На самом деле, это била высокая изящная колонна из темно-зеленой жидкости с капителью из клубящихся и вьющихся паров.
Когда они подошли ближе, Маскалл увидел, что эта водяная колонна была продолжением и завершением бегущего ручья, проходившего со стороны гор. Объяснением этого явления было, очевидно, то, что в этом месте вода находила химическое сродство высоко в воздухе и в результате покидала землю.
– Давай попьем, – сказала Джойвинд.
Она непринужденно улеглась на песке лицом вниз возле ручья, и Маскалл незамедлительно последовал ее примеру. Она отказалась утолить свою жажду, пока не увидела, что он пьет. Вода оказалась густой, но наполненной пузырьками газа. Он жадно пил. Нёбо его ощутило странное чувство – чистота и свежесть воды соединялись с приятным возбуждением игристого вина, поднимавшего его настроение – но почему-то это опьянение выявляло лучшую сторону его натуры, а не худшую.
– Мы называем эту воду нолой, – сказала Джойвинд. – Она не вполне чистая, как видно по цвету. В Пулиндреде она кристально чиста. Но жаловаться с нашей стороны было бы проявлением неблагодарности. После нее, ты увидишь, нам станет намного лучше.
Теперь Маскалл как будто заново осознавал все, что его окружало. Все его органы чувств начали демонстрировать ему красоты и чудеса, о которых он дотоле лишь подозревал. Равномерное алое сияние песков разделилось на ряд отчетливо различимых оттенков красного. Так же и небо разделилось на различные синие цвета. Он обнаружил, что пылающий жаром Бранчспелл с разной силой действует на разные части его тела. Слух его ожил; атмосфера была полна неясными звуками, пески гудели, даже солнечные лучи издавали свой звук – наподобие негромкой эоловой арфы. Приглушенные загадочные запахи внезапно коснулись его ноздрей. Небо хранило воспоминание о нолой воде. Неощутимые до того потоки воздуха легко ласкали все поры его кожи. Его пойны активно исследовали внутреннюю сущность всего, находившегося вблизи. Его магн коснулся Джойвинд и втянул из нее поток любви и радости. И наконец, с помощью брива он в молчании обменялся с ней мыслями, могучая симфония чувств взволновала его до самой глубины души, и в течение всего остального пути этим бесконечным утром он больше не чувствовал усталости.
Когда время начало приближаться к блодсомбру, они подошли к поросшему осокой берегу темно-зеленого озера, лежавшего у подножия Пулиндреда.
Пейно сидел на темном камне, поджидая их.
7. ПЕЙНО
Муж встал, чтобы встретить свою жену и их гостя. Одет он был в белое, лицо без бороды с бривом и пойнами. Кожа его, как на лице, так и на теле, была такой белой, свежей и мягкой, что вообще не походила на кожу – скорее она напоминала какой-то новый вид плоти, чистой, белоснежной, простиравшейся до самых костей. Она не имела ничего общего с искусственно выбеленной кожей сверхцивилизованной женщины. Ее белизна и изящество не вызывали чувственных мыслей; она, вне сомнения, отражала холодную и почти жестокую непорочность натуры. Его спадавшие до основания шеи волосы также были белыми; но опять же от силы, а не от увядания. Черные глаза казались спокойными и бездонными. Будучи еще молодым человеком, он обладал такими суровыми чертами, что, несмотря на их замечательную красоту и гармонию, выглядел как грозный судия.
Его магн и магн Джойвинд на мгновение переплелись, и Маскалл увидел, что лицо Пейно смягчилось любовью, а у Джойвинд выглядело торжествующе. Она мягко подтолкнула Маскалла к мужу и отошла, глядя на них и улыбаясь. Маскалл чувствовал себя довольно неловко в объятиях мужчины, но подчинился; при этом он ощутил приятную прохладную слабость.
– Значит, у незнакомца красная кровь?
Он вздрогнул, услышав, что Пейно говорит по-английски, да и голос тоже звучал необычно. Голос был абсолютно спокойным, но его спокойствие странным образом казалось иллюзией, проистекающей из такой быстроты мыслей и чувств, что движение их невозможно было различить. Как это могло быть, Маскалл не знал.
– Каким образом ты говоришь на языке, которого никогда не слышал раньше? – осведомился Маскалл.
– Мысль – богатая и сложная вещь. Я не могу сказать, на самом ли деле я инстинктивно говорю на твоем языке, или ты сам переводишь на свой язык мысли, которые я выражаю.
– Вот видишь, Пейно мудрее, чем я, – весело сказала Джойвинд.
– Как тебя зовут? – спросил муж.
– Маскалл.
– Это имя должно иметь смысл – но опять же, мысль – странная штука. Для меня это имя с чем-то связано – но с чем?
– Попытайся выяснить, – сказала Джойвинд.
– Не было ли в вашем мире человека, который что-то украл у Творца вселенной, чтобы осчастливить свой народ?
– Есть такой миф. Этого героя звали Прометеем.
– Вот, похоже, ты в моем сознании отождествляешься с этим поступком – но что все это значит, Маскалл, не могу сказать.
– Будем считать это хорошим предзнаменованием, поскольку Пейно никогда не лжет и никогда не говорит бездумно.
– Тут, должно быть, что-то напутано. Такие высоты не для меня, – спокойно, с задумчивым видом сказал Маскалл.
– Откуда ты явился?
– С планеты одного далекого солнца, она называется Земля.
– Зачем?
– Я устал от пошлости жизни, – лаконично ответил Маскалл. Он намеренно избегал упоминаний о своих товарищах по путешествию, чтобы не всплыло имя Крэга.
– Благородное побуждение, – сказал Пейно. – Более того, это может быть правдой, хотя ты сказал это, чтобы уйти от ответа.
– Пока что это правда, – бросил Маскалл, глядя на него с досадным изумлением.
Похожее на болото озеро простиралось примерно на полмили от того места, где они стояли, до нижних отрогов горы. На мелководье то тут, то там торчали лиловые водоросли, похожие на перья. Маскалл не видел, каким образом они собираются пересечь эту темно-зеленую воду.
Джойвинд схватила его за руку.
– Ты, наверно, не знаешь, что озеро нас выдержит?
Пейно ступил на воду; она была такой плотной, что держала его вес. Джойвинд последовала за ним, увлекая Маскалла. Тот сразу же начал скользить – тем не менее передвижение оказалось забавным, и он обучился так быстро, глядя на Пейно и подражая ему, что вскоре мог без посторонней помощи держать равновесие. После чего счел такой спорт изумительным.
По той же причине, по какой женщины превосходно танцуют, движения Джойвинд были гораздо более грациозными и уверенными, чем у мужчин. Ее изящная, закутанная в ткань фигура – опускающаяся, изгибающаяся, поднимающаяся, покачивающаяся, кружащая на поверхности темной воды – от этой картины Маскалл не мог отвести взор.
Озеро становилось глубже. Нолая вода стала черно-зеленой. Можно было разобрать в деталях береговые скалы, овраги и обрывы. Виднелся водопад, спускающийся на несколько сот футов. Поверхность озера стала неспокойной – настолько, что Маскаллу стало трудно сохранять равновесие. Поэтому он лег и поплыл поверх воды. Джойвинд обернулась и так весело рассмеялась, что ее зубы сверкнули на солнце.
Еще через несколько минут они достигли берега у черного каменного мыса. Одежда и тело Маскалла мгновенно высохли. Он поднял голову на возвышающуюся гору, но в этот момент его внимание привлекли странные движения со стороны Пейно. Его лицо конвульсивно дергалось, он зашатался. Затем он приложил руку ко рту и достал оттуда что-то похожее на ярко окрашенную гальку. Несколько секунд он ее внимательно разглядывал. Джойвинд, лицо которой быстро меняло оттенки, тоже взглянула через его плечо. После этого осмотра Пейно бросил предмет – чем бы он ни был – на землю и больше не проявлял к нему интереса.
– Можно мне взглянуть? – спросил Маскалл и, не ожидая разрешения, подобрал камешек. Это был утонченно прекрасный бледно-зеленый кристалл в форме яйца.
– Откуда он взялся? – спросил Маскалл с подозрением. Пейно отвернулся, но за него ответила Джойвинд:
– Он вышел из моего мужа.
– Я так и подумал, но не мог в это поверить. Но что это?
– Я не знаю ему ни названия, ни применения. Это просто избыток красоты.
– Красоты?
Джойвинд улыбнулась:
– Если ты будешь считать природу мужем, а Пейно женой, возможно, все объяснится, Маскалл.
Маскалл размышлял.
– На Земле, – сказал он через минуту, – люди вроде Пейно зовутся художниками, поэтами и музыкантами. Красота также переполняет их и выплескивается наружу. Единственная разница в том, что ИХ произведения более человечны и понятны.
– Из этого проистекает лишь тщеславие, – сказал Пейно и, взяв кристалл из рук Маскалла, забросил его в озеро.
Обрыв, на который им теперь нужно было взобраться, имел высоту несколько сот футов. Маскалл больше беспокоился за Джойвинд, чем за себя. Она явно уставала, но отказывалась от всякой помощи и все же была проворнее его. Она скорчила ему насмешливую гримасу. Пейно, казалось, был погружен в спокойные размышления. Скала была прочной и не осыпалась под их тяжестью. Жар Бранчспелла к этому времени стал почти убийственным, белое сияние было ужасающим, и боль Маскалла постепенно становилась сильнее.
Когда они поднялись наверх, их взгляду предстало черное каменистое плато, лишенное растительности, тянущееся в обоих направлениях насколько мог видеть взор. Оно имело почти одинаковую ширину в пятьсот ярдов от скалистого обрыва до нижних склонов цепи холмов в глубине. Холмы были различной высоты. Над ними примерно на тысячу футов возвышался имеющий форму чаши Пулиндред. Его верхнюю часть покрывала какая-то непонятная пышная растительность.
Джойвинд положила руку на плечо Маскалла и указала наверх:
– Вот самый высокий пик в этих местах – то есть до самого Ифдон-Мареста.
Услышав это странное название, он испытал секундное безотчетное ощущение бурной энергии и беспокойства – но оно прошло.
Не теряя времени, Пейно направился вверх по склону. Нижняя половина представляла собой голую скалу, карабкаться по которой было нетрудно. Однако на полпути она стала круче, стали попадаться кусты и небольшие деревья. По мере восхождения растительность становилась гуще, а когда они приблизились к вершине, появились высокие лесные деревья. У этих кустов и деревьев были бледные стекловидные стволы и ветви, а мелкие веточки и листья были полупрозрачными и хрустальными. Они не отбрасывали тени, но под ними стояла прохлада. И листья и ветви имели причудливые формы. Но больше всего, однако, Маскалла удивило то, что он не видел и двух растений, принадлежащих к одному виду.
– Ты не поможешь Маскаллу в его затруднении? – спросила Джойвинд, дергая мужа за руку.
Он улыбнулся.
– Если он простит меня за то, что я снова вторгаюсь в его мозг. Но это очень просто, Маскалл. Жизнь на новой планете по необходимости активна и необузданна, а не степенна и подражательна. Природа еще текуча – еще не застывшая, и материя пластична. Воля беспрестанно разветвляется и мутирует, и поэтому нет двух похожих созданий.
– Ну, это все я понимаю, – ответил Маскалл, со вниманием выслушав. – Но я не улавливаю вот что – если живые существа тут так активно мутируют, как вышло, что люди здесь обладают почти такими формами, как в моем мире?
– Это я тоже объясню, – сказал Пейно. – Все существа, похожие на Создателя, обязательно должны походить друг на друга.
– Тогда мутации – это слепое стремление стать похожими на Создателя?
– Совершенно верно.
– Это потрясающе, – сказал Маскалл. – Значит, человеческое братство не басня, придуманная идеалистами, а реальный факт.
Джойвинд взглянула на него, и цвет ее изменился. Пейно вновь посуровел.
Маскалла заинтересовало новое явление. Джейловые цветы хрустального куста испускали мысленные волны, которые ясно различал его брив. Они беззвучно выкрикивали: «Ко мне! Ко мне!». И на его глазах летающая гусеница направилась к одному из этих цветов и принялась сосать нектар. Цветочный крик тут же стих.
Теперь они взобрались на гребень горы и взглянули вниз. В ее похожем на кратер углублении лежало озеро. Окаймлявшие его деревья частично закрывали вид, но Маскаллу удалось рассмотреть, что это горное озеро имело форму почти правильного круга около четверти мили в поперечнике. Его берег находился в сотне футов под ними.
Видя, что хозяева не собираются спускаться, он попросил их подождать и спустился вниз. Очутившись там, он увидел, что вода абсолютно недвижна, бесцветна и прозрачна. Он зашел на нее, лег и стал вглядываться вглубь. Вода была фантастически чиста: он мог видеть в глубину на неопределенное расстояние, но взгляд не достигал дна. Почти на пределе видимости двигались какие-то темные тени. Затем раздался звук, очень странный и загадочный, проходивший будто сквозь воду с огромной глубины. Он походил на ритм барабана. Следовали четыре удара с равными интервалами, с ударением на третьем. Звук продолжался довольно долго, затем стих.
Ему казалось, что этот звук принадлежит иному миру, нежели тот, в котором он странствовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Когда они подошли ближе, Маскалл увидел, что эта водяная колонна была продолжением и завершением бегущего ручья, проходившего со стороны гор. Объяснением этого явления было, очевидно, то, что в этом месте вода находила химическое сродство высоко в воздухе и в результате покидала землю.
– Давай попьем, – сказала Джойвинд.
Она непринужденно улеглась на песке лицом вниз возле ручья, и Маскалл незамедлительно последовал ее примеру. Она отказалась утолить свою жажду, пока не увидела, что он пьет. Вода оказалась густой, но наполненной пузырьками газа. Он жадно пил. Нёбо его ощутило странное чувство – чистота и свежесть воды соединялись с приятным возбуждением игристого вина, поднимавшего его настроение – но почему-то это опьянение выявляло лучшую сторону его натуры, а не худшую.
– Мы называем эту воду нолой, – сказала Джойвинд. – Она не вполне чистая, как видно по цвету. В Пулиндреде она кристально чиста. Но жаловаться с нашей стороны было бы проявлением неблагодарности. После нее, ты увидишь, нам станет намного лучше.
Теперь Маскалл как будто заново осознавал все, что его окружало. Все его органы чувств начали демонстрировать ему красоты и чудеса, о которых он дотоле лишь подозревал. Равномерное алое сияние песков разделилось на ряд отчетливо различимых оттенков красного. Так же и небо разделилось на различные синие цвета. Он обнаружил, что пылающий жаром Бранчспелл с разной силой действует на разные части его тела. Слух его ожил; атмосфера была полна неясными звуками, пески гудели, даже солнечные лучи издавали свой звук – наподобие негромкой эоловой арфы. Приглушенные загадочные запахи внезапно коснулись его ноздрей. Небо хранило воспоминание о нолой воде. Неощутимые до того потоки воздуха легко ласкали все поры его кожи. Его пойны активно исследовали внутреннюю сущность всего, находившегося вблизи. Его магн коснулся Джойвинд и втянул из нее поток любви и радости. И наконец, с помощью брива он в молчании обменялся с ней мыслями, могучая симфония чувств взволновала его до самой глубины души, и в течение всего остального пути этим бесконечным утром он больше не чувствовал усталости.
Когда время начало приближаться к блодсомбру, они подошли к поросшему осокой берегу темно-зеленого озера, лежавшего у подножия Пулиндреда.
Пейно сидел на темном камне, поджидая их.
7. ПЕЙНО
Муж встал, чтобы встретить свою жену и их гостя. Одет он был в белое, лицо без бороды с бривом и пойнами. Кожа его, как на лице, так и на теле, была такой белой, свежей и мягкой, что вообще не походила на кожу – скорее она напоминала какой-то новый вид плоти, чистой, белоснежной, простиравшейся до самых костей. Она не имела ничего общего с искусственно выбеленной кожей сверхцивилизованной женщины. Ее белизна и изящество не вызывали чувственных мыслей; она, вне сомнения, отражала холодную и почти жестокую непорочность натуры. Его спадавшие до основания шеи волосы также были белыми; но опять же от силы, а не от увядания. Черные глаза казались спокойными и бездонными. Будучи еще молодым человеком, он обладал такими суровыми чертами, что, несмотря на их замечательную красоту и гармонию, выглядел как грозный судия.
Его магн и магн Джойвинд на мгновение переплелись, и Маскалл увидел, что лицо Пейно смягчилось любовью, а у Джойвинд выглядело торжествующе. Она мягко подтолкнула Маскалла к мужу и отошла, глядя на них и улыбаясь. Маскалл чувствовал себя довольно неловко в объятиях мужчины, но подчинился; при этом он ощутил приятную прохладную слабость.
– Значит, у незнакомца красная кровь?
Он вздрогнул, услышав, что Пейно говорит по-английски, да и голос тоже звучал необычно. Голос был абсолютно спокойным, но его спокойствие странным образом казалось иллюзией, проистекающей из такой быстроты мыслей и чувств, что движение их невозможно было различить. Как это могло быть, Маскалл не знал.
– Каким образом ты говоришь на языке, которого никогда не слышал раньше? – осведомился Маскалл.
– Мысль – богатая и сложная вещь. Я не могу сказать, на самом ли деле я инстинктивно говорю на твоем языке, или ты сам переводишь на свой язык мысли, которые я выражаю.
– Вот видишь, Пейно мудрее, чем я, – весело сказала Джойвинд.
– Как тебя зовут? – спросил муж.
– Маскалл.
– Это имя должно иметь смысл – но опять же, мысль – странная штука. Для меня это имя с чем-то связано – но с чем?
– Попытайся выяснить, – сказала Джойвинд.
– Не было ли в вашем мире человека, который что-то украл у Творца вселенной, чтобы осчастливить свой народ?
– Есть такой миф. Этого героя звали Прометеем.
– Вот, похоже, ты в моем сознании отождествляешься с этим поступком – но что все это значит, Маскалл, не могу сказать.
– Будем считать это хорошим предзнаменованием, поскольку Пейно никогда не лжет и никогда не говорит бездумно.
– Тут, должно быть, что-то напутано. Такие высоты не для меня, – спокойно, с задумчивым видом сказал Маскалл.
– Откуда ты явился?
– С планеты одного далекого солнца, она называется Земля.
– Зачем?
– Я устал от пошлости жизни, – лаконично ответил Маскалл. Он намеренно избегал упоминаний о своих товарищах по путешествию, чтобы не всплыло имя Крэга.
– Благородное побуждение, – сказал Пейно. – Более того, это может быть правдой, хотя ты сказал это, чтобы уйти от ответа.
– Пока что это правда, – бросил Маскалл, глядя на него с досадным изумлением.
Похожее на болото озеро простиралось примерно на полмили от того места, где они стояли, до нижних отрогов горы. На мелководье то тут, то там торчали лиловые водоросли, похожие на перья. Маскалл не видел, каким образом они собираются пересечь эту темно-зеленую воду.
Джойвинд схватила его за руку.
– Ты, наверно, не знаешь, что озеро нас выдержит?
Пейно ступил на воду; она была такой плотной, что держала его вес. Джойвинд последовала за ним, увлекая Маскалла. Тот сразу же начал скользить – тем не менее передвижение оказалось забавным, и он обучился так быстро, глядя на Пейно и подражая ему, что вскоре мог без посторонней помощи держать равновесие. После чего счел такой спорт изумительным.
По той же причине, по какой женщины превосходно танцуют, движения Джойвинд были гораздо более грациозными и уверенными, чем у мужчин. Ее изящная, закутанная в ткань фигура – опускающаяся, изгибающаяся, поднимающаяся, покачивающаяся, кружащая на поверхности темной воды – от этой картины Маскалл не мог отвести взор.
Озеро становилось глубже. Нолая вода стала черно-зеленой. Можно было разобрать в деталях береговые скалы, овраги и обрывы. Виднелся водопад, спускающийся на несколько сот футов. Поверхность озера стала неспокойной – настолько, что Маскаллу стало трудно сохранять равновесие. Поэтому он лег и поплыл поверх воды. Джойвинд обернулась и так весело рассмеялась, что ее зубы сверкнули на солнце.
Еще через несколько минут они достигли берега у черного каменного мыса. Одежда и тело Маскалла мгновенно высохли. Он поднял голову на возвышающуюся гору, но в этот момент его внимание привлекли странные движения со стороны Пейно. Его лицо конвульсивно дергалось, он зашатался. Затем он приложил руку ко рту и достал оттуда что-то похожее на ярко окрашенную гальку. Несколько секунд он ее внимательно разглядывал. Джойвинд, лицо которой быстро меняло оттенки, тоже взглянула через его плечо. После этого осмотра Пейно бросил предмет – чем бы он ни был – на землю и больше не проявлял к нему интереса.
– Можно мне взглянуть? – спросил Маскалл и, не ожидая разрешения, подобрал камешек. Это был утонченно прекрасный бледно-зеленый кристалл в форме яйца.
– Откуда он взялся? – спросил Маскалл с подозрением. Пейно отвернулся, но за него ответила Джойвинд:
– Он вышел из моего мужа.
– Я так и подумал, но не мог в это поверить. Но что это?
– Я не знаю ему ни названия, ни применения. Это просто избыток красоты.
– Красоты?
Джойвинд улыбнулась:
– Если ты будешь считать природу мужем, а Пейно женой, возможно, все объяснится, Маскалл.
Маскалл размышлял.
– На Земле, – сказал он через минуту, – люди вроде Пейно зовутся художниками, поэтами и музыкантами. Красота также переполняет их и выплескивается наружу. Единственная разница в том, что ИХ произведения более человечны и понятны.
– Из этого проистекает лишь тщеславие, – сказал Пейно и, взяв кристалл из рук Маскалла, забросил его в озеро.
Обрыв, на который им теперь нужно было взобраться, имел высоту несколько сот футов. Маскалл больше беспокоился за Джойвинд, чем за себя. Она явно уставала, но отказывалась от всякой помощи и все же была проворнее его. Она скорчила ему насмешливую гримасу. Пейно, казалось, был погружен в спокойные размышления. Скала была прочной и не осыпалась под их тяжестью. Жар Бранчспелла к этому времени стал почти убийственным, белое сияние было ужасающим, и боль Маскалла постепенно становилась сильнее.
Когда они поднялись наверх, их взгляду предстало черное каменистое плато, лишенное растительности, тянущееся в обоих направлениях насколько мог видеть взор. Оно имело почти одинаковую ширину в пятьсот ярдов от скалистого обрыва до нижних склонов цепи холмов в глубине. Холмы были различной высоты. Над ними примерно на тысячу футов возвышался имеющий форму чаши Пулиндред. Его верхнюю часть покрывала какая-то непонятная пышная растительность.
Джойвинд положила руку на плечо Маскалла и указала наверх:
– Вот самый высокий пик в этих местах – то есть до самого Ифдон-Мареста.
Услышав это странное название, он испытал секундное безотчетное ощущение бурной энергии и беспокойства – но оно прошло.
Не теряя времени, Пейно направился вверх по склону. Нижняя половина представляла собой голую скалу, карабкаться по которой было нетрудно. Однако на полпути она стала круче, стали попадаться кусты и небольшие деревья. По мере восхождения растительность становилась гуще, а когда они приблизились к вершине, появились высокие лесные деревья. У этих кустов и деревьев были бледные стекловидные стволы и ветви, а мелкие веточки и листья были полупрозрачными и хрустальными. Они не отбрасывали тени, но под ними стояла прохлада. И листья и ветви имели причудливые формы. Но больше всего, однако, Маскалла удивило то, что он не видел и двух растений, принадлежащих к одному виду.
– Ты не поможешь Маскаллу в его затруднении? – спросила Джойвинд, дергая мужа за руку.
Он улыбнулся.
– Если он простит меня за то, что я снова вторгаюсь в его мозг. Но это очень просто, Маскалл. Жизнь на новой планете по необходимости активна и необузданна, а не степенна и подражательна. Природа еще текуча – еще не застывшая, и материя пластична. Воля беспрестанно разветвляется и мутирует, и поэтому нет двух похожих созданий.
– Ну, это все я понимаю, – ответил Маскалл, со вниманием выслушав. – Но я не улавливаю вот что – если живые существа тут так активно мутируют, как вышло, что люди здесь обладают почти такими формами, как в моем мире?
– Это я тоже объясню, – сказал Пейно. – Все существа, похожие на Создателя, обязательно должны походить друг на друга.
– Тогда мутации – это слепое стремление стать похожими на Создателя?
– Совершенно верно.
– Это потрясающе, – сказал Маскалл. – Значит, человеческое братство не басня, придуманная идеалистами, а реальный факт.
Джойвинд взглянула на него, и цвет ее изменился. Пейно вновь посуровел.
Маскалла заинтересовало новое явление. Джейловые цветы хрустального куста испускали мысленные волны, которые ясно различал его брив. Они беззвучно выкрикивали: «Ко мне! Ко мне!». И на его глазах летающая гусеница направилась к одному из этих цветов и принялась сосать нектар. Цветочный крик тут же стих.
Теперь они взобрались на гребень горы и взглянули вниз. В ее похожем на кратер углублении лежало озеро. Окаймлявшие его деревья частично закрывали вид, но Маскаллу удалось рассмотреть, что это горное озеро имело форму почти правильного круга около четверти мили в поперечнике. Его берег находился в сотне футов под ними.
Видя, что хозяева не собираются спускаться, он попросил их подождать и спустился вниз. Очутившись там, он увидел, что вода абсолютно недвижна, бесцветна и прозрачна. Он зашел на нее, лег и стал вглядываться вглубь. Вода была фантастически чиста: он мог видеть в глубину на неопределенное расстояние, но взгляд не достигал дна. Почти на пределе видимости двигались какие-то темные тени. Затем раздался звук, очень странный и загадочный, проходивший будто сквозь воду с огромной глубины. Он походил на ритм барабана. Следовали четыре удара с равными интервалами, с ударением на третьем. Звук продолжался довольно долго, затем стих.
Ему казалось, что этот звук принадлежит иному миру, нежели тот, в котором он странствовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40