– Недоверчивое и, я бы сказал, насторожённое поведение посланца из Лебяжьего показалось мне и напоминанием и предостережением. Подумайте сами, Фёдор Александрович, – ведь сюда, в Старый Корпус, без особого труда и без проверки, – если не считать вопросов Степана Семёновича и вашего секретаря, – может войти каждый.
– Я так привык! – решительно возразил старый учёный. – Моя дверь всегда открыта. Во всех других местах – в лабораториях, в Экспериментальном Корпусе – совсем другое дело… Здесь же нет ничего интересного – ведь я вас отлично понимаю, Михаил Андреевич!.. Я не храню здесь ни одного документа. И за всю свою жизнь я никогда не имел повода жалеть о том, что ко мне свободно приходит каждый, кому я нужен. Я так привык. И в этом вы меня никогда не переубедите!..
Глава шестая
У ЦЕНТРА ЭНЕРГИИ

1
Человек постоянных привычек, Фёдор Александрович ни за что не соглашался покинуть старый дом с мезонином, старый привычный кабинет в Институте Энергии.
Раз навсегда установил он неизменяемый порядок: перед полугодовым совещанием участники его собирались за час до начала в Малой аудитории Экспериментального Корпуса Института, коротко обменивались последними замечаниями и соображениями, и затем, с точным расчётом времени, отправлялись в назначенное место.
Двадцать пять человек разместились в пяти автомобилях. Старый академик сидел прямой и строгий на заднем сиденье. Он думал о сыне. Не часто случалось, чтобы Алёша отсутствовал на этих совещаниях. Но отец улыбался. В привезённом нарочным письме, описывающем со всеми подробностями ночи на далёком степном озере, была отдельная, небольшая записка от сына. «Эх, глупый Алёша! Ну, я ему послал крепкую телеграмму! А Ане мы сделаем сюрприз… Ах, ты, белобрысый мальчишка…»
Как бы отец ни гордился своим взрослым сыном, он для него всегда немного ребёнок!..
2
Машины медленно проходили через ворота в башню старинной крепости, описывали кривую вправо и останавливались.
Двадцать пять человек вошли в широкие двери большого здания, оставили пальто, шляпы, кепи и фуражки и по широким мраморным ступеням, покрытым красным ковром, поднялись наверх в зал. До начала совещания осталось пять или шесть минут. Собравшиеся в зале приветствовали друг друга, пожимали руки. Фёдор Александрович представлял двух своих «новичков».
Многие из тех, чья личная биография давно перестала быть жизнеописанием отдельной личности и стала частью истории, много большей, чем история одного народа, были здесь.
В большом зале находились представители многих поколений – ученики и помощники вождя.
Они ждали Председателя и, стоя, беседовали.
Вошёл Председатель. Отвечал на приветствия, пожимал руки. Дойдя до Фёдора Александровича и Михаила Андреевича, – к ним невольно жались оба новичка, – Председатель сразу заметил новичков, протянул и им свою крепкую, свежую руку, спросил:
– Ваши новые? – и пожал им руки.
Видя эти глаза на знакомом с самого раннего детства лице, новички отвечали на привет, не слыша своих голосов. Но они слышали его, сказавшего простые, такие значительные для них слова!
А потом молодые, забыв всё, смотрели, как он шёл по залу. Они видели каждое его движение, точно он один был в большом зале…
Тем временем самым молодым из новичков, как милым маленьким мальчиком, любовался сквозь пенсне министр с усталым, добрым лицом и ласково улыбался… Точно он вспоминал свои давние первые встречи…
Молодой человек не помнил, как все сели и как он сам сел. Он не слышал точных и кратких слов Фёдора Александровича, Михаила Андреевича и других, прибывших из дальних пунктов. Не слышал он сказанного ими о теме жизни, о смысле событий на степном озере. Но он принял навечно несколько кратких вопросов и реплик Председателя. Может быть тогда, сразу, он и не смог бы повторить слова, сказанные Председателем, так как он отдавался всем своим существом необычайному чувству.
Когда пять машин выходили через ворота башни на пустую ночную площадь, над ними, после четвёртого перезвона, куранты ударили дважды. Люди в автомобилях молчали. Они снова переживали всё то, что было на совещании, они жили чувством своего приобщения к высшей степени знания, в единственном и истинном центре энергии всего человечества.
Молодой человек не мог сразу вернуться домой. Он не чувствовал усталости и, погружённый в мечты, долго шёл по набережным реки, сняв шляпу и глубоко дыша свежим воздухом ночи. Пришёл рассвет. Молодой учёный сказал «здравствуй!» первым лучам ясной зари. Перед ним просыпался любимый город-гигант. Он неслышно вернулся домой. Молодая подруга-жена, – они день назад справили первую годовщину, – обняв мужа, сказала ему:
– Ты стал другим!.. Расскажи мне!..
И он сумел рассказать о многом, о сложном, но доступном простому и чистому сердцу.
Глава седьмая
МЫ ГОТОВЫ

1
В последние годы учёный редко бывал в одиночестве. Чем ближе подходила старость, тем крепче становились его связи, и почти везде и всегда его окружали люди, близкие… Только в кабинете Старого Корпуса Института Энергии ещё сохранились часы одиночества.
Решение посетить Красноставскую возникло, казалось, внезапно, – Фёдор Александрович никого не предупредил. И почти в последнюю минуту, в вестибюле Экспериментального Корпуса, он сказал Степанову:
– Прошу вас поехать со мной, Михаил Андреевич!
В самолёте Фёдор Александрович казался таким же, как всегда. Но Степанов чувствовал что-то необычное в настроении своего учителя и молчал, зная, что так нужно. И он был прав.
После недавнего полугодичного совещания с Фёдором Александровичем что-то случилось… Никто не знает, в чём дело, он никому не говорил, ему и в голову не пришло бы сказать кому-нибудь. Но покоя не было! Когда же пришло беспокойство?
Не тогда ли, когда спокойный голос Председателя полугодичных совещаний сказал: «Я знаю, учёные выполнят свою задачу! Это первое»?..
Когда Председатель говорил эти слова, его глаза встретились с глазами Фёдора Александровича… Нет! В этих словах не было вопроса. Только утверждение. И тогда не возникло никакой тревоги. Когда Председатель говорит, – тревоги не может быть.
Всю жизнь было так: мысли о деле не оставляли Фёдора Александровича даже перед сном. Иногда их бывало слишком много, – настойчивых, неутомимых мыслей. Тогда, чтобы заснуть, нужно было приказывать себе: «Довольно, не думай, спи, спи, спи…» – и заставить себя проделать в уме какое-нибудь сложное вычисление. Утром работа мысли возобновлялась там, где она была прервана ночью, – к легко шла дальше.
Но в последние дни мысли часто возвращались всё к одному и тому же: был ли вопрос в словах Председателя? Нет, вопроса не было! Вождь всегда говорит точно, и ясно. Он спросил бы, если бы ему было нужно… Он не требует, – но всегда бывает так, как он считает нужным. И это хорошо, – иначе и быть не может: ведь в нём воплощены великий опыт жизни и мудрость народа! Это хорошо и привычно. А в конце Председатель сказал: «Наш народ может жить и работать спокойно».
И вспоминается Фёдору Александровичу: когда Председатель сказал «это первое», он обозначил только порядок изложения своей мысли, не больше… Конечно же, – ведь Красноставская только часть энергетической системы страны и не самая значительная, не самая важная… Но каждая часть должна сделать своё дело!
На следующее утро снова пришла тревога. Она проснулась вместе с ним. И два дня, мешая работать, Фёдора Александровича мучило беспокойство, – непонятное, необъяснимое…
2
В белом шерстяном костюме и ботинках с очень толстыми каучуковыми подошвами, – эта одежда обязательна для работников и посетителей внутренних помещений Станции, – Фёдор Александрович, сопровождаемый Степановым, шёл в два часа дня по длинным помещениям, высоко перекрытым плоскими сводами, к «глазу» Красноставской.
Здесь очень тихо. Шаги двух людей, смягчённые тяжёлыми, мягкими подошвами, не слышны. И уже слышит вдали Фёдор Александрович хрипловатый, надтреснутый звук, ту неопределённую, разбитую ноту, которую он ловил когда-то в наушниках старинного первого детекторного радиоприёмника. Этот звук доносится от центрального поста Станции.
Сегодня новолуние. Узенький серп Луны будет виден невооружённому человеческому глазу вечером, на западе, во время захода солнца. Но, хотя ослеплённые солнечным светом глаза не видят её на небе, – сейчас, днём, Луна проходит над восточной частью северного полушария Земли. Поэтому Красноставская готова и «смотрит»!

В помещении под «глазом» Станции – бессменное дежурство, установленное Степановым. Несколько человек в белых шерстяных костюмах неутомимо лоцируют Луну.
– Здравствуйте, товарищи, – вполголоса говорит Фёдор Александрович.
Навстречу ему бесшумно скользнул дежурный начальник смены.
Старый учёный крепко пожал ему руку.
Дрожа и вибрируя, светлое пятно лунного диска лежало на гладком экране обсервационного стола, наклонённого в сторону наблюдателей.
Академик с минуту смотрел на колеблющееся пятно с резко подчёркнутыми возвышенностями лунных гор и впадинами сухих пустынь, названных астрономами морями.
Один из дежурных инженеров сказал:
– С тех пор ничего нет!..
Не отвечая, Фёдор Александрович посмотрел на него и потом кивнул головой. Да, ничего нет… Академик знает это. С тех пор – это значит с той ночи, когда Степанов открыл тайну степного озера.
– Георгий Дмитриевич, – обращается Фёдор Александрович к очень высокому молодому человеку. – Прошу вас, – нужно сейчас же дать радиограмму нашим кодом на Соколиную Гору. Предупредите их, что сегодня, начиная…
Фёдор Александрович посмотрел на большой яркий циферблат точных часов, стоящих на высоком постаменте под стеклянным колпаком, и продолжал:
…– сегодня, начиная с девятнадцати часов и пятидесяти пяти минут, вы будете брать у них всю мощность, включая все их резервы. Именно, все резервы… и пусть передадут, что я здесь у вас…
3
И снова молча идёт Фёдор Александрович со Степановым по тихим, обширным помещениям Красноставской. Дальнейший путь приводит их к началу одного из тех пяти тоннелей, которые в разных местах опускаются под Станцией глубоко в недра Земли.
Каждый тоннель служит вместилищем для нескольких сот бронированных кабелей. На глубине почти одного километра эти кабеля десятками тысяч тонких жил органически сливаются с лежащей в глубине чудовищной массой металла.
Электромагнитные силы Красноставской по воле операторов производили различное действие. Отсюда и принятое на Станции выражение – «серии». Оказалось возможным влиять на все виды волновой энергии. Первая «серия», или поле, притягивала потоки энергии. Под её воздействием токи энергии меняли своё направление. Варьируя включение мощностей, оператор мог отклонять потоки и изменять их направление, за исключением световой энергии, на которую воздействовать было нельзя. Так работала Станция в первую ночь появления потока «М» над степным озером. Так работала она иногда и раньше, стремясь изучить и понять природу того, что называлось «лунными аномалиями» ещё и сегодня, так как открытие Степанова и выводы, доложенные три дня назад на полугодичном совещании, хранились в тайне.
Но была на вооружении Красноставской и так называемая вторая «серия» – второе поле. Опираясь на энергию подземной массы железа, генераторы Станции создавали колоссальное электростатическое поле. Оно могло как бы охватить пространство над всем северовосточным полушарием Земли и дальность его влияния выходила далеко за пределы орбиты Луны.
Здесь ещё не место говорить о том, какие конечные задачи преследовала концентрация подобных грандиозных сил и о каких целях, о каком синтезе сил думали учёные как о предельном назначении Красноставской. Это выходит за рамки нашего рассказа об одном из эпизодов великой борьбы за мир, за жизнь.
Важно отметить только, что электростатическое поле Станции Особого Назначения повелевало всеми видами энергии: ему были послушны даже всепроницающие космические лучи. Все потоки атомных частиц и осколки атомных ядер отбрасывались по направлению, диаметрально противоположному их движению. Отсюда и возникло общепринятое в кругу учёных название, сначала казавшееся условным, а потом ставшее привычным, – «щит»!
Встретив «щит», потоки идущей извне энергии устремлялись назад, меняя свои электрические заряды. Обратное движение осуществлялось с силой тем большей, чем больше была первоначальная энергия поступательного движения.
Только дважды до сих пор Красноставская была испытана на полную мощность отражения, на полную силу «щита».
…Фёдор Александрович повернулся к Степанову и сказал ему:
– Я хочу, чтобы сегодня был поднят «щит» полной мощности! Вы понимаете меня? Вы будьте здесь, но пусть они работают сами, – пусть они работают сами, Михаил Андреевич!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38