Первые отчаянно пытались вернуться к месту своего возникновения, но уступали грубой силе последних, которые желали лишь остаться там, где они есть. Отдельные вихри сталкивались друг с другом, боролись и даже поглощали друг друга. Это создавало боль, но какую бы боль они ни ощущали, искали они всегда лишь удовольствие. Иногда зеленые искры оказывались на мгновение достаточно сильны, чтобы немного продвинуться в направлении Маспела; в таких случаях вихри воспринимали это движение не только без возражений, но с гордостью и удовольствием, будто это была их собственная заслуга – но они никогда не заглядывали за Тень, они думали, что движутся к НЕЙ. Едва поступательное движение утомляло их, как противоречащее их кружащейся натуре, они вновь принимались убивать, плясать и любить.
У Найтспора было предвидение, что шестое окно окажется последним. Ничто не удержало бы его от восхождения к нему, потому что он догадывался, что там проявится сущность самого Кристалмена. Каждый шаг наверх походил на кровавую схватку не на жизнь, а на смерть. Ноги казались пригвожденными к ступеням; от давления воздуха из носа и ушей лилась кровь: голова гудела, как железный колокол. С трудом пробившись на дюжину ступеней, он неожиданно оказался наверху; лестница заканчивалась маленьким пустым помещением из холодного камня с единственным окном. На другом конце комнаты наверх, сквозь люк, уходил еще один короткий ряд ступеней, очевидно на крышу здания. Прежде чем подняться по этим ступеням, Найтспор поспешил к окну и глянул наружу.
Неясная тень Кристалмена придвинулась намного ближе и заполнила все небо, но это была не тень мрака, а яркая тень. Не имея ни формы, ни цвета, она тем не менее каким-то образом напоминала нежные краски раннего утра. Несмотря на свою протяженность, она была настолько легкой, что Найтспор четко различал сквозь нее огромный шар. Испускаемый ею сладкий запах, сильный, отвратительный, ужасный, казалось, шел от какой-то размытой издевательской слизи, невыразимо вульгарной и невежественной.
Духовный поток Маспела сверкал сложностью и разнообразием. Он был не ниже индивидуальности, а выше нее. Он представлял собой не Единство и не Множество, а нечто превосходящее то и другое. Он приближался к Кристалмену, входил в его тело – если этот яркий туман можно было назвать телом. Он проходил прямо насквозь, и это прохождение доставляло Кристалмену самое острое удовольствие. ПОТОК МАСПЕЛА БЫЛ ПИЩЕЙ КРИСТАЛМЕНА. Этот поток выходил с другой стороны и направлялся к шару в двух различных состояниях. Часть его выходила, не изменившись по сути, но разбитой на миллионы тех самых зеленых частиц. Проходя сквозь Кристалмена, они избегали поглощения по причине своей крайней малости. Другой части потока ускользнуть не удавалось, ее огонь пропадал, связующая суть исчезала, и изгаженная и смягченная отвратительной сладостью, она распадалась на отдельные вихри живой воли.
Найтспора передернуло. Он, наконец, понял, что весь мир обречен на вечную муку, чтобы это одно Существо могло ощущать радость.
Затем он ступил на последний пролет лестницы, ведущей на крышу: он смутно припоминал, что теперь осталась только крыша.
На полдороге он потерял сознание – но когда он пришел в себя, то обнаружил, что стоит на том же месте, будто ничего не случилось. Высунув голову из люка и вдохнув свежий воздух, он испытал такое же физическое чувство, как человек, вышедший из воды. Он выбрался наружу и стоял в предвкушении на выложенной камнем крыше, оглядывался, ища взглядом Маспел.
ТАМ НЕ БЫЛО НИЧЕГО.
Он стоял на верхушке башни, в длину и ширину не превышающей пятнадцати футов. Повсюду вокруг него был мрак. С упавшим сердцем он сел на каменный парапет; тяжелое предчувствие охватило его.
Вдруг, хотя он ничего не видел и не слышал, у него создалось впечатление, что темнота вокруг, со всех четырех сторон УХМЫЛЯЕТСЯ… Едва это произошло, он понял, что полностью окружен миром Кристалмена, и что Маспел состоит из него самого и каменной башни, на которой он сидит…
Огонь вспыхнул в его сердце… Миллионы и миллионы нелепых, вульгарных, смешных, подслащенных существ – бывших некогда ДУХОМ – взывали Маспел о спасении от вырождения и мук… И лишь он один мог отозваться на этот крик… и Крэг, ждущий внизу… и Суртур – но где Суртур?
Истина предстала перед ним во всей своей холодной, жестокой реальности. Маспел не был всесильной Вселенной, из чистого безразличия терпящей существование бок о бок с собой другого, фальшивого мира, не имевшего права на существование. Маспел боролся за свою жизнь – против всего самого постыдного и безобразного – против греха, притворявшегося вечной Красотой, против низости, притворявшейся Природой, против Дьявола, притворявшегося Богом…
Теперь он понял все. Духовное сражение было не шуткой, не Валгаллой, где воинов днем разрубают на куски, а ночью они пируют, а беспощадной смертельной схваткой, в которой больше чем смерть – духовная смерть – неизбежно ждала побежденных защитников Маспела… Как мог он оставаться в стороне от этой ужасной войны!
В эти мучительные мгновения все мысли о своем Я – порок его жизни Земле – были выжжены из души Найтспора, возможно не впервые.
Он сидел долго, затем приготовился спускаться. Вдруг, совершенно неожиданно, над миром пронесся странный стенающий крик. Начавшись внушающей страх таинственностью, он закончился на такой вульгарной, отвратительной, издевательской ноте, что Найтспор ни на мгновение не усомнился, откуда он исходит. Это был голос Кристалмена.
Крэг ждал его на плавучем островке. Он бросил на Найтспора испытующий взгляд.
– Ты все видел?
– Борьба безнадежна, – пробормотал Найтспор.
– Разве я не говорил тебе, что я сильнее?
– Может быть, и сильнее, но он могущественнее.
– Я сильнее и могущественнее. Империя Кристалмена всего лишь тень на лице Маспела. Но ничего не сделаешь без самых кровавых ударов… Что ты собираешься делать?
Найтспор странно взглянул на него.
– Ведь ты Суртур, Крэг?
– Да.
– Да, – медленно произнес Найтспор без тени удивления в голосе. – А как тебя называют на Земле?
– Боль.
– Это я тоже должен был знать.
Несколько минут он молчал; затем спокойно шагнул на остров, Крэг оттолкнулся, и они скрылись во мраке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
У Найтспора было предвидение, что шестое окно окажется последним. Ничто не удержало бы его от восхождения к нему, потому что он догадывался, что там проявится сущность самого Кристалмена. Каждый шаг наверх походил на кровавую схватку не на жизнь, а на смерть. Ноги казались пригвожденными к ступеням; от давления воздуха из носа и ушей лилась кровь: голова гудела, как железный колокол. С трудом пробившись на дюжину ступеней, он неожиданно оказался наверху; лестница заканчивалась маленьким пустым помещением из холодного камня с единственным окном. На другом конце комнаты наверх, сквозь люк, уходил еще один короткий ряд ступеней, очевидно на крышу здания. Прежде чем подняться по этим ступеням, Найтспор поспешил к окну и глянул наружу.
Неясная тень Кристалмена придвинулась намного ближе и заполнила все небо, но это была не тень мрака, а яркая тень. Не имея ни формы, ни цвета, она тем не менее каким-то образом напоминала нежные краски раннего утра. Несмотря на свою протяженность, она была настолько легкой, что Найтспор четко различал сквозь нее огромный шар. Испускаемый ею сладкий запах, сильный, отвратительный, ужасный, казалось, шел от какой-то размытой издевательской слизи, невыразимо вульгарной и невежественной.
Духовный поток Маспела сверкал сложностью и разнообразием. Он был не ниже индивидуальности, а выше нее. Он представлял собой не Единство и не Множество, а нечто превосходящее то и другое. Он приближался к Кристалмену, входил в его тело – если этот яркий туман можно было назвать телом. Он проходил прямо насквозь, и это прохождение доставляло Кристалмену самое острое удовольствие. ПОТОК МАСПЕЛА БЫЛ ПИЩЕЙ КРИСТАЛМЕНА. Этот поток выходил с другой стороны и направлялся к шару в двух различных состояниях. Часть его выходила, не изменившись по сути, но разбитой на миллионы тех самых зеленых частиц. Проходя сквозь Кристалмена, они избегали поглощения по причине своей крайней малости. Другой части потока ускользнуть не удавалось, ее огонь пропадал, связующая суть исчезала, и изгаженная и смягченная отвратительной сладостью, она распадалась на отдельные вихри живой воли.
Найтспора передернуло. Он, наконец, понял, что весь мир обречен на вечную муку, чтобы это одно Существо могло ощущать радость.
Затем он ступил на последний пролет лестницы, ведущей на крышу: он смутно припоминал, что теперь осталась только крыша.
На полдороге он потерял сознание – но когда он пришел в себя, то обнаружил, что стоит на том же месте, будто ничего не случилось. Высунув голову из люка и вдохнув свежий воздух, он испытал такое же физическое чувство, как человек, вышедший из воды. Он выбрался наружу и стоял в предвкушении на выложенной камнем крыше, оглядывался, ища взглядом Маспел.
ТАМ НЕ БЫЛО НИЧЕГО.
Он стоял на верхушке башни, в длину и ширину не превышающей пятнадцати футов. Повсюду вокруг него был мрак. С упавшим сердцем он сел на каменный парапет; тяжелое предчувствие охватило его.
Вдруг, хотя он ничего не видел и не слышал, у него создалось впечатление, что темнота вокруг, со всех четырех сторон УХМЫЛЯЕТСЯ… Едва это произошло, он понял, что полностью окружен миром Кристалмена, и что Маспел состоит из него самого и каменной башни, на которой он сидит…
Огонь вспыхнул в его сердце… Миллионы и миллионы нелепых, вульгарных, смешных, подслащенных существ – бывших некогда ДУХОМ – взывали Маспел о спасении от вырождения и мук… И лишь он один мог отозваться на этот крик… и Крэг, ждущий внизу… и Суртур – но где Суртур?
Истина предстала перед ним во всей своей холодной, жестокой реальности. Маспел не был всесильной Вселенной, из чистого безразличия терпящей существование бок о бок с собой другого, фальшивого мира, не имевшего права на существование. Маспел боролся за свою жизнь – против всего самого постыдного и безобразного – против греха, притворявшегося вечной Красотой, против низости, притворявшейся Природой, против Дьявола, притворявшегося Богом…
Теперь он понял все. Духовное сражение было не шуткой, не Валгаллой, где воинов днем разрубают на куски, а ночью они пируют, а беспощадной смертельной схваткой, в которой больше чем смерть – духовная смерть – неизбежно ждала побежденных защитников Маспела… Как мог он оставаться в стороне от этой ужасной войны!
В эти мучительные мгновения все мысли о своем Я – порок его жизни Земле – были выжжены из души Найтспора, возможно не впервые.
Он сидел долго, затем приготовился спускаться. Вдруг, совершенно неожиданно, над миром пронесся странный стенающий крик. Начавшись внушающей страх таинственностью, он закончился на такой вульгарной, отвратительной, издевательской ноте, что Найтспор ни на мгновение не усомнился, откуда он исходит. Это был голос Кристалмена.
Крэг ждал его на плавучем островке. Он бросил на Найтспора испытующий взгляд.
– Ты все видел?
– Борьба безнадежна, – пробормотал Найтспор.
– Разве я не говорил тебе, что я сильнее?
– Может быть, и сильнее, но он могущественнее.
– Я сильнее и могущественнее. Империя Кристалмена всего лишь тень на лице Маспела. Но ничего не сделаешь без самых кровавых ударов… Что ты собираешься делать?
Найтспор странно взглянул на него.
– Ведь ты Суртур, Крэг?
– Да.
– Да, – медленно произнес Найтспор без тени удивления в голосе. – А как тебя называют на Земле?
– Боль.
– Это я тоже должен был знать.
Несколько минут он молчал; затем спокойно шагнул на остров, Крэг оттолкнулся, и они скрылись во мраке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40