— Мой народ — далеко не боги, — сухо заметил Васли. — Проект такого масштаба неизбежно приводит к войнам. Миллионы погибших, десятки миллионов беженцев, сотни миллионов переселенцев, насильственно изгнанных с насиженных мест, — попытка перестроить мир обошлась нам очень и очень дорого! Не думаю, чтобы ваш народ согласился пойти на такие жертвы, хотя лично я считаю их вполне оправданными. К тому же нам пришлось отказаться от многих хороших вещей, все еще сохранившихся в вашей культуре.
— Каждый когда-нибудь умирает. Изменение второй даты на кладбищенской табличке — или, тем более, в каких-нибудь там компьютерных файлах — представляет интерес чисто статистический. ~ Он окинул мысленным взглядом просперианскую систему. Унылый ком грязи, внутри которого таится самородок. Неограненный алмаз, тусклый и корявый. Непроросшее, заждавшееся живительной влаги зерно. — Имей я власть, разрушение миров началось бы уже сегодня, Я разъял бы Миранду на части голыми руками.
В мозгу Грегорьяна калейдоскопически мелькали неосуществленные возможности, он слышал бешеные удары своего сердца, чувствовал, как кровь мчится по жилам, туго, на разрыв вздувает фаллос. Накачивает, словно воздух из насоса — велосипедную шину.
— Я взорвал бы звезды — и построил бы из их ошметков что-нибудь более приличное.
В стене открылся рот, через секунду — второй, третий, десятый… Затем рты дружно захлопнулись и исчезли. Снова плясуны выплясывают. Он обтер мокрый от пота лоб, а белые копья все валились и валились с потолка и беззвучно протыкали пол и исчезали. И невыносимая духота.
Он зевнул, на мгновение открыл глаза и увидел еле тлеющий костер, а за костром — Грегорьяна. Голова волшебника сонно кивала, он все говорил и говорил. А затем он был снова в Лапуте, и оказалось, что он много пропустил.
— Васли. Вы, как я понимаю, знаете Корду. Он способен на убийство, так ведь? Он может убить человека, вставшего на его пути.
Пристальный взгляд безглазой маски.
— Он может быть безжалостным. Но кому это и знать, как не вам?
— Нет, вы мне скажите. Как вы думаете, способен он убить пять человек? Десять? Сто? Убить столько людей, сколько сумеет, пытать их — и все это ни за чем, просто чтобы получить удовольствие, чтобы знать, что он это сделал?
— Чтобы узнать это точно, вам нужно заглянуть в самого себя. — Все тот же голос — ровный, спокойный, без следа эмоций. — Я же думаю, что нет.
Теперь плясуны решили выжечь его череп, превратить серое вещество в серый пепел. И в тот самый момент, когда они набрали силу, взметнулись миллионами хихикающих хромированных блох, чтобы опрокинуть юного волшебника в беспамятство, появился ответ. Нет. Конечно же, нет. Личность, способная на такое, не будет похожа на Корду. Это должен быть гротеск, гиньольный монстр. До неузнаваемости изуродованный своими поступками или хотя бы помыслами. Некто совсем другой.
Он проснулся. Небо начинало уже сереть. Над головой громоздились огромные каменные массы. Спина ощущала мягкое дыхание темных, безжизненных улиц. За краем террасы, внизу, чуть угадывалась плоская, как стол, равнина с ртутными кляксами озер. На горизонте зловеще вспухали обсидиановые облака, змеились причудливые, как корень мандрагоры, молнии. Грома не было. А разве такое возможно? Неужели конец мира придет в полной тишине? Костер превратился в кучку остывающих, припудренных пеплом углей. Голова Грегорьяна свешивалась на грудь, из уголка рта тянулась вязкая ниточка слюны. Через несколько минут волшебник придет в себя, но пока что чиновник был единственной бодрствующей, самоосознающей личностью во всем Арарате. В животе самоосознающей личности стоял тугой, болезненный комок, во рту — словно табун лошадей ночевал.
Сзади, из невидимой, но все же — назло всем солипсистам — существующей глубины темных улиц послышались неуверенные, спотыкающиеся шаги.
Чиновник выпрямился. В Арарате царила мертвая тишина. Разве что прогромыхает по склону кусок коралла, сорванный ветром. Но этот звук был совсем иным, в нем чувствовалась некая целеустремленность. Чиновник развернул, сколько мог, голову и попытался увидеть. Вот вроде бы в черноте улицы пошевелилось что-то еще более черное. А может, и нет. Может, просто почудилось.
Металлический скрежет. И опять движение в темноте, движение неловкое и неуверенное. Что-то там такое было. И оно, это «что-то», направлялось к чиновнику.
Чиновник ждал.
Паукообразное существо двигалось не прямо, а каким-то нелепым зигзагом, непрерывно ощупывая дорогу одной из передних конечностей, словно слепой — тростью. Время от времени оно теряло равновесие и падало.
Сюда, мысленно молил чиновник, сюда; вслух он не произносил ни слова, боясь разбудить Грегорьяна. А может быть, из опасения, что нет тут никакого чемодана, что все это — очередная галлюцинация. Он затаил дыхание. Чемодан приближался.
— Начальник? Это ты, что ли?
Чиновник дотронулся до чемодана; тот узнал генетический портрет хозяина, втянул лапы и рухнул на каменный пол.
— Ну и местность же ты выбрал для прогулок. Все мои органы чувств показывают здесь черт-те что, едва тебя нашел.
— Тише ты, — прошептал чиновник, — А функционировать-то ты можешь?
— Да. Только я ничего не вижу.
— Слушай внимательно. Я хочу, чтобы ты сделал нервный индуктор. Захвати контроль над нервной системой Грегорьяна и парализуй его высшие двигательные функции. Потом поставь его на ноги и прогуляй в штабную комнату. Там должен быть плазменный резак. Принеси резак сюда и освободи меня от цепей.
Грегорьян поднял голову, открыл глаза и тихо, умиротворенно улыбнулся. Его пальцы любовно сомкнулись на рукоятке ножа.
— Запрещенная технология, — сказал чемодан. — Я не имею права изготавливать этот прибор на поверхности планеты.
Грегорьян издевательски фыркнул.
— Выполняй указание.
— Я не могу!
— Великолепная иллюстрация к моим словам.
Грегорьян разжал руку, небрежно откинулся назад. Судя по всему, он имел в виду как раз ту часть рассказа, которую чиновник пропустил.
— У этого устройства почти неограниченные технологические возможности. Ты хочешь освободиться — это ему вообще как два пальца. Но ты не можешь им воспользоваться. И почему? Из-за бессмысленности бюрократического запрета. Из-за этакой культурной неврастении. Это не я сковал тебе руки, это ты сам себе их сковал. Так что скажи спасибо самому себе — никто другой не виновен в твоей неудаче.
— Я приказываю в третий раз. Исполняй указание.
— Ол'райт, — сказал чемодан.
— Да ты, в рот долбаный!..
Чиновник даже не заметил, когда в татуированной руке материализовался нож. Грегорьян взвился, как подброшенный пружиной, но тут же застыл, покачнулся и грузно, с тупым стуком обрушился на каменный пол. Глаза волшебника остекленели, остановились; первые секунды он бился в судорогах, но постепенно затих, осталось только легкое подергивание правой руки.
— А не так-то это и просто, как можно бы… — начал чемодан. — А, ну вот.
Дрожь руки прекратилась. Грегорьян медленно перекатился на бок, на живот, встал на четвереньки.
— Слушай, а через его глаза все отлично видно! — Голова волшебника повернулась в одну сторону, затем в другую. — Ну, я тебе доложу, и местечко.
Трижды Грегорьян вставал на ноги, трижды терял равновесие и падал. В конце концов чемодан признал свое поражение.
— Ну не получается у меня, начальник. Не получается — и все тут.
— А и хрен с ним, — махнул рукой чиновник, — Пусть ползает на карачках.
В запасах запасливого Грегорьяна нашелся и диагност и полный набор терапевтических приборов. Чиновник прогнал свою кровь через очиститель, подмешал к ней умеренную дозу психостабилизатора, умылся и почувствовал себя в тысячу, в миллион раз лучше. Его качало от усталости, однако голова, избавленная наконец и от плясунов, и от сонных токсинов организма, думала ясно и четко. Чиновник взял фляжку, вышел за дверь и тщательно прополоскал рот. Затем он вернулся в комнату и включил телевизор.
— Началось! — орал диктор. — Буквально секунду назад волновой фронт достиг берега! Всем задержавшимся на склоне и в районе Фэна необходимо срочно…
— …Нет, вы только посмотрите, какое это фантастическое зрелище!
— …перебираться в незатопленные районы! Да, фантастическое. Вот он, Божий мир во всей его славе. Гигантская, подобная горному хребту волна надвигается на землю — а из-за нее встает Просперо. Утро нового мира! Спешите, мы вас просим — спешите! Если вы находитесь ниже линии водопадов — спасайтесь, спасайтесь сию же секунду! Это — последняя ваша возможность!
— Начальник? Грегорьян хочет что-то тебе сказать.
— Да неужели?
Чиновник заложил руки за спину и подошел к панорамному окну. Горизонт двигался. Тонкая, медленно наползающая линия, ничего похожего на красоты, демонстрируемые по телевизору. И все же — Приливные Земли тонут. Приливные Земли скрываются под водами Прилива. Равнину устилали ряды поваленных ветром деревьев. Неслышный ветер швырял в звукоизолирующее стекло листья — пурпурные, индиговые, ультрамариновые.
Внизу, в свинячьей лоханке, стоял на коленях Грегорьян. Та же самая углеродная свая, те же самые адамантиновые кандалы, только другой кандальник, тоже не имеющий возможности ни встать, ни лечь. Его нервная система все еще была под контролем чемодана.
— Ладно, послушаем.
— Без моей помощи тебе не спастись, — сказал чемодан. Голосом Грегорьяна.
— А мне и здесь неплохо.
— Ну да, Прилив тебя не тронет. А потом, потом-то что ты будешь делать? Ты окажешься на крохотном островке, который никто никогда не найдет, не забывай про защиту. Пища скоро кончится, а кодов, позволяющих выйти отсюда на связь, вызвать флаер, ты не знаешь.
— А ты знаешь?
Чиновник перевел взгляд с коленопреклоненного волшебника на тело Пуфа, подвешенное к одному из крючьев. Лучше бы, конечно, повесить его на дерево, да где ж то дерево возьмешь. Ну а так — какое ни на есть, а все же подобие похорон по местному обычаю.
— Да. — Легкий, самоуверенный смех. — Мы в патовой позиции. Без твоей помощи я не выживу — без моей помощи ты не выберешься. Необходим компромисс. Твои предложения?
— Ты умрешь!
— Конечно.
Долгое, ошеломленное молчание.
— Ты это не серьезно.
— Поживем — увидим.
Чиновник опустился на колени, пощелкал переключателем телевизора, нашел свой сериал.
— Ты не можешь меня судить! У тебя нет морального права, ты сам это знаешь!
— Чего-чего?
— Ты и сам в грязи, с головы до ног. Помнишь, ты говорил, что ни в коем случае не станешь применять запрещенную технологию. Сказал Вейлеру, в самый еще первый день, что если ты ее применишь, то и сам будешь не лучше преступника. И все это время ты держал ее в резерве, под рукой, а потом использовал.
Наступила кульминация. Безумный Ахав привязал юного Байрона к мачте своего ковчега. Начинался Прилив. Русалка отчаянно трясла прутья за пертой клетки, а вода поднималась все выше и выше. Потом русалка смирилась с малоприятной, но
неизбежной перспективой и затянула предсмертную песню.
— Ну врал я, врал, — отмахнулся чиновник. — Помолчи, слушать мешаешь.
— Начальник? — В голосе чемодана чувствовалась странная нерешительность. — Знаешь, ведь сам он ничего не попросит. Гордый. Но я-то понимаю, что он сейчас испытывает. Перегрузить его нервную систему, и конец. Быстро и безболезненно.
Чиновник устроил себе гнездо из пухлых, с ярким островным орнаментом подушек. Он лежал и смотрел телевизор или, скорее, смотрел в сторону телевизора. Он безумно устал. Происходящее на экране не имело ни смысла, ни значения — просто поток каких-то малопонятных картинок. Он чувствовал себя как пресловутый выжатый лимон.
А еще он чувствовал на себе взгляд Грегорьяна. Будь во всем этом трепе про магию и оккультные силы хоть крупица правды, чиновник давно бы умер в страшных мучениях. Он не решался посмотреть волшебнику в глаза, отказывался с ним разговаривать — кто знает, возьмет еще и уговорит поменять решение.
— Да нет, — сказал чиновник. — Пусть уж будет все как есть.
Земля замерла в напряженном ожидании. Победная поступь Прилива раскачивала глубокие скальные породы, стонами и вздохами отдаваясь в подвалах Арарата. Кости и внутренности чиновника содрогались от чудовищных инфразвуков. Город словно ожил, наполнился невнятным бормотанием и потрескиванием, низким гудением углеродно-волоконных свай.
Океан заносил свой молот.
Приняв удар волны, Арарат зазвенит, как колокол. Все воды мира соберутся в один огромный кулак, попытаются снести это жалкое подобие горы, сотворенное слабыми человеческими руками. Изнутри, из глубин города, это будет похоже на конец цивилизации, конец света, на кульминацию всех потопов и землетрясений, какие видел когда-либо утомленный своим долголетием мир. Гибель всего живого, приход тьмы кромешной.
Когда воды угомонятся и отступят, окажется, что мир остался на месте, а Грегорьян исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38