Болтливые политиканы, продажные чинуши, ворюги-бизнесмены и бандиты канули в прошлом, как в грязной луже посреди свалки, в которую они превратили страну.
Ежедневно, в девять вечера по Москве, вся держава, от мала до велика, садится у экранов, чтобы услышать слово кого-нибудь из вождей нации. На Камчатке в это время уже раннее утро, а в Сибири глубокая ночь, но и там все сидят у телевизоров в красных уголках, ибо вся страна теперь живет по единому времени. Вся страна – на круглосуточном боевом дежурстве. Выступают либо президент, либо канцлер, либо премьер-министр, либо руководитель одной из палат парламента. Они по очереди разъясняют народу происходящее вокруг, и истинное знание о Великой России входит в каждый дом, в каждую душу и каждое сердце.
А разъяснять необходимо постоянно. После катастрофы двухтысячного года, когда из-за злонамеренной ошибки в коварно внедренной в наше общество западной компьютерной технике нация оказалась на грани выживания, народ в гневе восстал и сбросил со своих плеч прозападный режим. Весь мир в страхе наблюдал, как Россия покрывается непонятной для чужаков тьмой и грозным молчанием. Они пытались помешать нашему прозрению, завалили гуманитарной помощью, стали засылать всяческих экспертов – специалистов, отвалили кредиты, но и эта новая агрессия провалилась. Потому что в недрах матери-России уже созрели чистые, здоровые силы, и, ведомые Богом и его посланниками, встали на ее защиту. И поставили на пути врагов Веры и Отечества железный занавес.
Враги коварны. Поняв, что диверсиями нас не взять, они пытаются проникнуть в наши души, ослабленные безвременьем либерализма, и уничтожить русский дух изнутри. Вот почему так нужны нам эти ежедневные общие собрания и ежедневное слово наших вождей. Только крепко взявшись за руки, поддерживая друг друга, мы пройдем наш тяжкий путь в светлое завтра.
А их лживые пропагандистские спутники будут продолжать исчезать с чистого неба нашей Родины. И эфир на всех диапазонах будет наполнен нашими песнями. И разлагающая реклама их гнилой жизни никогда не попадет на единственный канал нашего телевидения.
После молитвы, наскоро умывшись под увешанным сосульками краном, я шагаю в строю не завтрак. «Комсомольцы – добровольцы, мы сильны своей верною дружбой…» – разносится над кампусом строевая песня нашего отряда.
Самое страшное для нас – это Интернет. Я помню, какое убийственное влияние на нашу молодежь оказывал он совсем еще недавно, до катастрофы двухтысячного года. Благодаря ему мы возомнили себя жителями мира. Сидя за компьютерами в стране, погружающейся в пучину кризиса, мы блуждали и блудили по всей Земле, думая, что обретаем свободу. А обретали рабство. Рабство перед возможностью смотреть куда хочется, делать что хочется и говорить о чем хочется и с кем хочется. Мы теряли смысл жизни, он растворялся в этом суррогате свободы. Страна мучилась и гибла, а нам не хотелось даже выйти на улицу, чтобы протянуть руку слабому, накормить голодного, поддержать падшего духом. Россия стремительно теряла своих детей.
Но мы вернулись домой из ложного виртуального мира. Когда всем честным людям стало ясно, что дальнейший путь ведет в бездну, государство взяло на себя заботу о развитии Интернета. Сначала вышел закон о государственной поддержке провайдерской деятельности. Вслед за тем лучшие силы и средства направились на развертывание государственной провайдерской сети, качество услуг которой неизмеримо превысило все, что могли предложить частные провайдеры. Да и сами частные провайдеры, понимая бесперспективность конкуренции с государством, с удовольствием меняли свой статус. Успех этой программы оказался ошеломляющим. Очень скоро Россия стала первой страной в мире, каждый гражданин которой, при желании, мог получить качественный и дешевый доступ в Интернет. Мало того. Государство взяло на себя сложнейшую функцию контроля за нравственностью и целесообразностью существования и передачи информации в Интернет. Отныне родители могли спокойно разрешать детям садиться за компьютер, в уверенности, что ни один из тысяч западных порнографических, расистских, антирусских, азартных, бессмысленных и вредных сайтов не попадется им на глаза.
Наконец, государство разработало комплексную программу интернетизации страны. Ее внедрение позволило быстро рационализировать загрузку общественных сетей, радикально сократить непроизводительные расходы личного времени населения, и направить высвободившиеся усилия людей на борьбу с разрухой, оставшейся после власти лже-демократов.
И вот я – маленький винтик в мощном механизме, поддерживающем работу Интернета во благо России. Наш кампус – это один из пяти шлюзов, через которые российская чистая и полезная сеть общается с остальным, наполненным нечистотами, мировым Интернетом. Мы – последний барьер, стоящий на страже интересов Родины, погранзастава виртуального мира.
А по-хорошему, надо бы вообще отключить Интернет. Сколько проблем оказалось бы разом решено! Освободятся десятки тысяч так необходимых стране рабочих рук, занятых сейчас поддержкой сети. И десятки тысяч пользователей смогут заняться общественно полезным делом, а не расходовать впустую электроэнергию для своих компьютеров. Но считается, что издержки такого радикального решения пока слишком велики. Ведь Интернет позволяет нашим ученым получать полезную информацию с западных сайтов, куда ее беспечно выкладывают их умники.
Я черпал алюминиевой ложкой жидкое картофельное пюре из мелкой стальной тарелки, отделял пересушенное рыбье мясо от хрупких костей, и пытался понять своего нового хозяина. Столовая полнилась стуком бесчисленных ложек и звуком жующих челюстей. Никто не разговаривал. Разговоры запрещены. Да и невозможны: некогда. На еду отведено всего пять минут. Не успел – голодай до обеда.
Как случилось, что за такой короткий срок, всего за три года, мозги людей повернулись в черепушках на сто восемьдесят градусов? Страна, пострадавшая от тоталитаризма больше, чем любая другая на земном шаре, вдруг с радостью вернулась к концлагерям, легко отказавшись от всяких попыток к свободе? Если жизнь этих людей такова, как я вижу сейчас, значит, и смерть их тоже ходит где-то неподалеку? Иначе – как заставить миллионы добровольно стать бездумной газонной травой? Только одним способом – безжалостно выпалывая все ростки, хоть сколько-нибудь не соответствующие стандарту.
«Встать!» – командует старший товарищ.
Отряд разом вскакивает со скамеек.
«Выходи строиться! Бегом – марш!»
Мы бежим на улицу, на мороз, под голубой свет прожекторов. Кислый запах столовой остается за скрипучей дверью. Ощущения сытости нет.
Шесть часов утра. Развод на дежурство. Декорация та же, что и на молитве. Окутанные паром строи добровольцев вокруг трибуны. Ночь. Снег. Голос в мегафон:
«Дежурная смена, внимание! Смирно! Слушай боевой приказ! Приказ номер двадцать восемь от двадцать восьмого января две тысячи второго года! Для защиты нашей Родины, Российской Федерации, второй дежурной смене второго отдельного специального контрольно-шлюзового узла заступить! Состав боевых постов! Пост номер ноль – сто один: доброволец Кузнецов!»
«Я! Номер 380839! Во имя России!» – слышится с дальнего конца строя.
«Пост номер ноль – сто два: доброволец-ударник Мухтаров!»
«Я! Номер 008478! Во имя России!»
«Пост номер ноль – сто три: доброволец Ильченко!»
«Я! Номер 397289! Во имя России!»
Через пятнадцать минут после начала переклички очередь доходит и до меня.
«Пост номер два – четыреста тринадцать: доброволец-ударник Лобанович!»
«Я! Номер 044849! Во имя России!» – ору я что есть сил, и выбрасываю над строем руку со сжатым кулаком. Крик получается слабым: скулы сведены ознобом.
Перекличка неспешно продолжается еще полчаса. От холода я уже мало что соображаю. Наконец, с облечением слышу: «Смена! К торжественному маршу! Поотрядно! Первый отряд – прямо, остальные напра-а-во! Шагом! Арш!»
До узла топать строем два километра по лесной дороге. Мы идем быстрым маршем, постепенно согреваясь. «День Победы! Как он был от нас далек!» – мечется в темных промороженных осинниках песня. Глухо хлопают по ледяной корке сапоги.
Саваоф опять даже не намекнул, в чем же все-таки состоит моя новая миссия. Только общая политинформация – и сразу сюда, в добровольную тюрягу. И вообще, после этой второй встречи с ним на душе остался какой-то осадок. Пока не могу понять, в чем дело. Вроде бы был он как-то более участлив, что ли, чем в первый раз. Смотрел на меня с грустью. С пониманием. То ли жалел, то ли печалился.
А с другой стороны, инструктировал, не особо вдаваясь в подробности. Без интереса. Как будто повинность отбывал. Или действительно разуверился? Или мне не доверяет? Но я же выполнил первое задание, по его словам, образцово. Даром, что ли, он меня три с лишним года не тревожил, надеялся, что дальше все само собой образуется. Не образовалось.
Максово изобретение до поры до времени кануло в недрах ФСБ. А когда всплыло – положение в стране уже изменилось кардинально. Да и всплыло оно не так, как нужно. В строжайшей тайне сделаны всего несколько штук летательных аппаратов. Черных, как тушь, угловатых каракатиц, со всеми возможными прибамбасами технологии «стелс». Невидимые и неслышимые, курсируют между тайным объектом в глубине Сибири и орбитой, воруя американские спутники и выволакивая в космос такие же черные боеголовки. Благо, ограничений по весу теперь не существует, так что противорадарная защита – стопроцентная. Вот оно, оружие возмездия. В один не далекий и не прекрасный день вся Земля станет кампусом.
Саваоф-то надеялся, что будет утечка. Думал, кто-нибудь из наших посвященных соблазнится, да и кинет за бугор информацию о максовом ускорителе. Просчитался, дурачок. Даром, что восемнадцать миллиардов лет от роду, а наивный, как ребенок.
Так что американцы до сих пор ничего не подозревают. Нет, конечно, кое о чем они догадываются. Догадываются, например, что у нас развернуто производство новых боеголовок. Но думают, что мы просто модернизируем старые ракеты. Новых-то не выпускаем, не на что. Еще они постоянно удивляются, куда это бесследно исчезают их спутники. Но и в мыслях не держат, что это наша работа. Скорее поверят, что всему виной инопланетяне. Да и как же иначе? По их понятиям, нам сейчас заниматься космосом – все равно что пропахшему мочой бомжу ездить на «линкольне».
Пройдено трое ворот, и вот он, впереди, наш узел. В прошлом – центр космической связи. Пять круглых башен по углам центрального здания увенчаны грязно-белыми, в потеках, полушариями, прикрывающими давно уже бездействующие параболические антенны ТНА-57. Хорошая легенда для стратегического объекта.
Процедура заступления на дежурство долгая и утомительная. Развод смены, построение на посту, прием оперативной обстановки от старой смены, доклад начальнику расчета. Управляемся к девяти часам.
Я усаживаюсь в свое кресло, когда за окнами уже занимается блеклый рассвет. В зале еще сорок таких же рабочих мест: кресло, стол, компьютер, замусоленный оперативный журнал. Сменившиеся добровольцы, оттарабанившие ночную смену, выходят строиться. Им еще предстоит двухчасовое подведение итогов, пеший марш в городок, политинформация, и только потом отдых. Мой сменщик хлопает меня по плечу: «Покедова, Петро, до завтра!» Неформальное общение не возбраняется, но и не приветствуется. Так что с утра это первые человеческие слова, которые я слышу. Я машу рукой ему вслед, и погружаюсь в работу.
А работа довольно простая, но ответственная. Весь трафик между российским и мировым Интернетом проходит через наши шлюзы. Каждый транслируемый кусок информации сваливается на одно из сотен таких же, как у меня, рабочих мест. Я так и этак трясу эту информацию, анализирую ее с помощью разных программ, вчитываюсь, просматриваю, прослушиваю. В итоге, после анализа, выставляю оценку по десятибалльной шкале. Ноль – абсолютно безопасно. Девять – отправлено или запрошено врагом России. Все, что от нуля до пяти, отдаю на отправку. Шесть, семь и восемь – блокирую. Девять – срочно передаю в спецгруппу. Каждый российский пользователь имеет личный счет, на котором накапливаются оценки переданной и принятой им информации. И очень хочет, чтобы средний балл этого счета оказался как можно ниже.
У меня тоже есть желание. Вернее, два. Во-первых, не прозевать девятку. Во-вторых, чтобы мой личный счет контролера не очень отличался от счетов моих соседей по боевому посту. Если однажды окажется, что я выставляю много зеленых оценок, могут обвинить в либерализме. За увлечение красными можно схлопотать обвинение в нарушении права пользователей на свободу информации. Неизвестно, что хуже, потому что итог один и тот же. Приходит офицер из заградотряда и уводит провинившегося добровольца на менее ответственную работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Ежедневно, в девять вечера по Москве, вся держава, от мала до велика, садится у экранов, чтобы услышать слово кого-нибудь из вождей нации. На Камчатке в это время уже раннее утро, а в Сибири глубокая ночь, но и там все сидят у телевизоров в красных уголках, ибо вся страна теперь живет по единому времени. Вся страна – на круглосуточном боевом дежурстве. Выступают либо президент, либо канцлер, либо премьер-министр, либо руководитель одной из палат парламента. Они по очереди разъясняют народу происходящее вокруг, и истинное знание о Великой России входит в каждый дом, в каждую душу и каждое сердце.
А разъяснять необходимо постоянно. После катастрофы двухтысячного года, когда из-за злонамеренной ошибки в коварно внедренной в наше общество западной компьютерной технике нация оказалась на грани выживания, народ в гневе восстал и сбросил со своих плеч прозападный режим. Весь мир в страхе наблюдал, как Россия покрывается непонятной для чужаков тьмой и грозным молчанием. Они пытались помешать нашему прозрению, завалили гуманитарной помощью, стали засылать всяческих экспертов – специалистов, отвалили кредиты, но и эта новая агрессия провалилась. Потому что в недрах матери-России уже созрели чистые, здоровые силы, и, ведомые Богом и его посланниками, встали на ее защиту. И поставили на пути врагов Веры и Отечества железный занавес.
Враги коварны. Поняв, что диверсиями нас не взять, они пытаются проникнуть в наши души, ослабленные безвременьем либерализма, и уничтожить русский дух изнутри. Вот почему так нужны нам эти ежедневные общие собрания и ежедневное слово наших вождей. Только крепко взявшись за руки, поддерживая друг друга, мы пройдем наш тяжкий путь в светлое завтра.
А их лживые пропагандистские спутники будут продолжать исчезать с чистого неба нашей Родины. И эфир на всех диапазонах будет наполнен нашими песнями. И разлагающая реклама их гнилой жизни никогда не попадет на единственный канал нашего телевидения.
После молитвы, наскоро умывшись под увешанным сосульками краном, я шагаю в строю не завтрак. «Комсомольцы – добровольцы, мы сильны своей верною дружбой…» – разносится над кампусом строевая песня нашего отряда.
Самое страшное для нас – это Интернет. Я помню, какое убийственное влияние на нашу молодежь оказывал он совсем еще недавно, до катастрофы двухтысячного года. Благодаря ему мы возомнили себя жителями мира. Сидя за компьютерами в стране, погружающейся в пучину кризиса, мы блуждали и блудили по всей Земле, думая, что обретаем свободу. А обретали рабство. Рабство перед возможностью смотреть куда хочется, делать что хочется и говорить о чем хочется и с кем хочется. Мы теряли смысл жизни, он растворялся в этом суррогате свободы. Страна мучилась и гибла, а нам не хотелось даже выйти на улицу, чтобы протянуть руку слабому, накормить голодного, поддержать падшего духом. Россия стремительно теряла своих детей.
Но мы вернулись домой из ложного виртуального мира. Когда всем честным людям стало ясно, что дальнейший путь ведет в бездну, государство взяло на себя заботу о развитии Интернета. Сначала вышел закон о государственной поддержке провайдерской деятельности. Вслед за тем лучшие силы и средства направились на развертывание государственной провайдерской сети, качество услуг которой неизмеримо превысило все, что могли предложить частные провайдеры. Да и сами частные провайдеры, понимая бесперспективность конкуренции с государством, с удовольствием меняли свой статус. Успех этой программы оказался ошеломляющим. Очень скоро Россия стала первой страной в мире, каждый гражданин которой, при желании, мог получить качественный и дешевый доступ в Интернет. Мало того. Государство взяло на себя сложнейшую функцию контроля за нравственностью и целесообразностью существования и передачи информации в Интернет. Отныне родители могли спокойно разрешать детям садиться за компьютер, в уверенности, что ни один из тысяч западных порнографических, расистских, антирусских, азартных, бессмысленных и вредных сайтов не попадется им на глаза.
Наконец, государство разработало комплексную программу интернетизации страны. Ее внедрение позволило быстро рационализировать загрузку общественных сетей, радикально сократить непроизводительные расходы личного времени населения, и направить высвободившиеся усилия людей на борьбу с разрухой, оставшейся после власти лже-демократов.
И вот я – маленький винтик в мощном механизме, поддерживающем работу Интернета во благо России. Наш кампус – это один из пяти шлюзов, через которые российская чистая и полезная сеть общается с остальным, наполненным нечистотами, мировым Интернетом. Мы – последний барьер, стоящий на страже интересов Родины, погранзастава виртуального мира.
А по-хорошему, надо бы вообще отключить Интернет. Сколько проблем оказалось бы разом решено! Освободятся десятки тысяч так необходимых стране рабочих рук, занятых сейчас поддержкой сети. И десятки тысяч пользователей смогут заняться общественно полезным делом, а не расходовать впустую электроэнергию для своих компьютеров. Но считается, что издержки такого радикального решения пока слишком велики. Ведь Интернет позволяет нашим ученым получать полезную информацию с западных сайтов, куда ее беспечно выкладывают их умники.
Я черпал алюминиевой ложкой жидкое картофельное пюре из мелкой стальной тарелки, отделял пересушенное рыбье мясо от хрупких костей, и пытался понять своего нового хозяина. Столовая полнилась стуком бесчисленных ложек и звуком жующих челюстей. Никто не разговаривал. Разговоры запрещены. Да и невозможны: некогда. На еду отведено всего пять минут. Не успел – голодай до обеда.
Как случилось, что за такой короткий срок, всего за три года, мозги людей повернулись в черепушках на сто восемьдесят градусов? Страна, пострадавшая от тоталитаризма больше, чем любая другая на земном шаре, вдруг с радостью вернулась к концлагерям, легко отказавшись от всяких попыток к свободе? Если жизнь этих людей такова, как я вижу сейчас, значит, и смерть их тоже ходит где-то неподалеку? Иначе – как заставить миллионы добровольно стать бездумной газонной травой? Только одним способом – безжалостно выпалывая все ростки, хоть сколько-нибудь не соответствующие стандарту.
«Встать!» – командует старший товарищ.
Отряд разом вскакивает со скамеек.
«Выходи строиться! Бегом – марш!»
Мы бежим на улицу, на мороз, под голубой свет прожекторов. Кислый запах столовой остается за скрипучей дверью. Ощущения сытости нет.
Шесть часов утра. Развод на дежурство. Декорация та же, что и на молитве. Окутанные паром строи добровольцев вокруг трибуны. Ночь. Снег. Голос в мегафон:
«Дежурная смена, внимание! Смирно! Слушай боевой приказ! Приказ номер двадцать восемь от двадцать восьмого января две тысячи второго года! Для защиты нашей Родины, Российской Федерации, второй дежурной смене второго отдельного специального контрольно-шлюзового узла заступить! Состав боевых постов! Пост номер ноль – сто один: доброволец Кузнецов!»
«Я! Номер 380839! Во имя России!» – слышится с дальнего конца строя.
«Пост номер ноль – сто два: доброволец-ударник Мухтаров!»
«Я! Номер 008478! Во имя России!»
«Пост номер ноль – сто три: доброволец Ильченко!»
«Я! Номер 397289! Во имя России!»
Через пятнадцать минут после начала переклички очередь доходит и до меня.
«Пост номер два – четыреста тринадцать: доброволец-ударник Лобанович!»
«Я! Номер 044849! Во имя России!» – ору я что есть сил, и выбрасываю над строем руку со сжатым кулаком. Крик получается слабым: скулы сведены ознобом.
Перекличка неспешно продолжается еще полчаса. От холода я уже мало что соображаю. Наконец, с облечением слышу: «Смена! К торжественному маршу! Поотрядно! Первый отряд – прямо, остальные напра-а-во! Шагом! Арш!»
До узла топать строем два километра по лесной дороге. Мы идем быстрым маршем, постепенно согреваясь. «День Победы! Как он был от нас далек!» – мечется в темных промороженных осинниках песня. Глухо хлопают по ледяной корке сапоги.
Саваоф опять даже не намекнул, в чем же все-таки состоит моя новая миссия. Только общая политинформация – и сразу сюда, в добровольную тюрягу. И вообще, после этой второй встречи с ним на душе остался какой-то осадок. Пока не могу понять, в чем дело. Вроде бы был он как-то более участлив, что ли, чем в первый раз. Смотрел на меня с грустью. С пониманием. То ли жалел, то ли печалился.
А с другой стороны, инструктировал, не особо вдаваясь в подробности. Без интереса. Как будто повинность отбывал. Или действительно разуверился? Или мне не доверяет? Но я же выполнил первое задание, по его словам, образцово. Даром, что ли, он меня три с лишним года не тревожил, надеялся, что дальше все само собой образуется. Не образовалось.
Максово изобретение до поры до времени кануло в недрах ФСБ. А когда всплыло – положение в стране уже изменилось кардинально. Да и всплыло оно не так, как нужно. В строжайшей тайне сделаны всего несколько штук летательных аппаратов. Черных, как тушь, угловатых каракатиц, со всеми возможными прибамбасами технологии «стелс». Невидимые и неслышимые, курсируют между тайным объектом в глубине Сибири и орбитой, воруя американские спутники и выволакивая в космос такие же черные боеголовки. Благо, ограничений по весу теперь не существует, так что противорадарная защита – стопроцентная. Вот оно, оружие возмездия. В один не далекий и не прекрасный день вся Земля станет кампусом.
Саваоф-то надеялся, что будет утечка. Думал, кто-нибудь из наших посвященных соблазнится, да и кинет за бугор информацию о максовом ускорителе. Просчитался, дурачок. Даром, что восемнадцать миллиардов лет от роду, а наивный, как ребенок.
Так что американцы до сих пор ничего не подозревают. Нет, конечно, кое о чем они догадываются. Догадываются, например, что у нас развернуто производство новых боеголовок. Но думают, что мы просто модернизируем старые ракеты. Новых-то не выпускаем, не на что. Еще они постоянно удивляются, куда это бесследно исчезают их спутники. Но и в мыслях не держат, что это наша работа. Скорее поверят, что всему виной инопланетяне. Да и как же иначе? По их понятиям, нам сейчас заниматься космосом – все равно что пропахшему мочой бомжу ездить на «линкольне».
Пройдено трое ворот, и вот он, впереди, наш узел. В прошлом – центр космической связи. Пять круглых башен по углам центрального здания увенчаны грязно-белыми, в потеках, полушариями, прикрывающими давно уже бездействующие параболические антенны ТНА-57. Хорошая легенда для стратегического объекта.
Процедура заступления на дежурство долгая и утомительная. Развод смены, построение на посту, прием оперативной обстановки от старой смены, доклад начальнику расчета. Управляемся к девяти часам.
Я усаживаюсь в свое кресло, когда за окнами уже занимается блеклый рассвет. В зале еще сорок таких же рабочих мест: кресло, стол, компьютер, замусоленный оперативный журнал. Сменившиеся добровольцы, оттарабанившие ночную смену, выходят строиться. Им еще предстоит двухчасовое подведение итогов, пеший марш в городок, политинформация, и только потом отдых. Мой сменщик хлопает меня по плечу: «Покедова, Петро, до завтра!» Неформальное общение не возбраняется, но и не приветствуется. Так что с утра это первые человеческие слова, которые я слышу. Я машу рукой ему вслед, и погружаюсь в работу.
А работа довольно простая, но ответственная. Весь трафик между российским и мировым Интернетом проходит через наши шлюзы. Каждый транслируемый кусок информации сваливается на одно из сотен таких же, как у меня, рабочих мест. Я так и этак трясу эту информацию, анализирую ее с помощью разных программ, вчитываюсь, просматриваю, прослушиваю. В итоге, после анализа, выставляю оценку по десятибалльной шкале. Ноль – абсолютно безопасно. Девять – отправлено или запрошено врагом России. Все, что от нуля до пяти, отдаю на отправку. Шесть, семь и восемь – блокирую. Девять – срочно передаю в спецгруппу. Каждый российский пользователь имеет личный счет, на котором накапливаются оценки переданной и принятой им информации. И очень хочет, чтобы средний балл этого счета оказался как можно ниже.
У меня тоже есть желание. Вернее, два. Во-первых, не прозевать девятку. Во-вторых, чтобы мой личный счет контролера не очень отличался от счетов моих соседей по боевому посту. Если однажды окажется, что я выставляю много зеленых оценок, могут обвинить в либерализме. За увлечение красными можно схлопотать обвинение в нарушении права пользователей на свободу информации. Неизвестно, что хуже, потому что итог один и тот же. Приходит офицер из заградотряда и уводит провинившегося добровольца на менее ответственную работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35