Вспомнила.
…Так вот. Имеют значение должности этих людей. Для глобалов самое главное — должность. Помнится, ей трудно было это понять… собственно, она так и не поняла этого в полной мере. Здесь, в Блоке Глобальных событий, на празднике с коротким, но красивым названием «бал», должен находиться человек, которого называют Спикером Глобального парламента. Нужно говорить непосредственно с ним. Но к тому человеку нельзя просто подойти или подъехать на этой… скользилке. Необходимо…
«Спроси у них».
— Сколько вы дали за эти артефакты? — бряцнул голос золотой женщины.
Ее взгляд, словно кончик рукояти кнута, скользил по одежде Мильям, косам, украшениям… задержался на подвесках, и Мильям показалось, что они покачнулись. У женщины тоже были серебряные подвески с яшмой, сделанные на Гау-Гразе, они крепились не к ушам, а к сверкающей сеточке на волосах. И казались на фоне золотого сияния матовыми, грубыми, чуждыми. К тому же это действительно была работа далеко не самого искусного златокузнеца… Глобалов всегда обманывают.
(«Запрограммировать тебе конусиль такого уровня, как носят эти чиновные дамы, вряд ли получится. Пойдешь в своем платье, и никто ничего не заподозрит. Глобалья верхушка обожает рядиться на балах в наши костюмы, это дорого и престижно… Красавица ты моя…»)
— Дорого, — улыбнулась Мильям.
И, отвернувшись от женщины, обратилась к синему:
— В каком ведомстве вы служите?
— Ведомстве! — захихикал не синий, а другой, светлый. — Миля, дорогая, неужели вы не можете на глаз отличить гебейщика? Этот генералишка не стоит вашего внимания, поверьте. А я, между прочим, возглавляю…
— Перестань, — одернула его женщина.
— Не хвастайся, — обиженно поддержал синий. — Во-первых, все тебя и так знают в лицо. Во-вторых…
— Здесь темно, — быстро выговорила Мильям. — Так что вы возглавляете?
Это важно. Спикеру Глобального парламента ее должны… как это?.. представить («Не пытайся понять зачем. Я сам не совсем понимаю. В мире, где через коммуникативную сеть каждый может на расстоянии выйти на контакт с кем угодно… — Робни усмехнулся в бороду. — Но у них такие идиотские обычаи. И нужно соблюсти их от и до. Ты не имеешь права ошибиться»), и сделать это может только глава одного из пяти основных ведомств или офицер ГБ рангом не ниже генерал-полковника. Основные ведомства — это…
Робни столько раз заставлял их перечислять, что теперь Мильям отчиталась бы в любое время и в любом месте, не только в огромном глобальем дворце с бродячим светом, фальшивыми звездами и нечеловечески тревожной музыкой.
Светлый подтянулся, втянув полживота и выпятив грудь: рельефную, едва ли не женскую под облегающей одеждой, и прическа у него тоже была немужественная, ухоженной волной с металлическим оттенком… Но ответил Мильям не он, а золотая женщина, и в ее голосе было презрение клинка к незащищенному телу:
— Ведомство внутриглобальных связей.
Да!..
«Да. Он тебе и нужен».
Обнаженная рука женщины легла на светлое предплечье: таким жестом пастушка гладит по шерсти лучшую овцу в отаре. Свою собственную овцу.
— Идем, Марис. Мы еще не поздоровались с Ясенсами, а ты же знаешь, я хочу…
— Конечно, дорогая. — Светлый попробовал отнять руку и, потерпев неудачу, изобразил неубедительную улыбочку. — Оставляю даму на тебя, Нед. Надеюсь, мы с вами еще встретимся, Милечка. Вы же будете на?.. — Конец фразы уехал на скользилке, запущенной женской рукой, растворился в гуле и музыке.
Мильям растерянно посмотрела вслед. Что теперь делать: скользить следом, догнать? Даже если б это ей и удалось, та женщина, его жена, все равно не даст ей поговорить с ним, а тем более обратиться с просьбой. Его жена; следовало бы догадаться. Надо было, наверное, улыбнуться ей, поддержать разговор о ценах на… как это будет по-глобальему?.. «артефакты». Но теперь поздно. Что же делать?..
— Сирилша в своем репертуаре, — сообщил синий. — Красивая баба, но стерва. Прям-таки Постовой при мужике. До чего же здорово, что я не женат… Вам налить еще, Мильям? Восхитительное у вас имя…
Он улыбнулся, наполняя две прозрачные чаши:
— Нет, но я удивляюсь: на приеме такого ранга — настолько хреновое вино! Я заметил, вам тоже не понравилось. А значит, вы замужем за военным. Угадал? В гаугразских винах разбираются только военные и мы, внешники…
— В каком вы звании? — без надежды спросила она.
Синий приосанился; в отличие от светлого ему удалось втянуть почти весь живот.
— Генерал-майор. А вам…
«Мало».
Мильям кивнула. Хотя, конечно, Робни не мог видеть ее жеста… Значит, нужно поскорее проститься с синим Недом и скользить дальше, к другому столику, знакомиться с другими людьми. Или все-таки можно перейти своими ногами? Слева надвигался, словно смерч над морем, столб лилового света, и она отпрянула от столика, забыв произнести какие-нибудь вежливые слова… вообще их позабыв.
— Куда вы?
Обернулась через плечо:
— Простите, я… мне надо…
— Вам нужно, чтобы вас кому-то представили. Угадал?
Световой смерч настиг ее, и Мильям замерла на месте. Фиолетовый мужчина с двумя чашами, в которых искрилась лиловая жидкость, — откуда он знает?! Впервые она позволила своему страху вырваться, выплеснуться наружу, как вино из той исчезнувшей из пальцев чаши… Что он знает еще? Что он сделает с ней?!.
«Что с тобой, Миль? Возьми себя в руки».
Ему легко говорить!!! Он — там, далеко, в настоящем мире под настоящими звездами, и он не может, никак не может по-настоящему прийти ей на помощь…
(«Я все время буду с тобой. При мне неотлучно будут находиться лучшие передатчицы… я не потеряю тебя, не бойся. Ничего не бойся, Миль…»)
— Да не пугайтесь вы так! Просто у меня наметанный гебейный взгляд. Да оно и очевидно: жена военного подходит к столику одна, без мужа, да еще интересуется должностями и званиями… Ну так кому?
Он шагнул вперед, протягивая ей чашу… нет, вспомнила, это называется «бокал». Вино — плохое, но настоящее… Лиловый свет отправился дальше, стало немного легче. И в самом деле, если у глобалов существует такой обычай — представляться («Не пытайся понять зачем…»), то, наверное, они то и дело используют друг друга для этой цели. В ее намерениях нет ничего странного. Она не выдала себя. Он ни о чем не догадался. Мильям опустила глаза и пролепетала:
— Спикеру Глобального парламента.
— Ого!
Нед рассмеялся; потом вспрыгнул на скользилку и жестом предложил Мильям последовать его примеру: каким-то образом повозка с ручкой как раз оказалась у ее ног. Генерал-майор — это меньше генерал-полковника… Робни молчал, и ей показалось, что он тоже не знает, как быть и что делать. («Соблюсти от и до их идиотские обычаи… не имеешь права ошибиться…»)
— Значит, так. — Синий положил пальцы на ручку скользилки, но пока не двигался с места. — До Спикера я, простой глава Внешнего департамента ГБ, конечно, не допущен. Но! Сейчас представлю тебя шефу, а уж он, если сумеешь его очаровать… — Подмигнул лукавым глазом. — Ну что, скользим?
— Куда? — некстати переспросила она.
— Куда-куда, — передразнил генерал-майор Нед. — К Самому!
В начале Коридора их должен был ждать человек. Его звали Дейв. Он не пришел.
Робни-сур долго не мог в это поверить. Они с Мильям стояли на краю приграничного плоскогорья, и сверху им были хорошо видны и лагерь воинов Гау-Граза, спрятанный в расщелине, и чуть поодаль -прозрачная крыша глобальего военного жилища под названием «бункер». Человек по имени Дейв, рассказывал Робни-сур, дружил с тамошними солдатами, они прикрывали его «выходы» на Гау-Граз.
Мильям еще возмутилась: как она может довериться такому человеку?!. Союзнику глобалов?! Робни-сур рассмеялся. Напомнил, что скоро, очень скоро все это не будет иметь никакого значения. И что зависит это в первую очередь именно от нее.
Но Дейв все равно не пришел. Они ждали несколько часов, солнце скрылось за грядой холмов, спустились сумерки, одна за другой зажглись звезды, яркие и большие, словно на покрывале, вытканном Юстаб. В ту ночь Мильям в последний раз видела настоящие звезды…
Робни-сур сказал, что ничего не понимает. С Дейвом, наверное, что-то случилось, не мог же он… Но отступать все равно нельзя. А значит, он проведет ее по Коридору сам.
И они шли вдвоем… вовсе не по «коридору», просто по степи, поросшей выжженной травой, которая потрескивала под ногами, с рассыпанными кое-где беловатыми призраками известковых валунов и скал. Со всех сторон на разные голоса пели ночные насекомые, и Мильям вспоминала другой путь, тоже пеший, тоже вдвоем, если не считать сонного сверточка по имени Валар. Давно…
С тех пор они много путешествовали, переезжая с места на место, эти переезды измучили ее, утомили, как и тот чужой, в сущности, человек, с которым она делила повозку. Но та, первая дорога, что вела в неизвестность, во тьму — и непременно к чему-то новому и лучшему, — ее они прошли по-настоящему вместе. Потому что она, Мильям, поверила тогда ему, она рассчитывала когда-нибудь его понять, этого странного, непостижимого… Пленника.
Робни-тенг… Робни-ван… Робни-сур… Она вдруг подумала, что теперь, когда они пересекли границу, любая местная приставка к его имени потеряла смысл. Просто Робни. Квадратная спина впереди на тропе: прибавить шагу, чтобы не отстать, приблизиться, коснуться… понять. Вот-вот. Сейчас.
Ей не хотелось никуда приходить. Хотелось остаться с ним. В пути. Навсегда.
Но они пришли. Сначала в неказистое приграничное жилище, где очень-очень старый человек никак не хотел узнавать Робни… И вдруг узнал и невероятно переменился в лице, издав звук, не переводимый ни на одно из наречий Гау-Граза, а впрочем, не имеющий ясного смысла и на примитивном глобальем языке. Она тогда еще с трудом его понимала, а они говорили слишком быстро, слишком о многом, едва успевая отхлебывать из дорогих чаш плохое вино, закусывая чем-то странным, невкусным, глобальим… Но Робни не собирался долго трепать языки изумлением и воспоминаниями. Замелькало знакомое слово «капсула». Приграничный не хотел соглашаться… но куда бы он делся? Ему, Робни, невозможно было противоречить и противостоять.
А потом оказалось, что на капсуле она полетит уже одна.
Был момент, когда Мильям просто вцепилась в его руку и не хотела отпускать, испуганная, словно девчонка перед свадьбой с незнакомым женихом из дальнего селения. Нет, она помнила обо всем, что они тысячу раз обговорили, она знала, на что и ради чего идет, у нее и в мыслях не было отказываться… Но ведь отвезти ее в город должен был этот… как его… Дейв! Она уже не помнила, как возмущалась необходимостью довериться человеку, который дружит с глобальими солдатами. Она не может лететь одна! Это же… Нет, это совершенно, никак нельзя!!!
Робни напомнил, что все время будет с ней. Он ни на минуту не отпустит от себя передатчиц… и выйдет на связь уже через несколько часов, как только вернется домой. Он запрограммирует капсулу в автоматическом режиме на маршрут до блока, где живет Дейв: она, Мильям, остановится там, как они и договаривались. Возможно, Дейв окажется дома… а на случай, если нет, на пульте капсулы стоит Взломщик, примитивная модель, но любую блокировку снимет, он, Робни, слава богу, не разучился программировать такие штуки…
Она смотрела широко раскрытыми глазами. Из того, что он говорил, она улавливала смысл каждого третьего-четвертого слова, не больше. Она боялась.
И тогда Робни сказал тихо-тихо, на южном наречии, которым хозяин, чья жизнь прошла у северного участка границы, уж точно не мог владеть. На южном наречии, вновь оживившем в ее памяти ту давнюю и далекую дорогу…
Он сказал: «Я прошу тебя, Миль. Я могу сам отвезти тебя, да. Но я не знаю… не знаю, смогу ли потом вернуться. Пойми, я там родился. Это может оказаться сильнее меня… пойми».
И она поняла.
Кажется, она впервые поняла его — за всю их не такую уж и короткую общую жизнь.
* * *
Никакого Дейва там не было.
Он так и не пришел — во всяком случае, пока она оставалась в его жилище. Мильям видела только его изображение в спальне, на плоском квадратном предмете под названием «персонал». Смеющийся парень в камуфляже, со светлыми, как у молодого Пленника, волосами. В обнимку с девушкой, волосы которой вообще отливали шлифованной медью, а глаза… Впрочем, у глобалов, рассказывал Робни, бывают волосы и глаза самого разного цвета.
Робни, как и обещал, все время был с ней, не удаляясь ни на мгновение. Сопровождал каждый ее шаг по чужому и чуждому жилищу… «блоку». Объяснял, направлял, называл предметы. И постепенно Мильям пришла к мысли, что привыкнуть жить в глобальем мире не так уж и трудно. Ей, когда-то сменившей круглое жилище с очагом и Небесным глазом на лепившиеся одна к другой комнаты южного дворца, а затем — на тяжелое нагромождение трех этажей в северном городе… Ей уже ко многому приходилось и удавалось привыкать. Она сумеет; Робни всегда это говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
…Так вот. Имеют значение должности этих людей. Для глобалов самое главное — должность. Помнится, ей трудно было это понять… собственно, она так и не поняла этого в полной мере. Здесь, в Блоке Глобальных событий, на празднике с коротким, но красивым названием «бал», должен находиться человек, которого называют Спикером Глобального парламента. Нужно говорить непосредственно с ним. Но к тому человеку нельзя просто подойти или подъехать на этой… скользилке. Необходимо…
«Спроси у них».
— Сколько вы дали за эти артефакты? — бряцнул голос золотой женщины.
Ее взгляд, словно кончик рукояти кнута, скользил по одежде Мильям, косам, украшениям… задержался на подвесках, и Мильям показалось, что они покачнулись. У женщины тоже были серебряные подвески с яшмой, сделанные на Гау-Гразе, они крепились не к ушам, а к сверкающей сеточке на волосах. И казались на фоне золотого сияния матовыми, грубыми, чуждыми. К тому же это действительно была работа далеко не самого искусного златокузнеца… Глобалов всегда обманывают.
(«Запрограммировать тебе конусиль такого уровня, как носят эти чиновные дамы, вряд ли получится. Пойдешь в своем платье, и никто ничего не заподозрит. Глобалья верхушка обожает рядиться на балах в наши костюмы, это дорого и престижно… Красавица ты моя…»)
— Дорого, — улыбнулась Мильям.
И, отвернувшись от женщины, обратилась к синему:
— В каком ведомстве вы служите?
— Ведомстве! — захихикал не синий, а другой, светлый. — Миля, дорогая, неужели вы не можете на глаз отличить гебейщика? Этот генералишка не стоит вашего внимания, поверьте. А я, между прочим, возглавляю…
— Перестань, — одернула его женщина.
— Не хвастайся, — обиженно поддержал синий. — Во-первых, все тебя и так знают в лицо. Во-вторых…
— Здесь темно, — быстро выговорила Мильям. — Так что вы возглавляете?
Это важно. Спикеру Глобального парламента ее должны… как это?.. представить («Не пытайся понять зачем. Я сам не совсем понимаю. В мире, где через коммуникативную сеть каждый может на расстоянии выйти на контакт с кем угодно… — Робни усмехнулся в бороду. — Но у них такие идиотские обычаи. И нужно соблюсти их от и до. Ты не имеешь права ошибиться»), и сделать это может только глава одного из пяти основных ведомств или офицер ГБ рангом не ниже генерал-полковника. Основные ведомства — это…
Робни столько раз заставлял их перечислять, что теперь Мильям отчиталась бы в любое время и в любом месте, не только в огромном глобальем дворце с бродячим светом, фальшивыми звездами и нечеловечески тревожной музыкой.
Светлый подтянулся, втянув полживота и выпятив грудь: рельефную, едва ли не женскую под облегающей одеждой, и прическа у него тоже была немужественная, ухоженной волной с металлическим оттенком… Но ответил Мильям не он, а золотая женщина, и в ее голосе было презрение клинка к незащищенному телу:
— Ведомство внутриглобальных связей.
Да!..
«Да. Он тебе и нужен».
Обнаженная рука женщины легла на светлое предплечье: таким жестом пастушка гладит по шерсти лучшую овцу в отаре. Свою собственную овцу.
— Идем, Марис. Мы еще не поздоровались с Ясенсами, а ты же знаешь, я хочу…
— Конечно, дорогая. — Светлый попробовал отнять руку и, потерпев неудачу, изобразил неубедительную улыбочку. — Оставляю даму на тебя, Нед. Надеюсь, мы с вами еще встретимся, Милечка. Вы же будете на?.. — Конец фразы уехал на скользилке, запущенной женской рукой, растворился в гуле и музыке.
Мильям растерянно посмотрела вслед. Что теперь делать: скользить следом, догнать? Даже если б это ей и удалось, та женщина, его жена, все равно не даст ей поговорить с ним, а тем более обратиться с просьбой. Его жена; следовало бы догадаться. Надо было, наверное, улыбнуться ей, поддержать разговор о ценах на… как это будет по-глобальему?.. «артефакты». Но теперь поздно. Что же делать?..
— Сирилша в своем репертуаре, — сообщил синий. — Красивая баба, но стерва. Прям-таки Постовой при мужике. До чего же здорово, что я не женат… Вам налить еще, Мильям? Восхитительное у вас имя…
Он улыбнулся, наполняя две прозрачные чаши:
— Нет, но я удивляюсь: на приеме такого ранга — настолько хреновое вино! Я заметил, вам тоже не понравилось. А значит, вы замужем за военным. Угадал? В гаугразских винах разбираются только военные и мы, внешники…
— В каком вы звании? — без надежды спросила она.
Синий приосанился; в отличие от светлого ему удалось втянуть почти весь живот.
— Генерал-майор. А вам…
«Мало».
Мильям кивнула. Хотя, конечно, Робни не мог видеть ее жеста… Значит, нужно поскорее проститься с синим Недом и скользить дальше, к другому столику, знакомиться с другими людьми. Или все-таки можно перейти своими ногами? Слева надвигался, словно смерч над морем, столб лилового света, и она отпрянула от столика, забыв произнести какие-нибудь вежливые слова… вообще их позабыв.
— Куда вы?
Обернулась через плечо:
— Простите, я… мне надо…
— Вам нужно, чтобы вас кому-то представили. Угадал?
Световой смерч настиг ее, и Мильям замерла на месте. Фиолетовый мужчина с двумя чашами, в которых искрилась лиловая жидкость, — откуда он знает?! Впервые она позволила своему страху вырваться, выплеснуться наружу, как вино из той исчезнувшей из пальцев чаши… Что он знает еще? Что он сделает с ней?!.
«Что с тобой, Миль? Возьми себя в руки».
Ему легко говорить!!! Он — там, далеко, в настоящем мире под настоящими звездами, и он не может, никак не может по-настоящему прийти ей на помощь…
(«Я все время буду с тобой. При мне неотлучно будут находиться лучшие передатчицы… я не потеряю тебя, не бойся. Ничего не бойся, Миль…»)
— Да не пугайтесь вы так! Просто у меня наметанный гебейный взгляд. Да оно и очевидно: жена военного подходит к столику одна, без мужа, да еще интересуется должностями и званиями… Ну так кому?
Он шагнул вперед, протягивая ей чашу… нет, вспомнила, это называется «бокал». Вино — плохое, но настоящее… Лиловый свет отправился дальше, стало немного легче. И в самом деле, если у глобалов существует такой обычай — представляться («Не пытайся понять зачем…»), то, наверное, они то и дело используют друг друга для этой цели. В ее намерениях нет ничего странного. Она не выдала себя. Он ни о чем не догадался. Мильям опустила глаза и пролепетала:
— Спикеру Глобального парламента.
— Ого!
Нед рассмеялся; потом вспрыгнул на скользилку и жестом предложил Мильям последовать его примеру: каким-то образом повозка с ручкой как раз оказалась у ее ног. Генерал-майор — это меньше генерал-полковника… Робни молчал, и ей показалось, что он тоже не знает, как быть и что делать. («Соблюсти от и до их идиотские обычаи… не имеешь права ошибиться…»)
— Значит, так. — Синий положил пальцы на ручку скользилки, но пока не двигался с места. — До Спикера я, простой глава Внешнего департамента ГБ, конечно, не допущен. Но! Сейчас представлю тебя шефу, а уж он, если сумеешь его очаровать… — Подмигнул лукавым глазом. — Ну что, скользим?
— Куда? — некстати переспросила она.
— Куда-куда, — передразнил генерал-майор Нед. — К Самому!
В начале Коридора их должен был ждать человек. Его звали Дейв. Он не пришел.
Робни-сур долго не мог в это поверить. Они с Мильям стояли на краю приграничного плоскогорья, и сверху им были хорошо видны и лагерь воинов Гау-Граза, спрятанный в расщелине, и чуть поодаль -прозрачная крыша глобальего военного жилища под названием «бункер». Человек по имени Дейв, рассказывал Робни-сур, дружил с тамошними солдатами, они прикрывали его «выходы» на Гау-Граз.
Мильям еще возмутилась: как она может довериться такому человеку?!. Союзнику глобалов?! Робни-сур рассмеялся. Напомнил, что скоро, очень скоро все это не будет иметь никакого значения. И что зависит это в первую очередь именно от нее.
Но Дейв все равно не пришел. Они ждали несколько часов, солнце скрылось за грядой холмов, спустились сумерки, одна за другой зажглись звезды, яркие и большие, словно на покрывале, вытканном Юстаб. В ту ночь Мильям в последний раз видела настоящие звезды…
Робни-сур сказал, что ничего не понимает. С Дейвом, наверное, что-то случилось, не мог же он… Но отступать все равно нельзя. А значит, он проведет ее по Коридору сам.
И они шли вдвоем… вовсе не по «коридору», просто по степи, поросшей выжженной травой, которая потрескивала под ногами, с рассыпанными кое-где беловатыми призраками известковых валунов и скал. Со всех сторон на разные голоса пели ночные насекомые, и Мильям вспоминала другой путь, тоже пеший, тоже вдвоем, если не считать сонного сверточка по имени Валар. Давно…
С тех пор они много путешествовали, переезжая с места на место, эти переезды измучили ее, утомили, как и тот чужой, в сущности, человек, с которым она делила повозку. Но та, первая дорога, что вела в неизвестность, во тьму — и непременно к чему-то новому и лучшему, — ее они прошли по-настоящему вместе. Потому что она, Мильям, поверила тогда ему, она рассчитывала когда-нибудь его понять, этого странного, непостижимого… Пленника.
Робни-тенг… Робни-ван… Робни-сур… Она вдруг подумала, что теперь, когда они пересекли границу, любая местная приставка к его имени потеряла смысл. Просто Робни. Квадратная спина впереди на тропе: прибавить шагу, чтобы не отстать, приблизиться, коснуться… понять. Вот-вот. Сейчас.
Ей не хотелось никуда приходить. Хотелось остаться с ним. В пути. Навсегда.
Но они пришли. Сначала в неказистое приграничное жилище, где очень-очень старый человек никак не хотел узнавать Робни… И вдруг узнал и невероятно переменился в лице, издав звук, не переводимый ни на одно из наречий Гау-Граза, а впрочем, не имеющий ясного смысла и на примитивном глобальем языке. Она тогда еще с трудом его понимала, а они говорили слишком быстро, слишком о многом, едва успевая отхлебывать из дорогих чаш плохое вино, закусывая чем-то странным, невкусным, глобальим… Но Робни не собирался долго трепать языки изумлением и воспоминаниями. Замелькало знакомое слово «капсула». Приграничный не хотел соглашаться… но куда бы он делся? Ему, Робни, невозможно было противоречить и противостоять.
А потом оказалось, что на капсуле она полетит уже одна.
Был момент, когда Мильям просто вцепилась в его руку и не хотела отпускать, испуганная, словно девчонка перед свадьбой с незнакомым женихом из дальнего селения. Нет, она помнила обо всем, что они тысячу раз обговорили, она знала, на что и ради чего идет, у нее и в мыслях не было отказываться… Но ведь отвезти ее в город должен был этот… как его… Дейв! Она уже не помнила, как возмущалась необходимостью довериться человеку, который дружит с глобальими солдатами. Она не может лететь одна! Это же… Нет, это совершенно, никак нельзя!!!
Робни напомнил, что все время будет с ней. Он ни на минуту не отпустит от себя передатчиц… и выйдет на связь уже через несколько часов, как только вернется домой. Он запрограммирует капсулу в автоматическом режиме на маршрут до блока, где живет Дейв: она, Мильям, остановится там, как они и договаривались. Возможно, Дейв окажется дома… а на случай, если нет, на пульте капсулы стоит Взломщик, примитивная модель, но любую блокировку снимет, он, Робни, слава богу, не разучился программировать такие штуки…
Она смотрела широко раскрытыми глазами. Из того, что он говорил, она улавливала смысл каждого третьего-четвертого слова, не больше. Она боялась.
И тогда Робни сказал тихо-тихо, на южном наречии, которым хозяин, чья жизнь прошла у северного участка границы, уж точно не мог владеть. На южном наречии, вновь оживившем в ее памяти ту давнюю и далекую дорогу…
Он сказал: «Я прошу тебя, Миль. Я могу сам отвезти тебя, да. Но я не знаю… не знаю, смогу ли потом вернуться. Пойми, я там родился. Это может оказаться сильнее меня… пойми».
И она поняла.
Кажется, она впервые поняла его — за всю их не такую уж и короткую общую жизнь.
* * *
Никакого Дейва там не было.
Он так и не пришел — во всяком случае, пока она оставалась в его жилище. Мильям видела только его изображение в спальне, на плоском квадратном предмете под названием «персонал». Смеющийся парень в камуфляже, со светлыми, как у молодого Пленника, волосами. В обнимку с девушкой, волосы которой вообще отливали шлифованной медью, а глаза… Впрочем, у глобалов, рассказывал Робни, бывают волосы и глаза самого разного цвета.
Робни, как и обещал, все время был с ней, не удаляясь ни на мгновение. Сопровождал каждый ее шаг по чужому и чуждому жилищу… «блоку». Объяснял, направлял, называл предметы. И постепенно Мильям пришла к мысли, что привыкнуть жить в глобальем мире не так уж и трудно. Ей, когда-то сменившей круглое жилище с очагом и Небесным глазом на лепившиеся одна к другой комнаты южного дворца, а затем — на тяжелое нагромождение трех этажей в северном городе… Ей уже ко многому приходилось и удавалось привыкать. Она сумеет; Робни всегда это говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55