Но чаще всего загрязнение менялось незначительно — «светящиеся» места они старались миновать как можно быстрее, по возможности не делая там даже коротких привалов, на «чистых» устраивали ночлег или даже дневку.
Холмы, овраги, взгорки, бесконечные болота, бесчисленные талые озера, которые также приходилось обходить, бурелом, лесные тропы и редкие, заброшенные дороги, которые еще реже шли в нужном направлении.
Дикая, злая земля.
Однажды им повезло. Димка, уходивший вперед на разведку дороги, наткнулся на настоящее ржаное поле. Не особенно густые колосья перемежались с сорной травой, счетчик Гейгера постукивал несколько чаще, чем хотелось бы, но все-таки это была настоящая, начинающая вызревать рожь. Через час на краю поля собрались все скалолазы.
— Сторожа не было?
— Никого, абсолютно. Я сразу осмотрелся — так ведь можно и пулю схлопотать. Они его не охраняют.
— Странно. Колосья уже наливаются. Тут должны быть сторожа.
— Должны. Но нету.
— Смотрите, земля плугом обработана.
— Естественно. Вон сколько засеяли. Это какая-то община, большая семья. Или несколько семей разом.
— Значит, у них есть лошади. Да и смелость нужна — в открытую землю пахать.
— Это почему, Мирра?
— Ну, пашней они сразу обозначили свою территорию. А лихого народа тут много бродит. За год две-три банды точно пройдут. Чтобы так пахать, большая сила нужна.
— Или просто
— Надо их найти.
— Зачем?
— Купим у них хлеба.
Поселок они нашли быстро. Вернее, то, что от него осталось. От поля туда вела хорошо нахоженная тропа.
Несколько собак валялось у самой дороги. Обугленные кострища землянок провалились вовнутрь черными ребрами перекрытий. Полуразложившиеся трупы людей объедали муравьи, бурая пыль прилипала к разбитым кроссовкам скалолазов. Заваленный телами колодец источал зловоние. Вылезший из землянки котенок, мягко ступая, подошел к людям и потерся спиной о Ромкины ноги.
Какое-то время скалолазы стояли молча, осматривая мертвые землянки. Затем Гера, перекрестившись, отворил первую дверь и спустился вниз. Вырванная с мясом самодельная петля жалобно скрипнула ему вслед. Уже через полминуты, заметно побледневший, он снова вышел наружу.
Деревня была ограблена дочиста.
Картину происшедшего в общих чертах удалось восстановить. В поселке жили семьями около сорока человек. У них было охранение с пулеметом на вышке, была сельскохозяйственная техника, было несколько лошадей. Жили, по здешним понятиям, роскошно.
В тепле, в сытости, в чистом месте. Нападавшие застали их врасплох.
Деревня пыталась сопротивляться, но бой шел, видимо, недолго. Потом началась резня. Судя по останкам, нападавшие смертельно ненавидели местных.
Еды здесь удалось добыть совсем немного. Кое-что удалось собрать в теплицах, сиротливо хлопавших лоскутьями серой пленки и щерившихся битым стеклом. У самого поля Рома обнаружил деревянный сарайчик, в котором находились изрядно выпотрошенные мастерские, где нашелся сельскохозяйственный инструмент, но тащить его с собой не было никакого смысла.
Огромное ржаное поле осталось нетронутым-хлеб достанется зверям и птицам.
Много позже скалолазы узнали, что убийцы называют себя короедами.
Переход медленно, но верно выматывал. Надо было что-то делать. Таким темпом до зимы им в Москву не успеть.
Мирра, старавшийся изо всех сил, шел каждый день не более часа, остальное время его приходилось нести на руках. Он старался держаться поближе к Гере, которому явно симпатизировал, и вел с ним бесконечный философский спор.
Со дня на день Мирра все больше уставал. Вскоре выяснилось, что не так давно у карлика была сломана нога и срослась она не совсем удачно. Понимая, что это может повлиять на решение скалолазов, он рассказал о своих проблемах, только когда вернуть его назад стало невозможно. Может быть, Мирра надеялся, что Лена сможет как-то облегчить ему боли при ходьбе, но та, осмотрев его бледную, кривую ногу, только поцокала языком и прописала общеукрепляющее. Затем сообщила карлику, что в таких случаях, в принципе, можно сломать ногу еще раз и сложить кости более правильно. Мирра, в шоке от такого рецепта и возможности его применения, замолчал. Даже глаза его, обычно все время блуждавшие, испуганно замерли — один смотрел куда-то вверх, другой на переносицу. Лишь через несколько секунд он понял, что хотя Лена и не шутит насчет рецепта, ломать ему в походных условиях кости никто не собирается.
Несколько дней после этого Мирра ковылял чуть быстрее обычного.
А ногу Мирре сломали осенью, в благодатную пору грибов и кедровых орешков. Подвели его самонадеянность и, как ни странно, именно умение читать чужие мысли. Он шел своим тогдашним быстреньким, валким, немного косолапым шагом с ярмарки, возвращался из соседнего поселка, где по четвергам каждую неделю собирались торговцы, и тащил на себе рюкзачок, нагруженный всякой мелочью. Безмятежно спокойный пейзаж, чистый воздух— он купил себе новенький респиратор, да у дороги прыгала, посвистывая, какая-то веселая птичка, все это настраивало Мирру на благодушный лад. Вообще-то, он отличался довольно скверным характером, но не в тот погожий вечер. К тому же небо было ясным, и целый день светило солнышко.
На обочине, свесив в канаву узловатые ноги, сидела бабушка, типичный «божий одуванчик». Мирра почувствовал, что бабушка хочет есть, собственно, именно об этом она и размышляла. Мирра подошел с солнечной стороны и издали поздоровался. Ничем делиться за бесплатно он, естественно, не собирался, но что-то, может быть, обменять… Давно привыкший к нервной реакции на свою внешность, он, усмехаясь, смотрел, как бабка испуганно озирается, подвигая к себе поближе костыль и узелок. Никакой агрессии в ее мыслях не было, только паника и желание, чтобы урод поскорее ушел. Мирра сказал что-то миролюбивое, успокаивая бабку и на всякий случай не подходя к ней близко. Она ответила не сразу, корявые пальцы шарили в поисках клюки, но он чувствовал, как постепенно старушка успокаивается, отчетливо слышал ее нехитрые мысли. На предложение поменяться продуктами она сразу решила в чем-то его обжулить, и это тоже было нормально, с этого начинали практически все, хотя обжулить Мирру на базаре было, понятно, невозможно, разве что он сам оставлял продавцу это заблуждение. У бабушки в заначке оказались конфеты, несколько леденцов. Ничего она об этом не сказала, но вспомнила, а Мирра очень любил сладости. Именно это и погубило его ногу. Он потерял осторожность и подошел ближе чуть раньше, чем следовало. Именно в этот момент бабка сообразила, что Мирра довольно слаб и что он, наверное, один. И тут же, без всякого перехода злобы или обдумывания своих действий, она ударила его под колено металлическим костылем.
Так же беззлобно она била его еще минут десять — пятнадцать. Лупила самодельной клюкой в меру своих скромных возможностей, и получалось очень больно.
Мирра только однажды попытался встать, почувствовал вспыхнувший в ноге огонь и замер, скорчился, обхватив руками голову. Затем бабка содрала и выпотрошила его рюкзак. Напоследок он испытал настоящий ужас — старушка что-то повернула в костыльчике, и из ножки показалось длинное лезвие, пика. Здесь она уже задумалась, куда ловчей приколоть урода, а Мирра, подвывая от страха, полз в сторону, цепляясь разбитыми пальцами за траву. Старушка ткнула ему вслед костылем, но далеко, через канаву, уже плохо дотягиваясь, и только ногу оцарапала вдоль бедра, а переходить по грязи канаву ей было лень. Старушка была хроменькая. Тогда она уселась дальше перебирать его рюкзачок, а Мирра уполз в кусты и замер. Домой он приполз только на следующее утро. Не будь ,у него тогда соседей, он бы и помер дня через два. А так отлежался, отъелся картофельным супчиком, и обошлось.
Теперь память о бабушкиной клюке задерживала всю группу.
Игорь подсел к Женьке на привале. Тот кипятил в жестяной банке какую-то травку: заваривал чай.
— Женька, ты всех загнал. Народ идти уже не может.
— Что значит не может? Надо идти.
— Девчонки совсем никакие, Гера с ног валится, Мишка тоже, и Вовка, обрати внимание, давно скалиться перестал. Еще урода этого тащим. Нормально идут только Рома, Димка да ты.
— А ты?
— А я, между прочим, тоже… Отдохнул бы несколько дней. Все ноги растер.
— Сильно?
— Хорошо растер.
— Так перевяжи.
— Там, где я растер, лучше не перевязывать. Женька почесал подбородок.
— Ты сам это придумал, об усталости, или уполномочен на групповой протест?
— Я просто не хочу дождаться момента, когда мы начнем падать, как загнанные лошади. Слишком быстро мы идем, Евген. Слишком быстро.
— Ладно, Игорек. На самом деле мы идем слишком медленно. Сделаем так. Ты ничего не говорил, я ничего не слышал. — Женька поднял руку, отвечая на попытку Игоря заговорить, и продолжал: — Тревогу ты поднял рано, идти будем в прежнем темпе. Еще два дня. — Он провел рукой по заросшей щетиной щеке. — Затем сделаем привал, большой привал, разобьем лагерь, и несколько дней будем отдыхать. Вы будете. А мы с Димой отойдем в сторонку, километров на тридцать пять.
Игорь кисло улыбнулся.
— И куда же вы пойдете?
— Там на карте обозначен большой поселок, заброшенный еще со времен войны. Говорят, он попал под химическую воронку. Попытаемся добыть какой-нибудь транспорт. Даже если ничего не получится, ребята за это время отдохнут, да и мы с Демьяном тоже. Гулять-то будем налегке. Вопросы?
Игорь поправил куртку на давно зажившем плече. Там у него была нашита специальная «щадящая» лямочка. Затем налил себе чаю из жестянки, и одобрительно хмыкнул. К чему относился этот хмык, к чаю или плану Женьки, определить было невозможно.
ГЛАВА 29
Ивс выдохнул дым через ноздри.
Все получалось замечательно. Семенов с дистанции сошел. Сабуро можно было всерьез не опасаться; пока — потому что в будущем предприимчивый японец мог немало ему напакостить, но не сейчас, не сегодня. Лаборатории, одна за другой, сообщали об успешном закрытии тем, о новых лакомых разработках. Чего стоил хотя бы сменный штамм бактерий, живущих в крови заданное количество времени и разлагающих любой внешний препарат. Устойчивость его агентуры все время повышалась, сила организации росла с каждым днем. Ивс реально контролировал почти всех, кто по должности обязан был контролировать его. Проект «Счастье народов» выходил на финишную прямую, сплетая ручейки отдельных исследований в бешеный, ревущий поток, которому не сможет противостоять никакая защита. До начала боевых операций отсчет шел уже на месяцы; спешно достраивалась последняя из необходимых гильбростанций — в Мельбурне.
Все получалось прекрасно. Почему же так тошно было на душе? Он знал, он хорошо знал ответ и на этот вопрос. Он выиграл везде, кроме личного счастья. С женщиной, с той единственной женщиной, которая была ему дорога. Ивс проиграл.
Непоправимо, бесповоротно.
Ни в коем случае нельзя было ее допрашивать.
Нельзя.
Ни теория вероятностей, ни особые положения устава СД, ни эта проклятая засада у нее на квартире, ничто не могло служить оправданием. Он не поверил ей до конца.
Он настоял, пусть вежливо, пусть с извинениями, пусть только на детекторе лжи. Он выяснил истину, но навсегда потерял Надежду. Ее теперь можно вернуть только в виде манекена.
Она была ни при чем.
Ивс погасил в пепельнице окурок и тут же зажег новую сигарету. Последнее время он стал много курить. Только хороший табак, недоступный большинству его офицеров, но — слишком много. Так можно угробить здоровье.
Плевать. Она была ни при чем, и теперь ее нет. И никого не осталось, к кому он, Ивс Вагнер, названный так фанатичными родителями в честь великого вождя, мог бы прислониться. А то, что у него вообще нет семьи, уже начинает мешать карьере. Только воспоминания, только листья и кровь, свернувшаяся в пробирках, отравленная кровь, отслоившиеся ткани, ногти и сердце, бьющееся в виски.
Не вспоминать. Когда-нибудь он сломается на этом. Может сломаться, а этого нельзя допустить. Ему —нужно тепло, живое тепло женщины. Семья, может быть, даже дети.
Белкина? Все остальные куклы, дуры, уродины или стервы. В различных комбинациях. Если Белкина? Поманить эту девочку; по крайней мере, ей будет хорошо. Она столько ждет, ни на что не надеясь и ни на что не претендуя. Какой компромат на Семенова собрала, как изящно сработала. Профессионально. Использовала и служебное положение, и разработки лаборатории, и аресты, и откровенный шантаж. Когда ее автомобиль летел с плотины в Днепр, эффектно, рассказывали, летел, кувыркаясь все тридцать метров, она должна была сидеть в кабине. Белкину спасла случайность. Хлипкое заграждение, ремонтные работы, направленный взрыв. Классический террористический акт; все потом списали на поляков. Но это были не поляки. Это был генерал Семенов, это в его ведомство Ивс послал девчонку собирать материал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62