Вернувшись в свою палатку, Августас Злорадный бережно обнял шлем, словно защищая его. Галеона права. Ему всего лишь надо быть немножко терпеливее. И доспехи придут к нему.
— Я свершу всё, о чём ты только мечтал, — прошептал он отсутствующей тени Бартука. — Твоё наследие будет моей судьбой! — Глаза командира заблестели. — И очень скоро…
Когда Злорадный исчез за пологом, ведьма задрожала. В последнее время он стал таким непостоянным, особенно когда надевает древний шлем. Однажды она даже поймала его на том, что он разговаривает так, словно сам был Кровавым Полководцем. Галеона знала, что шлем — как, наверное, и все доспехи — содержит загадочную магическую силу, только вот она не могла ни распознать, ни контролировать её.
А если бы получилось… этот любовник ей больше не понадобился бы. Жалко, конечно, чуток, но другие самцы всегда найдутся. Куда более покладистые.
Скрипучий, глубокий голос разорвал тишину — звучание его напоминало жужжание тысячи умирающих мух.
— Терпение — добродетель… этот-то знает! Сто двадцать три года на гнусной равнине смертных в поисках Полководца! Так долго… и теперь все складывается…
Галеона метнула взгляд на тени, разыскивая среди них одну, особую. Наконец она заметила её в углу палатки — колыхающуюся, похожую на насекомое фигуру, видную только тому, кто потрудится вглядеться попристальнее.
— Тише! Кто-нибудь может услышать!
— Никто не услышит, если этот захочет, — проскрежетала в ответ тень. — Ты отлично знаешь это, человечек…
— Тогда приглуши свой голос хотя бы ради моего рассудка, Ксазакс.
Темнокожая чародейка смотрела на тень, но не приближалась к ней. Даже по прошествии стольких лет она не до конца доверяла своему постоянному спутнику.
— Как нежны уши людские. — Фигура стала отчётливее, и теперь стало понятно, что напоминает она богомола. Разве что этот богомол был высотой футов семь, если не больше. — И как мягки и ущербны их тела…
— Кто бы говорил об ущербности.
Низкий, рокочущий звук заполонил шатёр. Галеона одёрнула себя, вспомнив, как её компаньон не любит, когда его одёргивают.
Ксазакс заворочался, придвигаясь ближе.
— Расскажи этому о видении.
— Ты сам видел.
— Но этот ещё услышит от тебя… Пожалуйста… не отказывай этому.
— Ладно.
Набрав в грудь побольше воздуха, она принялась подробно описывать человека и доспехи. Ксазакс, конечно, и сам все видел, но по каким-то своим причинам этот дурак вечно заставлял её пересказывать видения. Галеона попыталась ускорить процесс, почти не касаясь человека и описывая сами латы и смутно прорисовывавшийся позади ландшафт.
Внезапно Ксазакс перебил её:
— Этот знает, что доспехи настоящие! Этот знает, что они бродят по равнине смертных! Человек! Каков человек?
— Совершенно обыкновенный. Нет в нём ничего особенного.
— Нет ничего обыкновенного! Описывай!
— Солдат. Лицо гладкое. Простой боец, наверняка сын фермера — по крайней мере, выглядит он так. Ничего выдающегося. Какой-то жалкий дурень, наткнувшийся на доспехи и, думается, абсолютно не представляющий, что это такое.
И снова рычание. Тень слегка пошевелилась. Когда же Ксазакс заговорил, голос его звучал поистине разочарованно:
— Уверена, что этот смертный путник приближается?
— Да вроде бы.
Мрачный богомол замер. У Ксазакса явно было что-то на уме. Галеона ждала… ждала и ждала. Ксазакс понятия не имел о времени других, оно заботило его, лишь когда дело касалось его личных нужд и потребностей.
На миг две тёмно-жёлтые вспышки блеснули там, где полагалось быть голове тени. Мелькнули очертания трёхпалой конечности и быстро растворились вновь.
— Тогда пусть идёт. Этот после решит, чем одна кукла лучше другой… — Фигура Ксазакса расплывалась. Сходство с богомолом, да и любым другим существом, исчезало. — Пусть идёт…
И тень уползла в темноту углов.
Галеона выругалась про себя. Она многому научилась от этой грязной твари и во много раз увеличила свои силы благодаря его наставлениям. И всё же куда больше, чем от Августаса, она стремилась отделаться от Ксазакса, сбежать от этой ужасающей сущности. Командующим ещё можно манипулировать, но только не тайным компаньоном колдуньи. С Ксазаксом приходилось вечно играть в кошки-мышки, и слишком часто во время этой нескончаемой игры чародейка чувствовала себя вторым из двух упомянутых зверьков. Однако разорвать договор с такими, как Ксазакс, не так-то просто; если не позаботиться о предосторожностях, можешь обнаружить, что осталась без рук и ног, и лишь потом тебе наконец-то оторвут голову, позволив умереть.
А значит, надо придумать что-то новенькое.
Тот, кто носит сейчас доспехи Бартука, выглядит воином, бойцом, да ещё к тому же, по её собственному описанию, человеком простым. Другими словами, дураком. Галеона отлично знала, как вертеть такими. Как мужчина, он окажется беззащитен перед её чарами; а как дурак — никогда не осознает этого.
Она посмотрит, как пойдут дела с командующим и Ксазаксом. Если покажется, что тот или другой по-прежнему действуют в её интересах, Галеона уж постарается сместить равновесие в свою сторону. Злорадный, заполучив латы, наверняка свяжется с её теневым партнёром. Однако если магические доспехи достанутся Ксазаксу, поистине будет правильно последовать за ним.
И ещё остаётся возможность использовать незнакомца. Его наверняка легко можно водить за нос, указывая, что делать. Он, в отличие от двух других, представляет собой не риск, а благоприятную возможность.
Да, Галеона намеревалась следить за простофилей ради собственной выгоды. Он куда лучше будет воспринимать её страстные желания, чем честолюбивый и слегка тронутый военачальник, — и уж наверняка солдат куда менее опасен, чем демон.
Глава 3
Кровь.
— Ради всего святого, Норрек? Что ты делаешь?
— Норрек. Друг мой. Возможно, тебе надо снять эту перчатку.
Кровь.
— Проклятье! Проклятье!
— С-сэ-эдан! Его кисть! Руби… Повсюду кровь.
— Норрек! Ради бога! Моя рука!
— Норрек!
— Норрек!
Кровь тех, кто был ему ближе всех…
— Не-е-е-е-ет!
Норрек вскинул голову и закричал, не осознавая, что очнулся. Оплеуха знобящего ветра полностью привела его в сознание, и только сейчас он ощутил нарастающую боль в правой щеке. Не раздумывая, он приложил к ней ладонь.
Холодный металл погладил кожу. Недоумевая, Норрек взглянул на свою руку — руку в малиновой латной перчатке, пальцы которой были в чём-то красном.
Кровь.
С содроганием солдат вернул руку к щеке, на этот раз прикоснувшись к собственной плоти лишь одним пальцем. Путём осторожного исследования Норрек обнаружил три кровоточащие раны, три борозды на коже, будто следы когтей какого-то дикого животного.
— Норрек!
Вспышка памяти — и дрожь пробежала по спине ветерана. Лицо Сэдана, искажённое паникой, какой Норрек не видел даже в разгар самой свирепой битвы. Умоляющие глаза, раскрытый рот, из которого больше не вырываются слова…
И рука Сэдана… яростно и отчаянно царапающая лицо друга.
— Нет…
Этого не может быть. Память врёт.
Ещё один образ.
Фаузтин на полу гробницы, на камнях лужа крови, текущей из рваной дыры, бывшей когда-то горлом Вижири.
Колдун, по крайней мере, умер относительно быстро.
— Нет… нет… нет…
Ужасаясь всё больше и больше, полуобезумевший солдат, шатаясь, поднялся на ноги. Вокруг маячили высокие холмы, можно даже сказать — горы, небо едва тронули первые рассветные лучи. Местность совершенно незнакомая. Ни одна из этих возвышенностей даже отдалённо не напоминает пик, внутри которого друзья нашли гробницу Бартука. Норрек неуклюже шагнул вперёд, пытаясь вернуть прежнюю выправку.
Каждое движение сопровождал тревожный скрежет.
Норрек опустил глаза и обнаружил, что не только его руки облачены в металл.
Доспехи. Куда ни кинь взгляд, Норрек видел лишь одинаковые кроваво-красные железные пластины. Он думал, что увиденное им только что по ужасу не сравнится ни с чем, но один лишь вид собственного тела едва не погрузил когда-то выносливейшего солдата в полнейшую панику. Руки, грудь, ноги — всё исчезло под тёмно-красными латами. Какая нелепость — Норрек вдобавок обнаружил, что влез в древние, но вполне прочные кожаные сапоги Бартука.
Бартук. Кровавый Полководец. Бартук, чья чёрная магия, очевидно, спасла беспомощного солдата ценой жизней Сэдана и чародея.
— Будь ты проклят! — непонятно кому крикнул Норрек, вновь опуская глаза на свои руки и срывая перчатки.
Он дёргал изо всех сил, сперва левую, потом правую, но железные перчатки соскользнули не больше чем на дюйм и, казалось, словно вцепились в руки.
Солдат заглянул внутрь, за краги, не увидел никакой помехи и попробовал ещё раз — но латные перчатки опять не подались. Хуже того, с появлением первых лучей солнца Норрек увидел, что не одна только кровь из его расцарапанной щеки оставила пятна на металле. Каждый палец, да и сами ладони выглядели так, словно их окунули в густую ярко-красную краску.
Но краска эта отличалась от цвета доспехов.
— Фаузтин, — пробормотал воин. — Сэдан…
Взревев в исступлении, Норрек с грохотом обрушил кулак на ближайший камень, страстно желая сейчас раздробить себе все кости, если это дарует ему спасение. Однако вместо этого распался валун, а единственное, что ощутил Норрек, — чудовищная пульсация во всей руке.
Он упал на колени:
— Не-е-е-ет…
Ветер взвыл, будто издеваясь над человеком. Норрек не пошевелился — голова опущена, руки безвольно висят по бокам. В мозгу вспыхивали обрывки того, что произошло в гробнице, и каждый добавлял красок в дьявольскую сцену. Сэдан и Фаузтин, оба они мертвы… мертвы от его рук.
Содрогнувшись, Норрек поднял голову. Нет, не совсем от его рук. Это сделали проклятые перчатки, одна из которых спасла его от дьявольских стражей. Норрек все ещё винил себя в смерти товарищей, ведь, возможно, что-то изменилось бы, сними он первую перчатку сразу, ведь сам он никогда бы не погубил друзей.
Должен быть способ избавиться от этих перчаток, даже если придётся отдирать их вместе с кожей.
Преисполнившись решимости сделать что-нибудь, бывалый боец вновь поднялся, пытаясь лучше разобраться в обстановке. К несчастью, ничего нового он не увидел. Горы да холмы. На севере раскинулся лес. Никаких признаков жизни, ни малейшей струйки дыма вдалеке.
И ничто не напоминает пик, заключивший в себя могилу Бартука.
— В каком аду… — Он резко оборвал слова, совершенно не желая упоминать столь тёмное и предположительно вымышленное царство.
Даже будучи ребёнком, а тем более — солдатом, Норрек не слишком верил во всяких демонов и ангелов, но ужас, частью которого он стал, несколько изменил его мнение. Существуют или нет демоны и ангелы на самом деле, Кровавый Полководец уж точно оставил после себя чудовищное наследие, — наследие, от которого Норрек надеялся освободиться как можно быстрее.
Решив, что в первый раз он был просто слишком расстроен, Норрек снова попробовал снять перчатки. Надо изучить их повнимательнее. Однако, опустив глаза, он сделал ещё одно ужасающее открытие.
Кровь замарала не только перчатки, но и панцирь нагрудника. И, что ещё хуже, при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что кровь не просто случайно забрызгала латы, а покрыла их почти целиком.
И вновь он содрогнулся. Поспешно вернувшись к перчаткам, старый боец искал какой-нибудь замок, застёжку, хотя бы насечку, держащую железо. Ничего. Совсем ничего. По идее, перчатки должны были соскользнуть на землю при малейшей встряске.
Доспехи. Если нельзя снять перчатки, он уж точно справится с остальными частями лат. Пряжки — вот они, и даже перчатки наверняка не создадут проблем с раскреплением. Правда, на некоторых щитках никаких застёжек не видно, но их скорее всего мастерили так, чтобы они легко спадали сами…
Наклонившись, Норрек начал с ноги. Сперва он ощупал пряжку, затем увидел, как лучше совладать с нею. С величайшей осторожностью солдат открыл замочек.
А тот немедленно защёлкнулся снова.
Солдат повторил свои действия — и получил тот же результат. Норрек выругался и взялся за застёжку в третий раз.
На этот раз она даже не подалась. Ещё несколько попыток с другими замочками окончились ничем. Более того, когда он попробовал наконец стянуть сапоги — это несмотря на холод! — они, как и перчатки, сползли лишь чуть-чуть и отказались двигаться дальше.
— Но это же невозможно…— Норрек дёрнул сильнее, но снова безо всяких видимых результатов.
Безумие! Это же всего лишь перчатки, куски железа, и пара старых потрёпанных сапог! Они должны сниматься!
Отчаяние Норрека росло. Он был обычным человеком, верящим, что солнце восходит по утрам, а луна светит в ночи. Птицы летают, рыбы плавают. Люди носят одежду — но одежда никогда не носит людей!
Он взглянул на окровавленные ладони.
— Чего ты хочешь от меня? Чего ты хочешь ?
Ответа, говорящего о его мрачной участи, не последовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46