Но потом она исчезла.
Я вгляделся в фото.
— Чтоб мне лопнуть, — сказал я.
— Если это тебе поможет, — сказал Роджер.
— Да нет же. Просто я видел эту женщину. Она была в форме шофера. Это она треснула меня по голове. Похоже, она заодно с Билли Барнесом.
— Хорошо. — Роджер забрал фотографию и спрятал обратно. — Теперь мы вместе. Ты готов делать ноги?
— Готов.
— Тогда делаем.
Меня очень впечатлило, как Роджер сделал ноги. Я не видел точно, как, но он сделал.
— Как ты это сделал? — спросил я, когда мы уже были на автостоянке.
— По этой части мне равных нет, — ответил Роджер. — По части побегов и поглощения курятины. Кажется, мне никогда не избавиться от этой привычки. Только покажи мне курятник, и на меня находит исступление. Врываюсь внутрь и рву на части. Кругом перья и…
— Довольно, — сказал я. — Избавь меня от подробностей.
— Извини… Ну, и какая машина тебе приглянулась?
— Никак задумал угнать машину? Роджер пожал плечами.
— Ну, если у тебя нет идеи получше…
— Да нет, я ничего… Меня ведь обвиняют в убийстве. Угон машины вряд ли что изменит.
— Да уж… Так какая тебе нравится?
— Вон та, — показал я. — Голубой «Кадиллак Эльдорадо» 1958 года выпуска, с большими крыльями.
— Раз плюнуть.
И снова я не заметил, как он это сделал, но Роджер завел машину и опустил верх. Он сидел за рулем, и я сел рядом.
— Ну, — сказал он, — куда?
— В Брентфорд, наверное. Именно там в последний раз я видел Билли Барнеса и твою прекрасную леди.
— А в какую сторону Брентфорд?
— Не знаю. А в каком мы городе? Роджер снова пожал плечами.
— Понятия не имею, — сказал он.
— Так выезжай со стоянки, и увидим.
— Логично.
Мы выехали со стоянки и обнаружили, что находимся в современном городе, который мог быть где угодно: за тридевять земель, у черта на куличиках…
Роджер поехал прямо, и вскоре…
— Мы опять на той же стоянке, — сказал я.
— Похоже, что так.
Теперь Роджер повернул налево. Мы проехали поворот, второй, снова прямо, и вот мы опять на той же стоянке.
— Ты идиот, — сказал я Роджеру. — Я сам сяду за руль.
И сел. Выехал со стоянки, второй поворот направо, затем прямо…
— Какого черта? — воскликнул я, въезжая на все ту же стоянку.
— Всегда одно и то же, — сказал Роджер. — А я надеялся, что у тебя получится.
— Надеялся?
— Слушай, я пытался и с другими, но ни одна собака не знает, как выбраться из этого города.
— Пойдем пешком, — предложил я.
— Уже пробовал.
— Пешком?
— Десятки раз, но кончается всегда одним и тем же, независимо от того, как далеко идти. Я каждый раз возвращался сюда. Поэтому и охраны нет. Бежать-то некуда.
— Но ведь это абсурд. Если все время идти, то куда-нибудь да придешь.
— Но не отсюда, — сказал Роджер. — Думаю, мы имеем дело с подобием ленты Мёбиуса. Не важно, в каком направлении идешь. Всегда приходишь в одно и то же место.
— Все равно пойдем, — сказал я. И мы пошли.
Шли несколько часов. В разных направлениях. Но вне зависимости от того, куда или как далеко мы шли, мы всегда возвращались в больницу.
Вернувшись, наверное, уже раз в двенадцатый, мы увидели ожидающего нас санитара Сесила.
— Ваш обед остывает, — сказал он. И мы пошли обедать.
— Съедите еще чего-нибудь попозже? — поинтересовался Сесил. — Могу сделать бутерброды и подать кофе в термосе.
— Занятно, — сказал я, хотя занятного ничего не было.
— Крылья из перьев, — сказал Роджер. — Надо попробовать крылья из перьев.
После обеда (у меня была каша, у Роджера отбивная и картофель фри) я сидел в комнате отдыха и думал. В голову приходили разные мысли, но я держал их при себе. Итак, утро оказалось похожим на один из тех кошмаров, в которых ты отчаянно пытаешься куда-то идти, но не можешь. Ты опаздываешь на автобус, затем на поезд, ноги словно ватные, и потом ты просыпаешься, машешь руками и орешь благим матом: «Нет! Нет! Нет!»
Очевидно, должен был существовать способ побега из этой больницы и этого города кошмаров. Но, очевидно, этот способ не был очевидным.
Из чего следовало…
Всю следующую неделю мое поведение было в высшей степени примерным. Я драил полы и мило улыбался санитарам и врачам. Я даже обменялся парой шуток с Сесилом. Я видел, как Роджер приходил и уходил, но я больше не выходил на автостоянку.
Доктор сказал, что я делаю успехи. Ну, не сказал, хотя…
— Расскажите мне про Некронет, — попросил доктор.
— Что вам рассказать? — задумался я. — Теоретически это виртуальный мир, детище компьютерной технологии. В него может быть загружена индивидуальность и память того или иного человека, тех или иных людей. Мир в нем кажется таким же реальным, как и здесь.
— И вы верите в то, что побывали в виртуальном мире?
— Путь к вере лежит через замешательство и нелепость, — сказал я. — Это слова Жака Валле. Последнюю неделю я много думаю над ними.
— И к какому же выводу вы пришли?
Я пожал плечами, насколько позволяла смирительная рубашка.
— Возьмем, например, скрытое видеонаблюдение. Оказывается, я убил молодого коммерсанта. Я мог бы сказать, что существует множество способов подделать эту пленку, но вряд ли мне кто-нибудь поверит.
— Вопрос в том, во что верите вы.
— Я должен верить своим глазам, даже если увиденное идет вразрез с тем, что я помню.
— Или думаете, что помните.
— Верно. Тут-то и возникает проблема. Точны ли мои воспоминания? Возможно, я убил этого молодого человека, но стер это событие из памяти. Такое возможно.
— Более чем возможно, — заметил доктор.
— Вот именно. Моя проблема заключается в том, чтобы определить, что является реальностью, а что нет. В Некронете у меня была цифровая память. Я мог вспомнить любой прошлый опыт, который тут же воплощался, становился реальным. Теперь у меня нет цифровой памяти, то есть я должен заключить, что снова нахожусь в реальном мире и что эта больница — его часть.
— Очень хорошо.
— И еще. Когда на прошлой неделе я попробовал убежать из больницы, я обнаружил, что куда бы я ни пошел, я всегда возвращался обратно.
— Этот город — кошмар проектировщика.
— Кошмар, — кивнул я. — Особенно мои мысли. Я чувствую себя, словно в компьютерной игре, в электронном лабиринте, из которого не выйти, пока не найдешь секретный пароль и не соберешь все бонусы. А до тех пор будешь наматывать бесконечные круги.
— Неудачное сравнение, — заметил доктор. — Особенно учитывая ваши обстоятельства.
— Согласен. Потому что, если бы я по-прежнему находился в компьютерной имитации, то у меня была бы цифровая память.
— Вот именно, — согласился доктор.
— Если только…
— Если только что?
— Если только моя цифровая память не заблокирована.
— О боже, — застонал доктор и потянулся к кнопке на столе.
— Пожалуйста, потерпите меня еще одну минуту. Представьте ситуацию: Некронет я так и не покинул, и это не настоящий мир и не настоящая больница.
— Жаль, — сказал доктор. — А вы так хорошо себя вели. Я подумал, что таблетки действительно начали помогать.
— Я не принимаю таблетки, — сказал я. — Уже целую неделю.
Доктор удрученно покачал головой. Палец вдавил кнопку.
— Я считаю, что эти таблетки — депрессанты памяти, — продолжал я. — Маленькие силиконовые чипы с программой, блокирующей доступ к воспоминаниям. Я считаю, что если бы мне удалось вернуть свою цифровую память, все, что мне нужно было бы сделать, чтобы исчезнуть отсюда, это подумать об этом. Представить себя где-нибудь, где я уже был, и все. Меня нет. В мгновение ока.
Дверь кабинета отворилась, и на пороге появился Сесил.
— Уведите этого господина в палату, — сказал доктор. — И удвойте ему дозу.
Санитар Сесил стоял с идиотской ухмылкой на лице.
— Какого господина? — спросил он.
Испорченный день
Старый Артур заправляет здесь всем,
Вот он бредет, будто бык по росе,
Во всей своей владычьей красе,
Напевая мотивчик с концерта.
Старый Артур в новой шляпе бредет
(Не разобрать, где зад, где перед),
С ним вместе доволен потрепанный кот,
По кличке Луиза Альберто.
Старый Артур положил на полок
Картинку с болотом, семян каталог.
Бумажных мышат и еще, видит бог,
Собачку китайской работы.
Старый Артур за ворота ступил,
И там на него грузовик накатил.
Останься в живых, он бы долго грустил
Испортился день отчего-то.
16
Будь благоразумным. Требуй невозможного.
Надпись на заборе
Служители культа Джона Фрума Карго сидели на самодельной взлетно-посадочной полосе и вглядывались в лазурное небо.
— Джон Фрум, он приди, — сказал один. — Принеси карго-груз, все быть богаты.
— Теперь скоро, — сказал другой. — Да, скоро.
— Что-то долго его нет, — сказал туземец в шляпе.
— Кого? — спросил четвертый, угрюмый парень с фалангой человеческого пальца, продетой сквозь нос.
Первые три туземца посмотрели на него с благоговейным трепетом.
— Джона Фрума, — сказали они. — Джона Фрума.
— А, его. Он придет. Вы ждите.
И они ждали.
И на следующий день тоже ждали.
И следующие два дня тоже.
И следующий.
Один туземец сказал:
— Уже недолго.
Другой сказал:
— Едва ли.
Третий сказал:
— Куда девался парень в шляпе?
Примерно неделю спустя один из них сказал:
— Не удивлюсь, если Джон Фрум появится с минуты на минуту.
— Я тоже, — сказал другой. — Кто-нибудь видел парня с костью в носу?
Примерно через три недели после того, солнечным летним утром Джон Фрум наконец вернулся. Но, удивившись, что его никто не встречает, он снова ушел, оставив записку, в которой написал, что обязательно вернется позже.
— Вот, — сказал туземец. — Я же говорил, что он вернется.
— Теперь он может появиться в любое время, — сказал другой.
Лысый туземец показал на небо.
— Это не он?
Но это был не он.
И они снова решили ждать.
Я вышел на восточный берег острова. Море было таким же теплым и синим, каким я его себе представил.
Я вспомнил, что, когда был ребенком, читал книжку Артура Тиккетта о меланезийских культах карго: «Джон-Фрум-он-приди: антропологическое исследование культуры карго». Книжка мне очень понравилась. Разумеется, теперь я мог вспомнить каждое слово из нее, равно как и из всех других, прочитанных мною за свою жизнь. Пятнадцати тысяч четырехсот тридцати семи, если быть точным. И ни одной, написанной Джонни Куинном.
Я уже не злился, но пребывал в решимости. В решимости сбежать из Некронета и призвать Билли Барнеса к ответу.
«Гнев — одна из опор души», — написал Томас Фуллер в своей книге «Государство духовное и государство мирское». А точнее, на странице пятьдесят три — последней из тех, которые я смог осилить, прежде чем переключиться на приключенческий роман. Но я уверен в правоте автора. Мой отец как-то сказал: «Если не гневаешься, значит, не живешь». Так и сказал. Слово в слово. Конечно, я слегка злился, но не настолько, чтобы позволить гневу затмить мой разум.
Я действительно все еще находился в Некронете, но я уже не был тем лопухом, каким я был во внешнем, настоящем мире. Здесь я мог вспомнить последствия любого действия, которое когда-либо совершал. И конечно, здесь я не мог сделать одной и той же ошибки дважды.
Я повалился на песок, снял рубашку и растянул рядом с собой сохнуть. Затем я снял с себя остальную одежду и остался сидеть под солнцем совершенно голый.
Я был счастлив. Но в безопасности ли?
Прежде чем я подумал о том, куда сбежать из больницы, я тщательно обдумал пункт своего назначения. Я хотел попасть в самое что ни на есть неопределенное место. В наименее наиболее очевидное место из всех наименее наиболее очевидных мест, которые, по мнению моих преследователей, я мог бы выбрать. Куда-нибудь, где они не смогли бы меня выследить. Я решился на этот остров потому, что, хотя я и прочел о нем книгу и помнил его во всех деталях, я не знал, где он находится. Я не мог бы найти его на карте, потому что никогда не видел его на карте. Здесь я должен был быть в безопасности. По крайней мере на время. И отсюда я мог готовить побег. Пользуясь всеми удобствами. Артур Тиккетт написал свою книгу в 1961 году, когда культ карго Джона Фрума имел много последователей. Культы карго получили толчок к развитию во время Второй мировой войны, когда на этот остров впервые прибыло большое количество белых людей. Туземцы наблюдали, как строились взлетно-посадочные полосы и возводились посты управления судами. Они видели, как белые люди сажали свои воздушные суда, открывали грузовые отсеки и выбрасывали карго-груз. Удивительные предметы, доныне невиданные туземцами. Было над чем пораскинуть мозгами. Хотя чего тут думать? Ясно, что белые люди были если не самими богами, то на короткой ноге с ними. И если делать, как делали белые люди, то от божественного карго отломится кусочек и тебе. И вот туземцы построили видимость взлетно-посадочных полос, возвели видимость постов управления судами и оделись в видимость формы. А потом еще вышагивали строем и выкрикивали «Ровня Смирна», как они это слышали от белых людей.
Но никакой карго не появлялся.
Белые люди, увидев, что вытворяют туземцы, попытались их урезонить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Я вгляделся в фото.
— Чтоб мне лопнуть, — сказал я.
— Если это тебе поможет, — сказал Роджер.
— Да нет же. Просто я видел эту женщину. Она была в форме шофера. Это она треснула меня по голове. Похоже, она заодно с Билли Барнесом.
— Хорошо. — Роджер забрал фотографию и спрятал обратно. — Теперь мы вместе. Ты готов делать ноги?
— Готов.
— Тогда делаем.
Меня очень впечатлило, как Роджер сделал ноги. Я не видел точно, как, но он сделал.
— Как ты это сделал? — спросил я, когда мы уже были на автостоянке.
— По этой части мне равных нет, — ответил Роджер. — По части побегов и поглощения курятины. Кажется, мне никогда не избавиться от этой привычки. Только покажи мне курятник, и на меня находит исступление. Врываюсь внутрь и рву на части. Кругом перья и…
— Довольно, — сказал я. — Избавь меня от подробностей.
— Извини… Ну, и какая машина тебе приглянулась?
— Никак задумал угнать машину? Роджер пожал плечами.
— Ну, если у тебя нет идеи получше…
— Да нет, я ничего… Меня ведь обвиняют в убийстве. Угон машины вряд ли что изменит.
— Да уж… Так какая тебе нравится?
— Вон та, — показал я. — Голубой «Кадиллак Эльдорадо» 1958 года выпуска, с большими крыльями.
— Раз плюнуть.
И снова я не заметил, как он это сделал, но Роджер завел машину и опустил верх. Он сидел за рулем, и я сел рядом.
— Ну, — сказал он, — куда?
— В Брентфорд, наверное. Именно там в последний раз я видел Билли Барнеса и твою прекрасную леди.
— А в какую сторону Брентфорд?
— Не знаю. А в каком мы городе? Роджер снова пожал плечами.
— Понятия не имею, — сказал он.
— Так выезжай со стоянки, и увидим.
— Логично.
Мы выехали со стоянки и обнаружили, что находимся в современном городе, который мог быть где угодно: за тридевять земель, у черта на куличиках…
Роджер поехал прямо, и вскоре…
— Мы опять на той же стоянке, — сказал я.
— Похоже, что так.
Теперь Роджер повернул налево. Мы проехали поворот, второй, снова прямо, и вот мы опять на той же стоянке.
— Ты идиот, — сказал я Роджеру. — Я сам сяду за руль.
И сел. Выехал со стоянки, второй поворот направо, затем прямо…
— Какого черта? — воскликнул я, въезжая на все ту же стоянку.
— Всегда одно и то же, — сказал Роджер. — А я надеялся, что у тебя получится.
— Надеялся?
— Слушай, я пытался и с другими, но ни одна собака не знает, как выбраться из этого города.
— Пойдем пешком, — предложил я.
— Уже пробовал.
— Пешком?
— Десятки раз, но кончается всегда одним и тем же, независимо от того, как далеко идти. Я каждый раз возвращался сюда. Поэтому и охраны нет. Бежать-то некуда.
— Но ведь это абсурд. Если все время идти, то куда-нибудь да придешь.
— Но не отсюда, — сказал Роджер. — Думаю, мы имеем дело с подобием ленты Мёбиуса. Не важно, в каком направлении идешь. Всегда приходишь в одно и то же место.
— Все равно пойдем, — сказал я. И мы пошли.
Шли несколько часов. В разных направлениях. Но вне зависимости от того, куда или как далеко мы шли, мы всегда возвращались в больницу.
Вернувшись, наверное, уже раз в двенадцатый, мы увидели ожидающего нас санитара Сесила.
— Ваш обед остывает, — сказал он. И мы пошли обедать.
— Съедите еще чего-нибудь попозже? — поинтересовался Сесил. — Могу сделать бутерброды и подать кофе в термосе.
— Занятно, — сказал я, хотя занятного ничего не было.
— Крылья из перьев, — сказал Роджер. — Надо попробовать крылья из перьев.
После обеда (у меня была каша, у Роджера отбивная и картофель фри) я сидел в комнате отдыха и думал. В голову приходили разные мысли, но я держал их при себе. Итак, утро оказалось похожим на один из тех кошмаров, в которых ты отчаянно пытаешься куда-то идти, но не можешь. Ты опаздываешь на автобус, затем на поезд, ноги словно ватные, и потом ты просыпаешься, машешь руками и орешь благим матом: «Нет! Нет! Нет!»
Очевидно, должен был существовать способ побега из этой больницы и этого города кошмаров. Но, очевидно, этот способ не был очевидным.
Из чего следовало…
Всю следующую неделю мое поведение было в высшей степени примерным. Я драил полы и мило улыбался санитарам и врачам. Я даже обменялся парой шуток с Сесилом. Я видел, как Роджер приходил и уходил, но я больше не выходил на автостоянку.
Доктор сказал, что я делаю успехи. Ну, не сказал, хотя…
— Расскажите мне про Некронет, — попросил доктор.
— Что вам рассказать? — задумался я. — Теоретически это виртуальный мир, детище компьютерной технологии. В него может быть загружена индивидуальность и память того или иного человека, тех или иных людей. Мир в нем кажется таким же реальным, как и здесь.
— И вы верите в то, что побывали в виртуальном мире?
— Путь к вере лежит через замешательство и нелепость, — сказал я. — Это слова Жака Валле. Последнюю неделю я много думаю над ними.
— И к какому же выводу вы пришли?
Я пожал плечами, насколько позволяла смирительная рубашка.
— Возьмем, например, скрытое видеонаблюдение. Оказывается, я убил молодого коммерсанта. Я мог бы сказать, что существует множество способов подделать эту пленку, но вряд ли мне кто-нибудь поверит.
— Вопрос в том, во что верите вы.
— Я должен верить своим глазам, даже если увиденное идет вразрез с тем, что я помню.
— Или думаете, что помните.
— Верно. Тут-то и возникает проблема. Точны ли мои воспоминания? Возможно, я убил этого молодого человека, но стер это событие из памяти. Такое возможно.
— Более чем возможно, — заметил доктор.
— Вот именно. Моя проблема заключается в том, чтобы определить, что является реальностью, а что нет. В Некронете у меня была цифровая память. Я мог вспомнить любой прошлый опыт, который тут же воплощался, становился реальным. Теперь у меня нет цифровой памяти, то есть я должен заключить, что снова нахожусь в реальном мире и что эта больница — его часть.
— Очень хорошо.
— И еще. Когда на прошлой неделе я попробовал убежать из больницы, я обнаружил, что куда бы я ни пошел, я всегда возвращался обратно.
— Этот город — кошмар проектировщика.
— Кошмар, — кивнул я. — Особенно мои мысли. Я чувствую себя, словно в компьютерной игре, в электронном лабиринте, из которого не выйти, пока не найдешь секретный пароль и не соберешь все бонусы. А до тех пор будешь наматывать бесконечные круги.
— Неудачное сравнение, — заметил доктор. — Особенно учитывая ваши обстоятельства.
— Согласен. Потому что, если бы я по-прежнему находился в компьютерной имитации, то у меня была бы цифровая память.
— Вот именно, — согласился доктор.
— Если только…
— Если только что?
— Если только моя цифровая память не заблокирована.
— О боже, — застонал доктор и потянулся к кнопке на столе.
— Пожалуйста, потерпите меня еще одну минуту. Представьте ситуацию: Некронет я так и не покинул, и это не настоящий мир и не настоящая больница.
— Жаль, — сказал доктор. — А вы так хорошо себя вели. Я подумал, что таблетки действительно начали помогать.
— Я не принимаю таблетки, — сказал я. — Уже целую неделю.
Доктор удрученно покачал головой. Палец вдавил кнопку.
— Я считаю, что эти таблетки — депрессанты памяти, — продолжал я. — Маленькие силиконовые чипы с программой, блокирующей доступ к воспоминаниям. Я считаю, что если бы мне удалось вернуть свою цифровую память, все, что мне нужно было бы сделать, чтобы исчезнуть отсюда, это подумать об этом. Представить себя где-нибудь, где я уже был, и все. Меня нет. В мгновение ока.
Дверь кабинета отворилась, и на пороге появился Сесил.
— Уведите этого господина в палату, — сказал доктор. — И удвойте ему дозу.
Санитар Сесил стоял с идиотской ухмылкой на лице.
— Какого господина? — спросил он.
Испорченный день
Старый Артур заправляет здесь всем,
Вот он бредет, будто бык по росе,
Во всей своей владычьей красе,
Напевая мотивчик с концерта.
Старый Артур в новой шляпе бредет
(Не разобрать, где зад, где перед),
С ним вместе доволен потрепанный кот,
По кличке Луиза Альберто.
Старый Артур положил на полок
Картинку с болотом, семян каталог.
Бумажных мышат и еще, видит бог,
Собачку китайской работы.
Старый Артур за ворота ступил,
И там на него грузовик накатил.
Останься в живых, он бы долго грустил
Испортился день отчего-то.
16
Будь благоразумным. Требуй невозможного.
Надпись на заборе
Служители культа Джона Фрума Карго сидели на самодельной взлетно-посадочной полосе и вглядывались в лазурное небо.
— Джон Фрум, он приди, — сказал один. — Принеси карго-груз, все быть богаты.
— Теперь скоро, — сказал другой. — Да, скоро.
— Что-то долго его нет, — сказал туземец в шляпе.
— Кого? — спросил четвертый, угрюмый парень с фалангой человеческого пальца, продетой сквозь нос.
Первые три туземца посмотрели на него с благоговейным трепетом.
— Джона Фрума, — сказали они. — Джона Фрума.
— А, его. Он придет. Вы ждите.
И они ждали.
И на следующий день тоже ждали.
И следующие два дня тоже.
И следующий.
Один туземец сказал:
— Уже недолго.
Другой сказал:
— Едва ли.
Третий сказал:
— Куда девался парень в шляпе?
Примерно неделю спустя один из них сказал:
— Не удивлюсь, если Джон Фрум появится с минуты на минуту.
— Я тоже, — сказал другой. — Кто-нибудь видел парня с костью в носу?
Примерно через три недели после того, солнечным летним утром Джон Фрум наконец вернулся. Но, удивившись, что его никто не встречает, он снова ушел, оставив записку, в которой написал, что обязательно вернется позже.
— Вот, — сказал туземец. — Я же говорил, что он вернется.
— Теперь он может появиться в любое время, — сказал другой.
Лысый туземец показал на небо.
— Это не он?
Но это был не он.
И они снова решили ждать.
Я вышел на восточный берег острова. Море было таким же теплым и синим, каким я его себе представил.
Я вспомнил, что, когда был ребенком, читал книжку Артура Тиккетта о меланезийских культах карго: «Джон-Фрум-он-приди: антропологическое исследование культуры карго». Книжка мне очень понравилась. Разумеется, теперь я мог вспомнить каждое слово из нее, равно как и из всех других, прочитанных мною за свою жизнь. Пятнадцати тысяч четырехсот тридцати семи, если быть точным. И ни одной, написанной Джонни Куинном.
Я уже не злился, но пребывал в решимости. В решимости сбежать из Некронета и призвать Билли Барнеса к ответу.
«Гнев — одна из опор души», — написал Томас Фуллер в своей книге «Государство духовное и государство мирское». А точнее, на странице пятьдесят три — последней из тех, которые я смог осилить, прежде чем переключиться на приключенческий роман. Но я уверен в правоте автора. Мой отец как-то сказал: «Если не гневаешься, значит, не живешь». Так и сказал. Слово в слово. Конечно, я слегка злился, но не настолько, чтобы позволить гневу затмить мой разум.
Я действительно все еще находился в Некронете, но я уже не был тем лопухом, каким я был во внешнем, настоящем мире. Здесь я мог вспомнить последствия любого действия, которое когда-либо совершал. И конечно, здесь я не мог сделать одной и той же ошибки дважды.
Я повалился на песок, снял рубашку и растянул рядом с собой сохнуть. Затем я снял с себя остальную одежду и остался сидеть под солнцем совершенно голый.
Я был счастлив. Но в безопасности ли?
Прежде чем я подумал о том, куда сбежать из больницы, я тщательно обдумал пункт своего назначения. Я хотел попасть в самое что ни на есть неопределенное место. В наименее наиболее очевидное место из всех наименее наиболее очевидных мест, которые, по мнению моих преследователей, я мог бы выбрать. Куда-нибудь, где они не смогли бы меня выследить. Я решился на этот остров потому, что, хотя я и прочел о нем книгу и помнил его во всех деталях, я не знал, где он находится. Я не мог бы найти его на карте, потому что никогда не видел его на карте. Здесь я должен был быть в безопасности. По крайней мере на время. И отсюда я мог готовить побег. Пользуясь всеми удобствами. Артур Тиккетт написал свою книгу в 1961 году, когда культ карго Джона Фрума имел много последователей. Культы карго получили толчок к развитию во время Второй мировой войны, когда на этот остров впервые прибыло большое количество белых людей. Туземцы наблюдали, как строились взлетно-посадочные полосы и возводились посты управления судами. Они видели, как белые люди сажали свои воздушные суда, открывали грузовые отсеки и выбрасывали карго-груз. Удивительные предметы, доныне невиданные туземцами. Было над чем пораскинуть мозгами. Хотя чего тут думать? Ясно, что белые люди были если не самими богами, то на короткой ноге с ними. И если делать, как делали белые люди, то от божественного карго отломится кусочек и тебе. И вот туземцы построили видимость взлетно-посадочных полос, возвели видимость постов управления судами и оделись в видимость формы. А потом еще вышагивали строем и выкрикивали «Ровня Смирна», как они это слышали от белых людей.
Но никакой карго не появлялся.
Белые люди, увидев, что вытворяют туземцы, попытались их урезонить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29