Она закричала, не в силах прекратить эту жестокую страшную драку, Рони упал, но он успел увлечь за собой Гевина, и они оба рухнули на асфальт. Нож выпал из рук обезумевшего наркомана, и он схватил раненого Рони за шею, пытаясь его задушить. И тогда Кристина подняла блестящий в свете ночных фонарей нож, на котором все еще оставались капли крови Рони. Она рыдала и кричала в бессильной ярости, но в баре играла слишком громкая музыка, никто не слышал ее криков. Человек, который значил для нее гораздо больше собственной жизни, задыхался и хрипел, стараясь освободиться от смертельной удущающей хватки рук Гевина. Кристина не могла поступить иначе, страх за жизнь Рони ослепил глаза ее разума, она подбежала к двум борющимся телам, Гевин на мгновение ослабил хватку, взглянул на нее и ухмыльнулся. Он не собирался оставлять в живых бывшего друга. Но потом выражение его глаз стало другим, и ухмылка сползла с лица. Кристина вонзила нож в его тело до самой рукоятки. И когда до ее сознания дошло, что она только что своими руками убила человека – вот тогда нечеловеческое напряжение и ужас лишили ее чувств.
Потерянное воспоминание. Забытые осколки памяти, пробившиеся наружу. Кристина плакала, не в силах сдержать вырвавшихся наружу эмоций.
Разум старается забыть о кошмарах реальности. Старается вытеснить их в подсознание, где они гниют и отравляют своим существованием всю жизнь, – услышала она мягкий голос Сатори, – но таков удел слабого человека. Мы же должны научиться жить с памятью о прошлом, Кристина.
Теперь девушка понимала, почему на ноже Гевина нашли отпечатки только лишь Рони. Он вытер рукоять и оставил свои отпечатки, чтобы ни тени подозрения не упало на нее. Он заплатил за ее свободу своей собственной. И ни разу, ни одним словом не обмолвился об этом во время их коротких встреч в тюремном изоляторе.
Не стоит его жалеть, – произнесла Сатори, – Рони – сильный человек, и он сделал то, что должен был сделать. Поступок, достойный уважения. Чувству вины или жалости не может быть места в сердце любящего человека, Кристи.
Кристина рыдала, не в силах поверить, что она действительно убила человека. Что Рони вместо нее оказался в зловонной тюремной камере.
Ты спасла ему жизнь, Кристина, – прошептала Сатори, – Любовь не оставила тебе иного выбора. Сейчас ты стоишь на самом краю. Переломный момент, определяющий всю дальнейшую жизнь. Позволишь ли ты отчаянию и тоске увлечь себя обратно в пучины ада или же найдешь в себе силы бесстрашно посмотреть в глаза правды, решать только тебе.
И Кристина приняла решение. Слезы все также градом лились по ее лицу, в груди пульсировала тоска по Рони, но теперь она не могла позволить чувствам управлять собой. Кристина обняла Сатори, это был неожиданный душевный порыв, противиться которому девушка не могла, она почувствовала, как тело Сатори теплеет, теряет форму и сливается с ее собственным. Ощущения, которые она испытала в тот момент, походили на чувства человека, впервые за много лет оказавшегося в родном доме, где его всегда любят и ждут. Отчаяние и страх за будущее ушли, их место внутри заняло невозмутимое спокойствие с несгибаемым намерением следовать своим целям. Словно в сердцевине ее личности появилось ядро, пробить которое не может даже самый сильный страх, самая глубокая безнадега. Это и есть та свобода, о которой говорила Сатори, подумалось ей. И обретение этой свободы стоило всех пережитых ужасов, всех чудовищных усилий, потраченных на их преодоление.
Кристина посмотрела вдаль, у самого горизонта, под небом, уже начавшим возвращать себе кроваво-красный цвет, белела гряда скал. И одинокое дерево появлялось из мерцающей туманной дымки посреди равнины, вытягивая вверх усыпанные пожелтевшей листвой ветви. Поле, казавшееся ранее бесконечным, обрело пределы.
Ну что ж, пора отсюда выбираться, прошептал ее внутренний голос.
..21..
Трития шла нетвердой походкой, спотыкаясь об торчащие из-под земли корни и невидящим взглядом уставившись себе под ноги. На лице алела свежая рваная рана: от правого глаза, до подбородка. Разорванная блузка едва прикрывала расцарапанную грудь, глаза девушки ничего не выражали, она шла по лесной просеке, не обращая внимания на боль и усталость. Она мечтала умереть, исчезнуть из того ада, куда они попали с Райном, исчезнуть из реальности, только чтобы душевная боль, залившая все ее внутреннее существо, ушла с приходом смерти. Триша вспомнила последний взгляд своего парня и ее вновь пробрала дрожь. Это она уговорила его на эту безумную поездку, она выбирала маршрут и предложила срезать путь по Алтерионскому шоссе. А он погиб, держась в последние мгновение жизни за ее руки. Осознание этого факта с каждым новым напоминанием ранило ее еще сильнее. Трития шла по темному лесу, тени от деревьев скрывали окружающее пространство. Около получаса назад она испытала самое страшное событие своей жизни. Этот дьявольский мир оживил страшные воспоминания ее детства, воспоминания, окончательно убившие в ней взрослую двадцатипятилетнюю девушку. Сейчас она чувствовала себя маленькой беззащитной девчонкой, как и тогда, в школе, в годы издевательств и унижений. После вернувшегося кошмара ей больше не хотелось жить.
Трития остановилась, перед ней стоял тот шкафчик с зеркалом, что они увидели, когда в последний раз пытались найти спасительный выход. Она помнила, что разбила тогда зеркало, но здесь оно, без единой трещинки на гладкой поверхности, отражало ее усталое измученное лицо, и красной губной помадой на нем было выведено одно единственной слово. УРОДИНА. Триша всхлипнула, отступая назад; оскорбление, о котором она с таким трудом смогла забыть, вновь вернулось в ее жизнь. Она смотрела на свое отражение, все больше и больше убеждаясь, что надпись на зеркале не врет. И ее лицо, так же как и десять лет назад, напоминает уродливый оскал. Ее взгляд упал на блестящую поверхность шкафчика, где среди рассыпанной в беспорядке косметики лежал черный револьер. Она взяла его в руки, тяжесть оружия не соответствовала его небольшому размеру, холодный металл успокаивал разгоряченную кожу.
Вот он, единственный выход, Триша,произнес ее внутренний голос. Спасение от боли. Правду не скрыть, как бы ты не старалась этого сделать. Покончи раз и навсегда со своим страданием, со своим уродством. Положи конец своему бессмысленному и жалкому существованию.
Она не стала долго раздумать, слишком сильно обжигала грудь ненависть к самой себе. Где-то сзади раздался крик, ее имя выкрикнула та девчонка, встретившаяся им с Райаном у машины, но она не обратила на это никакого внимания. Холодный ствол коснулся виска, Триша зажмурилась, всхлипывая и дрожа от страха. А потом ее палец нажал на курок.
..22..
Кристина увидела Тритию слишком поздно. Она знала, что не сможет ничем ей помочь, что Триша не видит ничего, кроме своих чудовищных заблуждений. Сила Сатори позволяла девушке полностью прочувствовать на себе то, что чувствовала Трития, сжимая в руках револьер. Страшная опустошенность. Душевная боль, сьедающая тело. И слепая вера иллюзиям, кажущимся такими реальными, правдивыми. Ошибка, цена которой оказалась очень велика. Кристина выкрикнула ее имя, но девушка уже не слышала ее. Она не слышала ничего, кроме лживого внутреннего голоса страха. И Триша не смогла его ослушаться.
Кристина отвернулась, чтобы не видеть страшной развязки, и когда раздался выстрел, а после него мягкий звук удара тела об землю, она прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться, и ускорила шаг. Каждый из нас ходит с собственным револьером, взведенным у виска, подумала она. Перед глазами стоял последний запечатленный памятью образ Тритии, приставившей оружие к голове. Если бы только мы поняли, что на курок нажимают не люди, желающие нам зла, не трудные события, угрожающие благополучию жизни. Нажимаем мы сами. Револьер отчаяния и безнадеги со стальными патронами страха.А еще ей в голову пришла тяжелая мысль, что, если бы не Сатори, она, возможно, поступила бы также, как и несчастная Трития.
Часы показывали без четверти четыре. Каких-то пятнадцать минут, и дверь, соединяющая лес с обыденной реальностью, распахнется. Кристина знала, где находится эта дверь, интуиция безошибочно угадывала верное направление, лесные пейзажи больше не казались незнакомыми, как будто она и раньше здесь бывала. И еще она знала, что рядом с дверью ее ждет некто, желающий встречи с ней. Это знание пришло вместе с воссоединением со своей второй половиной, она не могла разглядеть внутренним взглядом каких-либо подробностей, но твердо знала, что намерения у ожидающего ее существа вовсе не враждебны.
Лес поредел, и Кристина вышла к обширной поляне, окруженной многовековыми дубами. Посреди заросшей сорными травами пустоши лежали каменные плиты, образующие в совокупности круг правильной формы. Двенадцать высоких плит с железными дверями на девяти из них. Около каменного сооружения стояла девочка лет десяти, она повернулась спиной к Кристине, и когда та сделала несколько шагов в ее сторону, предупреждающе подняла руку вверх, приказывая ей остановится.
Ты думаешь, этот мир создали христианские отступники, сектанты страшной религии? – произнесла девочка, так и не повернувшись к ней лицом. За ней простиралось огненное пламя заката, не скрываемое теперь высокими верхушками деревьев, казалось, она любуется этим зрелищем, – на самом деле, все, что ты видишь, возникло здесь задолго до появления человечества. Древние друиды первыми обнаружили священные земли на острове с прилегающим к нему побережьем. Место, где в одно целое мир реальности сливается с иными таинственными мирами. Долгое время на острове было их Городище, алтарь для приношения жертвоприношений, открывающих невидимые врата. Но время друидов закончилось. Их бесплотные тени все еще забредают в эти места… Духи, лишенные былого могущества и обреченные проводить в одиночестве целую вечность.
Я хочу вернуться в свой мир, – сказала Кристина. Она чувствовала, что девочка, стоящая перед ней, такой же ключ к спасению, как и Сатори, – Ты знаешь, какая дверь откроет мне дорогу обратно?
Сектанты пришли на остров, чтобы воспользоваться той силой, что скрывается в его недрах. Они разделили между собой клочки иного пространства, – девочка пропустила ее вопрос мимо ушей. Монотонным усталым голосом она продолжила, – совершив древний ритуал, они стали единовластными владыками, каждый своего собственного мира.
Она повернула голову, и Кристина увидела темные красные полосы на ее шее, похожие на опасную болезнь, пожирающую кожу.
Но сектанты допустили ошибку, за которую будут вечно расплачиваться в огненной гиенне. И теперь они заживо гниют в своих мирах, расплачиваясь за ослепляющее стремление к безграничной власти и бессмертию. Черпая силы для своей истощенной грязной душонки из боли и страха тех людей, что волей случая забрели на их землю.
Девочка повернулась к ней, и Кристина едва смогла подавить вскрик – все ее лицо было покрыто пузырящимися ожагами, а на месте глаз две черные дыры, из которых словно сочилась вязкая темнота. Одетая в грязную холщовую рубашку, полы которой спускались до колен, она неподвижно стояла перед девушкой.
Они все сошли с ума, – тихо сказала девочка, – каждый из них по своему, кто-то топит ярость и бессильный гнев в крови невинных жертв. Кто-то растворился в собственном мире, став его частью и потеряв последние остатки человечности. Потому ты смогла сохранить себе жизнь, Кристина – здесь, в древней лесной обители ее хозяин не смог смириться с тем, что он совершил, покинув эти места и переступив ту грань, что разделяет неизведанные пространства. Не смог вечность смотреть на последствия своих страшных действий. Не смог смотреть на меня.
Господи, – пораженно прошептала Кристина. Интуиция вновь озарила ее душу яркой вспышкой понимания, – Ты одна из тех детей, что были убиты на алтаре Литтл-Сарбора…
Девочка не ответила. Ее губы слегка изогнулись в улыбке, но в этой улыбке сквозило, скорее, одиночество и страшная усталость.
Иногда я пытаюсь помочь тем людям, что попали сюда, – произнесла она, – тем людям, что оказались не в том месте, не в то время. Иногда у меня получается. Очень редко. Дверь между мирами открывается тогда, когда заканчивается тот час, которому и принадлежит мир. И единственный способ выбраться навсегда из порочного круга страшных ночей – выйти из пограничного мира первого часа после полуночи, разделяющего реальность с потусторонней действительностью. Выбраться из бесконечного цикла борьбы за выживание, в любое мгновение грозящей оборваться смертью.
Девочка подошла к ней ближе, и Кристина с большим усилием заставила себя не отшатнуться от нее. В груди вспыхнула жалость к несчастному ребенку – вспыхнула и так же быстро погасла. Неистовое желание вернуться домой заглушало все прочие эмоции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Потерянное воспоминание. Забытые осколки памяти, пробившиеся наружу. Кристина плакала, не в силах сдержать вырвавшихся наружу эмоций.
Разум старается забыть о кошмарах реальности. Старается вытеснить их в подсознание, где они гниют и отравляют своим существованием всю жизнь, – услышала она мягкий голос Сатори, – но таков удел слабого человека. Мы же должны научиться жить с памятью о прошлом, Кристина.
Теперь девушка понимала, почему на ноже Гевина нашли отпечатки только лишь Рони. Он вытер рукоять и оставил свои отпечатки, чтобы ни тени подозрения не упало на нее. Он заплатил за ее свободу своей собственной. И ни разу, ни одним словом не обмолвился об этом во время их коротких встреч в тюремном изоляторе.
Не стоит его жалеть, – произнесла Сатори, – Рони – сильный человек, и он сделал то, что должен был сделать. Поступок, достойный уважения. Чувству вины или жалости не может быть места в сердце любящего человека, Кристи.
Кристина рыдала, не в силах поверить, что она действительно убила человека. Что Рони вместо нее оказался в зловонной тюремной камере.
Ты спасла ему жизнь, Кристина, – прошептала Сатори, – Любовь не оставила тебе иного выбора. Сейчас ты стоишь на самом краю. Переломный момент, определяющий всю дальнейшую жизнь. Позволишь ли ты отчаянию и тоске увлечь себя обратно в пучины ада или же найдешь в себе силы бесстрашно посмотреть в глаза правды, решать только тебе.
И Кристина приняла решение. Слезы все также градом лились по ее лицу, в груди пульсировала тоска по Рони, но теперь она не могла позволить чувствам управлять собой. Кристина обняла Сатори, это был неожиданный душевный порыв, противиться которому девушка не могла, она почувствовала, как тело Сатори теплеет, теряет форму и сливается с ее собственным. Ощущения, которые она испытала в тот момент, походили на чувства человека, впервые за много лет оказавшегося в родном доме, где его всегда любят и ждут. Отчаяние и страх за будущее ушли, их место внутри заняло невозмутимое спокойствие с несгибаемым намерением следовать своим целям. Словно в сердцевине ее личности появилось ядро, пробить которое не может даже самый сильный страх, самая глубокая безнадега. Это и есть та свобода, о которой говорила Сатори, подумалось ей. И обретение этой свободы стоило всех пережитых ужасов, всех чудовищных усилий, потраченных на их преодоление.
Кристина посмотрела вдаль, у самого горизонта, под небом, уже начавшим возвращать себе кроваво-красный цвет, белела гряда скал. И одинокое дерево появлялось из мерцающей туманной дымки посреди равнины, вытягивая вверх усыпанные пожелтевшей листвой ветви. Поле, казавшееся ранее бесконечным, обрело пределы.
Ну что ж, пора отсюда выбираться, прошептал ее внутренний голос.
..21..
Трития шла нетвердой походкой, спотыкаясь об торчащие из-под земли корни и невидящим взглядом уставившись себе под ноги. На лице алела свежая рваная рана: от правого глаза, до подбородка. Разорванная блузка едва прикрывала расцарапанную грудь, глаза девушки ничего не выражали, она шла по лесной просеке, не обращая внимания на боль и усталость. Она мечтала умереть, исчезнуть из того ада, куда они попали с Райном, исчезнуть из реальности, только чтобы душевная боль, залившая все ее внутреннее существо, ушла с приходом смерти. Триша вспомнила последний взгляд своего парня и ее вновь пробрала дрожь. Это она уговорила его на эту безумную поездку, она выбирала маршрут и предложила срезать путь по Алтерионскому шоссе. А он погиб, держась в последние мгновение жизни за ее руки. Осознание этого факта с каждым новым напоминанием ранило ее еще сильнее. Трития шла по темному лесу, тени от деревьев скрывали окружающее пространство. Около получаса назад она испытала самое страшное событие своей жизни. Этот дьявольский мир оживил страшные воспоминания ее детства, воспоминания, окончательно убившие в ней взрослую двадцатипятилетнюю девушку. Сейчас она чувствовала себя маленькой беззащитной девчонкой, как и тогда, в школе, в годы издевательств и унижений. После вернувшегося кошмара ей больше не хотелось жить.
Трития остановилась, перед ней стоял тот шкафчик с зеркалом, что они увидели, когда в последний раз пытались найти спасительный выход. Она помнила, что разбила тогда зеркало, но здесь оно, без единой трещинки на гладкой поверхности, отражало ее усталое измученное лицо, и красной губной помадой на нем было выведено одно единственной слово. УРОДИНА. Триша всхлипнула, отступая назад; оскорбление, о котором она с таким трудом смогла забыть, вновь вернулось в ее жизнь. Она смотрела на свое отражение, все больше и больше убеждаясь, что надпись на зеркале не врет. И ее лицо, так же как и десять лет назад, напоминает уродливый оскал. Ее взгляд упал на блестящую поверхность шкафчика, где среди рассыпанной в беспорядке косметики лежал черный револьер. Она взяла его в руки, тяжесть оружия не соответствовала его небольшому размеру, холодный металл успокаивал разгоряченную кожу.
Вот он, единственный выход, Триша,произнес ее внутренний голос. Спасение от боли. Правду не скрыть, как бы ты не старалась этого сделать. Покончи раз и навсегда со своим страданием, со своим уродством. Положи конец своему бессмысленному и жалкому существованию.
Она не стала долго раздумать, слишком сильно обжигала грудь ненависть к самой себе. Где-то сзади раздался крик, ее имя выкрикнула та девчонка, встретившаяся им с Райаном у машины, но она не обратила на это никакого внимания. Холодный ствол коснулся виска, Триша зажмурилась, всхлипывая и дрожа от страха. А потом ее палец нажал на курок.
..22..
Кристина увидела Тритию слишком поздно. Она знала, что не сможет ничем ей помочь, что Триша не видит ничего, кроме своих чудовищных заблуждений. Сила Сатори позволяла девушке полностью прочувствовать на себе то, что чувствовала Трития, сжимая в руках револьер. Страшная опустошенность. Душевная боль, сьедающая тело. И слепая вера иллюзиям, кажущимся такими реальными, правдивыми. Ошибка, цена которой оказалась очень велика. Кристина выкрикнула ее имя, но девушка уже не слышала ее. Она не слышала ничего, кроме лживого внутреннего голоса страха. И Триша не смогла его ослушаться.
Кристина отвернулась, чтобы не видеть страшной развязки, и когда раздался выстрел, а после него мягкий звук удара тела об землю, она прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться, и ускорила шаг. Каждый из нас ходит с собственным револьером, взведенным у виска, подумала она. Перед глазами стоял последний запечатленный памятью образ Тритии, приставившей оружие к голове. Если бы только мы поняли, что на курок нажимают не люди, желающие нам зла, не трудные события, угрожающие благополучию жизни. Нажимаем мы сами. Револьер отчаяния и безнадеги со стальными патронами страха.А еще ей в голову пришла тяжелая мысль, что, если бы не Сатори, она, возможно, поступила бы также, как и несчастная Трития.
Часы показывали без четверти четыре. Каких-то пятнадцать минут, и дверь, соединяющая лес с обыденной реальностью, распахнется. Кристина знала, где находится эта дверь, интуиция безошибочно угадывала верное направление, лесные пейзажи больше не казались незнакомыми, как будто она и раньше здесь бывала. И еще она знала, что рядом с дверью ее ждет некто, желающий встречи с ней. Это знание пришло вместе с воссоединением со своей второй половиной, она не могла разглядеть внутренним взглядом каких-либо подробностей, но твердо знала, что намерения у ожидающего ее существа вовсе не враждебны.
Лес поредел, и Кристина вышла к обширной поляне, окруженной многовековыми дубами. Посреди заросшей сорными травами пустоши лежали каменные плиты, образующие в совокупности круг правильной формы. Двенадцать высоких плит с железными дверями на девяти из них. Около каменного сооружения стояла девочка лет десяти, она повернулась спиной к Кристине, и когда та сделала несколько шагов в ее сторону, предупреждающе подняла руку вверх, приказывая ей остановится.
Ты думаешь, этот мир создали христианские отступники, сектанты страшной религии? – произнесла девочка, так и не повернувшись к ней лицом. За ней простиралось огненное пламя заката, не скрываемое теперь высокими верхушками деревьев, казалось, она любуется этим зрелищем, – на самом деле, все, что ты видишь, возникло здесь задолго до появления человечества. Древние друиды первыми обнаружили священные земли на острове с прилегающим к нему побережьем. Место, где в одно целое мир реальности сливается с иными таинственными мирами. Долгое время на острове было их Городище, алтарь для приношения жертвоприношений, открывающих невидимые врата. Но время друидов закончилось. Их бесплотные тени все еще забредают в эти места… Духи, лишенные былого могущества и обреченные проводить в одиночестве целую вечность.
Я хочу вернуться в свой мир, – сказала Кристина. Она чувствовала, что девочка, стоящая перед ней, такой же ключ к спасению, как и Сатори, – Ты знаешь, какая дверь откроет мне дорогу обратно?
Сектанты пришли на остров, чтобы воспользоваться той силой, что скрывается в его недрах. Они разделили между собой клочки иного пространства, – девочка пропустила ее вопрос мимо ушей. Монотонным усталым голосом она продолжила, – совершив древний ритуал, они стали единовластными владыками, каждый своего собственного мира.
Она повернула голову, и Кристина увидела темные красные полосы на ее шее, похожие на опасную болезнь, пожирающую кожу.
Но сектанты допустили ошибку, за которую будут вечно расплачиваться в огненной гиенне. И теперь они заживо гниют в своих мирах, расплачиваясь за ослепляющее стремление к безграничной власти и бессмертию. Черпая силы для своей истощенной грязной душонки из боли и страха тех людей, что волей случая забрели на их землю.
Девочка повернулась к ней, и Кристина едва смогла подавить вскрик – все ее лицо было покрыто пузырящимися ожагами, а на месте глаз две черные дыры, из которых словно сочилась вязкая темнота. Одетая в грязную холщовую рубашку, полы которой спускались до колен, она неподвижно стояла перед девушкой.
Они все сошли с ума, – тихо сказала девочка, – каждый из них по своему, кто-то топит ярость и бессильный гнев в крови невинных жертв. Кто-то растворился в собственном мире, став его частью и потеряв последние остатки человечности. Потому ты смогла сохранить себе жизнь, Кристина – здесь, в древней лесной обители ее хозяин не смог смириться с тем, что он совершил, покинув эти места и переступив ту грань, что разделяет неизведанные пространства. Не смог вечность смотреть на последствия своих страшных действий. Не смог смотреть на меня.
Господи, – пораженно прошептала Кристина. Интуиция вновь озарила ее душу яркой вспышкой понимания, – Ты одна из тех детей, что были убиты на алтаре Литтл-Сарбора…
Девочка не ответила. Ее губы слегка изогнулись в улыбке, но в этой улыбке сквозило, скорее, одиночество и страшная усталость.
Иногда я пытаюсь помочь тем людям, что попали сюда, – произнесла она, – тем людям, что оказались не в том месте, не в то время. Иногда у меня получается. Очень редко. Дверь между мирами открывается тогда, когда заканчивается тот час, которому и принадлежит мир. И единственный способ выбраться навсегда из порочного круга страшных ночей – выйти из пограничного мира первого часа после полуночи, разделяющего реальность с потусторонней действительностью. Выбраться из бесконечного цикла борьбы за выживание, в любое мгновение грозящей оборваться смертью.
Девочка подошла к ней ближе, и Кристина с большим усилием заставила себя не отшатнуться от нее. В груди вспыхнула жалость к несчастному ребенку – вспыхнула и так же быстро погасла. Неистовое желание вернуться домой заглушало все прочие эмоции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20