оборудование выработает последний ресурс и в войне миров задействовано не будет при всем желании.
Самолет номер один можно было считать таковым не только из-за принадлежности ГТК «Россия» и почетной обязанности служить иголкой, сшивающей куски страны в единое целое, избравшее себе единых, засевших в иголке вождей. Борт номер один (журналисты не преминули отметить, что в этом качестве выступил собранный в Казани Ту-214 — явно чересчур дальнобойный для прыжка из Москвы в Казань) на самом деле оказался первым официальным рейсом с пунктом назначения «Казань». Предыдущие два, приземлившиеся в последние сутки, были неофициальными и относились к сопровождению и. о. президента Российской Федерации.
Магдиев прибыл в аэропорт лично — это был один из редких случаев, когда и хотелось, и моглось. Вопрос был в том, чтобы не показать подлинных чувств при первой прилюдной встрече с Ромкой. С другой стороны, сильно-то можно не стараться: прорвавшееся дружелюбие в худшем случае спишут на татарское лицемерие или просто профессиональный подход к издержкам практической политики.
Борисов отнесся к задаче серьезнее. Как вышел на трап прищуренным, так и донес прищур до Магдиева, болтавшего прической у трапа.
Видя такую старательность, Магдиев с трудом удержался, чтобы не заехать кулаком в плечо Ромыча, которого не видел два года (с тех пор, как по пути в Прагу вместе с Фираей дал тихого кругаля и заехал в альпийскую деревню, где от правых трудов отдыхал Борисов с супругой же). Несомненно, такая встреча стала бы первополосной сенсацией и стопудово открыла бы новую веху в истории отношений Москвы и Казани. Но это была бы преждевременная веха.
И Магдиев просто обменялся с Борисовым коротким рукопожатием и парой не более длинных фраз: «Как долетели? — Спасибо, замечательно. Вы как? — Прекрасно, спасибо. Пойдемте, наверное».
Загрузившись в мини-автобус и притворив стекло, отделяющее президентский салон от отсека водителей-охранников (помощников и референтов президенты, не сговариваясь, отогнали в машины кортежа), Магдиев все-таки не сдержался и слегка ткнул в плечо Борисову.
Борисов, как раз устраивавшийся поудобнее, от этого чуть не соскользнул по кожаному сиденью на пол и показал, что вот сейчас за такие дела заедет Танчику в табло, а потом приложил палец к губам.
Магдиев кивнул и полчаса от аэропорта до Кремля вел вполне партикулярную беседу: про ход рассмотрения исков, предъявленных Татарстаном к США и НАТО, про героизм крестьян, умудрившихся фактически под бомбами спасти семьдесят процентов вполне приличного урожая — так что Татарстан по зерновым в этом году займет не второе, конечно, но наверняка четвертое-пятое место. По ходу дела почти без улыбки сообщил, что за полгода предприятия оборонно-промышленного комплекса республики выполнили государственный заказ на 170-230 процентов, который, с учетом обстоятельств, уже оплачен из бюджета и внебюджетных фондов Татарстана — но хотелось бы компенсации из более соответствующих источников.
— А по НИОКР, я так понимаю, процентов пятьсот перевыполнение составило? И тоже компенсация нужна? — также без улыбки предположил Борисов.
Магдиев покрутил в воздухе полусвернутой ладонью.
— А вы к Бьюкенену и конгрессу обратитесь. Пусть грант на эти цели выделят. Вы же ради них старались, помогли реальные вызовы и опасности нового тысячелетия выявить, плюс две затратные программы Вашингтон как раз в честь Татарии свернул, — посоветовал Борисов.
Танбулат Каримович потяжелел лицом.
— Это само собой, но попозже. Я еще не все долги Бьюкенену отдал. Отдам — и с наследниками говорить буду.
Борисов с интересом посмотрел на собеседника и противным голосом сказал:
— Магдиев, третий отряд, сегодня без купания! И я немедленно отправляю телеграмму родителям!
Магдиев махнул рукой и отвернулся к окну.
Потом им пришлось выдержать еще двадцать протокольных минут, в ходе которых руководители администраций обменялись несколькими пухлыми папками документов, определявших ближайшее совместное будущее Татарстана и России.
Борисов под камеру обозначил его основные рамки:
— Республика Татарстан декларирует свой статус неотъемлемой части Российской Федерации, это подкрепляется новым договором между Москвой и Казанью, а также новой редакцией конституции. Российская Федерация, со своей стороны, подтверждает особый статус Татарстана на переходный период, срок которого мы постараемся обозначить сегодня. На этот период, с учетом особых обстоятельств, Татарстану будут предоставлены условия наибольшего благоприятствования по широкому кругу направлений социально-экономического развития. Я правильно изложил суть наших предварительных договоренностей, Танбулат Каримович?
— Абсолютно, Роман Юрьевич. Хочу только подчеркнуть, что после страшного этого полугодия мы, наконец, говорим с нашими братьями на одном языке, и можем, наконец, выходить на решения в интересах наших народов. И обещаем с этим не затягивать. Верно, Роман Юрьевич?
Борисов охотно согласился и хотел было уйти, но тут заметил отчаянные глаза главы администрации и незаметно, за спиной, подпихнул Магдиева.
Тот мгновенно сориентировался и сообщил:
— Я вижу, у наших коллег из средств массовой информации есть вопросы.
Коллеги послушно заколыхались и замахали руками.
— К сожалению, времени и готовых ответов мало, поэтому давайте пока самый важный вопрос. Пожалуйста.
Самый важный вопрос, как водится, достался Первому каналу (местная ГТРК очень протестовала: в таких случаях она всегда получала право оттенить эксклюзивность Первого канала собственным вопросом на татарском языке — но на сей раз Магдиев решил это право попрать, рассудив, что массовый зритель может счесть татарскую речь демонстрацией высокомерия крохотной республики, кичащейся временными успехами). Рыжий бородач со слезящимися глазами очень длинно и кучеряво поинтересовался судьбой суверенитета, за который так ратовал Татарстан.
Магдиев улыбнулся и сказал:
— Можно жить ради формулировок, но нужно ради жизни. Татарстан всегда выступал за суверенитет не как цель, а как средство, которое позволяет обеспечить достойную жизнь нашим гражданам. И смотрите, последние месяцы мы фактически провели в осаде — а что может быть сувереннее? Не скажу, что это было так уж приятно. Но вы, наверное, не будете спорить, что нам было что терять. И не будете спорить, что мы ценой огромных жертв и потерь защитили не только свой суверенитет и не только жизни многих тысяч наших граждан. Я всегда говорю: посмотрите на Ирак или Афганистан или Югославию, по которым прошли миротворцы. И посмотрите на Татарстан, куда мы этих гестаповцев не пустили. И никто, думаю, не будет спорить, что мы защитили и суверенитет России, почти уже, как это, попранный, да? Уж простите за такое слово. В общем, мы за хорошую жизнь и будущее, которое идет к счастью, а не рабству. А как это назвать — суверенитет, автономия, асимметричная федерация или конфедерализм, это, простите, вопрос политологов, а не политиков. Спасибо.
Оказавшись за дверью магдиевского кабинета, Борисов на секунду замер, прислушиваясь, не зашуршит ли кто в приемной, потом захохотал:
— Ну, Танчик, красавец! — простер вперед растопыренную ладонь и сообщил голосом Левитана: — Мы счастливы, что говорим с нашими братьями на одном языке. И этот язык — язык Булата.
Магдиев в ответ выругался, крепко приобнял Борисова за плечи, потащил его в комнату отдыха, бормоча:
— А вот кто издевается, будет наказан. Умник, блин.
— Ай! Пусти, Гитлер! Ах, так, да? Ну, щас я тебе… Пусти, говорю, у меня ключица вылетает, зараза!
Едва Магдиев отпустил Борисова, тот попытался поймать его руку в захват, но не слишком удачно. Некоторое время основные ньюсмейкеры планеты топтались посреди комнаты со сдержанно накрытым столом, пытаясь причинить друг другу небольшое увечье. Потом заржали и, похлопав по плечам собеседника, плюхнулись в кресла.
— Джин, виски, мартини? — осведомился Магдиев.
— Ага. Спирту с чифирем. Самое то с утра пораньше. Ты чего, совсем со своим исламом понятия попутал?
— Для тебя, между прочим, стараюсь, — заметил Магдиев.
— Господи, ты что, так и не пьешь? — изумился Борисов.
— А был повод запить, что ли?
— А не было?
— Резонно. Наливай.
— Щас. Наклюкаемся, а работать кто будет? Народы-то ждут, сам сказал.
— Да ты не волнуйся, Ромыч, пей. Я все, что надо, напишу и покажу, где подписать. Клянусь, — торжественно пообещал Магдиев.
Борисов с удовольствием засмеялся:
— Черт, отвык я от татарского хитрожопия. Давай лучше наоборот. Пьем вместе, а потом кто выживет, тот все нарисует, сколько вы там суверенитета проглотите, и подпишет.
— А давай! И по-честному, бьемся любимыми напитками. Ты — водкой. Я — чаем.
— И это честность?! Понимаю Придорогина. Нет уж, давай водка на водку.
— А давай чай на чай. Ты же лопнешь, деточка. И потом, моим именем мусульманский фонд назвали, я пророк практически, понял?
— И много пророку из фонда накапало?
— Да ни копейки. Хотя мысли есть.
— Тогда давай без торговли. Первый пункт согласуем и просто махнем. За нас. Как тебе?
— Роман Юрьевич, ваша гениальность останется в веках. Ты, значит, водку?
— А ты, значит, не чай. Водяры, а? А? Слабо?
— Слабо, dustym. Вон шампанское давай.
— А сало русское едят, — процитировал Борисов. — Французы ему плохие, шпионы, аэропорт испортили. А шампунь французский хлещет. Я тогда тоже шампунем начну — и без всяких документов. Ну их на хер. Да не три ты горлышко, извращенец, изувечишь всю тему. Давай сюда. Ничего не умеет, победитель великанов. Во как надо.
Борисов и впрямь сладил с вдовьей бутылкой за полминуты. Магдиев скептически посмотрел на пузырящееся золото в бокалах и сказал, вставая:
— Значит, так, Ромыч. Ты мне очень помог — не только мне, всем, народу целому. Погоди, я доскажу. Это важно. Мне было очень херово эти полгода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58