Но «Тамерлана» пустить в ход Ренат все-таки не решился, обойдясь менее внушительными методами, и при первом удобном случае постарался вернуть игрушку благодетелям. Несмотря на нытье Славяна, который после Чечни никак не мог наиграться военными безделушками, потому методом тыка превзошел все премудрости «Тамерлана» и мечтал проверить умение практикой. Мечта идиота сбылась.
Потом Ренат долго размышлял, какой вариант лично для него был бы предпочтительней, случившийся или тот, что живо представился ему в момент проверки. Татарин просек с пьянящей ясностью и четкостью, что вся бодяга с проверкой документов — умная подстава земляков, разыгравших вполне однозначную ситуацию: бандит с сомнительными фэсэошными корками везет секретное оружие, запачканное в крови десятка человек. Подозрение оказалось напрасным. Но Малаю вдруг до исступления захотелось, чтобы этим все и кончилось. Был бы арест и, наверное, срок, но не было бы колонны БТР, «тамерлановских» залпов и обгорелых парней — изодранных мертвых и живых, менее изодранных и с растерянными глазами, — которых показали все каналы планеты.
Глава четвертая
1
Вот пусть только подвернется теперь
какая-нибудь татарва, будет знать она,
что за вещь казацкая сабля!
Николай Гоголь
КАЗАНЬ. МАЙ
Я Галию очень люблю. Она маленькая, но совсем как настоящий человек. И сестра. И она меня любит. Улыбается, когда видит, и даже смеется. Вот так: кх-кх-кх. Классно. И выползает встречать, когда я из школы прихожу.
Она — вылитый я. Я не помню, каким был, когда мне год с чем-то было, — но фотографии я часто смотрю, где я маленький. Очень похож, только волосы темнее, и морда не такая толстая. И мама говорит, что очень похож. И даже папа не спорит, хотя он всегда спорит. А когда соглашается, смеется так, что не разберешь — может, он опять издевается только.
Но в этот раз я просто как дал бы Гальке по башке, и все. Я ведь ее просил, как человек, по-русски просил: не трогай корабль Дана, он мне нужен, нельзя, сказал, нельзя! Правда, папа говорит, что Галька по-русски пока не понимает и с ней надо разговаривать по-татарски. Но это он шутит опять, наверно, потому что откуда она татарский будет знать? Она вообще говорить не умеет. Ба-ба-ба говорит и та-та-та. Но это же не по-татарски. Ну ладно, я ей все равно и по-татарски сказал. Я очень хорошо на татарском говорю, лучше всех в классе. Нет, Искандер Валиуллин лучше говорит. Чуть-чуть. Но все равно последний раз ему на уроке ничего не поставили, и никому не поставили, только мне поставили пять с плюсом.
Я написали «За активное участие». Потому что я вот так руку поднимал и первым отвечал на все вопросы Мизии Шагиевны. А папа сам плохо говорит по-татарски, а сам все время говорит, что мы татары, а не русские. Я раньше не верил, потому что в сказках читал, что татары плохие. Поганые. С ними богатыри воюют. И игра есть классная, «Казаки» называется. Там, значит, казаки — они хорошие, ну, такие специальные воины, как будто богатыри тоже, которые врагов побеждают. Правда, я в стратегии ещё не очень хорошо играю, зато в Quake у меня вообще классно получается, даже в третий «Квак», где нельзя, как богу, бессмертием разжиться. А «стратегии» я не очень пока понимаю. Но мой брат Тагир, он сын дяди Рамиля, они в Нижнекамске живут, — вот он в гости приезжал, и привез диск с «Казаками», и все объяснил. Я скоро научусь. И вот в этих «Казаках» разные враги есть, но главные — татары. Они синие. Я с этими синими здорово начал сражаться и рассказал об этом папе, когда он с работы пришел. А он опять рассердился, но не из-за того, что мы долго за компьютером сидели. Папа сказал, что надо говорить не «против татаров», а «против татар». А играть в такую игру — предательство. Потому что мы тоже татары. Нравится нам или нет. И наши отцы, мамы, деды, их деды и бабушки, вообще все, кто был до нас, — все были татарами. И получается, что если мы играем за казаков и против татар, то мы воюем против самих себя, и убиваем, выходит, себя — и папу, и маму, и dau-ati с dau-ani, и половину друзей и учителей. Тагир сказал, что мы воюем не против татар, а против татаров, а они плохие, и живут в Австралии, и говорят по-немецки. А папа сказал, что никаких татаров нет, есть только мы, татары, и пусть Тагир не выдумывает. Просто игру написали не очень умные люди, сказал он. Раньше все игры делали американцы. Они все время думали, что придется воевать с СССР — это так раньше наша страна называлась, — и поэтому в своих играх делали русских врагами. А теперь наши научились сами писать игры и стали придумывать своих врагов. Потому что дураки. Ведь когда американцы в компьютере воевали с русскими, это хоть какая-то правда была. СССР с США — это Америка по-другому — на самом деле были как будто врагами. А русские и татары не враги. И казаки никогда с татарами не воевали, и вообще «казак» — татарское слово, как и «богатырь». Тот, кто такие игры пишет, или дурак, или скотина, сказал папа. Я засмеялся и сказал: «Скотина!» И Тагир засмеялся и сказал: «Скотина!» А папа сказал: «Пацаны. Вы подумайте. Тот, кто пишет игру, — он ведь учит всех воевать против татар. И вас, татарчат, учит. И всех остальных. Все научатся, а потом захотят воевать — так получается? Но вам-то я объясню или просто запрещу играть. А остальным кто объяснит?»
Папа так расстроился вдруг, у него даже глаза грустные стали, как будто я опять заболел.
Я, чтоб его успокоить, сказал: «Гады они, кто игру рисовал, и все. Надо было немцев просто врагами сделать — они фашисты, и их всех надо убивать. Правильно, папа?»
Папа сразу грустным перестал быть, начал кричать, что неправильно, потому что немцы давно не фашисты, и что не бывает национальностей-врагов, бывают немцы-гады и немцы-хорошие, и татары так же, и русские, и евреи, и хохлы.
Про хохлов я хотел сказать, что папа не прав, потому что кто такие евреи, я не знал, зато хохлов как раз знал. С ними Данила в Америке как раз сражался и всех победил. Все они бандиты. Но потом подумал, что тогда папа вообще разорется и в угол опять меня поставит, и просто стал молчать.
Папа быстро успокоился, погладил нас с Тагиром по головам и сказал: «Ладно, чего я вас гружу. Не играйте в эту гадость, и все».
Мы и не играли. Только еще три или четыре разика. Но не против татар, а против зеленых каких-то солдатиков. Меня они один раз победили, а один раз я почти выиграл, но меня Тагир отвлек, и я опять проиграл. А Тагир выиграл — ему хорошо, он уже дома играл, поэтому давно научился. А потом каникулы кончились, Тагир уехал и диск увез. А без диска «Казаки» не запускались. Дурацкая игра.
То ли дело «Лего». Это конструктор такой из пластмассовых деталек разных, очень твердых, их только зубами можно расцепить — зато игрушки очень прочными получаются. Пока Галия не схватит. Мне «Лего» вообще больше всего нравится — если не считать компьютера. Хотя, наверное, можно считать. Я к «Лего» всех друзей приучил: они сначала у меня играли, а потом начали просить своих родителей, чтобы тоже купили. Теперь у нас соревнования, кто лучше чего построит. Я обычно побеждаю. Потому что тоже давно научился, а потом, у меня деталей полная коробка, а у Арслана, например, только одна банка с «Биониклом» и один «Лазерный робот».
На прошлой неделе я принес корабль, который построил для Бэнга, в школу. Просто поиграть. А Леха Шаповалов увидел и начал выпендриваться, что у него и корабль круче, и вообще вся серия лазерников есть.
Я сказал, подумаешь, у меня не вся серия, а только Дан, Бэнг и Релла, но зато каждому из них я могу одной левой построить по три корабля. И каждый будет лучше, чем у Лехи.
Леха сказал, что ни фига, мы начали немножко ругаться, а потом решили, что кто спорит, тот кой-чего не стоит (чего не стоит, я не скажу, потому что маме на прошлой неделе опять обещал не говорить никаких плохих и даже просто грубых слов).
Мы договорились, что вот сегодня пятница, потом мы два дня отдыхаем, а потом, в понедельник, каждый принесет в школу корабль, который построит для своих лазерников. И у кого круче, тот и победил. Мы так договорились и обрадовались, а потом зазвенел звонок и начался урок — чтение.
И я весь урок придумывал, какой классный корабль построю. Одним глазом читал, что Мизия Шагиевна сказала, а другим подглядывал в тетрадку, в которой рисовал разные кораблики. Я решил, что мой корабль для Дана будет не такой, как в леговской книжке, а большой, закругленный, чтоб ни на что не был похож. И Леха, как увидит, сразу умрет от восхищения, а потом встанет и скажет: «Нурыч, ты победитель». Тут я подумал, а вдруг Леха начнет вредничать и не признает, что мой корабль лучше. Леха, наверное, про меня так же подумал — хотя он-то мог не беспокоиться, все равно ему меня не победить. Но он, как только началась перемена, побежал к моей парте, а я бросился к его, и мы чуть не столкнулись лбами и долго смеялись как дураки. А потом решили, что попросим быть судьей Элинку Амирову, которая никогда не врет. Она и установит, кто победитель.
Я хотел показать Лехе рисунок корабля, который построил, а Леха сказал, что не надо, потому что вдруг он такой же придумал, а я потом скажу, что это он у меня подглядел. Я только засмеялся и с жалостью на Леху посмотрел.
А он не понял, что я его жалею, и тоже засмеялся. А потом рассказал такое, что я чуть с ума не сошел. У Лехиного друга, оказывается, есть специальный диск «Лего» для компьютера. С ним можно прямо на экране строить что хочешь, и получается как в жизни. И даже можно команды роботам подавать, если у роботов специальные провода есть. И Леха у друга завтра или послезавтра этот диск возьмет и в понедельник мне даст. Ненадолго. Это будет просто супер. У меня таких, с проводами, наборов нет, но я подумал, что вдруг и без проводов получится. Или папа какой-нибудь провод просто приладит — от видака или сотового телефона, например. У папы ведь проводов много, а Дану не все ли равно. А если он пойдет, я самым счастливым человеком на Земле буду. Как настоящий конструктор из кино про ученых. И Галька засмеется, наверное, кх-кх-кх. Она тоже любит «Лего», но не так, как надо, а как собака кость — все время в рот тащит и пытается разгрызть. Иногда у нее получается. Но я стараюсь не ругаться. Потому что она все равно не понимает, а если громко кричать, смотрит с обидой, морщит лицо и плачет. Горько-горько. А я не могу, когда она так плачет. Я сам плачу от этого. Не всегда, но иногда. Мне ее жалко.
А ей меня не жалко. Я все воскресенье корабль строил, даже на улицу не пошел и обедать отказался. Обычно меня быстро на кухню загоняют, а в этот раз папа почему-то на работу уехал, хотя и воскресенье, а мама все время смотрела телевизор. Там ничего интересного не было — какие-то дядьки что-то быстро говорили, и иногда непонятно показывали кино про войну: то пушки стреляют, то актеры с автоматами бегают, то небо просто с облаками, и стрельба какая-то размазанная слышна. А мама сидела на топчане, который на кухне стоит, и смотрела. Даже нож, которым морковку для плова резала, на стол не положила.
Я, пока возился с конструктором, устал, будто на коньках два часа катался, даже руки дрожали. Зато корабль получился еще лучше, чем я себе представлял. Такой полукруглый, а спереди острый и с крючком, как клюв орла, а по бокам крылья в три слоя и специальные щупальца, а хвостов два, и между ними кран и две пушки. И в кабине не только Дан, но и Релла поместится, а если колпак не закрывать, то и Бэнг — правда, боком.
А потом мама спохватилась, что уже поздно, и погнала меня все-таки обедать, и я оставил кораблик на полу. А Галька, собака, взяла и все сломала. Хотя я ее еще утром просил не трогать. А она крыло рассыпала и уже крючок с носа начала отгрызать.
Мама прибежала, когда я начал орать, и, как всегда, не Гальку, а меня заругала, а потом вдруг махнула рукой, схватила Гальку, прижала к себе и ушла в спальню. Хотя Галька даже не заплакала и спать еще не хотела.
Я отругиваться не стал, потому что увидел, что на самом деле крыло можно быстро приделать, и все будет как новенькое. Так и получилось — и потом я еще бензопроводы поверху протянул, и кораблик получился такой, что и без всякого диска смог бы полететь. Если бы умел, конечно. Я как посмотрел, что у меня получилось, так и понял, что все, Лехе копец. Только Лехи в понедельник в школе не было. И Вадьки Егорова не было, и Димона Бельянинова, и Элинки тоже. Но они-то ладно, а Леху я до самого звонка высматривал, и после звонка тоже, потому что урок все не начинался: Мизия Шагеевна почему-то задерживалась, хотя давно была в школе: девчонки ее видели.
Мизия Шагеевна пришла через несколько минут после звонка. И сказала, что мы должны встать и тихо, никому не мешая, перейти в библиотеку. Там вместо столов уже были расставлены парты, много парт, и половина была занята. За ними сидел 1 «Б». И я замахал Арслану, а Арслан замахал мне, но Мизия Шагеевна сказала, чтобы мы вели себя как следует, потому что идет урок. Он не совсем обычный, потому что мы будем заниматься вот таким объединенным классом — весь день и, быть может, все три дня, оставшихся до каникул (мы с Арсланом переглянулись и беззвучно закричали ура).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Потом Ренат долго размышлял, какой вариант лично для него был бы предпочтительней, случившийся или тот, что живо представился ему в момент проверки. Татарин просек с пьянящей ясностью и четкостью, что вся бодяга с проверкой документов — умная подстава земляков, разыгравших вполне однозначную ситуацию: бандит с сомнительными фэсэошными корками везет секретное оружие, запачканное в крови десятка человек. Подозрение оказалось напрасным. Но Малаю вдруг до исступления захотелось, чтобы этим все и кончилось. Был бы арест и, наверное, срок, но не было бы колонны БТР, «тамерлановских» залпов и обгорелых парней — изодранных мертвых и живых, менее изодранных и с растерянными глазами, — которых показали все каналы планеты.
Глава четвертая
1
Вот пусть только подвернется теперь
какая-нибудь татарва, будет знать она,
что за вещь казацкая сабля!
Николай Гоголь
КАЗАНЬ. МАЙ
Я Галию очень люблю. Она маленькая, но совсем как настоящий человек. И сестра. И она меня любит. Улыбается, когда видит, и даже смеется. Вот так: кх-кх-кх. Классно. И выползает встречать, когда я из школы прихожу.
Она — вылитый я. Я не помню, каким был, когда мне год с чем-то было, — но фотографии я часто смотрю, где я маленький. Очень похож, только волосы темнее, и морда не такая толстая. И мама говорит, что очень похож. И даже папа не спорит, хотя он всегда спорит. А когда соглашается, смеется так, что не разберешь — может, он опять издевается только.
Но в этот раз я просто как дал бы Гальке по башке, и все. Я ведь ее просил, как человек, по-русски просил: не трогай корабль Дана, он мне нужен, нельзя, сказал, нельзя! Правда, папа говорит, что Галька по-русски пока не понимает и с ней надо разговаривать по-татарски. Но это он шутит опять, наверно, потому что откуда она татарский будет знать? Она вообще говорить не умеет. Ба-ба-ба говорит и та-та-та. Но это же не по-татарски. Ну ладно, я ей все равно и по-татарски сказал. Я очень хорошо на татарском говорю, лучше всех в классе. Нет, Искандер Валиуллин лучше говорит. Чуть-чуть. Но все равно последний раз ему на уроке ничего не поставили, и никому не поставили, только мне поставили пять с плюсом.
Я написали «За активное участие». Потому что я вот так руку поднимал и первым отвечал на все вопросы Мизии Шагиевны. А папа сам плохо говорит по-татарски, а сам все время говорит, что мы татары, а не русские. Я раньше не верил, потому что в сказках читал, что татары плохие. Поганые. С ними богатыри воюют. И игра есть классная, «Казаки» называется. Там, значит, казаки — они хорошие, ну, такие специальные воины, как будто богатыри тоже, которые врагов побеждают. Правда, я в стратегии ещё не очень хорошо играю, зато в Quake у меня вообще классно получается, даже в третий «Квак», где нельзя, как богу, бессмертием разжиться. А «стратегии» я не очень пока понимаю. Но мой брат Тагир, он сын дяди Рамиля, они в Нижнекамске живут, — вот он в гости приезжал, и привез диск с «Казаками», и все объяснил. Я скоро научусь. И вот в этих «Казаках» разные враги есть, но главные — татары. Они синие. Я с этими синими здорово начал сражаться и рассказал об этом папе, когда он с работы пришел. А он опять рассердился, но не из-за того, что мы долго за компьютером сидели. Папа сказал, что надо говорить не «против татаров», а «против татар». А играть в такую игру — предательство. Потому что мы тоже татары. Нравится нам или нет. И наши отцы, мамы, деды, их деды и бабушки, вообще все, кто был до нас, — все были татарами. И получается, что если мы играем за казаков и против татар, то мы воюем против самих себя, и убиваем, выходит, себя — и папу, и маму, и dau-ati с dau-ani, и половину друзей и учителей. Тагир сказал, что мы воюем не против татар, а против татаров, а они плохие, и живут в Австралии, и говорят по-немецки. А папа сказал, что никаких татаров нет, есть только мы, татары, и пусть Тагир не выдумывает. Просто игру написали не очень умные люди, сказал он. Раньше все игры делали американцы. Они все время думали, что придется воевать с СССР — это так раньше наша страна называлась, — и поэтому в своих играх делали русских врагами. А теперь наши научились сами писать игры и стали придумывать своих врагов. Потому что дураки. Ведь когда американцы в компьютере воевали с русскими, это хоть какая-то правда была. СССР с США — это Америка по-другому — на самом деле были как будто врагами. А русские и татары не враги. И казаки никогда с татарами не воевали, и вообще «казак» — татарское слово, как и «богатырь». Тот, кто такие игры пишет, или дурак, или скотина, сказал папа. Я засмеялся и сказал: «Скотина!» И Тагир засмеялся и сказал: «Скотина!» А папа сказал: «Пацаны. Вы подумайте. Тот, кто пишет игру, — он ведь учит всех воевать против татар. И вас, татарчат, учит. И всех остальных. Все научатся, а потом захотят воевать — так получается? Но вам-то я объясню или просто запрещу играть. А остальным кто объяснит?»
Папа так расстроился вдруг, у него даже глаза грустные стали, как будто я опять заболел.
Я, чтоб его успокоить, сказал: «Гады они, кто игру рисовал, и все. Надо было немцев просто врагами сделать — они фашисты, и их всех надо убивать. Правильно, папа?»
Папа сразу грустным перестал быть, начал кричать, что неправильно, потому что немцы давно не фашисты, и что не бывает национальностей-врагов, бывают немцы-гады и немцы-хорошие, и татары так же, и русские, и евреи, и хохлы.
Про хохлов я хотел сказать, что папа не прав, потому что кто такие евреи, я не знал, зато хохлов как раз знал. С ними Данила в Америке как раз сражался и всех победил. Все они бандиты. Но потом подумал, что тогда папа вообще разорется и в угол опять меня поставит, и просто стал молчать.
Папа быстро успокоился, погладил нас с Тагиром по головам и сказал: «Ладно, чего я вас гружу. Не играйте в эту гадость, и все».
Мы и не играли. Только еще три или четыре разика. Но не против татар, а против зеленых каких-то солдатиков. Меня они один раз победили, а один раз я почти выиграл, но меня Тагир отвлек, и я опять проиграл. А Тагир выиграл — ему хорошо, он уже дома играл, поэтому давно научился. А потом каникулы кончились, Тагир уехал и диск увез. А без диска «Казаки» не запускались. Дурацкая игра.
То ли дело «Лего». Это конструктор такой из пластмассовых деталек разных, очень твердых, их только зубами можно расцепить — зато игрушки очень прочными получаются. Пока Галия не схватит. Мне «Лего» вообще больше всего нравится — если не считать компьютера. Хотя, наверное, можно считать. Я к «Лего» всех друзей приучил: они сначала у меня играли, а потом начали просить своих родителей, чтобы тоже купили. Теперь у нас соревнования, кто лучше чего построит. Я обычно побеждаю. Потому что тоже давно научился, а потом, у меня деталей полная коробка, а у Арслана, например, только одна банка с «Биониклом» и один «Лазерный робот».
На прошлой неделе я принес корабль, который построил для Бэнга, в школу. Просто поиграть. А Леха Шаповалов увидел и начал выпендриваться, что у него и корабль круче, и вообще вся серия лазерников есть.
Я сказал, подумаешь, у меня не вся серия, а только Дан, Бэнг и Релла, но зато каждому из них я могу одной левой построить по три корабля. И каждый будет лучше, чем у Лехи.
Леха сказал, что ни фига, мы начали немножко ругаться, а потом решили, что кто спорит, тот кой-чего не стоит (чего не стоит, я не скажу, потому что маме на прошлой неделе опять обещал не говорить никаких плохих и даже просто грубых слов).
Мы договорились, что вот сегодня пятница, потом мы два дня отдыхаем, а потом, в понедельник, каждый принесет в школу корабль, который построит для своих лазерников. И у кого круче, тот и победил. Мы так договорились и обрадовались, а потом зазвенел звонок и начался урок — чтение.
И я весь урок придумывал, какой классный корабль построю. Одним глазом читал, что Мизия Шагиевна сказала, а другим подглядывал в тетрадку, в которой рисовал разные кораблики. Я решил, что мой корабль для Дана будет не такой, как в леговской книжке, а большой, закругленный, чтоб ни на что не был похож. И Леха, как увидит, сразу умрет от восхищения, а потом встанет и скажет: «Нурыч, ты победитель». Тут я подумал, а вдруг Леха начнет вредничать и не признает, что мой корабль лучше. Леха, наверное, про меня так же подумал — хотя он-то мог не беспокоиться, все равно ему меня не победить. Но он, как только началась перемена, побежал к моей парте, а я бросился к его, и мы чуть не столкнулись лбами и долго смеялись как дураки. А потом решили, что попросим быть судьей Элинку Амирову, которая никогда не врет. Она и установит, кто победитель.
Я хотел показать Лехе рисунок корабля, который построил, а Леха сказал, что не надо, потому что вдруг он такой же придумал, а я потом скажу, что это он у меня подглядел. Я только засмеялся и с жалостью на Леху посмотрел.
А он не понял, что я его жалею, и тоже засмеялся. А потом рассказал такое, что я чуть с ума не сошел. У Лехиного друга, оказывается, есть специальный диск «Лего» для компьютера. С ним можно прямо на экране строить что хочешь, и получается как в жизни. И даже можно команды роботам подавать, если у роботов специальные провода есть. И Леха у друга завтра или послезавтра этот диск возьмет и в понедельник мне даст. Ненадолго. Это будет просто супер. У меня таких, с проводами, наборов нет, но я подумал, что вдруг и без проводов получится. Или папа какой-нибудь провод просто приладит — от видака или сотового телефона, например. У папы ведь проводов много, а Дану не все ли равно. А если он пойдет, я самым счастливым человеком на Земле буду. Как настоящий конструктор из кино про ученых. И Галька засмеется, наверное, кх-кх-кх. Она тоже любит «Лего», но не так, как надо, а как собака кость — все время в рот тащит и пытается разгрызть. Иногда у нее получается. Но я стараюсь не ругаться. Потому что она все равно не понимает, а если громко кричать, смотрит с обидой, морщит лицо и плачет. Горько-горько. А я не могу, когда она так плачет. Я сам плачу от этого. Не всегда, но иногда. Мне ее жалко.
А ей меня не жалко. Я все воскресенье корабль строил, даже на улицу не пошел и обедать отказался. Обычно меня быстро на кухню загоняют, а в этот раз папа почему-то на работу уехал, хотя и воскресенье, а мама все время смотрела телевизор. Там ничего интересного не было — какие-то дядьки что-то быстро говорили, и иногда непонятно показывали кино про войну: то пушки стреляют, то актеры с автоматами бегают, то небо просто с облаками, и стрельба какая-то размазанная слышна. А мама сидела на топчане, который на кухне стоит, и смотрела. Даже нож, которым морковку для плова резала, на стол не положила.
Я, пока возился с конструктором, устал, будто на коньках два часа катался, даже руки дрожали. Зато корабль получился еще лучше, чем я себе представлял. Такой полукруглый, а спереди острый и с крючком, как клюв орла, а по бокам крылья в три слоя и специальные щупальца, а хвостов два, и между ними кран и две пушки. И в кабине не только Дан, но и Релла поместится, а если колпак не закрывать, то и Бэнг — правда, боком.
А потом мама спохватилась, что уже поздно, и погнала меня все-таки обедать, и я оставил кораблик на полу. А Галька, собака, взяла и все сломала. Хотя я ее еще утром просил не трогать. А она крыло рассыпала и уже крючок с носа начала отгрызать.
Мама прибежала, когда я начал орать, и, как всегда, не Гальку, а меня заругала, а потом вдруг махнула рукой, схватила Гальку, прижала к себе и ушла в спальню. Хотя Галька даже не заплакала и спать еще не хотела.
Я отругиваться не стал, потому что увидел, что на самом деле крыло можно быстро приделать, и все будет как новенькое. Так и получилось — и потом я еще бензопроводы поверху протянул, и кораблик получился такой, что и без всякого диска смог бы полететь. Если бы умел, конечно. Я как посмотрел, что у меня получилось, так и понял, что все, Лехе копец. Только Лехи в понедельник в школе не было. И Вадьки Егорова не было, и Димона Бельянинова, и Элинки тоже. Но они-то ладно, а Леху я до самого звонка высматривал, и после звонка тоже, потому что урок все не начинался: Мизия Шагеевна почему-то задерживалась, хотя давно была в школе: девчонки ее видели.
Мизия Шагеевна пришла через несколько минут после звонка. И сказала, что мы должны встать и тихо, никому не мешая, перейти в библиотеку. Там вместо столов уже были расставлены парты, много парт, и половина была занята. За ними сидел 1 «Б». И я замахал Арслану, а Арслан замахал мне, но Мизия Шагеевна сказала, чтобы мы вели себя как следует, потому что идет урок. Он не совсем обычный, потому что мы будем заниматься вот таким объединенным классом — весь день и, быть может, все три дня, оставшихся до каникул (мы с Арсланом переглянулись и беззвучно закричали ура).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58